bannerbanner
Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени П. С. Нахимова. 220 лет со дня рождения
Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени П. С. Нахимова. 220 лет со дня рождения

Полная версия

Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени П. С. Нахимова. 220 лет со дня рождения

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 5

– Нужно быстро уходить. Перенесем базу в Себежский район. Там пока тихо.

– Без согласия Центрального штаба не сможем, – сказал Янсонс. – Кстати, тут тебя один знакомый дожидается.

– Какой еще знакомый?

– Говорит, был у Валдиса связным…

– Это невозможно! Схватили и казнили всех. Где он?

– На всякий случай под замком. Сейчас приведут.

На вошедшего Гунар посмотрел как на пришельца с того света. Он был уверен, что Фрицис погиб.

– Это мой двоюродный брат, – обнял Фрициса Гунар. – Я за него ручаюсь. Значит, – обратился он к Фрицису, – ты не стал нас разыскивать?

– Нет. На хуторе сидел. А когда понял, что могут взять, – виновато потупился Фрицис, – пошел в батальон. Только сразу решил: при первом удобном случае сбегу.

Гунар хотел ответить, но его опередил Янсонс:

– С ними еще какой-то парень. Уверяет, что из отряда Нефёдова.

– Опять не легче. Отряд Нефёдова погиб. Может, сделать в штабе запрос?

– Не стоит. Паренек – еврей. И похоже, не врет.

Но встречей Фрициса и Гунара сюрпризы не закончились. Спустившись в землянку, где партизаны оборудовали санчасть, Залман не смог сдержать возглас изумления, увидев перед собой Дзидру Блумберг. Это была та Дзидра, которой он обязан был жизнью, и в то же время другая. Недоступность, чопорность, строгость в сочетании с холодной красотой исчезли. Такого выражения лица, такого тусклого взгляда Гольдштейн никогда не видел у Дзидры. Несомненно, с ней что-то стряслось. Он даже не надеялся, что та заговорит, и начал первым:

– Это замечательно, что мы встретились. Ведь я вас так и не поблагодарил…

– Оставьте, доктор, – отмахнулась Дзидра. У нее изменился голос: теперь он был с хрипотцой. – Грех отказать симпатичному мужчине, – усмехнулась она.

«Что-то в ней еще осталось», – подумал Залман.

– Есть у меня одна вещь, – продолжала Дзидра, – хочу вам передать. Я сейчас. Подождите.

Через несколько минут она вернулась с каким-то ювелирным изделием.

– Вот, возьмите. Это…

– Нет-нет! – замахал руками Гольдштейн. – Что вы!

– Это не подарок, – тихо, но настойчиво произнесла Дзидра. – Возьмите.

На ладони у нее лежал изящный золотой медальон.

– Вы можете прочитать, что на нем написано?

– Тут написано… – сделал паузу доктор, пытаясь разобрать надпись на иврите. – Да, могу. «Любимой Мире от Шимона». Откуда это у вас, Дзидра?

Вскоре он сидел за грубо сколоченным столом, угощаясь напитком из раздобытого Гунаром цикория и слушая рассказ Дзидры. Этот рассказ сразу же вернул Залмана в то ледяное утро, когда Эстер и он снимали с себя одежду, прежде чем сделать последний шаг к могиле.

После того как Дзидра поняла, что брат смертельно ранен, ее память зафиксировала лишь тот момент, когда она бросилась в лес. Больше Дзидра не помнила ничего и очнулась в какой-то яме. Все тело ныло, а над головой нависало черно-серое дождевое рассветное небо. Надо было как-то выбираться, и, пошевелив конечностями, Дзидра убедилась, что руки и ноги целы. Она повернулась на бок, чтобы встать, и пронзительно закричала: на нее смотрело полуистлевшее женское лицо. Но только взглянув по сторонам, Дзидра поняла, что попала в братскую могилу. Ее даже не засыпали землей. Вокруг были мертвые тела, и, судя по их состоянию, лежали они здесь давно. Ей показалось, что она видит кошмарный сон, невозможно было поверить, что все происходит наяву. Дзидра понимала, что неминуемо сойдет с ума, задержись она в этой яме еще минуту. Она протянула руку, чтобы разгрести мешавшие выбраться листья и хворост, и ощутила какой-то металлический предмет. Оказавшись наверху, Дзидра увидела, что держит в руке золотой медальон с цепочкой и какими-то странными буквами, и, сопоставив непонятную надпись со зловонной ямой, откуда только что выбралась, поняла, что лежащие в ней трупы – это трупы убитых евреев…

Операция «Зимнее волшебство», которой предназначалось искоренить партизанское движение в Белоруссии, разворачивалась, и Янсонс получил разрешение Центра перенести базу. Нужно было произвести разведку, уточнить маршрут. Яша, зарекомендовавший себя как следопыт, лучше других подходил на эту роль, но Лия не хотела с ним расставаться.

