Шерлок Холмс и железнодорожный маньяк

Погода сделала то лето одним из самых жарких и бесконечных на моей памяти; в пыли и чаду столицы я часто вспоминал полную воздуха гостиную Холмса с прекрасным видом на океан. Я обзавелся автомобилем и выучился его водить, но не мог долго находиться вне дома, опасаясь, что пропущу какие-либо новости о своем друге.

Затем в конце июня была высечена та самая искра, которая подожгла бочку с порохом. На Балканах, в Сараево, эрцгерцог Франц Фердинанд, законный наследник престола Австрийской империи, был убит вместе с герцогиней одним из членов «Черной руки», сербской националистической организации. Застыв на залитой солнцем лондонской улице и вперившись в газету, я мысленно перенесся назад, в тот осенний вечер, когда в гостиной Балморала король Эдуард высказывал опасения о том, что некстати выпущенная пуля в какого-нибудь принца или политика сведет на нет все его многотрудные переговоры.

Душным и знойным июльским днем я перечитывал новости, которые с каждым днем становились все мрачнее и мрачнее. Германия предложила Австрии поддержку. От Сербии потребовали репараций, ее ответ был отвергнут Австрией. Теперь уже никто не сомневался, что Балканы вот-вот взорвутся, и от этого огня запылает вся Европа.

И тут к ограде перед домом кто-то прислонил велосипед, зазвонил дверной колокольчик. Через минуту Луиза принесла телеграмму. Ее содержание заставило меня вскочить в безумном ликовании:

ПРИЕЗЖАЙТЕ НА ВИЛЛУ В СЕМЬ ВЕЧЕРА ТЧК ДОБИРАЙТЕСЬ АВТОМОБИЛЕМ ТЧК ПРИЕЗЖАЙТЕ ОДИН КРОМЕ БУЛЬДОГА АДАМСА ТЧК ЧРЕЗВЫЧАЙНО СЕКРЕТНО ТЧК ХОЛМС

Я отправил Луизу паковать багаж с такой поспешностью, что она решила: произошло какое-то несчастье. Однако никак не могла увязать эту догадку с блаженной улыбкой на моем лице, а сам я тем временем бросился в гараж, чтобы подготовить свой «форд». Когда вещи были собраны, я задержался ровно настолько, чтобы захватить свой старый испытанный «адамс-450», и устремился в Суссекс.

Лондон остался позади и, взяв курс на юг, я наслаждался ветром в лицо, как школьник, внезапно отпущенный на каникулы. Вскоре я оказался в переплетении узких проселков, ведущих к побережью, и около семи свернул к деревянному указателю на дороге в Фулворт. Я проехал по маленькой деревенской улочке, сопровождаемый ликующими ребятишками, преодолел подъем к домику Холмса и прибыл к воротам точно в назначенное время.

Выскочив из машины, я снял запылившиеся очки, взбежал на крыльцо и уже поднес было руку к звонку, как дверь внезапно распахнулась и передо мной вырос какой-то высокий незнакомец с бронзовым загаром и козлиной бородкой.

– А-а, привет, – бросил он, заметно растягивая слова, как это обычно делают янки, – вы, должно быть, доктор Ватсон, наслышан-наслышан. Очень рад познакомиться!

В замешательстве, я промямлил слова приветствия и пожал протянутую руку, соображая, кто бы это мог быть.

– Я американский кузен Шерлока Отис Т. Пеннибэнкер, – представился американец. – Но вы, должно быть, устали с дороги. Входите и позвольте вам что-нибудь предложить.

Я никогда ничего не слышал о заокеанском кузене Холмса, но, вспомнив, что он далеко не сразу познакомил меня с Майкрофтом, спокойно последовал за хозяином в прихожую, где тот, широко улыбаясь, повернулся ко мне. И вмиг лицо Отиса Пеннибэнкера после удивительной трансформации приобрело черты моего друга.

– Ватсон! – воскликнул он. – Как же я рад вас видеть!

Я в изумлении потряс головой и вновь схватил его руку.

– Холмс! – радостно произнес я. – Вы не можете себе представить, какое облегчение видеть вас снова, дорогой!

– Предложение подкрепиться, во всяком случае, в силе. – Холмс провел меня в большую, выложенную красными изразцами кухню. – Боюсь, что Марты некоторое время не будет, но мне помогает ее племянница, и для нас здесь непременно что-нибудь найдется.

