Самострел. Роман

На удивление самого Валерия Павловича, в эту ночь он спал крепко, почти без сновидений. Проснувшись утром, не ощутил, как нередко бывало, тяжести в затылке. Значит, помогло. Помогло то, что накануне вечером перед сном сумел отвлечься, взять в руки одну из книжек писателей-фантастов. Им в его домашнем рабочем кабинете отведена большая полка. От Жюля Верна до Казанцева, от Беляева до Стругацких. Ощущение от здорового сна положительным образом влияет на весь начавшийся день. Спору нет, работоспособности от этого только плюс.

– Как сериал? – поинтересовался пред завтраком у жены.

– Как всегда, бух-бах-бабах, – ответила Светлана.

– Понятно, – кивнул Валерий Павлович.

– Валер?

– Что?

– Это что-то новенькое.

– Что новенькое?

– Спросил о сериале. Что-то хорошее пришло в голову, да?

– Не знаю. Может быть.

– Я рада.

– Спасибо.

– Ещё бутерброд сделать?

– Нет. Благодарю.

– Тогда я побежала. Завершай завтрак один. Сегодня у меня лекции с первой пары.

– Изменилось расписание?

– Заболел один из преподавателей. Декан поставил меня на первую пару. Он звонил, кстати.

– Звонил? Я не слышал.

– Значит, крепко спал.

– Света, но ведь до первой пары ещё час. Обожди, за мной придёт машина, подбросим до университета.

– Нет, я на метро. Декан предупредил, что сегодня короткая внеплановая планёрка.

– Срочный вопрос?

– Сама не знаю, – пожала плечами Светлана, делая перед зеркалом в прихожей последний штрих над своей причёской.

Стукнули каблучки. Повернув замок, крикнула мужу из прихожей: – Пока-пока! До вечера!

– До вечера! Удачи тебе и студентам! – бросив взгляд на кухонные часы, откликнулся Валерий Павлович.

Он отложил недоеденный бутерброд на блюдце и решительно и бодро поднялся из-за кухонного столика. Если бы за Котельниковым в этот момент понаблюдать со стороны, то могло сложиться впечатление, что прошедшей ночью его всё-таки что-то осенило и это что-то окрылило конструктора. Каждое движение его было размеренно-чётким и слаженным. Во всём этом утреннем поведении ощущалась какая-то особая уверенность, твёрдая поступь, что ли. Наверное, так ведут себя люди, которые до этого словно топтались на одном месте, не зная, как поступить дальше, оставаясь один на один со своими, надо полагать, сокровенными мыслями. А потом вдруг поняли – что им надо конкретно делать и о чём говорить своим оппонентам. У людей, профессия которых конструктор, это, видимо, называется техническим прозрением.

* * *

США начали работы над системой противоракетной обороны практически одновременно с СССР – в 1957 году. Главным конструктором нового «щита» Америки стал Вальтер Дорнбергер – бывший генерал-лейтенант Вермахта, давний сотрудник Вернера фон Брауна, активно участвовавший в разработке немецких баллистических ракет V-2.

– А вы никогда не думали о том, что наш зонтик ПРО может быть однажды всё-таки продырявлен? Логичный вопрос, не так ли? – подчеркнул Валерий Павлович Котельников, не сводя глаз с руководителя закрытого КБ оборонного НИИ.

– Трудно, конечно, не согласиться, но вы к чему клоните-то, Валерий Павлович?

– Клоню к тому, что мы должны обладать ресурсом возмездия даже после того, как, предположим, пуски баллистических ракет вероятного противника достигнут объектов поражения. Иначе говоря, поразят намеченные цели на территории России.

– Я так понимаю вопрос, что чем же в таком случае мы сможем ответить? Точнее, чем ответит страна? А ещё точнее, чем ответит то, что от неё останется?

– Но что-то ведь останется? Должно остаться? Так? Вернее, совсем не так. Допустим, намеченные цели для вероятного противника, это, прежде всего, объекты стратегического направления. Проще говоря, наши военные объекты. В первую очередь, разумеется, шахты баллистических ракет стратегического назначения. Затем военные арсеналы, места дислокации воинских частей, включая аэродромы.

– Может быть, забегая вперёд, можно всё сказанное вами выразить одной фразой, что мы должны озадачиться тем, чтобы, так сказать, противнику, сумевшему нанести удар на опережение, как аукнулось, так и откликнулось?

