Фонтан тайн

– Как чудесно! – пробормотала Персефона, стараясь скрыть свое удивление.

Она думала, что они будут ужинать не одни, и волновалась перед встречей с другими людьми. Теперь же ее немного пугала перспектива остаться с Гейвином тет-а-тет.

– Я дал поварам кое-какие указания. – Он приподнял крышки, заглянул в тарелки и усмехнулся. – Похоже, они превзошли самих себя.

– Что здесь? – спросила Персефона, когда он поставил перед ней тарелку.

– Бифштекс с красным вином и острым соусом. Она съела кусочек, закрыла глаза и глубоко вздохнула:

– Божественно!

– Ты выращиваешь кур – я их видел – и ловишь рыбу.

Персефона кивнула.

– Во время моих редких визитов на Илиус я покупаю немного говядины. Но я никогда не готовила ее так вкусно.

Он налил рубиновый кларет в два бокала и протянул один Персефоне.

– Ты когда-нибудь думала о том, чтобы уехать с Дейматоса?

– Время от времени я уезжаю.

– Я имею в виду уехать насовсем и жить в каком-нибудь другом месте.

– Ты хочешь сказать – среди людей? Ты по-прежнему считаешь мою жизнь неестественной?

– Да, – без колебаний согласился Гейвин. – А еще я считаю ее опасной и одинокой.

– Какую опасность ты усмотрел в моей жизни? Я дожила до двадцати четырех лет, сохранив бодрость и здоровье.

– Тебе просто везет. А как насчет одиночества?

– Ты, наверное, удивишься, узнав о том, что я его почти не ощущаю.

Во всяком случае, она не ощущала его до тех пор, пока в ее жизни не появился Гейвин и не нарушил плавный ход ее дней.

Ее мирок напоминал стоячий пруд – спокойный, тихий и неподвижный в ожидании легкого ветерка… или нет, скорее, урагана.

– Ты никогда не думала о муже… о детях?

– Нет, никогда, – категорично ответила она.

И она говорила сущую правду. Глупо мечтать о том, что заведомо недоступно. Она трезво оценивала свои возможности и не тешила себя пустыми надеждами.

– Тебе не хотелось, чтобы кто-нибудь воспользовался плодами твоего труда?

– Несколько лачужек, шалаш на дереве и лодка – вот и все плоды моего труда.

– И тебе достаточно?

Бифштекс уже не казался Персефоне таким вкусным. Она отодвинула тарелку в сторону и хлебнула вина.

– Что значит достаточно с точки зрения человеческой жизни? – Она смотрела на Гейвина и видела за его спиной черное, точно бархатное, небо и целую россыпь звезд. Картина мироздания придала ей смелости. – Что значит достаточно для тебя, принц Атрейдис? Что наполняет смыслом твое существование?

– Долг, – не задумываясь ответил Гейвин. – Я обязан выполнять свой долг – ни больше, ни меньше.

– Долг по отношению к твоей стране? – Он кивнул, и она нанесла точно рассчитанный удар: – К какой именно стране? Ты наследник Хоукфорта, щита Англии, как ты сам сказал. Однако сейчас ты здесь, на Акоре.

– Потому что здесь сложилась необычная ситуация, которая требует исследования.

– Но ты хочешь жить в этой стране. Он не стал отрицать, а объяснил:

– Мы не можем всегда получать то, что хотим.

Они принялись смаковать крупную малину, посыпанную кусочками засахаренной апельсиновой цедры. Где-то там, вдали, астрономы разглядывали небеса. Высокая луна отбрасывала на море полоску серебристого света.

– Течение жизни должно продолжаться вечно, – еле слышно произнесла Персефона.

– Я тоже так думал, но наши желания – ничто в сравнении с теми силами, которые здесь присутствуют.

Резко похолодало.

– Ты серьезно? – удивленно спросила Персефона.

– Конечно. Или ты думаешь, что я верю в некий дух Акоры, который нас защищает?

Его откровенный скептицизм шокировал Персефо-ну. Если бы он заявил, что на небе нет звезд или что солнце ненастоящее, она не так бы поразилась. Подумать только: то, что составляло сущность ее бытия, подвергается сомнению со стороны принца Атрейдиса, чей род, как полагали люди, связан с тем самым духом, в существование которого он не верил.

– Но он есть.

– Я знаю лишь то, что видят мои глаза, и то, что поддается научному объяснению.

