Фонтан тайн

– Что случилось, милая? – участливо спросил Лайам.

– Нет, ничего. Простите, я, кажется, задумалась.

– Вы устали. Вам нужно отдохнуть.

Он прав, но она не могла уйти спать, бросив все дела. На пристань вышли люди, одетые в синие робы, – те самые астрономы, которых она видела несколько дней назад, ужиная вместе с Гейвином на крыше дворца. Они с крайней осторожностью несли большие, тщательно завернутые предметы.

– Телескопы, – тихо пояснила Персефона. – Видимо, они разобрали их на части.

Лайам встал, собираясь вернуться к работе.

– Надеюсь, они не пожалеют о сделанном, – бросил он. – Люди не обрадуются, если окажется, что все их труды оказались напрасными.

– К сожалению, такого не случится.

– Верю вам на слово. Вы уже знаете, на какой лодке поплывете?

– Да. На собственной, – без колебания ответила она. Ей и в голову не приходило, что она может занять чье-то место, когда у нее имелось свое транспортное средство.

– Я так и думал, – усмехнулся Лайам. – Говорю вам, милая, копните поглубже, и вы обнаружите, что у вас шотландские корни.

– Принимаю ваши слова за комплимент, Лайам Кемпбелл, Спасибо. Пусть вам сопутствует удача.

– Она всегда мне сопутствует, милая, – ответил он и зашагал в док.

Персефона осталась сидеть на узлах. Погода, как нарочно, выдалась великолепная: на ясном лазурно-голубом небе не видно ни облачка, в воздухе витал аромат лимоновых рощ. В такой день сам Бог велел влюбленным прогуливаться под ручку, детям – беззаботно резвиться, поэтам – мечтать, а старикам – нежиться на солнышке и вспоминать прошлое.

Немного отдохнув, Персефона отправилась искать себе полезное занятие. Женские бригады готовили еду для тех, кто работал в доках и на улицах города. Присоединившись к одной из таких бригад, она принялась разливать половником суп и раздавать хлеб усталым мужчинам, женщинам и детям. Держа свои порции в руках, люди сбивались в маленькие, по большей части молчаливые группки. Дети жались к родителям. На разговоры не оставалось сил. Да и о чем говорить?

Наливая суп пожилому осанистому мужчине, она подняла глаза и увидела Гейвина в мятом белом килте и грязных сандалиях. Растрепанные ветром темно-русые волосы и небритые щеки довершали его усталый вид. Он стоял в окружении воинов и о чем-то с ними беседовал. Персефона отметила, как хорошо он вписывается в их компанию. Крепкие мускулы его обнаженного торса блестели в свете факелов, установленных с наступлением вечера по всему причалу. Ничто не выдавало старшинства Гейвина, если не считать того почтения, с которым его слушали остальные мужчины. Закончив говорить, он кивнул на столы с едой. Воины выстроились в очередь, Гейвин встал в конец.

Персефона опустила глаза. Она знала, что он ее видит, чувствовала на себе его пристальный взгляд. Остро сознавая его присутствие, она тем не менее уделяла внимание каждому, кто к ней подходил, раздавая вместе с едой улыбки и приветливые слова.

Наконец по прошествии нескольких минут, показавшихся Персефоне вечностью, Гейвин встал перед ней. Слегка дрожащей рукой она подняла миску и налила в нее похлебку.

– Суп вкусный, – тихо проговорила она.

– Не сомневаюсь. Ты ела? Она кивнула:

– Да, недавно. Кажется, все идет как надо.

– Верно.

Он накрыл ладонями ее руки, державшие миску. Его теплое дразнящее прикосновение на секунду прогнало усталость, вдруг свалившуюся на Персефону.

Она нехотя убрала руки, спрятав их в кармане фартука.

– Тебе надо поспать, – ласково предложил Гейвин.

– Знаю.

Он взял у нее ложку и хлеб. Его люди сели неподалеку. Она видела, что некоторые воины поглядывают в их сторону. Один с ухмылкой ткнул соседа локтем.

Гейвин улыбнулся и нагнулся ближе, обдав ее щеку своим теплым дыханием.

– Я хочу, чтобы сегодня ночью ты спала в моей постели, Персефона.

Ее сердце, которое и без того билось довольно часто, подпрыгнуло.

– В твоей постели?

– Да. Мне будет приятно сознавать, что ты со мной.

– Вот как? Но… ты тоже должен поспать.