– Абсолютно верно!

– Захотели судный день для нас, получите его сами!

– Жестоко по отношению к человечеству вообще, но такая ситуация может, увы, рано или поздно наступить, какие бы программы сдерживания наступательных вооружений не принималась. Жизнь показала, что любая гуманная программа может быть либо заморожена, либо свёрнута вовсе. Спасибо нашим политикам, поскольку здесь слово как раз за военными. Хотя то, что мы видим в международных отношениях сегодня, всё больше убеждает нас в полной неопределённости того, что ожидает мир завтра…

– Кстати говоря, хотелось бы напомнить о том, что свою систему раннего предупреждения ещё в 80-х годах пытался создать Китай. Но без особого успеха. К новому проекту Пекин приступил в 2010 году.

– О планах Китая по созданию космического уровня системы известно не так много, хотя раздаются некоторые гипотезы о миссиях и потенциале нового спутника SJ-11. Вообще же система раннего предупреждения о ракетном нападении строится на двух уровнях. Наземном – с радиолокационными станциями большой дальности и космическом – со спутниками, предназначенными для выявления запусков межконтинентальных баллистических ракет и баллистических ракет атомных подлодок. Россия не так давно добилась полного охвата наземной части, хотя строительство новых станций продолжается. Хочу заметить, на космическом уровне ситуация сложнее, хотя третий спутник системы ЕКС «Тундра» уже приведён в эксплуатацию.

6

– Толик, ты сможешь сегодня Танюшку в садик закинуть?

– Что за слово?

– Не поняла?

– Что значит, закинуть?

– Тоже мне филолог нашёлся. И так понятно, о чём речь. Ну, так я не поняла, ты завезёшь или мне тащиться? Ой, опять не так выразилась. Или мне одеваться?

– Марина, собирай ребёнка поскорее. Уже и пошутить нельзя.

– Нашёл время для шуток. Время-то идёт. Сейчас, – торопливо повязывая дочке шарфик, отозвалась довольная Марина. – Будь умницей, – она чмокнула ребёнка в щёчку и одетую слегка подтолкнула к отцу. Тот в застёгнутой куртке, держа фуражку, стоял в ожидании у входной двери. Повернувшись лицом к висевшему в прихожей овальному зеркалу, по армейской привычке приставил ребро ладони к офицерской кокарде.

– Всё? А поцеловать? – Марина подставила мужу лицо. Он тоже чмокнул, как она ребёнка, её в щеку. И, похоже, этот поцелуй был для семьи чем-то просто дежурным, каким-то мимоходным действом, которое совершается как бы, между прочим. И если внимательно приглядеться к деталям нашего бытия, то оно так и есть. Сколько в нашей обыденной и повседневной жизни подобных действ, слов, даже мимика лица? Пожать руку, точнее, не пожать, а просто протянуть. Сбить щелчком или снять невидимую пылинку или якобы что-то с лацкана пиджака собеседника, зачем-то почесать нос, хотя он и не чешется в эту секунду, при разговоре с кем-то. А напрочь дежурная при встрече фраза-вопрос:" Как дела?» или «Как жизнь?» Причём на ходу. И такой же дежурный ответ: «Нормально».

Семья жила в пятиэтажном кирпичном доме одного из военных городков. В простонародье – дома офицерского состава. Чаще всего, эти дома пятиэтажные. Чаще панельные, реже кирпичные. В кирпичных зимой теплее. В панельных нередко между швов сквозит ветер, остужая комнаты квартир и вызывая чертыханья и ругань жильцов. Но жильцы под погонами, так что служи и не ропщи… Выпускники военных училищ, которых поначалу селили в офицерских общежитиях, безгранично радовались, когда после бракосочетания въезжали в одно, а то и сразу двухкомнатные «хоромы» таких вот ДОСов, то есть домов офицерского состава. Ну, а что говорить о радости и счастье тех, кто уже приезжал служить в гарнизон, будучи женатыми и сразу получали отдельную благоустроенную жилплощадь! Особенно, когда военные городки ещё были по срокам эксплуатации более-менее сносными. Имели в рабочем исправном состоянии инфраструктуру. Не текли прохудившиеся по швам батареи и не протекали треснутые унитазы, не заливал сверху дождь сквозь дырявую изношенную кровлю. Денно и нощно дымила котельная, имеющая положенный запас угля. Словом, перечислять можно многие факторы счастливой армейской жизни людей, выбравших по велению сердца профессию «Родину защищать»…

…Строевой плац ракетного полка. Утренний развод. В ожидании томятся выстроенные подразделения. В многочисленных щербинках истёртого солдатскими подошвами плаца цепляются, гонимые лёгким утренним ветерком старые, с осени, тёмно-коричневые листья. Непорядок! Отмечает зоркий и придирчивый глаз старшины первого дивизиона, напротив которого в двух шагах в одной из выбоин скопилось особенно много прелой листвы.