– А как же вера?

– Да, я верю. Но я не думаю, что Бог, создавший Вселенную, делает все в точности так, как нам бы хотелось. Пути Господни неисповедимы.

– Мы не можем до конца понять его творение. Доказательство тому находится здесь, на Акоре.

– Я тоже люблю Акору, Персефона, но…

– Я говорю о вещах более сложных, чем любовь к родине. Неужели ты их не чувствуешь?

Он потянулся через стол и взял Персефону за руку, прежде чем она успела ее отдернуть.

– Я чувствую тепло твоей кожи. – Он провел большим пальцем по внутренней стороне ее запястья. – Чувствую пульсацию жизни, которая движется по твоему телу, то есть то, что реально. А что касается остального…

– Ты боишься, – покачала она головой, потрясенная собственным открытием.

Однако оно имело разумное обоснование. В конце концов, Гейвин достаточно рассказан ей о себе, и она понимала, что с ним происходит.

Он резко отпустил ее руку.

– Твое счастье, что ты женщина. – Он откинулся на спинку скамьи, глаза его сверкали мрачным огнем. – Я бы не потерпел подобного оскорбления от мужчины.

Гейвин старательно сдерживал свои чувства, но Персефона видела, что он сильно разгневан. Однако она не испугалась.

– Я отвечаю за свои слова и поступки, так же как и любой мужчина. В правде нет оскорбления, принц Атрейдис.

– Ты сказала, что я боюсь. Фактически назвала меня трусом. Вот твоя правда?

– Бояться еще не значит быть трусом. Страх может преследовать даже самого храброго из храбрецов. Ты мечешься между двух огней и никак не можешь определиться со своим будущим.

– Ты поняла мое состояние после столь короткого знакомства со мной? Твои предположения ошибочны. Мое будущее принадлежит Англии, что бы ни случилось здесь, на Акоре.

Она подцепила последнюю малинку на серебряную ложку и поднесла ко рту. Ягода имела вкус солнца и лета, к ее насыщенному сладкому запаху примешивались ароматы земли, на которой она выросла.

– Ты испытываешь сильное искушение и считаешь его неподобающим для себя.

Он нехотя улыбнулся:

– Ты права, я действительно испытываю искушение.

Он прошелся медленным взглядом по ее губам, шее, округлостям груди… Персефону накрыло жаркой волной.

Она вдруг поняла, какого рода искушение испытывает он.

Боже, он, наверное, считает ее невероятно наивной! Пока она разглагольствовала о вере и страхе, он думал о куда более земных вещах.

– Я, пожалуй, пойду спать, – пробормотала она и встала, не дожидаясь, пока у нее ослабеют ноги.

Гейвин вызвался ее проводить. Они молча пересекли крышу и прошествовали в семейное крыло. Остановившись перед ее дверью, он сказал:

– Ты видишь больше, чем мне бы хотелось, Персефона с Дейматоса, но это не значит, что у тебя слишком острое зрение.

Она удивилась, услышав такое признание из уст человека, которого она только что оскорбила.

– Я редко общаюсь с людьми и не умею вести разговоры.

– Да нет, у тебя неплохо получается.

Дверь находилась у нее за спиной. Она чувствовала, как резное дерево вдавливается в ее кожу. Где же ручка? Надо открыть дверь, сказать «спокойной ночи», войти в спальню и захлопнуть дверь.

Он стоял совсем близко. Персефону охватила тревога, но она почему-то не могла сдвинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. Когда он успел обнять ее? От него пахло сандаловым деревом и вином, которое они пили за ужином. Она ощущала тепло его нагретого солнцем тела…

– Персефона…

– Что?

Ее губы раскрылись и тут же попали в плен его губ. Ошеломленная и напуганная таким напором, она схватила Гейвина за плечи, словно собираясь его оттолкнуть. Но ее решимость оказалась ненамного крепче тонкой корочки льда, которую можно увидеть в ведре с водой редким морозным утром.

Откуда-то из глубин ее существа, словно из-под треснувшего льда, поднимались горячие волны страсти.

Их тела слились воедино. Ее соски уперлись в его твердокаменную грудь. Она ощущала силу его бедер и рук. Однако он обнимал ее так нежно и благоговейно, что она не чувствовала никакого насилия с его стороны. Напротив, ей стало хорошо и спокойно в его надежных объятиях.