Мы уселись в деревянные кресла у большого выскобленного деревянного стола, Холмс налил из кувшина местного пива и снял крышку с тарелки с мясными сандвичами. Как только холодный эль прочистил мое забитое дорожной пылью горло, я задал первый из множества вопросов:

– Для чего, ради всего святого, эта борода?

Холмс усмехнулся.

– В Фулворте она позволяет мне оставаться моим кузеном, который приехал сюда на лето, и таким образом скрывать свое присутствие. В делах же с герром фон Борком благодаря ей я прохожу как Деннис О'Нейл Альтамонт, американец ирландского происхождения с резко выраженной неприязнью к Англии.

– Так вы уже давно в Англии? – поинтересовался я.

– Год или около того, – ответил Холмс, – но я не мог позволить себе контактировать с вами, дабы не навлечь опасности на нас обоих. Теперь игра близится к концу и мне не обойтись без своего верного товарища. Через несколько дней фон Борк станет моим, и тогда наконец раскроется тайна астронома.

Пока Холмс пересказывал мне свои похождения, солнце зашло. Теобальд Дж. Эванс предложил свести его с Сандерсом, который вербовал в агенты кайзера недовольных ирландцев. Эванс предупредил Холмса, что Сандерс тщательно исследует подноготную своих агентов, поэтому Холмс изрядно потрудился, чтобы во время проверки к нему не придрались. Отправившись в Чикаго, он устроился на работу на фабрику мясных консервов, где даже не пытался скрыть своих антианглийских настроений среди ирландских рабочих. В конце концов его пригласили вступить в Братство фениев и после нелепой церемонии с ножами и черепами приняли в этот тайный орден, где вскоре он стал одним из наиболее авторитетных братьев.

Мы переместились в кабинет Холмса, зажгли лампы, раскурили трубки, и он рассказал мне, как, во всеоружии своей чикагской репутации, переехал в Буффало и опять связался с фениями. Вскоре после этого Сандерс предложил ему выполнить небольшое задание в Ирландии. Он справился с поручением, вырвав лист из некой книги короля Эдуарда, и был публично арестован после схватки с двумя констеблями в Скибберине. Когда его тащили в тюрьму, он выкрикивал оскорбления в адрес короля Георга. Его выпустили на свободу только после того, как агент фон Борка выплатил за него залог, а впоследствии и штраф.

Таким образом, он оказался в логове фон Борка, и там ему уже абсолютно доверяли. Не сомневаясь в нем ни на минуту, фон Борк велел ему устроиться автомехаником и скоро сделал Холмса одним из самых высокооплачиваемых агентов. При помощи Майкрофта Холмс снабжал этого пруссака дезинформацией, а сам тем временем постепенно устанавливал личности сотоварищей по агентурному делу.

– То, что вы рассказали, невероятно опасно, Холмс! – воскликнул я.

– Эх, Ватсон! – Он покачал головой. – Вы и сами никогда не бегали от опасности, мой друг, ведь она всегда являлась неотъемлемой частью моей профессии. Если бы я ограничился рационализацией и дедукцией, развалившись в кресле, я был бы ничуть не лучше брата Майкрофта!

– Где же сейчас фон Борк? – Я хотел выяснить все до конца.

– Все еще в Эссексе, пребывая в блаженном неведении, ожидает, что я доставлю ему новые кодировки военного флота, и что на Карлтон-Хаус-террас посчитают его миссию законченной, и позволят отправиться домой.

– У вас есть новые кодировки военного флота? – изумился я.

Холмс кивнул в сторону свертка на письменном столе и улыбнулся.

– Здесь есть кое-что, что сойдет за шифровальную книгу. Когда Майкрофт сообщит, что время пришло – мне пришлось смириться с вторжением сюда телефона, так что у него есть возможность сделать это, – мы с вами положим конец игре фон Борка.

Но и на третий день после моего приезда от Майкрофта все еще не было вестей. Мы поздно поднялись и долго сидели за завтраком, читая газеты. Вести с Балкан становились все тревожнее, Австрия объявила войну Сербии. Теперь Россия примет сторону Сербии, а Германия объединится с Австрией.

Из открытого окна тянуло благоуханием теплого летнего утра. Я собрался было перевернуть страницу, как вдруг краем глаза заметил что-то на горизонте.

– Что это, Холмс? – спросил я, указав в ту сторону.

Он отложил газету, поднялся и подошел к окну. Некоторое время Холмс молча вглядывался в горизонт, а потом повернулся ко мне.