«После развода нагоняю надо выдать дежурному по дивизиону, закреплённым за этим участком плаца», – негодовал мысленно прапорщик, поскольку листва, иными словами, гадюшник на территории плаца, отведённой для уборки именно его подразделению – первому дивизиону.

Ожидание, особенно, когда оно неопределённое, хуже того, порядком затянувшееся, всегда томит и нервирует человека. Развод всё не начинался. И не появлялся командир дивизиона. Томительные минуты. Наконец прапорщик облегчённо вздохнул, обернувшись. Сзади выросла фигура капитана, заняла своё место. Облегчённо вздохнули, заметив командира, и офицеры дивизиона.

– Здравия желаю! – шепнул прапорщик капитану.

– Что-то затянулся развод? – спросил тихонько командир.

– Не знаю, – пожал плечами прапорщик. – Минут десять ждём.

Наконец дверь штаба полка распахнулась. Вышли офицеры управления. После доклада командиру полка его заместителем по боевой подготовке под духовой оркестр прозвучала команда: «К торжественному маршу! Побатарейно!! Первая батарея прямо, остальные напра-во!!!» Словом, всё как обычно. Каждый день начинался здесь, на плацу, с утреннего развода. Для срочников дни складывались в два года, для офицеров – кому как придётся. Сколько судьбой выпало служить на одном месте в одной воинской части…

* * *

Анатолий повесил куртку на крючок вешалки, притулившейся в тесном уголке прихожей. Стянув берцы, присел на маленький стульчик, чувствуя ноющую усталость в ступнях. Нерешительно бросил взгляд на дверной проём в кухню.

– Привет! – выглянула из кухни Марина. – Что-то необычно рано сегодня? – Она вышла в прихожую, сжимая в руке кухонное полотенце.

– Зато утром чуть не опоздал на развод, – ответил Анатолий, вставая со стульчика. Хорошо начало развода подзатянулось.

– Что случилось?

– Представляешь, на полпути колесо поймал то ли гвоздь, то ли ещё какой острый предмет.

– И что?

– Менять пришлось. Ставить запаску.

– И времени много потерял?

– Минут десять провозился. Только-только успел к разводу.

– А он чего затянулся?

– Проверяющий из штаба округа прибыл, – ответил Анатолий, продолжая думать о чём-то своём.

– Умывайся и к столу.

Когда Анатолий вернулся на кухню, Марина спросила:

– В части находится проверяющий, а ты почему-то раньше обычного вернулся со службы?

– Что?

– Ты меня слышишь? Ты сейчас где? – она щёлкнула пальцем перед лицом мужа.

– Как где? Здесь, на кухне, – ответил он и улыбнулся.

– Ну, я же вижу.

– Что видишь? – спросил Анатолий, придвинув к себе кружку с горячим чаем.

– Какой-то не такой. Что-то случилось? Неприятности на службе? Так? Или что-то новенькое мне сообщить? Что? Переезд на новое место? Новый гарнизон? Паковать чемоданы? Ехать и дожидаться нового звания? Когда на майора представили? Ещё год назад. Бумажки ходят по инстанциям… Так? Нет? – она провела ладонью по голове мужа. Тот оставил горячую кружку и обнял жену за талию.

– И так, и не так, – наконец произнёс Анатолий и встал из-за стола. Отошёл к окну. Как бы машинально приоткрыл форточку.

– А как? – удивилась Марина и присела на его место. – Ты меня заинтриговал? – Она в ожидании смотрела на мужа, муж на неё. В груди Марина ощутила душевное томление.

– С командиром разговор был, – Анатолий сделал паузу.

– Да? И на какую тему? – заинтересовалась Марина.

– В общем, предлагают новое назначение. Перейти служить со стационара на мобильный вид вооружения. Какого, сказать пока не могу.