И все же она больше не могла выносить сладкую пытку. Тихо всхлипнув, Персефона прервала поцелуй и вывернулась из его рук, получив свободу только потому, что он ее отпустил. Ее вовсе не устраивала такая зависимость. Она уже очень давно жила одна и привыкла сама о себе заботиться. С юного возраста, с тех самых пор как умерла ее мама, она никому не разрешала собой повелевать.

– Ты слишком много себе позволяешь, принц Атрейдис, – выговорила она и демонстративно вытерла губы тыльной стороной ладони.

Гейвин долго смотрел на нее, и она уже подумала, что перегнула палку. И тут он засмеялся.

– Колючая Персефона, ты ничего не знаешь о мужчинах, верно?

Она опустила руку, расправила плечи и сердито сверкнула глазами.

– Я знаю, как выпотрошить мужчину, если мне когда-нибудь он понадобится.

Ее слова не возымели того действия, на которое она рассчитывала. Он улыбнулся еще шире и стал похож не на гордого принца, а на озорного мальчишку.

– Если бы ты получила подобающее акоранское образование, ты бы знала гораздо больше.

Он протянул руку и нежно провел по ее щеке длинным сильным пальцем.

– Ты умеешь водить лодку, строить дома, потрошить рыбу… – его взгляд задержался на ее губах, – и мужчин, но ты совершенно бесхитростна. Я впервые встречаю такую женщину.

Она сохраняла неподвижность, несмотря на блаженную дрожь, которую вызывали в ней его прикосновения.

– Значит, акоранских женщин учат манипулировать мужчинами? – спросила она с нескрываемым презрением.

– Их учат нам угождать. Они умеют доставлять мужчинам удовольствие.

Предательская мысль о том, чтобы доставить удовольствие принцу Атрейдису, приятно взволновала Персефону.

– Потому что женщины прислуживают, а мужчины управляют? – резко спросила она, пытаясь избавиться от неуместных желаний.

Гейвин нагнулся ближе, и она напряглась, решив, что он опять хочет ее поцеловать. Но он произнес:

– Потому что женщины знают то, чему тебе еще предстоит научиться. Когда люди дарят друг другу удовольствие, они становятся равными. В спальне нет начальников и подчиненных, Персефона, и то, что там происходит, определяет отношения мужчин и женщин в целом.

Он еще несколько мгновений постоял рядом с ней, овевая своим дыханием ее щеку и согревая ее теплом своего тела. Она инстинктивно подалась в его сторону.

Наконец он размашистым шагом пересек холл и удалился в свои апартаменты.

Стоит ли говорить, что Персефона плохо спала ночь – ее первую ночь в старинном замке на холме, возвышающемся над Внутренним морем?

Глава 7

Персефона не нашла тунику, в которой она приехала с Дейматоса, так же как и ту, которую она взяла про запас. Услышав ее вопрос, Сайда пожала плечами и сказала, что они в стирке.

А потом принесла еще одну красивую тунику из переливающейся белой ткани – любимую одежду молодых акоранок.

– Я бы хотела носить свои вещи, – высказалась Персефона, усаживаясь на скамью перед зеркалом, чтобы Сайда сделала ей прическу.

– Вещи, которые я приношу, ваши.

– Нет.

– Да. Так приказал принц Гейвин.

– Я не желаю принимать от него подарки.

– Почему? Он вас чем-то обидел?

– Вы неправильно истолковываете мои слова. Я просто не нуждаюсь в благотворительности… Оу!!!

– Вы спали с распущенными волосами. – Сайда взглянула на кровать, расстеленную только с одной стороны. Отпечаток головы имелся лишь на одной подушке. – Насколько я вижу, вы могли не расплетать косу. И потом, вы усматриваете обиду там, где ее нет.

Их глаза встретились в зеркале. Старая женщина и молодая мерили друг друга взглядами.

– Ваш принц называет меня колючей.

Сайда засмеялась:

– Наш парень с детства бойкий на язычок!

– Вы знаете его с детства?

Персефона мысленно улыбнулась, представив Гейвина маленьким.

– С самых пеленок. Он родился здесь, в апартаментах его родителей. Так пожелала принцесса Кассандра.

– И ее муж не возражал?

– Лорд Хоук ее обожает. Он разрешает ей все, кроме тех вещей, которые могут принести ей опасность. Впрочем, ничего опасного уже давно не случалось.

– Со времен Дейлоса?