– Я тоже пойду!

– Ни в коем случае! – Командир был категоричен. – Это тебе не прогулка с приятелем, – заявил он, давая понять, что в курсе всего, – а боевое задание. Останешься отцу помогать.

Только Лия отступать не собиралась. Ее характер закалялся, в нем проступали новые качества, одним из которых было упорство. И когда назначенный в напарники Яше молодой партизан Эрик внезапно заболел, Лия вновь стала напрашиваться в разведку. Именно в этот момент Янсонс получил приказ: под личную ответственность доставить выполнявшую ответственное задание Дзидру Блумберг на общий для нескольких отрядов партизанский аэродром, откуда ей предстояло вылететь в Москву. Там Дзидрой должно было заняться ее непосредственное начальство.

Из Москвы пришло сообщение и для Залмана. Один из кураторов латвийского партизанского движения, майор Юрис Вецгайлис, информировал доктора о том, что его сын, младший лейтенант Михаэль Гольдштейн, жив и воюет под Ленинградом. Это было счастье! Доктор переживал его тихо, поделился только с Дзидрой, которая вежливо выслушала и даже улыбнулась, хотя на душе было пасмурно. В Москве предстояло объяснять, как ей удалось проделать невероятный путь через всю Латвию и остаться в живых, и Дзидра понимала, что ее ожидают нелегкие дни.

Зато Лия радовалась бурно, делилась чуть ли не с каждым и прожужжала все уши Яше, которого удивляла такая привязанность к брату. Парень чувствовал обиду. Он привык к тому, что восторг девушки достается только ему. Но Лия ничего не замечала. Михаэль нашелся, сражается, совершает подвиги! Ей тоже хотелось что-нибудь совершить. Для этого надо было пойти с Яшей в разведку, и Янсонс стал нервно оглядываться, боясь обнаружить приближающуюся к нему Лию. Он бы не уступил, но должен был выделить партизан для сопровождения Дзидры на аэродром и, столкнувшись с нехваткой людей, да еще не зная, как отделаться от назойливой девчонки, махнул рукой:

– Ладно, иди…

Но если Лия была счастлива, пробираясь вслед за Яшей по заснеженному лесу, то спутник вряд ли разделял ее чувства. Нахмуренный и озабоченный Яша предпочел бы не видеть в этом походе Лию. Его томило нехорошее предчувствие, он боялся за девушку и даже сорвал на ней свое раздражение. Встретив удивленный, растерянный взгляд Лии, Яша поспешил загладить грубость и уже приготовил несколько ласковых слов, когда за спиной у них раздался окрик:

– Стой!

Яша понимал, что одна только попытка вскинуть винтовку приведет к тому, что пули прошьют его и Лию. Оба медленно повернулись. Два человека целились в них.

– Бросать оружие! Стоять на место!

Лия сразу уловила латышский акцент.

– Латыши, – прошептала она…

Леон Бренч, уже несколько месяцев находившийся в батальоне И́лмара Ме́лдериса, хоть и свыкся кое-как со своим положением, с ужасом думал о том, что будет, когда они вернутся в Латвию, где его тут же вычислят. Сидя у теплой печки, он в очередной раз представлял себе, как его разоблачают, когда голос командира взвода оторвал Леона от невеселых мыслей:

– Эй, Бренч! Хватит задницу греть! Там наши двоих привели: сучонка и сучку. Партизаны и вроде как жиды. Илмар недоволен. «Зачем, – говорит, – притащили? Нужно было на месте кончить». Поведешь их теперь вместе с Долговязым Бруно в ельник. Понял? А то ребята из патруля устали…

Положение Леона было похоже на положение Фрициса в батальоне Ко́нрада Ка́лейса. Но если Фрицис, увидев Леона и спутников схваченными, моментально принял решение, то Леон всю дорогу до ельника колебался. Мысль о том, что он идет убивать Лию, была невыносима. Ради мальчишки-еврея он бы не рисковал, этот только мешает, но Лия… Надо что-то делать. Но что?

