Заповедное царство

А медведица стала перед царем Берендеем и голову косматую низко склонила. Спрашивает ее царь:

– Аленушка, ты ли это, девица-лапушка, в облике страшном медвежьем землю Заповедную, вдругорядь землю русскую спасла?

Ничего не ответила медведица, только голову еще ниже склонила, да и исчезла, ровно ее и не было. Царь и без слов ее понял и ниже низкого склонился, а за ним и все царство Заповедное, да что там царство, вся земля русская Аленушке поклонилась.

Стали они жить-поживать, да добра наживать. Да видно, не все гладко да сладко было, потому как напало на царство горе-злосчастие, да нипочем отцепиться не желает. Пошли о ту пору дожди великие по всей земле русской, день ото дня не кончаются, деревни да города топят, людей без крова оставляют, и нет им конца да края. Остался по всему царству один Берендеев град, что на пригорке построен был, и сбежалось к нему народу видимо-невидимо. Всяк за стену спрятаться норовит, а вода буйная да черная снизу подступает. Вышел царь Берендей на сторожевую башню, оглянулся окрест и ахнул – лежит земля русская под водой, ровно море синее, ни лесов, ни лугов, ни домов – одна пустынь водяная. Понял царь, что край наступил, достал свисток волшебный, встал на восход лицом и свистнул.

Как раздался тут рык неслыханный, да три раза по царству прокатился, аж все и присели. Появилась вдруг, откуда ни возьмись, медведица страшенная – росту огромного, виду ужасного, пасть размером в гору, лапы что дубы вековые, да как начнет пастью воду хлебать, аж за ушами затрещало. Всю и выхлебала, ровно ее и не было. Показались вновь леса, да луга, да деревеньки родимые, Заозерье с Луговинами, Заповедная чаща да Берендеева пуща из-под воды, и возрадовалось Заповедное царство, и вся земля русская.

А медведица села перед царем Берендеем и голову косматую низко склонила. Спрашивает ее царь:

– Аленушка, ты ли это, девица-лапушка, в облике страшном медвежьем землю Заповедную, в третий раз землю русскую спасла?

Вздохнула тут медведица по-человечьи, голову еще ниже склонила и молвит:

– Вспомни, царь, мои слова в облике нежном да девичьем! Приходила в твое царство беда великая, орда неисчислимая, напасть неотвратимая три раза кряду, спасала я, живота не жалеючи, Заповедное царство да землю русскую три раза кряду, только кончилась моя сила великая, вся в землю родную перешла, да там и останется. Не видать мне больше ни отца, ни матушки, ни братьев любимых, ни суженого своего, нет меня более ни на земле, ни под землей, а где есть – то мне неведомо.

Молвила и исчезла, ровно ее и не было. Царь и без слов ее понял и ниже низкого склонился, а за ним и все царство Заповедное, да что там царство, вся земля русская Аленушке поклонилась.

Старики что говорят – таких богатырей сейчас не родится, то ли земля измельчала, то ли женщины нынче не те. А только нет их больше в земле русской. Ну да мы посмотрим, авось на наш век хватит.

Сказка 5. Про то, как Настасьюшка Глебушко выручала

Времечко себе идет да идет, а мы и не торопимся. Поспешаючи, недалеко уйдешь, а задним умом смекаючи – и подавно. Только сказочка наша словно реченька, течет и не кончается. Кто знает, может, дело и к свадебке сладится, а может, и нет. Наше дело – сторона, знай себе рассказывай.

Вот уж семь годков с тех пор минуло, как Настасьюшка за тридевять земель отправилась Глебушка и Аленушку из беды вызволять. Уж и внуки Настасьюшкины подросли, возмужали, уж и внучки Настасьюшкины расцвели, заневестились, а от нее ни весточки, ни привета. Где ходит, где бродит – никому не ведомо.