– Вы в курсе? – Сайда покачала головой. – Ужасное время. Ванакс Атреус находился при смерти после покушения на его жизнь, и принцесса Кассандра взяла власть в свои руки. Она и лорд Хоук много сделали для нашей страны. Мы все радовались, когда они поженились.

– Лорд Хоук наверняка хотел, чтобы его старший сын родился в Англии – на земле, которая в один прекрасный день станет его собственностью.

– Возможно, но он согласился с принцессой Кассандрой, когда она выбрала Акору. Мальчик впервые увидел свет здесь. Именно здесь он сделал свой первый вдох.

– Однако он пытается побороть любовь к этим местам. Сайда перестала причесывать Персефону и тихо спросила:

– Зачем вы так сказали?

Как ответить на ее вопрос? В ее душе хранилось слишком много тайн, которые отдаляли ее от других людей.

– Просто у меня сложилось такое впечатление.

– Вы плохо его знаете, – не очень уверенно проговорила Сайда, словно боясь оказаться неправой.

– Да, конечно.

Сайда слегка расслабилась и вновь взялась за расческу. Вскоре она закончила причесывать Персефону и заявила:

– Принц Гейвин ждет вас в библиотеке. Вы знаете, где она находится?

Персефона кивнула:

– Я там уже бывала.

И все же она понимала, что ей будет трудно найти библиотеку в лабиринте коридоров. Решив избрать другой путь, она вышла из дворца и пересекла просторный внутренний двор, уже сейчас заполненный посетителями. К середине дня желающих попасть во дворец будет несколько тысяч. Люди приходили сюда по самым разным причинам или просто из любопытства.

Она торопливо шагала вперед, не обращая внимания на многочисленные восхищенные взгляды, которые бросали на нее мужчины. Она думала о предстоящей встрече с Гейвином. Как она будет смотреть ему в глаза после того, что произошло вчера вечером? Погруженная в раздумья, она завернула за угол и налетела на мужчину. Очень высокого, очень мускулистого мужчину с поразительно голубыми глазами, черными волосами и нахальной усмешкой.

– Привет, милашка! – приветствовал он ее по-акорански с таким сильным акцентом, что она с трудом его поняла. – Куда вы так спешите?

Он положил руки ей на плечи. Она быстро отступила назад и уставилась на незнакомца.

Что-то в последнее время она стала слишком часто сталкиваться со статными и безупречно сложенными представителями сильного пола! Сначала Гейвин, теперь…

– Кто вы такой? – спросила Персефона. Он сверкнул ослепительной улыбкой.

– Я Лайам Кемпбелл, милая, из шотландского города Абердин. Но в настоящее время живу здесь, на солнечной Акоре. А вы кто?

Лайам Кемпбелл? Знакомое имя. Оно написано на книгах, которые она нашла в разбившейся лодке.

– Мистер Кемпбелл… вы давно на Акоре?

– Два года, милая. Роскошное место! Но почему у вас такой встревоженный вид?

– Мистер Кемпбелл… давайте на минутку присядем.

– Хорошо, милая, но позвольте узнать – так, между прочим, – у вас, случайно, нет отца, братьев, кузенов, дядьев или – упаси Боже! – мужа, которые будут возражать против нашей дружеской беседы?

Персефона невольно улыбнулась.

– Не волнуйтесь, – посерьезнела она и кивнула на скамью, стоявшую в стороне от шумной улицы. Когда они сели, она сделала быстрый вдох и спросила: – Вы пережили кораблекрушение, не так ли?

– Да и, по счастью, остался жив.

– Вы плавали не один.

Он напрягся и пристально посмотрел на Персефону.

– К чему ваши вопросы, милая?

– У меня есть ваши книги. Во всяком случае, так мне кажется. На них написано «Лайам Кемпбелл».

– Мои книги? Как они к вам попали?

– Ваша лодка прибилась к берегу одного из маленьких островков Внутреннего моря. Я ее нашла. – Она опустила глаза и посмотрела на свои руки, собираясь с духом перед трудным разговором. – Мистер Кемпбелл, там, в лодке, оставалось два мужских трупа. Я читала, что большинство ксеносов погребает своих умерших сородичей, поэтому я закопала их в землю.

Он шумно выдохнул и покачал головой, словно пытаясь избавиться от душевной боли.

– Мои кузены. Они погибли. Хорошие парни.

– Мне очень жаль.