– Чего плетешься? – прошипел Бруно. – Не нравится? Жиденят пожалел? Давно за тобой слежу. Надо будет доложить Илмару.

Леон очнулся. Решение пришло. Оставаться в батальоне больше нельзя. Разоблачат! Как орех расколют! Нужно бежать, и вот он, случай. С Лией и этим, как его, Яшей он сможет появиться у партизан. Другого пути все равно нет.

– Стоять! – скомандовал Долговязый, передергивая затвор. – Смотрить на меня!

Леон увидел залитое слезами лицо Лии. Яша глядел с презрением и вызовом.

Заметив, что напарник медлит, Бруно повернулся к нему:

– Ты, ублюдок!..

И увидел направленное на него дуло. Леон замешкался на секунду, этого хватило, чтобы Бруно успел выстрелить. Раненый Леон упал. В ту же секунду Яша, сделав бросок, словно рысь, вцепился в Долговязого сзади. Последний выстрелил снова, но пуля ушла в сторону. Лия подбежала к Леону. Тот держался за простреленный бок, а Яша продолжал в одиночку бороться с матерым, опытным Бруно. Долговязому удалось вывернуться, и Яша не справился бы с ним, если б не изловчился ударить карателя ногой в пах, и когда тот, обезумев от боли, присел, осталось лишь схватить его обеими руками за голову. Подбородок Бруно задрался вверх, хрустнули позвонки.

– Бегите… – прохрипел Леон.

– Нельзя его оставлять! – закричала Яше, размазывая слезы, Лия, хотя было совершенно ясно, что помочь Леону они не могут.

Схватив девушку за руку и прихватив винтовку Долговязого, Яша устремился в лесную глубь, не сомневаясь в том, что их будут преследовать. Но беглецам повезло. Узнав, что в ельнике найдены мертвый Бруно и раненый Леон, Илмар Мелдерис приказал:

– В погоню! Немедленно! Догнать и прикончить!

Однако появившийся на бронетранспортере во главе немецких карателей штурмбаннфюрер распорядился иначе:

– Вы поступаете в мое распоряжение! Не теряйте времени! Выступайте сейчас же! Все латышские батальоны уже в деле!

Приказ пришлось отменить. О том, что у него сбежали пойманные партизаны, Мелдерис не осмелился доложить. Он чувствовал, что здесь нечисто. Как мог жидовский сопляк прикончить рослого, сильного Бруно и ранить Леона, тоже нехилого? А если Леон пытался помочь бандитам, а стрелял в него Долговязый? Надо бы допросить это дерьмо, пока он в сознании, все тщательно проверить, да времени нет. А на Леона стоит послать в Ригу запрос. Давно надо было сделать…

Лия с Яшей бежали, не выбирая направления, в противоположную от расположения отряда Янсонса сторону. К удивлению Яши, погони за ними не было, но то, что они сбились с пути, стало ясно, когда кончился лес и беглецы вышли на большую дорогу. Перескакивая канаву, Яша уронил винтовку. Он уже собирался вернуться за ней, но, вглядевшись, увидел невдалеке полосатый шлагбаум, а за ним дома какого-то поселка. Патруль у шлагбаума выстрелил в воздух, жестами подзывая к себе.

– Кто такие?!

– С дружком в лесу гуляли, – как ни в чем не бывало отозвалась по-немецки Лия.

Измученные и грязные, они меньше всего были похожи на гуляющих. Это поняли патрульные, но именно немецкий язык Лии помог им догадаться, кто перед ними.

– Фройляйн говорит по-немецки? – осклабился один из них. – Ну, если ты доставила удовольствие ему, – кивнул он на бессильно сжимавшего кулаки Яшу, – то, может, и нам перепадет? А? Ферфлю́хтен юден![1] Отвечайте быстро! Кто такие?! Откуда пришли?!

С ними могли сделать все что угодно: изнасиловать Лию, пристрелить обоих. Но начальник патруля, немолодой фельдфебель, решил иначе. В тот же день Яша и Лия оказались в Освейском гетто, а назавтра их вместе с другими евреями отвезли в Полоцк и втолкнули в товарный вагон, отправлявшийся в Освенцим. У пункта назначения имелось еще одно название: Аушвиц.