Она чувствовала, как пылают ее щеки. Еще немного, и мужчины сумеют по ее румянцу прочесть ее мысли. Внимательнее приглядевшись к Гейвину, она заметила, что он выглядит очень усталым. В уголках его рта пролегли глубокие морщины, глаза покраснели. Ей не следовало ни о чем его просить, ибо в данный момент он должен уделять внимание другим, куда более важным вопросам.

– Я останусь с гарнизоном, – сообщил он.

– Да, конечно…

Она попыталась понять его и скрыть свое разочарование.

– Но я предпочел бы провести сегодняшнюю ночь в собственной постели. – Очень ровным тоном, как будто речь шла о самых обычных вещах, он добавил: – Я скорее всего задержусь.

– Ну разумеется… Я не жду…

– Жди, Персефона. Ты имеешь полное право. Превозмогая усталость, она раздала оставшийся суп и отставила в сторону пустой котелок. Подошли уже отдохнувшие женщины, которые собирались работать всю ночь.

Полчаса спустя, когда у нее не осталось никаких дел, Персефона незаметно ускользнула из гавани и медленно побрела по дороге, ведущей наверх, к дворцу. В домах, мимо которых она проходила, было темно и тихо. Видимо, люди пытались отдохнуть несколько часов в родных стенах, которые очень скоро им придется покинуть.

Она уже прошла половину пути, когда дорогу ей перебежала серая кошка. Персефона резко остановилась, пораженная тревожной мыслью: что же станет с многочисленными и любимыми питомцами акоранцев? Бывая на Илиусе, она обратила внимание, что в каждой семье есть какая-то живность: кошки, собаки, козы, голуби…

Пока она размышляла, из тени ближайшего дома выскочила девочка лет пятнадцати.

– Мурка, иди сюда! – позвала она.

Кошка остановилась и оглянулась, но, будучи истинной кошкой, не потрудилась прийти на зов. Девочка подхватила ее на руки и прижала к груди.

– Глупая Мурка, я не могу гоняться за тобой всю ночь напролет! Ты должна спать в своей корзинке.

Она почесала кошку за ушком. Та охотно приняла хозяйскую ласку.

Увидев Персефону, девочка смущенно улыбнулась.

– Я не знала, что здесь кто-то есть, – сказала она.

– Я шла мимо – возвращалась к себе, чтобы поспать. Я рада, что ты нашла свою кошку.

– Я тоже. Я бы не пережила, если бы с ней что-то случилось. – Девочка помолчала, потом спросила: – Ваша семья готова к отъезду?

Персефоне не хотелось опять объяснять, что у нее нет семьи, поэтому она кивнула:

– Почти. А твоя?

– Да. Мы собрали все, что смогли! Маме не хочется ничего оставлять, но мы понимаем, что места на лодках ограничены. В происходящее трудно поверить, правда? – выпалила она с детской непосредственностью. – Похоже на какой-то дурной сон. Я все время жду, что вот-вот проснусь.

– Мне бы очень хотелось, чтобы все мы проснулись и поняли, что нам приснился лишь сон. Но к сожалению, нам придется пройти через посланное нам испытание наяву.

Крепче прижав кошку к груди, девочка огляделась и тихо проговорила, словно обращаясь к себе самой:

– Я всю жизнь жила на этой улице и думала, что если выйду замуж, то перееду не дальше соседнего квартала. Ну на худой конец моим новым местом жительства станет остров Лейос. Страшно представить, что все окружающее может погибнуть…

– Не думай так, все будет хорошо, – успокоила ее Персефона.

Поддавшись минутному порыву, она подошла к девочке и обняла ее за плечи. Кошка, жмурясь, поглядывала на них обоих.

– Самое главное – люди… – Она с улыбкой посмотрела на кошку. – Прости меня, Мурка, самое главное – живые обитатели Акоры. Все остальное мы восстановим.

– Рианна… – Из дома вышла женщина средних лет. Увидев девочку, она улыбнулась. – Вот ты где, милая! – Взглянув на Персефону, она спросила: – Все в порядке?

– Да, – заверила ее Персефона. – Мы нашли вашу кошку.

Женщина подошла ближе.

– Вы ведь леди Персефона, я не ошиблась?

– Меня зовут Персефона, но…

– Сайда говорила о вас. Вы… подруга принца Гейвина.

Женщина быстро переглянулась со своей дочерью. Обе понимающе улыбнулись.