– Думаю, это первый знак войны, – произнес он. – Давайте выйдем наружу.

Мы поднялись на вершину холма, где уже собрались деревенские жители. Кто-то бежал вверх по тропинке, ведущей из деревни. Все смотрели на запад, за горизонт, где в морской дали в линию вытянулись какие-то длинные предметы расплывчатых очертаний. Мы приблизились к собравшимся.

– Что это, доктор? – встревоженно спрашивали они. – В чем дело?

Я всмотрелся в морскую даль – рассеялись последние сомнения, это были суда флота Его Величества, которые в боевом порядке шли по водам Ла-Манша.

– Это война? – раздался голос какого-то жителя Суссекса.

Врачи привыкли сообщать ложь из благих соображений, но, боюсь, мой голос звучал не очень убедительно, когда я поспешно ответил:

– Нет-нет, что вы. Флот был на учениях и возвращается в Портленд. А часть его направляется куда-то еще.

Холмс, выгнув бровь, внимательно посмотрел на меня. Он принес с собой полевой бинокль и теперь пристально вглядывался в каждое судно. Через некоторое время он сунул бинокль мне в руки и направился к дому.

Не знаю, как долго я стоял на вершине холма, но линия военных кораблей все вытягивалась и вытягивалась, пока не заняла весь горизонт. С юго-запада непрерывно дул морской бриз, но флаги на носу кораблей и верхушки мачт неподвижно смотрели в противоположную сторону – корабли на полной скорости шли на восток. Для нас их продвижение казалось бесшумным, но нетрудно себе представить, как ревели мощные моторы, увлекая суда в открытое море.

По краям кильватерной колонны сновали миноносцы, маленькие и юркие, то тут, то там виднелась башня подводной лодки, ее узкую палубу все время заливало водой, поэтому морякам пришлось вскарабкаться на надстройку. В середине процессии шли огромные военные корабли, а между ними – сам «Дредноут», подобно королю среди своих братьев, получивших от него название. В бинокль я разглядел, что сообщил деревенским жителям новость, весьма далекую от истины, – все орудия на кораблях были приведены в боевую готовность.

Корабли, должно быть, находились на расстоянии пятнадцати – двадцати миль, они передвигались на восток, оставляя за собой длинные хвосты дыма, и было ясно, что их маневр не имел никакого отношения к возвращению домой после учений – военно-морская мощь Англии направлялась к местам сражений будущей войны. Убедительнее, чем какие-либо обзоры в газетах, это заставило меня осознать, что обратно пути нет.

Хвост процессии растаял на востоке, и я поплелся к дому, размышляя о том, что войны в Европе не было со времен моего детства. Я вспомнил пророчества Майкрофта, и холодок пробежал у меня по спине при мысли об этой нескончаемой военной махине, прокладывающей себе путь в Северное море.

Холмс встретил меня у дверей.

– Звонил Майкрофт, – сказал он. – Австрияки атаковали Белград, а русские подтянули войска к австрийской границе. Черчилль передислоцировал флот так, чтобы корабли не оказались заперты в Ла-Манше, когда все начнется. Майкрофт вот-вот даст нам сигнал.

Итак, мы ждали, а тучи тем временем очень быстро сгущались. Французская армия отошла километров на десять от своей границы, чтобы не провоцировать немцев. Наш премьер-министр обратился к Франции и Германии с призывом гарантировать нейтралитет Бельгии, но ответа от кайзера не последовало.

Начался уик-энд перед августовским Днем отдыха, дипломатические и ответные ходы продолжались. В субботу в полдень Франция и Германия объявили всеобщую мобилизацию, а вечером того же дня две роты пересекли на автомашинах границу Люксембурга, Германия тотчас объявила войну России. Поздно ночью позвонил Майкрофт.

Холмс положил трубку с каменным выражением лица.

– Завтра ночью, – сказал он, – мы идем на свидание с фон Борком.

Первый понедельник августа – официальный выходной день.