Альберт Кайков

Родился в 1932 году и прожил интересную жизнь, насыщенную многими событиями. Он свидетель исторических процессов, происходивших в нашей стране. Ему довелось жить на западе и востоке, севере и юге страны, повидать красоты Заполярья, удивительную природу Камчатки и просторы Тихого океана. Накопленные впечатления и жизненный опыт отражены почти в двух десятках интересных книг.

Перед Отечественной войной семья Кайковых проживала в Анапе Краснодарского края. Ему было десять лет, когда город оккупировали фашисты. Сегодня Анапа носит звание «Город боевой славы». Алик был свидетелем незабываемых событий тех лет. В первой книге, «Потерянное детство», он описал жизнь детей до войны и в период оккупации. Конечно, в центре внимания истории, которые приключались с ним.

Дети, побывавшие в оккупации и испытавшие на себе ужасы войны, ненавидели фашистов и хотели стать военными, чтобы защищать Родину. Многие сверстники Алика стали офицерами. После окончания школы в Новосибирске он поехал во Владивосток и поступил в Высшее военно-морское училище имени С. О. Макарова. Службу офицером проходил на кораблях Камчатской флотилии. Видел просторы Тихого океана и его суровый нрав. В дальнейшем этот период своей жизни описал в книге «Флотские будни».

В пятидесятые годы в стране сокращались вооруженные силы. Под сокращение попали многие молодые офицеры. Кайков служил помощником командира корабля – большого охотника за подводными лодками. Его мечты стать флотоводцем рухнули в одночасье. После увольнения в запас вернулся в Новосибирск и поступил в Новосибирский инженерно-строительный институт имени В. В. Куйбышева, по окончании которого работал в Новосибирске, пока не представился случай поехать на строительство заполярного города Игарка.

Альберт с детства увлекался охотой, это позволило ему побывать в разных регионах страны. Разнообразие природы и животного мира стало основной темой его произведений. В школьные годы встречи на охоте и рыбалке с писателем Кондратием Никифоровичем Урмановым, который привлек его к участию в стенной газете, заложили любовь к литературному творчеству.

Ему нравились произведения об охоте и путешествиях. Особое место занимали книги Джека Лондона. Однажды прочитал в газете «Комсомольская правда» объявление: «В строительное управление “Игарстрой” требуются инженеры-строители». В памяти мгновенно всплыли рассказы Джека Лондона и детские мечты побывать в северных широтах, увидеть полярное сияние, полярные день и ночь. Не раздумывая, написал письмо. Когда получил ответ с приглашением на работу, вылетел в Заполярье. Через месяц к нему присоединились жена с сыном, проделав длинный и интересный путь по Енисею от Красноярска до Игарки.

Природа Заполярья, встречи с интересными людьми оставили глубокий след в его памяти, что отражено в книгах: «На заполярной широте», «Под северным небом», «В Туруханской тайге», «Черная пурга» и другие.

Альберт Сергеевич начал с поэзии. Его стихи отличают наблюдательность и любовь к природе.

Переломным моментом в творчестве стали книги известного писателя Петра Павловича Дедова и встреча с ним. Он начал писать прозу. Редактором его первых книг был Пётр Павлович.

Свой поэтический дар он использует и при написании прозы. Она лирична и многообразна. Об этом можно судить даже по названиям изданных книг: «Встреча через полвека», «По жизни с друзьями», «О друзьях с улыбкой», «Близкие сердцу» и др. Следует отметить трудолюбие Кайкова. Его рассказы, повести, романы регулярно издаются. В 2020 г. вышло две книги: «Наши студенты в Америке» и «На притоках Кети». В 2021-м – «Семья фронтовика», в 2022-м – «Побег к тунгусам».

Произведения писателя печатаются в журналах «СовременникЪ», «Российский колокол», «Сибирский Парнас», «Охотничьи просторы», «Юный натуралист» и др.

Он участвует в литературных конкурсах Московской городской организации Союза писателей России, награжден медалями им. Кирилла и Мефодия, Надсона, Пушкина, Грина, Бунина, орденом Святой Анны.

Несмотря на преклонный возраст, ведет активную общественную работу. Регулярно выступает со своими произведениями в школах и библиотеках. Является членом жюри литературных конкурсов, проводимых Новосибирской юношеской библиотекой и Домом творчества «Юниор».