Он отвернулся, но Персефона успела заметить слезы в его глазах. Она ждала, когда он справится с наплывом чувств. Наконец он сказал:

– Спасибо вам за то, что вы о них позаботились. Я знал, что они погибли: с тех пор как они пропали, прошло слишком много времени. Но меня утешает, что они приняли достойную смерть.

– Я постараюсь вернуть вам ваши книги, – пообещала Персефона, хоть и не представляла, как она сможет осуществить обещанное в данных обстоятельствах.

– Не беспокойтесь. Главное, что вы их спасли. К тому же я посещаю здешнюю библиотеку – кстати, весьма неплохую.

Слегка смущенно, ибо она не привыкла делиться своими мыслями с другими людьми, Персефона произнесла:

– Мое самое любимое место на Акоре.

– И мое тоже. Я приятно удивлен, когда узнал, что туда могут ходить простые люди и читать все, что им захочется. Я открыл для себя целый мир.

– А в шотландском Абердине нет библиотек?

– Есть парочка маленьких, но только для богатых. Мне еще повезло, что в детстве я научился читать.

– Я не представляю себе жизнь без книг, – призналась Персефона.

– Сейчас я читаю Платона. Знаете такого?

– Немного. Некоторые его высказывания кажутся вполне разумными, а некоторые – просто глупыми.

– Совершенно с вами согласен. Он труден для понимания, но в его работах рассыпаны крупицы мудрости.

Они принялись обсуждать другие книги, прочитанные ими обоими, и самозабвенно болтали, до тех пор пока на скамью, где они сидели, не упала чья-то тень. Персефона подняла глаза и увидела Гейвина.

Но не того Гейвина, которого она знала. Не того, который стоял с каменным лицом, когда всего в нескольких дюймах от него пролетала стрела, выпущенная Персефоной. Не того, который спокойно выслушивал ее грубости, хвалил ее стряпню и чуть не довел ее до исступления своим поцелуем.

Он подошел к ним так быстро и уверенно, как будто хотел пройти сквозь Лайама Кемпбелла. Теперь, когда оба мужчины оказались рядом, Персефона заметила, как они похожи.

– Отойдите от нее, – прорычал принц Атрейдис. Шотландец быстро встал, но не отошел от своей собеседницы. Его брови сошлись на переносице.

– Я вас узнал. Вы член семьи Атрейдисов.

– Я Гейвин Атрейдис. Делайте, что я сказал.

– Почему я должен вам подчиняться? Потому что вы вместе с вашими родственниками управляете страной?

– Мы ею не управляем, мистер…

– Кемпбелл. Лайам Кемпбелл. А мне кажется, что вы считаете себя главными.

– Ты ошибаешься, шотландец. Кроме того, ты задержал женщину, которая шла ко мне, и заставил меня ее искать.

Лайам быстро взглянул на Персефону и опять сосредоточил свое внимание на человеке, который бросил ему вызов.

– Если она твоя жена, я принесу тебе свои извинения.

– Она мне не жена.

– Может быть, невеста?

– Нет.

– Значит, у нас с тобой честная игра, – усмехнулся Кемпбелл.

Наблюдая за ссорой двух мужчин, Персефона испытывала странное волнение. Однако их препирательства явно затянулись.

– Никаких игр не будет, мистер Кемпбелл, – отрезала она, отходя от скамьи, и добавила, оглянувшись через плечо: – Вы можете ссориться сколько хотите, а мне надо работать.

Привыкшая к строжайшей самодисциплине, она заставила себя идти вперед, больше не оборачиваясь. Однако до нее долетели мужские голоса:

– Я разберусь с тобой позже, Атрейдис.

– Когда тебе будет угодно, шотландец.

– Вы устроили глупый спектакль, – заявила Персефона, когда Гейвин ее догнал. – Когда бодаются два барана – забавно, но взрослые мужчины…

Она искоса взглянула на него и обнаружила, что он совсем не выглядит сердитым. Напротив, всем своим видом он выражал полнейшее самодовольство.

– Ты слишком невинна, – бросил Гейвин.

Она хотела возразить, но передумала. После вчерашнего поцелуя он прекрасно знал, насколько она невинна. В отличие от обученных акоранских женщин она не умела угождать мужчинам.

– Я сама могу себя защитить, принц Атрейдис, и не нуждаюсь ни в чьей помощи.