– Принц Гейвин – очень симпатичный мужчина, – захихикала Рианна. – Половина моих подружек по уши влюблены в него.

– В самом деле? – невольно вырвалось у Персефоны.

Она не росла в таких условиях, как Рианна и ее подруги, и ничего не знала о детских увлечениях. Любовь пришла к ней в зрелом возрасте и захватила всю ее душу.

Любовь?

Да, любовь.

К чему отрицать очевидное? И потом, она слишком устала, чтобы играть в прятки даже с собой.

– Принц Гейвин – очень хороший человек, – подтвердила Персефона.

Женщина кивнула:

– Нам повезло, что он с нами, особенно сейчас. Попрощавшись с Рианной, ее мамой и Муркой, она продолжила свой путь, который давался ей уже с большим трудом, так она устала. Ухватившись за перила, она кое-как вскарабкалась по ступенькам, где располагались семейные апартаменты. Преодолев невероятно длинный коридор, она наконец подошла к комнате Гейвина. Ни секунды не раздумывая (усталость сделала ее решительной), Персефона толкнула дверь и вошла внутрь.

Комната, погруженная в темноту, освещалась лишь звездным светом, струившимся из окна. Большая кровать манила, но Персефона хотела сначала помыться. На ходу сбросив с себя одежду, она прошлепала по инкрустированному каменному полу в ванную комнату и быстро повернула до отказа краны в душе. Конечно, неплохо принять ванну, но в таком состоянии она могла запросто утонуть. Намылившись, Персефона шагнула под струи воды… а спустя какое-то время очнулась и поняла, что ее голова прислонена к стене душевой кабинки и она практически спит стоя.

Тихо застонав, она выключила воду, завернулась в полотенце и вернулась в спальню. Тех сил, которые у нее остались, хватило лишь на то, чтобы наскоро обтереться и нырнуть под одеяло.

Персефона не знала, как долго она проспала. Ее разбудил шум дождя. Впрочем, нет, шумела вода в душе. Она улыбнулась, сама не зная чему, и вновь погрузилась в сон, но вскоре опять проснулась, почувствовав, как чьи-то сильные руки поглаживают ее тело.

Гейвин ласково и нежно обнимал Персефону, и тепло его обнаженного тела передавалось и ей.

Она не видела его лица, но узнавала его прикосновения и низкий тембр его голоса, повторявшего ее имя.

– Может, мне не стоило тебя будить? – пробормотал он.

Ответ Персефоны удивил ее саму и, как она догадывалась, поверг в шок Гейвина.

– Еще как стоило, – ответила она и взяла в руки, нежно поглаживая, его мужское достоинство.

Наверное, разбуженная таким чудесным способом, она забыла про все запреты. Или, может быть, на нее подействовало то обстоятельство, что в скором времени мир, который она знала, должен коренным образом измениться.

Он засмеялся, сотрясая кровать.

– Утоли мое желание, сладкая Персефона. У меня больше нет сил терпеть.

Она растерянно взглянула на него, а он объяснил:

– Я слишком долго не видел тебя.

Он опустился к ее ногам, взял в каждую руку по ступне и принялся массировать сверхчувствительные подушечки, расположенные под самыми пальцами. От удовольствия по спине Персефоны побежали мурашки.

– О-о-о! Не останавливайся! Как приятно… оооооу!

– Знаешь, есть такая теория, – вкрадчиво произнес Гейвин, продолжая ласкать ее ноги, – что при определенных условиях женщина может достичь сексуального удовлетворения от умелого массажа ступней.

– Хорошая теория, – согласилась Персефона на выдохе, выгибая спину.

– Пальцы ног становятся особенно чувствительными, если…

Она вскочила с постели так внезапно, что Гейвин потерял равновесие и свалился на пол. Молчание сменилось дружным хохотом.

Он встал – огромный, взъерошенный, крайне возбужденный, – потер свой зад и с размаху бросился на кровать, подмяв под себя Персефону.

– Если у тебя такие чувствительные ступни, то интересно, как отреагируют на мои ласки те места, которые находятся под твоими коленями.

– Дай мне встать.

– Не дам.

Он повернул ее на живот и сел сверху, чтобы продолжать свои исследования.

Персефона беспомощно стонала, вцепившись руками в подушку. Его язык творил чудеса. Она взмывала к вершинам экстаза, наслаждаясь каждым мгновением, но лежать пассивно, подчиняясь воле Гейвина, становилось невыносимо. Она попыталась перевернуться, но он не позволил, обхватив рукой ее бедра и поставив ее на колени, лицом вниз. Слегка сжав в ладонях ее груди, он вошел в ее лоно. Персефона охнула от удовольствия.