Валентина Самсонова, член литературного объединения «Молодость»

Флотские будни

Главы из повести

1

Охотское море, мрачное и суровое, вздымало высокие волны, которые ветер гнал на запад. Его поверхность походила на стиральную доску. Волны в пять баллов изогнутыми линиями бежали одна за другой, стараясь догнать друг друга, но им это не удавалось сделать. Пенистые барашки бурлили на гребне волн, и темное море казалось седым от их пены. Наступал осенний период штормов, день сокращался, ночи удлинялись. Небо было затянуто низкими свинцовыми тучами, из которых сыпалась морось, не переходя в дождь. Влажность была как в бане. Вода оседала на металлических частях ходового мостика корабля и штормовке вахтенного офицера, собравшись в капли, она стекала на палубу.

Алексей Катков надел капюшон на фуражку, чтобы ее не унесло ветром и влага не попадала за воротник. Он мог спуститься в штурманскую рубку, которая находилась перед ходовым мостиком, немного ниже него, и из нее управлять кораблем. Там находились те же приборы, что и на ходовом мостике: машинный телеграф, штурвал, компас, переговорные трубы, телефоны, соединяющие рубку со всеми боевыми постами. В рубке было сухо, тепло и уютно, но он не мог себе это позволить, когда сигнальщик находится на мостике, а впередсмотрящий – на палубе в носу корабля. Видимость была минимальной, за плотной завесой облачности не был виден маяк на мысе Лопатка – самой южной оконечности полуострова Камчатка.

Алексей внимательно всматривался в море большими круглыми глазами. Его лицо, с небольшим прямым носом, усами и пухлыми щеками, было похоже на голову буревестника, парящего над волнами и высматривающего добычу. Во время войны этот участок моря был заминирован, и по курсу корабля в любой момент могла показаться плавающая мина. Он оторвал взгляд от моря и посмотрел на гирокомпас – рулевой выдерживал заданный курс. Затем вновь перевел взгляд на бегущие за бортом волны и вспомнил свои юношеские мечты, когда собирался поступать в военно-морское училище. Он представлял себя в белом кителе, белых ботинках, идущим по палубе корабля, за бортом которого до горизонта раскинулась голубая гладь океана. Чтобы приблизить осуществление этой мечты, в девятом классе пошел на курсы Добровольного общества содействия флоту, где успешно прошел курс молодого матроса. Ему на всю жизнь запомнилась практика хождения на шлюпке по Оби на веслах и под парусом. Шлюпки ДОСфлоту базировались на воднолыжной станции города Новосибирска, которая располагалась на песчаной косе в районе современного Коммунального моста. На службе многое оказалось не таким, как в мечтах. Вот и сегодня он стоит на ходовом мостике, одетый в штормовку из кожзаменителя, на ногах – сапоги, а не в белом кителе и белых ботинках.

Большой охотник за подводными лодками с бортовым номером триста девяносто восемь нес дозор у западного побережья Камчатки. При килевой качке его нос слегка приподнимался на волну, затем скатывался вниз, зарываясь в воду между двух волн, и вновь взбирался на очередную волну. В средней части корабля, на ходовом мостике, качка ощущалась слабо, зато на носу корабля впередсмотрящий матрос Коршунов, держась обеими руками за леерное ограждение, чувствовал себя как на качелях. На нем поверх штормовки был надет спасательный жилет красного цвета, за пояс он был пристегнут стальным тросиком к леерному ограждению.

Для корабля и экипажа это была привычная погода, им приходилось видеть настоящие шторма и даже льды Северного Ледовитого океана. Всего два года назад корабль совершил переход по Северному морскому пути из Белого моря в Авачинскую губу на Камчатке. Группа боевых кораблей и подводных лодок впервые совершала переход по Северному Ледовитому океану под флагом адмирала Батырева. За успешный поход Батырев был назначен начальником Высшего военно-морского училища во Владивостоке, а корабли вошли в состав бригады охраны водного района Камчатской флотилии.

Большой охотник походил на хищную рыбу. Его обтекаемая продолговатая форма напоминала акулу, всплывшую на поверхность воды. Борта невысоко поднимались над водой, а надстройка напоминала плавник рыбы. В носовой части, на баке, располагалась вращающаяся стальная башня восьмидесятимиллиметровой пушки. Ее длинный ствол грозно выглядывал из амбразуры. По бортам размещались две реактивные установки для стрельбы ракетами с глубинными бомбами. В средней части, на шкафуте, находились два скорострельных зенитных автомата со спаренными тридцатисемимиллиметровыми стволами, которые предназначались для стрельбы по воздушным и надводным целям. На кормовых скатах лежали глубинные бомбы, которые походили на столитровые бочки, выкрашенные в черный цвет. Это – главное оружие против подводных лодок. В надстройке за пушкой размещались рубки радистов, гидроакустиков и радиометристов. Выше – ходовая рубка и мостик. За надстройкой – мачта и труба. На мачте виднелся марс – круглая площадка, обнесенная ограждением, для наблюдений.