– Что значит, мобильный вид? – удивилась Марина. – Это значит, что будут частые командировки, полигоны-стрельбы?

– Нет, не совсем то, о чём ты подумала. Слушай спокойно.

– Слушаю.

– Сейчас ведь нет командировок?

– Нет.

– А полигоны-стрельбы, как ты говоришь, есть, так?

– Так.

– А чем я командую?

– Ракетными установками.

– На чём они установлены?

– На машинах-тягачах.

– Мобильный вид тяги?

– Да! Мобильный.

– Аналогичный вид предлагается и на новом месте службы.

– Конкретно ничего, что ли не сказали?

Анатолий ответил не сразу. Подумав, сказал:

– Ладно, режима секретности здесь нет, но говорю только тебе. Бэжээрка.

– Что?

– Боевой железнодорожный ракетный комплекс.

– Связано с железной дорогой. Ну, уже хорошо, что не в степях, – произнесла Марина.

– Должность подполковничья, – добавил Анатолий, посмотрев на жену.

– Как? Но ещё майор неизвестно где!

– Ошибаешься. Известно.

– Где?

– Утром пришёл приказ.

– И ты молчишь?

В ответ Анатолий молча прошёл в прихожую, на несколько секунд задержался у вешалки. Вернулся на кухню. Протянул Марине новенькие майорские погоны.

– Держи! – сказал он и рассмеялся. – Потому и раньше вернулся. Успел в военторг забежать.

– Значит, проколотое колесо не такая и плохая примета?! – обрадовалась Марина, прижимаясь к мужу.

– Типа того, – согласился тот.

– Даже не знаю, и радость и грусть одновременно! – призналась Марина, бережно гладя звёздочку на погоне. – Боюсь спросить, едем далеко? В какие края? Какой округ?

– Восточный.

– В Сибирь или на Дальний Восток?

– Скорее всего, именно Сибирь…

– А приезд проверяющего как-то связан с этим?

– Нет. Просто совпадение…

* * *

Выбирая профессию военного, Анатолий долго раздумывал. Стать военным он решил в классе седьмом-восьмом, но ближе к выпуску надо было выбирать, по какой специальности идти? В какое военное училище?.. Вопрос хороший. Это было необычное время. Конец столетия и самый конец тысячелетия. В целом престиж военного человека, человека в погонах упал ниже некуда. И потому решение поступать в военное училище родные и знакомые восприняли неоднозначно.

– С поплавком не утонешь, – рассуждал живший по-соседству дед, завзятый старый рыбак, когда узнавал о том, что кому-то из их посёлка удалось поступить в институт. Упоминая поплавок, старик имел ввиду ромбика, получаемый вместе с дипломом выпускником высшего учебного заведения. Сколько Анатолий себя помнил, этот дед всегда столярничал в своём палисаднике, где у него вдоль стены дома был устроен самодельный верстачок. На нём дед что-то постоянно выстругивал, примеривал. Штаны всегда припорошены опилками, а под ногами хрустела высохшая стружка. Время от времени он собирал её пригоршнями в ведро и уносил на растопку в баню.

Сравнение знака о получении высшего образования с поплавком очень даже понятно. Высшее образование в Советском Союзе считалось немалым достижением в жизни человека. Молодого человека. И немолодого тоже. Не зря в стране существовала заочная форма образования, по которой в вузах обучались люди более старшего, нежели выпускники средних школ, возраста.

Имея высшее, следует подчеркнуть, бесплатное и качественное образование, можно было рассчитывать на серьёзную должность, не говоря о том, что все выпускники распределялись по направлению, всех гарантированно ожидало рабочее место, какое-никакое жильё. Могли устроиться в жизни и не по специальности. Попасть в органы власти, кроме того, комсомольские, для разбега, или партийные структуры. Работники райкомов КПСС, ВЛКСМ, сотрудники райисполкомов – все сплошь имели высшее образование. Иногда, не важно какое, но чаще – желательно гуманитарной направленности. То же самое можно сказать и о кадровом составе органов МВД и КГБ. И в первом, и во втором ведомстве редко кто имел за плечами, например, школу милиции, хоть среднюю, хоть высшую или высшую школу КГБ, которая вообще была единственной на весь Советский Союз – в Москве. Сплошь и рядом милиционерами служили выпускники обычных институтов, от педагогического до политехнического, железнодорожного, сельскохозяйственного, за исключением, может быть, только медицинского.