– Я видел на Дейматосе, как хорошо ты себя защищаешь. Мне понадобилось всего две минуты, чтобы тебя разоружить… – Он открыл двойные двери библиотеки и отошел в сторону, уступая ей дорогу. – И ты ничего не могла со мной поделать.

Правда задела Персефону. В ее голосе появилось раздражение.

– Кажется, ты утверждал, что мужчина не может обидеть женщину.

– Акоранский мужчина. А Кемпбелл не акоранец. Возможно, когда-нибудь он им станет, и его дети, если он проживет достаточно долго и успеет их завести, – в тоне Гейвина чувствовалось сомнение, – тоже будут акоранцами. Но он воспитывался на других законах. Советую тебе это запомнить.

– Спасибо за совет, но меня совершенно не интересует Лайам Кемпбелл… – она многозначительно посмотрела на Гейвина, – равно как и все другие мужчины, А теперь, если мы уладили данный вопрос, мне бы хотелось начать поиск старинных записей топографической съемки, на которые ссылается Амаренсис.

Они вошли в огромную комнату. На высоком потолке красовались яркие фрески, изображавшие сценки из акоранской жизни. Из широких окон, расположенных над балконом, струился свет. Вдоль стен тянулись полки с книгами и шкафы со свитками. У длинных полированных столов стояли удобные кресла, на столах – чернильницы и лампы. Здесь работало несколько дюжин ученых. Библиотекари сновали взад-вперед, поднося им материалы.

Персефона уверенным шагом направилась к двери между высокими книжными шкафами. За дверью каменная винтовая лестница вела на нижние, подземные этажи библиотеки.

– Я вижу, ты неплохо здесь ориентируешься, – заметил Гейвин, когда они вступили в большое помещение, заполненное бесконечными рядами полок.

– Я бы не стала так часто приезжать на Илиус, если бы не библиотека.

– Говорят, что моя кузина Клио здесь спит.

– Правда?

– Она изучает историю нашего рода.

– У нее рыжие волосы?

– Да. Она унаследовала цвет волос от своей мамы.

– Жены ванакса, леди Брайанны. Я несколько раз видела здесь твою кузину, и однажды мне показалось, что она спит.

– Мои дядя и тетя раньше беспокоились, а потом махнули на нее рукой.

Он так запросто говорил о правителе Акоры и его супруге, как будто они обычные люди. Персефоне представилась возможность немного узнать о жизни тех, кого она всегда считала избранными, почти легендарными.

Она попыталась представить, что значит иметь двух любящих родителей, которые желают своей дочери счастья.

– Твоей кузине очень повезло.

– Верно. Кстати, она отлично знает библиотеку. К сожалению, в данный момент ее нет на Акоре, иначе я попросил бы ее помочь нам в наших поисках.

– Я тоже немного знакома с этим заведением, – уведомила Персефона, – но есть человек, который знает гораздо больше меня. Может быть, мы его найдем.

– Кого? – спросил Гейвин, когда они пошли мимо рядов книг, рукописей и свитков, в которых хранились знания, накопленные акоранцами за тысячелетия.

Отрезанная от всего мира, Акора никогда не переживала трудные времена, периоды бедствий и разрушений. Она тщательно оберегала свою независимость и свой самобытный образ жизни.

Путь принцу и Персефоне освещали каменные лампы, укрепленные в настенных железных кронштейнах.

– Одного моего друга. Он должен находиться здесь. Они отмахали добрые четверть мили, лавируя между стеллажами, и очутились в небольшой нише, обставленной, как рабочий кабинет. За столом сидел древний старик с длинными седыми волосами и такой же длинной седой бородой.

– Нестор? – удивленно спросил Гейвин. – Я думал, ты вышел на отдых.

– Да, принц, я действительно оставил работу, но через несколько месяцев заскучал и с радостью вернулся к своему занятию.

– Вы знакомы? – спросила Персефона.

– Я имел честь состоять одним из домашних учителей маленького Гейвина, – улыбнулся старик. – Мы провели немало приятных часов, беседуя о древних греках и римлянах. Насколько я помню, вы находили историю гораздо более интересной, чем такие приземленные предметы, как математика.

– С тех пор я расширил свой кругозор. Клио будет восторге, когда узнает о твоем возвращении.

– С нетерпением жду встречи с ней. А теперь ублажите старика и расскажите, каким образом вы двое оказались здесь вместе.

– Мы ищем записи топографической съемки, выполненной несколько веков назад, на которые ссылается некая Амаренсис, – объяснил Гейвин.