Шел сентябрь 1957 года. Международная конвенция по рыболовству еще не была заключена. Японские рыбаки бесконтрольно вылавливали лососевые породы рыб в Охотском море, часто заходя в наши территориальные воды. Занимая Курильские острова сорок лет, они хорошо изучили пути миграции разных пород рыб и сетями преграждали их подход к рекам Камчатки для икромета. На западном берегу Камчатки около каждого устья реки, впадающей в море, располагался поселок с рыбозаводом. Вся жизнь населения в этих поселках была связана с рыболовством. К сожалению, наши рыбаки ловили лососей только в реках, а японцы – в открытом море. Алексею довелось побывать в поселках Озерновском, Октябрьском, Большерецком и Хайрюзово. Он слышал жалобы рыбаков на японцев, которые, вылавливая рыбу в море, сокращают количество рыбы, заходящей в реки. Среди рыбаков ходили разговоры, что рыба около японских островов заражена радиацией, поэтому японские рыбаки пускались в рискованное плавание для ловли рыбы у камчатских берегов. Кораблям бригады охраны водного района было поручено задерживать иностранные суда, заходящие в наши территориальные воды.

На ходовой мостик поднялся командир корабля капитан-лейтенант Соколов – стройный мужчина тридцати лет, среднего роста, с обветренным волевым лицом. При разговоре он всегда внимательно смотрел на собеседника, никогда не перебивал его и не повышал голоса. Что-то располагающее и притягивающее было в его внимательном взгляде из-под густых черных бровей. Алексей увидел знакомый блеск умных глаз. В них была отеческая ласка и готовность в нужный момент прийти на помощь. Командир относился к подчиненным с уважением, не ущемляя их достоинства, был душевней, чем другие командиры кораблей. Его движения были уверенными: чувствовались знание своего дела и военная выправка. Он пользовался уважением офицеров и матросов как командир и был образцом отношения к людям и выполнению своего служебного долга. На нем был надет реглан, из-под воротника которого выглядывал водолазный свитер из верблюжьей шерсти. Осмотрев волнующееся море вокруг корабля, он вынул свисток из переговорной трубы, соединяющей мостик с постом радиолокационного наблюдения, и подул в нее. На другом конце раздался мелодичный свист. Вахтенный радиометрист вынул свисток и доложил:

– Матрос Ишимов на связи.

– Доложите обстановку, – приказал командир.

– Горизонт чист, товарищ командир, – последовал ответ.

В это время впередсмотрящий матрос Коршунов закричал в микрофон: «Сеть по левому борту». Мимо корабля промчался на волне стеклянный шар, оплетенный капроновым шнуром. Это был поплавок от японской сети. Наши рыбаки имели пробковые поплавки. Командир перевел рукоятки машинного телеграфа в положение «стоп», но корабль уже прошел через сеть. Из машинного отделения доложили, что левый винт заклинило.

– Боцмана на мостик, – приказал впервые раздраженно всегда спокойный командир.

Алексей повторил команду по трансляции и перевел взгляд на корму корабля. Там открылся люк кубрика, из которого поднялся на палубу боцман. Задраив за собой плотно люк, он, широко расставляя ноги, побежал по качающейся палубе, с трудом удерживая равновесие. На мостик взлетел запыхавшись, хотел приложить руку к головному убору, но в это время корабль накренился на борт, и ему пришлось ухватиться за борт мостика.

– Главный старшина Луференко прибыл по вашему приказанию, – доложил боцман.

– Возьмите двух матросов с баграми, надо проверить, что происходит за кормой. Заклинило левый гребной винт.

– Есть, – ответил боцман и скатился на руках по поручням трапа.

Вскоре он появился на мостике и доложил:

– Товарищ командир, на палубу поднят конец капронового троса с двумя поплавками.

– Второй конец троса нашли?

– Никак нет. Он, видимо, намотан на винт. Надо спускать водолаза и освобождать винт от троса.

На страницу:
4 из 5