А с Настасьюшкой вот какая история приключилась. Долго ли, коротко ли шла, а пришла она, горемычная, в царство Кошеверово далекое. Семь раз по семь сапог истоптала, семь раз по семь рубах сносила, а все ж таки добралась, в самую гущу-чащу зашла, где косточки-кусочки Глебушкины лежали. Как увидела Настасьюшка, что царь Кошевер с суженым Аленушкиным сделал, зарыдала горше горького, упала наземь и плачет, смерть свою зовет. Вдруг раздался у ней над ухом голосок тоненький:

– Что лежишь, горемычная, что убиваешься?

Открыла Настасьюшка глаза и смотрит – стоит перед ней мышка, лапочки сложила, а на голове коронка золотая горит, хоть и попроще, чем у Царицы-мыши, а все ж каменьями богато изукрашенная. Поняла Настасьюшка, что это сама Княгиня-мышь пожаловала, и отвечает:

– Смилуйся над нами, грешными, Княгиня-мышь. Лежит Глебушко, в кусочки порубленный, во глухом бору, сидит Аленушка дикой медведицей на цепи, на тебя одна надежа!

Склонила Княгиня-мышь головку набок и отвечает:

– Сами вы беду на себя кликаете, сами горе приваживаете! Почто Глебушко совета Аленушкиного не послушался, алмазный венец припрятал? Оттого и лежат во бору его косточки, а что с Аленушкой приключилось, и вовсе никому неведомо! Выручала богатырица свою землю от беды неминучей, три раза живота не жалела, да и кончилась ее силушка великая, оборвалась ее ниточка земная, а куда ушла – никому то неведомо. Не осталось у тебя, Настасьюшка, ни дочери любимейшей, ни зятя долгожданного, одна ты в лесу мыкаешься. А все ж жаль мне тебя, неразумную, да тут слезами горю не поможешь. Надобно тебе водицы живой да мертвой добыть – мертвой, чтобы кусочки–косточки срастить, живой – чтобы на свет белый оживить. А идти за той водой – аж в самое царство глубокоземное, к царю Глыбе, ему в ножки низко кланяться, дорогой ценой за ту воду платить. Уж и не знаю, по силам ли тебе будет.

Отвечает Настасьюшка:

– По силам, Княгиня-мышь, по силам, великая. Ради родной дочери да ее счастия, чего не сделаешь. Подскажи только, куда идти.

Показала Княгиня-мышь лапкой в самую чащу и говорит:

– А идти тебе, Настасьюшка, в саму чащу, будет там черное дерево стоять, у него меж корней дыра глубокая да темная. Сплети из одежи да из волос веревку, обвяжись вокруг, помолись да в землю опускайся. Очутишься в царстве глубокоземном, а уж там я тебе не помощница. Своим умом дойдешь, а ежели не дойдешь – и Глебушко не выручишь, и сама пропадешь. А теперь иди, буду тебя три дня и три ночи у дерева поджидать, да только ты поскорее возвращайся.

Поднялась Настасьюшка с колен и поспешила в самую чащу лесную, так торопится, откуда только силы берутся. Прибежала к дереву черному, глянула – и впрямь меж корней дыра, в глубь земли уходит. Сплела Настасьюшка из волос да из одежи верхней веревку, к корням привязала, помолилась, да вниз как прыгнет. Долго летела, страху натерпелась – не приведи господь, да у всякой ямы дно имеется, только погодить надо. Встала на ноги, огляделась – кажись, впереди огонек теплится. Пошла Настасьюшка за огоньком, поспешает, а огонек все дальше и дальше. Бежит Настасьюшка, ног под собой не чует, а догнать не может. Вдруг вспыхнул огонек и погас, а по сторонам ровно сияние голубое. Стоит Настасьюшка перед дворцом, ворота настежь распахнуты, будто бы войти приглашают, охраны никакой нету, вот и пошла Настасьюшка во дворец. Проходит она палаты диковинные, горят в них гнилушки зеленым светом, мебель богатая стоит, а духом человечьим и не пахнет. Только закроет за собой дверь – за спиной ровно ветерок холодом несет, голоса перешептываются. Крестится Настасьюшка, чует спиной души мертвые да неуспокоенные, от страху у ней поджилки трясутся, а делать нечего – аккурат к царю Глыбе идти надо, больше помочь некому.