23

ПАУК В ЛОВУШКЕ

Теперь мне следует извиниться перед моими читателями. Не знаю, будут ли еще помнить имя Шерлока Холмса к тому времени, когда эту рукопись опубликуют, – хотя было бы вопиющей несправедливостью, если бы его забыли. Итак, если его все еще будут помнить, и если мои предыдущие описания его дел будут все еще в ходу, то в таком случае некоторые из вас наверняка прочтут историю «Его прощальный поклон», в которой приведен отчет о взятии фон Борка. Я прошу прощения за пропуски и некоторые неточности сего повествования в сравнении с настоящим. Оно было писано по настоянию Майкрофта Холмса и преследовало одну цель – воодушевить многочисленных поклонников моего друга, воевавших в тот момент на фронте, примером великого сыщика, который сыграл немаловажную роль в закулисной борьбе с захватчиками. В то же время брат Холмса поставил условие: исключить все, что касается астронома. В результате пришлось слегка поступиться истиной, и в итоге я был настолько неудовлетворен тем, что получилось, что переписал историю от третьего лица, поскольку она никоим образом не отражала моих воспоминаний о событиях.

Перед теми из моих читателей, для которых история о фон Борке звучит впервые, я также должен извиниться, поскольку многое в «Его последнем выходе…» является правдой, и я не ставил перед собой цели здесь повторяться.

Достаточно будет сказать, что мы с Холмсом выехали из Фулворта воскресным утром второго августа на моем автомобиле и прибыли в окрестности имения фон Борка около девяти часов вечера. Этот день тоже был жарким, и в сумерки атмосфера оставалась удушливой и гнетущей. Мы расположились на холме над Оукли-Грин; Холмс достал бинокль и начал рассматривать территорию за деревней.

– На первом этаже горит свет, – сказал он, – а освещенное окошко наверху – это сигнал моего верного тайного шпиона.

– У вас есть шпион среди обитателей поместья фон Борка?! – воскликнул я.

Холмс хмыкнул.

– Вы не поинтересовались, почему я обхожусь без услуг уважаемой Марты, – откликнулся он. – Она экономка герра фон Борка!

– Марта! – вскричал я. – Холмс, как вы могли подвергнуть ее такой опасности?

– Опасности нет, Ватсон, – ответил он. – Она гораздо хитроумнее, чем это требуется на кухне. Она ведет для меня наблюдение за нашим пауком и следит за его почтой. Сегодня вечером Марта даст мне знать, что он остался один.

Внезапно в темноте за деревней блеснул огонек.

– Есть! – крикнул Холмс. – Сигнал Марты! Вперед!

Я завел автомобиль, и мы, на всей скорости миновав маленькую деревушку, оказались на дороге. За поворотом нас внезапно ослепил свет огромной машины. Потребовалось все мое искусство, чтобы мы не полетели в кювет, когда на нас стремительно надвинулась эта громадина – «бенц» в сто лошадиных сил.

Я не удержался от проклятий в адрес водителя «бенца», Холмс лукаво улыбнулся:

– Это был барон фон Херлинг, первый секретарь посольства. Наш подопечный теперь в одиночестве.

Я одолел подъем к воротам перед темнеющей громадой дома, и Холмс, взяв с собой сверток, который прихватил из Суссекса, распахнул дверцу автомобиля.

– Ждите моего сигнала, Ватсон, – распорядился он, – и держите пистолет наготове!

Я закурил и приготовился ждать. Не прошло и пятнадцати минут, как Холмс окликнул меня из дверей:

– Несите багажные ремни, Ватсон!

Я последовал за ним в дом, и мы прошли в уставленный книгами кабинет.

На полу лежал человек могучего телосложения, с выразительными чертами лица и орлиным носом, а в комнате резко пахло хлороформом. Сейф над столом был распахнут.

– Тьфу ты! – воскликнул я, поморщившись от знакомого запаха. – Что здесь произошло, Холмс?

– Боюсь, – сказал он, – герр фон Борк так сильно расстроился, когда обнаружил, что это вовсе не коды военно-морского флота, за которые он заплатил пятьсот фунтов, что слегка разошелся. – И он указал на стол.

Я увидел на столе бумагу, в которую был упакован сверток Холмса, а также маленькую голубую книжечку. Название, тисненное золотом, гласило: «Практическое руководство по пчеловодству, с некоторыми замечаниями по сегрегации королевы».

Я усмехнулся:

– Так вы вместо кодов продали ему свою книгу!

– Именно, Ватсон, и у меня еще осталось достаточно денег после оплаты издательских расходов. А теперь, будьте добры, помогите мне с этими ремнями, пока наш пленник не пришел в себя.

Мы быстро связали пруссака и положили его на диван. Холмс налил мне заздравную чашу лучшего вина нашего пленника и стал перекладывать документы из сейфа в саквояж. К нам тотчас присоединилась Марта, и в эту безумную ночь так приятно было видеть ее невозмутимое лицо и знать, что с ней все в порядке! Прежде чем она покинула дом, Холмс горячо поблагодарил ее за старания и попросил ждать нас следующим утром в отеле «Клэридж».