Она не могла до него дотронуться, не могла изменить ритм соития, ей оставалось лишь переживать бурные чувства, которые он в ней вызывал. Они прокатывались по ней горячими волнами, заставляя ее содрогаться в конвульсиях. На пике блаженства – такого острого, что Персефона едва не лишилась сознания, – она услышала, как он выкрикнул ее имя.

Долгое время она пребывала в полной прострации и не воспринимала реальный мир. Немного придя в себя, она поняла, что ее голова покоится на шелковой подушке, а Гейвин по-прежнему лежит на ней, придавив ее своим тяжелым неподвижным телом. Странно, но его тяжесть была ей приятна, и она не хотела менять позу.

В недрах ее естества еще звучали медленно затухающие отголоски страсти. Она с упоением вбирала в себя жар его сильного тела, вдыхая мускусный аромат, которым пропитался воздух.

Ей казалось, что в таком взбудораженном состоянии она не сумеет заснуть, однако усталость дня и сладкое изнеможение после любовной близости в конце концов взяли свое. Когда она проснулась, в окна струился яркий солнечный свет, а Гейвин уже ушел.

Глава 16

Нож соскользнул. Персефона удивленно уставилась на тонкую струйку крови, которая потекла из подушечки ее большого пальца. Секунду спустя появилась слабая боль. Она вздохнула – скорее раздраженно, чем испуганно, – и отложила нож в сторону. Туго обернув палец уголком фартука, она огляделась.

Оливковая роща – одна из многих, посаженных вокруг Илиуса, состояла из большого количества деревьев.

Толстые искривленные стволы поддерживали ветки с кожистыми зеленовато-серебристыми листьями. Большую часть олив уже собрали, но отжим масла только начался. Если процесс прервется больше чем на несколько дней, весь урожай будет потерян.

В худшем случае погибнут сами рощи. Но они опять возродятся, если работа, в которой сейчас принимала участие Персефона, пройдет успешно.

Она размотала палец, увидела, что кровотечение прекратилось, и опять взяла в руку нож. Осторожно срезав с дерева молодой стебель, она завернула его в мокрую тряпку и положила в корзину, уже наполовину заполненную такими же черенками.

Вокруг нее мужчины и женщины делали то же самое, что и она, – срезали черенки с самых сильных олив. В результате у них останется несколько тысяч саженцев, которые они бережно сохранят до того дня, когда возникнет необходимость посадить новые рощи.

Уложив очередной черенок в корзину, Персефона выпрямилась и немного постояла, прижав руку к пояснице, где нарастала тупая боль. Вдалеке, за оливковыми рощами, она различила вереницу людей, шагающих по дороге. Скорее всего они направлялись к лимоновым рощам, которые на протяжении большей части года придавали Акоре ее неповторимый аромат. Сайда сказала, что черенки брали практически у всех растений, которые можно сохранить: у жасмина, роз, дикой лилии и тимьяна, растущего на склонах холмов, у горных маков, цитрусовых и яблонь из маленьких семейных садов.

Однако сколько будет потеряно! Такая мысль сводила ее с ума, поэтому она вернулась к работе, ровный ритм которой изгонял из головы тяжелые размышления. Наполнив корзину доверху, она понесла ее к дороге – там стояли фургоны, которые отвезут драгоценные черенки в доки.

Мужчина, управлявший фургоном, приветливо улыбнулся:

– Добрый день, леди Персефона. Все идет как надо? Леди Персефона! Ее назвали так уже во второй раз.

Обращение резало ей слух, но мужчина выглядел таким же усталым, как и все остальные, и она не видела смысла его поправлять.

– Мы сделали много работы. Вы не подвезете меня в Илиус?

Она обещала Сайде, что найдет ее и позаботится об остальных делах.

Мужчина улыбнулся шире:

– Почту за честь. Разрешите вас подсадить. Персефона не нуждалась в помощи, но отказываться не стала. Сняв фартук, она устроилась на сиденье рядом с возничим и расправила складки своей туники. Фургон тронулся в путь. Он несколько раз останавливался, чтобы взять новые черенки у тех, кто работал в роще. Почти все встречные тоже приветствовали «леди Персефону».