Распахнула Настасья двери и глядит – лежит перед ней зал, весь в голубых и зеленых огнях, убран богато, шелками да бархатом, посреди трон золотой стоит, на троне сидит царь лицом грозный, да на оба глаза слепой. Рядом с ним царица и дети малые, а вокруг-то – душ видимо-невидимо, гудят, перешептываются, руки к Настасьюшке тянут. Оробела она, но со страхом совладала, в ноги царю-слепцу поклонилась и говорит:

– Челом бью тебе, великий царь глубокоземный, дай бог здоровья тебе, да жене-лапушке, да детям малым! Пожалей ты матерь человеческую, дай водицы живой и мертвой, чтобы суженого дочери своей оживить.

Повел царь Глыба слепыми очами и отвечает:

– Есть у меня такая водица, да только стоит недешево. Разве ж такую цену заплатить захочешь?

Молвит ему Настасья в ответ:

– Эх, царь-батюшко, нет такой цены, что бы я ни заплатила, лишь бы вину свою перед дочерью загладить, на свет божий вернуть, в глазки ясные поцеловать, к венцу приодеть, да на внучков поглядеть!

Повернул царь Глыба глаза незрячие к Настасьюшке и говорит:

– Знаю я, баба глупая да неразумная, что с тобой сделалось, да только не мне тебя судить-миловать. Мое дело сторона – сижу я испокон веку в царстве глубокоземном, света белого не вижу. Слепы мои очи с самого рождения, не видели они ни травы зеленой, ни солнца яркого, ни даже подземелья мрачного. Не видал я ни жены своей милой, ни деток родимых, ни слуг верных. Отдай мне свои глаза, Настасьюшка, тогда будет тебе водица живая и мертвая, на свет божий вернешься, Глебушка оживишь, бог даст, дочку поцелуешь.

Услыхала Настасья, какой ценой за водицу придется расплатиться, задрожало ее сердце, но совладала она с собой и так отвечает царю Глыбе:

– Бери мои глаза, царь мертвых, не видать мне света белого, дочери милой, суженого ее, внучков долгожданных, да только нет мне жизни без дочери милой и ее жениха многострадального, нет мне без них света на земле, и глаза не нужны!

И отдала Настасьюшка свои очи царю Глыбе. Как вставил царь очи в глазницы, обернулся вокруг, возрадовался и велел принести Настасьюшке два кувшина – один с мертвой водой, другой с живой, да впридачу приказал отвести слепицу к выходу из царства глубокоземного.

Вывели духи Настасьюшку к дну дыры, привязала она себя и кувшины к веревке и полезла наверх. Два дня лезла, а воды ни капли не пролила. На третий день вышла Настасьюшка на свет божий, ничком упала и лежит. Вдруг слышит голосок тоненький мышиный:

– Ты ли это, Настасьюшка, ты ли это, горемычная? Ужли царь Глыба забрал твои очи взамен водицы живой и мертвой?

Отвечает ей Настасьюшка:

– Дорогой ценой откупилась я, Княгиня-мышь, нет мне жизни без Аленушки, без ее счастьица земного, вот и отдала я свои очи выплаканные. Только как мне теперь дорогу найти к тому месту, где кусочки-косточки Глебушкины лежат?

Говорит ей на то Княгиня-мышь:

– А ты бери меня за хвостик и иди за мной, авось выведу!

Взяла Настасьюшка мышиный хвост и пошла за ним. Не заметила, как на том месте очутилась, где кусочки-косточки Глебушкины лежали. Смочила их Настасьюшка сперва мертвой водой, они и срослись целее прежнего. Смочила их Настасьюшка живой водой, и очнулся Глебушко румяней прежнего. Потянулся и говорит:

– Ох и долго же я спал!