Фон Борк наконец пришел в себя и обрушил на Холмса поток по-немецки многословных проклятий, его даже не слишком успокоил тот факт, что предателем оказался не Деннис О'Нейл Альтамонт, а Шерлок Холмс. Он отчаянно сопротивлялся, и посему его трудно было передвигать, но в конце концов мы запихнули его и саквояж с документами в машину и направились в Лондон, где, доставив нашего пленника в Скотленд-Ярд, занялись наконец ночлегом.

Следующий день, праздничный понедельник августа, выдался серым и дождливым, но все еще теплым. Новости по-прежнему не радовали – Германия оккупировала Люксембург и дала Бельгии двадцать часов на размышление: позволить или нет германской армии пройти через свою территорию, чтобы напасть на Францию. Марта за завтраком передала нам списки адресов на письмах, которые получал и отправлял фон Борк. Холмс лихорадочно просмотрел их, сравнивая со своим списком подозреваемых, но никаких совпадений не обнаружил. Марта тотчас отправилась в Суссекс, а мы взяли кеб до Скотленд-Ярда.

Оказалось, что, несмотря на праздники, Лондон просто наводнен народом. События последних дней не только не опустошили столицу, но похоже, напротив, притягивали в город людей, желающих, по всей вероятности, быть ближе к месту событий в это тревожное время.

В Скотленд-Ярде одетый без претензий инспектор политического отдела встретил и провел нас в огромную комнату. Здесь стоял простой письменный стол, несколько книжных шкафов, несколько стульев с красной обивкой и большое коричневое кожаное кресло у стола.

– Где задержанный? – спросил Холмс.

– Мы поместили его в камеры Кэннон-Роу, сэр. Сию минуту доставим, – ответил инспектор, – и шеф велел, чтобы я оставался снаружи с двумя вооруженными констеблями, пока он находится тут, сэр.

– Весьма предусмотрительно, – отозвался Холмс. – Ватсон, прошу вас, займите это кресло. Инспектор, введите арестованного.

Через несколько минут два офицера в форме и с пистолетами ввели в комнату фон Борка в наручниках. Он выглядел бледным, несмотря на загар, но был куда собраннее, чем в предыдущую ночь. Не обращая внимания на охрану, он коротко бросил нам:

– Добрый день.

– Надеюсь, что так, – откликнулся мой друг. – Прошу вас, офицер, усадите его в коричневое кресло и расстегните наручники.

– Вы уверены, сэр? – уточнил один из констеблей.

– Мой товарищ захватил с собой заряженный пистолет, вы вдвоем – непосредственно у дверей снаружи. Не думаю, что наш гость окажется столь безрассуден, что попытается бежать.

Офицеры усадили пленника, освободили ему руки и уже собрались было удалиться, как Холмс сказал:

– Я ожидаю доставки кое-каких бумаг. Пожалуйста, имейте в виду, что они мне нужны сразу же, как только прибудут.

Фон Борк растер онемевшие запястья и посмотрел на Холмса.

– Я был не совсем вежлив с вами прошлой ночью, мистер Холмс, – начал он. – Прошу прощения. Вы были правы, утверждая, что каждый из нас делал то, что мог, для своей страны.

– Теперь это скорее бравада с вашей стороны, – отозвался Холмс, – но, я надеюсь, такое начало предвещает интересный разговор.

– Пожалуйста, не поймите меня превратно, – продолжил пруссак. – Я ваш пленник. Вы можете делать со мной все, что захотите, но ничто не в состоянии заставить меня помогать врагам моей Родины.

– Ваша голова хранит не так уж много информации, которую бы мы не выдумали сами, или которая была бы нам неизвестна, – не обращая внимания на его слова, сказал Холмс, – но есть один вопрос, в котором вы могли бы нам помочь…

Германец начал громко протестовать, но Холмс резко оборвал его.

– Выслушайте меня! – потребовал он. – Человеку, в чьем ведомстве мы находимся, принадлежит отныне власть над вашей жизнью и смертью. Если он позволит, вы сможете даже с последним кораблем вернуться в Германию. А нет – так в лучшем случае, вы проведете войну в тюремной камере, в худшем же – закончите свои дни на виселице в Пентонвилле[17] или оставите после себя на несколько пулевых отверстий больше в стене Лондонского Тауэра.[18]

– Вы не осмелитесь меня повесить! – запротестовал фон Борк. – Это было бы нарушением всех законов!