Оставив рощу позади, они выехали на дорогу, ведущую к Илиусу. Мужчина, назвавшийся Маркусом, явно хотел с ней побеседовать.

– Знаете, леди, моя жена очень расстроена возникшими событиями. Нет, она держится молодцом, но я вижу, как ей тяжело.

Персефона заметила, что акоранские женщины поразительно хорошо справлялись с ситуацией. Раньше она всерьез полагала, что они задавлены мужчинами, полностью подчинены их воле. К счастью, она ошибалась. Впрочем, она поняла еще одну вещь: мужчины старательно скрывали свою тревогу, делая вид, что только представительницы слабого пола обеспокоены создавшимся в стране положением.

– Ваша жена наверняка высоко оценивает все то, что вы делаете, – ласково заверила его Персефона.

Он кивнул:

– Она сказала мне об этом вчера вечером, когда уложила детей спать.

– Сколько же у вас детей?

– Две дочки и сын. – Он усмехнулся. – Страшные озорники! – Посерьезнев, он добавил: – Я всегда думал, что здесь им не грозит никакая опасность. Каждый раз, когда я слышал о неприятностях в других странах мира – войнах и прочих бедствиях, – я жалел людей, на долю которых выпали испытания, но не тревожился за свою семью. Мне казалось, что беды обойдут нашу родину стороной, а если не ровен час беда все же случится, мы сумеем с ней справиться.

Персефона прекрасно понимала опасения Маркуса.

– Мы выстоим, как бы тяжело нам ни было, – твердо произнесла она. – Может быть, ваши дети будут жить в другой, изменившейся Акоре, но они все равно останутся акоранцами.

Немного помолчав, мужчина ответил:

– Мы вряд ли выжили бы, если бы нас заранее не предупредили об опасности. Люди говорят, что принц Гейвин вот уже несколько месяцев озабочен сложившимся положением. Вот почему он разъезжал по стране, измерял местность и все такое. А вы… – Он осекся и взглянул на Персефону.

– Что – я?

– Вы ему помогали. Все знают. Что касается остального…

– Чего остального? – тихо спросила она.

– Да так. Просто люди строят предположения.

– О чем?

– О вас и принце Гейвине. Женщины говорят, что вы появились ниоткуда. – Он слегка смущенно улыбнулся. – По их мнению, это романтично.

Персефона не знала, как относиться к его словам. Она привыкла жить незаметно и вдруг в одночасье стала объектом самого пристального внимания!

– Ваши отношения отвлекают их от мрачных мыслей. – Маркус пожал плечами.

– Наверное…

– Хотите, я подвезу вас к дворцу?

Она только сейчас заметила, что они почти подъехали к Илиусу. Город расстилался перед ними, сияя на солнце. При виде такого великолепия у Персефоны сжалось сердце.

– Нет, спасибо. Я не хочу отнимать у вас время, поэтому выйду на пристани.

– Как скажете, – бросил Маркус и подстегнул лошадь.

Персефона миновала скопище ожидавших разгрузки фургонов и торопливо зашагала по дороге, лавируя в толпе увешанных вещами людей.

Пройдя ворота со львами, она увидела Сайду, которая отдавала распоряжения нескольким дюжинам дворцовых слуг. Когда они разошлись, чтобы приступить к работе, Сайда отрывисто кивнула Персефоне.

– Работа в садах продолжается, леди?

– На мой взгляд, она почти закончена. А как идут дела здесь?

Сайда выглядела усталой и расстроенной.

– Неважно. Похоже, библиотекари поняли, что им не удастся спасти все. Сейчас они пытаются отобрать самое ценное. Очень трудная задача! Помимо книг, нам придется оставить еще много всего: красивые фрески на стенах, мебель, стеклянную посуду – слишком хрупкую, чтобы ее везти, работы самого ванакса.

– Принц Гейвин знает? Сайда кивнула.

– Когда я в последний раз его видела, он направлялся в пещеры. Но он в курсе происходящего.

Женщина поспешно ушла. Персефона продолжала путь во дворец. Она шла по дворцовым помещениям и не узнавала их. В последние дни они претерпели необратимые изменения. Здесь больше не собирались разбившиеся на кучки праздные собеседники. Просторные залы для приемов и длинные коридоры опустели. Жизнь кипела лишь в библиотеке и еще в нескольких помещениях.