А Настасьюшка и Княгиня-мышь ему в один голос отвечают:

– Если б не водица живая да мертвая, и вовек бы тебе не проснуться!

Огляделся Глебушко, увидел слепую Настасьюшку, вспомнил, какая беда с ним да с Аленушкой приключилась, да головушку-то и повесил. А Княгиня-мышь ему и говорит строго:

– Не время печалиться, не время казниться. Что было, то было, что выросло да случилось, то навсегда приключилось. То была сказка старая, а это новая. Надобно вам думать, как и где Аленушку отыскать, на свет божий вернуть, в дом родительский отвести, честь по чести замуж выдать.

Спрашивает Настасьюшка:

– А где ж ее теперь сыскать? Совершила она три подвига великих, Заповедное царство, да что там царство, всю Русь великую от напастей избавила, да только ушла ее силушка и сама она сгинула.

Отвечает ей Княгиня-мышь:

– Куда – то и мне не ведомо, а только знаю я, что надобно вам к небесной Владычице-мыши на поклон сходит. Живет она в небесном царстве-государстве, выше всех сидит, далеко глядит, авось, ей про Аленушку что-нибудь да ведомо. Только путь это неблизкий, дорога дальняя, тяжелая, незачем старуху-слепуху за собой тащить. Отведи-ка ты Глебушко, Настасьюшку, в мое княжество, мои мыши о ней позаботятся, а сам ступай на небо.

Удивился Глебушко такому совету – как же на небо попасть, простым людям туда дорога заказана. А Княгиня мышь его научила, да только об этом рассказа нет, на то другая сказка будет. А эта – вся кончилась, а кто слушал – известно, молодец. А кто не слушал – туда и дорога!

Сказка 6. Про то, как Глебушко на небо попал

Сказка сказкой сказывается, а жизнь жизнью делается. Сказки болтать – не косою махать, а все ж дело хитрое, не каждому уму дано. Кто болтает, а кто слушает. Вот вам и новая сказка.

Послушался Глебушко совета мышиного и не прогадал. Дала ему Княгиня-мышь из амбара потаенного зернышко заветное. Посадил он его в чистом поле темной ночью, водой ключевой полил, да и уселся ждать. Не прошло и полночи, а выросло из того зерна деревцо дивное – листьев нет, один ствол, да все растет и растет. Взобрался Глебушко на самый верх, за верхушку ухватился, а в ушах-то как засвистело – потянулся ствол к самому небушку, да так быстро, что и земли уже не видать, одни облака кругом. Держится Глебушко, диковинное дерево не отпускает, а оно уж и до самого неба доросло и листья пустило. Слез Глебушко, верхушку прищипнул, чтобы дальше не росло, и пошел по небу Владычицу-мышь искать.

Долго ли, коротко ли шел, про то нам неведомо, а только глядит Глебушко – сидит на облачке мышь белая, на голове корона горит бриллиантовая, усы позолочены, хвост посеребрен, сама улыбается.

Поклонился ей Глебушко в землю и так говорит:

– Почет и уважение, Владычица-мышь! Принес я тебе весточку от сестры твоей меньшой, Княгини-мыши. Поживает она в добром здравии, чего и тебе желает.

Отвечает ему Владичица-мышь:

– И тебе привет, Глебушко, сын Берендеев. Знаю я, зачем ты в наше царство небесное пожаловал. Ищешь ты невесту свою, суженую, Аленушку-богатырицу. Да только сыскать ее непросто будет. Нет ее ни в земле, ни на небе. Как лишилась она облика земного, так и попала в юдоль морскую, на самое дно моря-окияна. Там наши чары бессильны, там тебе другие помощники надобны будут. Сам их себе найдешь, а коли не найдешь, так там и пропадешь. Вот тебе мой сказ, а за привет благодарствую. А теперь ступай обратно на землю, здесь тебе оставаться никак нельзя.