В городе, где жил Анатолий, лидером по обеспечению кадрами во всё и вся считался педагогический институт, в частности, историко-филологический факультет, который готовил учителей истории и обществоведения русского языка и литературы по-другому. Преимуществом, разумеется, пользовались ребята. Почему не девчата? Из тех соображений, что последние имеют естественное свойство после замужества уходить в декретный отпуск, а после его завершения, выйдя на работу, часто бывать на больничных листах по уходу за ребёнком, поскольку любой маленький ребёнок имеет свойство заболевать. Словом, сопли и кашель. Дело обычное, дело житейское и всем понятное.

Причина извечной хронической нехватки мужчин-педагогов объясняется легко и просто. Большинство ребят-выпускников, получив диплом, банально не доходят до школьного порога. И, как говорил сосед Анатолия, старый рыбак, поплавок и без школьных уроков этим ребятам утонуть не давал. Одним словом, если имелся ромбик на груди, то всё остальное как бы само собою и прикладывалось…

Но Анатолий мечтал об армии. И то, что военная специальность будет связана с сухопутным родом войск, а не с авиацией и флотом, он знал с юношеских лет. Сначала в мыслях было танковое училище, но родные переубедили, мол, танки – это ползающие гробы. Оно тебе надо? Отказавшись от мысли стать танкистом, задумался об артиллерии. Знакомые трунили, вспоминая известную кинокомедию «Свадьба в Малиновке», её героя Яшку-артиллериста «Трубка пятнадцать, прицел сто двадцать. Огонь!» Что ещё оставалось? Общевойсковое? Прыгать через траншеи? Удивились родственники. Матушка-пехота? Царица полей. Училище связи. «Вечно потный, вечно в грязи, офицер российской связи. Почти всё перебрано. Остаётся, ну, скажем, зенитно-ракетное. Где? Далеко от дома? это неважно. Если решил надеть погоны, о близости-дальности дома надо забыть.

«Сурова жизнь, коль молодость в шинели, а юность перетянута ремнём», – первое, что написал в своей записной книжке курсант первого курса Анатолий Куприянов. Услышанные где-то слова неизвестного ему автора. Почему-то большинство курсантов-первокурсников сразу после зачисления покупали записные книжки в расположенном на территории училища киоске «Союзпечати». Киоск был канцелярской направленности: общие тетради, ручки, карандаши, линейки, готовальни, почтовые конверты. Кроме того, мыло, зубная паста, лезвия и пена для бритья и кремы после бритья… И самым большим спросом, самым ходовым товаром в киоске были записные книжки. Миниатюрные, с искусственными корочками записные книжки. Кто-то предпочитал разлинованные в клеточку странички, кто-то чистые.

Первым делом книжки аккуратно подписывались: курсанта такого-то учебного отделения, такой-то учебной роты. Имя, фамилия. Ниже или выше, это кому как нравится, красовалось наименование училища.

На одной из первых страничек записывался домашний адрес, свой новый, на который родные, друзья и знакомые могут присылать письма или открытки, или телеграммы. Может быть, даже посылки. Счастливчиком считался тот, кто имел каллиграфический почерк. Если почерк как курица лапой, то обижаться не на кого. Какой есть почерк, таким и заполнялось содержимое записной книжки.

– Почему решили стать ракетчиком? – спросили на собеседовании в райвоенкомате, куда обычно делается первый шаг юноши за несколько месяцев до окончания средней школы. Обычно это происходит в середине третьей четверти, ближе к весенним мартовским каникулам. – Хотя можете и не отвечать. Главное, пройти медицинскую комиссию и иметь приличные оценки в аттестате. Математика и физика в порядке? Какие оценки? – спрашивал районный военный комиссар, с усталыми глазами подполковник.

– Пятёрки, – отвечал Толя.

– Это хорошо, – одобрительно отзывался подполковник и переводил взгляд на следующего юношу…

Абитуриентов высшего инженерно-командного училища ракетных войск стратегического назначения – разношёрстную толпу – ещё, конечно, не остриженных наголо, ещё гражданских ребят, ещё неделю назад получивших новенькие аттестаты зрелости, разместили в сыром палаточном городке. На улице зарядили холодные дожди, и многие поняли первую суровость спартанского армейского быта.