Персефона поборола в себе тягостное чувство пустоты, понимая, что сейчас не время думать о неминуемых потерях, и отыскала лестницу, ведущую в пещеры. Спустившись в комнату со статуями, она увидела, что оттуда ничего не взято. Ну конечно, статуи слишком большие, их очень трудно перетащить в доки, но мысль о том, что памятники великим акоранцам обречены на уничтожение, казалась особенно пугающей.

Она нашла Гейвина в пещере, где находился маленький храм. Он как раз выходил из коридора, ведущего к лавовым потокам. Лицо его помрачнело, белый килт местами почернел.

– Что происходит? – встревоженно спросила Персефона, кинувшись к нему.

Когда он ее увидел, его взгляд немного смягчился, но остался серьезным.

– Лава захлестнула выступ и продолжает подниматься. В полу коридора имеется несколько трещин. Из них валит пар. – Он глубоко вздохнул и на какую-то долю секунды прижался к ней своим крупным крепким телом. – Я думаю, землетрясение произойдет очень скоро, – выпрямился он.

Персефона молча кивнула, боясь выдать голосом всю глубину своего страха, но тут ее мысли обратились на Гейвина. Она увидела на его правой руке длинный уродливый ожог.

– Ты обжегся, – произнесла она почти осуждающе. Как он посмел прийти в пещеры без нее и подвергнуть себя опасности?

Гейвин взглянул на свою руку.

– Пустяки! – бросил он. – Пойдем отсюда.

– Ожоги надо сразу же обрабатывать. Давай я хотя бы смочу больное место водой, чтобы охладить его и предотвратить лишние повреждения кожи.

Не дожидаясь разрешения Гейвина, она схватила его за руку л потащила к храму. Возможно, светящаяся вода в озере вполне безопасна, но Персефона не хотела рисковать.

Гейвин покорно шел за ней, понимая, что спорить бесполезно. В храме Персефона сложила руки горсточкой, набрала воды и полила ее на ожог. Она знала, что ее заботы чрезмерны, но, ухаживая за ним, она успокаивалась и забывала обо всем остальном.

– Нам нельзя здесь задерживаться, – предупредил Гейвин, вернув ее к реальности.

Он прав, но ей не хотелось уходить. В храме с ней произошло слишком много важного.

– Я видела статуи, – проговорила она, продолжая поливать водой его руку. – Неужели нет возможности взять хотя бы одну из них?

– Какую именно? Мы с Еленой обсуждали этот вопрос и пришли к выводу, что лучше оставить их там, где они всегда стояли.

– Наверное… – Она взглянула на каменный лик, изображенный на замшелой стене. – А как насчет него?

Гейвин помолчал.

– Чтобы его взять, пришлось бы вырезать часть стены пещеры. Вряд ли разумно так поступать.

Персефона мысленно согласилась с Гейвином. Резать стену пещеры – значит совершать насилие над самой природой.

Гейвин устало откинулся назад, опершись спиной о камень, и как бы между прочим обронил:

– Здесь проходит испытание перед выбором ванакса.

Она удивленно подняла брови:

– Неужели прямо здесь? Он кивнул.

– Я понятия не имею, в чем состоит оно, но его устраивают именно здесь.

– Откуда ты знаешь?

– Мне сказал Атреус.

– Кажется, ты говорил, что тебе не представилось повода обсуждать с ним подобные вещи.

– Мы их и не обсуждали. Он просто упомянул об этом как-то раз, когда мы с ним находились здесь.

– А что еще он сказал?

– Ритуал выборов как-то связан с храмом.

– И ты не проявил любопытство? Не захотел узнать больше?

Он переступил с ноги на ногу.

– Мне как-то ни к чему.

– А вот Атреус, видимо, рассудил по-другому, иначе он не сказал бы тебе про испытание.

– Ты придаешь его словам слишком большое значение. Мы просто разговаривали.

– Атреус любит болтать попусту?

Все знали, что за ванаксом такого не водилось.

– Конечно, нет, но у нас происходила самая обычная беседа.

– И он сказал тебе, где проходит испытание перед выбором ванакса. О таком факте знают многие?

– Нет, – нехотя ответил Гейвин, – вряд ли. О нем не принято говорить.

– Однако тебе рассказал сам ванакс.

– Ну и что?

Он встал и подал ей руку.

Она тоже встала, воспользовавшись его помощью, но не захотела ставить точку в начатом разговоре и спросила нарочито небрежным тоном:

– Тебе известно, что некоторые ванаксы заранее знали, кто станет их преемником?