– Ваша смерть, безусловно, прискорбна с вашей точки зрения, но с этим ничего не поделаешь. Вы, как я сказал, бесполезны для британской разведки. Было бы проще использовать вас в качестве показательного примера. С другой стороны, мой интерес заключается всего лишь в одном вопросе, и, если вы поможете, я, без сомнения, замолвлю за вас словечко перед нашими властями.

– И что же это за вопрос? – спросил фон Борк осторожно.

– Вы наняли на целый ряд заданий одного англичанина, специалиста по взрывным работам. Им-то я и интересуюсь.

– С чего вы взяли, что подобный человек существует? – удивился фон Борк.

– Не тратьте понапрасну мое время! – отрезал Холмс. – И не упускайте своей возможности! Хотите валяться с пулей в затылке во рву Тауэра? Нет ничего проще! Человек такой существует, и я знал о нем еще прежде, чем узнал о вас. Он действовал уже задолго до того, как ваша нога ступила на землю этой страны. Взрыв в Портленде был делом его рук, так же как и пожар в Бэрроу-на-Фернессе, причем и то и другое осуществлялось согласно вашим распоряжениям!

– Если вам так много известно, вы должны знать, что операции в Портленде и Бэрроу осуществлялись разными агентами, – сказал фон Борк.

– И устройствами весьма хитроумными, и в том и в другом случае, очевидно, изготовленными одними и теми же руками – как, например, устройство, использованное в клубе «Диоген», – добавил Холмс.

В дверь постучали, появился один из констеблей с большим конвертом в руках, который он тут же вручил Холмсу.

– Я не собираюсь помогать вам охранять ваши верфи и фабрики, – произнес фон Борк, – и даже ваши клубы для джентльменов! Через несколько дней – а возможно, часов – наши страны будут находиться в состоянии войны. Вы сказали, что понимаете, чем я занимался. Значит, должны понять, почему я не могу сотрудничать с вами!

– Я расследую происшествия, случившиеся несколько лет назад, – пояснил Холмс сурово. – Меня интересуют не диверсии на верфях, стоянках военных кораблей и фабриках, а кровавая бойня, устроенная для невинных женщин и детей!

Прежде чем фон Борк смог что-либо ответить, Холмс схватил конверт и, резко рванув, вскрыл его, так что содержимое рассыпалось по столу перед пруссаком. Я наклонился вперед и тотчас отпрянул, увидев в беспорядке разбросанные перед нами фотографии с изображениями жертв трех железнодорожных катастроф, возможно, еще более страшных в застывших черно-белых цветах, чем в кровавой действительности.

– Кто эти люди, фон Борк? – прошипел Холмс. – Люди, с которыми воюет «Всевышний»? Женщины, дети, ни в чем не повинные пассажиры железной дороги, убитые или искалеченные при посредстве вашего агента!

Пруссак широко открытыми глазами уставился на фотографии. Руки его непроизвольно выхватывали одну за другой фотографии, а потом роняли их на стол, когда ужасные образы вторгались в его сознание.

– Не может быть, что это работа моих людей! – начал отрицать он в конце концов. – Мы к этому не причастны!

– К этому причастна разведывательная служба вашей страны, и причастна задолго до того, как вы прибыли сюда, фон Борк, – сказал Холмс угрожающим тихим голосом. – Все это было сделано сумасшедшим англичанином, который предоставил в Ваше распоряжение свои извращенные таланты. Если вы не поможете мне найти его, я, заключив, что вы одобряете его художества, я оставлю вас нашим властям. Больше мне нечего добавить.

Мы сидели в молчании, а германец продолжал копаться в фотографиях и рассматривать их. Послышался гудок буксирного судна на Темзе, за окнами прогрохотал трамвай. В конце концов фон Борк оттолкнул ужасные фотографии в сторону и заговорил хриплым, срывающимся голосом:

– Я не использовал этого человека для подобной работы. Поверьте мне, мистер Холмс.

– Кто он? – спросил Холмс.

– Я не знаю его имени, – ответил фон Борк.

– Но распоряжения отдавали вы. Вы должны знать, как с ним связаться.

– Он звонит по телефону каждую неделю, – отозвался фон Борк. – Называет себя просто «Астроном». У него есть система шифровки сообщений, придуманная еще моим предшественником.