– К сожалению, товарищи абитуриенты, наши курсанты-второкурсники не успели довести до ума этот палаточный лагерь. Но не это главное. Главное, вступительные экзамены. Здесь вы будете находиться весь период вступительных экзаменов, вплоть до зачисления. Это займёт две недели. В казармах, которые на период летних отпусков освободили курсанты старших курсов, ведутся ремонтные работы, – пояснил выстроенным в две шеренги парням невысокого роста начальник летних сборов. У майора было слегка помятое лицо мрачноватого вида лицо. То ли не выспался, то ли вчера был какой-то праздник. – Ваша задача на сегодняшний день дообустроить свои временные жилища. Имеются определённые трудности. На всех, к сожалению, не хватит матрасов, поэтому сейчас подвезут матрасовки и сухую солому. Дальше всё вам расскажет и покажет старшина сборов, – майор указал рукой на стоявшего сзади в двух шагах прапорщика, назвав его фамилию. Прошу хотя бы не любить, но жаловать, – улыбнулся майор. Абитуриенты дружно засмеялись над словами с виду мрачноватого, но, как оказалось, не без чувства юмора майора. – Все вопросы к старшине сборов! Командуйте! – майор, взяв под козырёк, кивнув прапорщику, стоявшему теперь по левую руку от начальника сборов.

– Распорядок дня размещён на стенде. Приём пищи при трёхразовом питании будет производиться в столовой непосредственно на территории училища. Проезд будет осуществляться на спецавтобусе, – пояснял старшина, водя взглядом вдоль шеренги абитуриентов сначала слева направо, и обратно справа налево. – Предвидя ваши вопросы, которые непосредственно будут возникать у вас в будущем, на деталях останавливаться не стану. На все свои вопросы ответы будете получать по мере их поступления. Понятно? Не слышу!

Юношеский строй невнятно и вяло отозвался: «да», «понятно», «не совсем».

Прапорщик вытянул руки по швам.

– Надо привыкать отвечать по-военному «так точно»! Понятно?!

– Так точно! – вразнобой ответил строй.

– Громче!

– Так точно!!!

– Уже лучше. Итак, слушай распорядок дня, – прапорщик стал перечислять по пунктам, начиная с утреннего подъёма, который, подчеркнул он, в училище на час позже, чем на срочной службе в армии. То есть не в шесть утра, а в семь…

Четыре экзамена сдавались с интервалом в три дня. Как и сказал майор, на всё отведено две недели, включая прохождение перед началом вступительных экзаменов ещё одной врачебно-медицинской комиссии на предмет годности к обучению. Арифметика проста. Только одному из троих ребят суждено надеть чёрные с золотистым широким кантом и скрещёнными артиллерийскими стволами заветные курсантские погоны. Учитывая конкурс три человека на место, ситуация для каждого из абитуриентов серьёзная.

Две недели пролетели. Зачисление. Скорые радостные телеграммы родителям. Обмундировка. Курс молодого бойца. Присяга. И вскоре на десять дней в близлежащие подшефные колхозы на копку картофеля.

– Дневная норма на человека пятьдесят вёдер, – объявил всё тот же прапорщик. Только теперь он был не старшина учебных сборов, а старшина учебной роты, в которую попал Анатолий… – Сегодня 14 августа, 24 августа должны закончить, и с 1 сентября начало учебного года. Приступаем к занятиям согласно плану учебного процесса.

* * *

– Срочное построение! – раздалась команда из мегафона. – Общее построение личного состава!

– Что за хрень?! – недовольно ворчали уставшие после трудового дня на картофельном поле курсанты-первокурсники. Они только что притопали в свои палатки и упали на самодельные дощатые нары по отделениям, раскинув руки-ноги. От усталости даже курить не хотелось. Особенно тяжко городским ребятам, которые в отличие от деревенских к физическому труду не привыкшие. Даже спортивная подготовка не помогала. С непривычки сильно ныли мышцы тела. Мегафон опять, казалось, словно прорычал команду на общее построение. Курсанты с неохотой один за другим покидали палатки, выползая наружу, на вечернее, ещё по-летнему яркое солнце, на котором за день порядком пожарились. Если в июле заливало дождями, то в августе погода выдалась изумительно солнечной и безветренной. Словом, с ворчанием, потому что до построения на ужин оставалось ещё полчаса и можно было это время полежать на нарах, чувствуя усталость.