Откланялся Глебушко да и пошел своей дорогой. Идет и видит – стоит посреди небесного поля дворец красоты неописуемой – весь огнями-бриллиантами сверкает. Любопытно стало Глебушке, что за диковина такая, забыл он слова мудрые, что ему Владычица-мышь говорила, да и вошел во дворец. Идет и надивиться не может – палаты яхонтовые, палаты сапфировые, палаты алмазные, лавки из чистого золота, посуда из чистого серебра, ткани дорогие парчовые, а кругом – ни души. Вдруг слышит Глебушко – ровно плачет кто-то. Пригляделся – сидит на троне изумрудном царевна красоты небесной и горько плачет. Спрашивает ее Глебушко:

– Почто плачешь, почто убиваешься, девица красная?

А царевна небесная и отвечает:

– Как же мне не плакать, как же мне не убиваться? Я дочь царя небесного, и было у меня двенадцать сестер-красавиц, да только повадился в наше небесное государство страшный змей летать. Как прилетит, так одну из сестер в свое змеиное царство уносит, и так двенадцать лет, а теперь моя очередь. Батюшка мой, царь небесный, каких только царей-богатырей ни звал, каких только молодцев ни приглашал, да только никто того змея одолеть не может. Идет молва, живет-де на земле, в царстве царя Берендея, девица-богатырица, Аленушка, вот ей под силу будет, да только и ее давно уж никто не видывал. Видно, нет мне спасения.

Взыграло тут сердце Глебушкино, он и говорит:

– Не плачь, девица, не плачь, красная. Авось, и на русской земле еще не все богатыри перевелись. Ступай себе с богом к батюшке родимому, а я вместо тебя змея покараулю.

И только сказал, как раздался свист неописуемый, распахнулись двери и окна и влетел в горницу змей величины необыкновенной: пасть что пещера смрадная, когти что коряги болотные, лапы что бревна тесаные, чешуя что броня богатырская, глаза с плошку величиной, хвостом об землю стучит и кричит:

– Где моя невеста, где царевна небесная? А подайте-ка мне ее сюда, не то все ваше царство небесное огнем пожгу, да поедом поем!

Подбоченился Глебушко и отвечает змею-душегубцу:

– Ах ты, змеюка подколодная! Ты почто повадился землю небесную грабить, жечь да убивать, да девиц красных погублять! Думаешь, нет на тебя богатыря-управы? Ан нет, пришел я на небо по своему делу, а твоего так не оставлю. Выходи со мной биться, змей, посмотрим, чья одолеет!

И стали они биться. Змей огнем пышет – Глебушко потом утирается, змей хвостом бьет – Глебушко хлыстом машет, змей лапами когтит – Глебушко лавками отбивается. Не могут они друг друга одолеть, день не могут, другой не могут, уж и третий пошел, Глебушко изловчился, да и поймал голову змеиную посередь ножек столовых. Застрял змей, ни пошевелиться, ни освободиться, и попросил у Глебушка пощады. А тот и говорит – верни, мол-де, змей треклятый, царевен небесных отцу-батюшке, может, и смилуюсь тогда. Вмиг возвернул змей царевен во дворец, как обрадовались они, как начали отца-батюшку да сестрицу меньшую целовать, тут у них и пир пошел. А Глебушко столом оземь хватил и освободил змея. Склонил змей голову низко перед Глебушком и говорит:

–Буде я тебе, Глебушко, понадоблюсь, только крикни зычно, и я прилечу.

Сказал так и сгинул, а Глебушко, как ни отпирался, а на пир пошел. Взошел он в палату, аж в глазах от красоты небесной да роскоши зарябило, да и забыл, откуда родом, да зачем на небо пожаловал, забыл про Аленушку-богатырицу, про матушку ее слепую, про отца-батюшку Берендея, про родину свою милую. Все позабыл Глебушко, на меньшую дочь царя небесного глядючи, и сыграл царь небесный о ту же пору свадебку, поженил Глебушко на царевне небесной. И стал Глебушко небесным человеком, даже дух человеческий потерял. Сидит целыми днями во дворце, пирует да жирует, об Аленушке, суженой своей, и не вспоминает.

А на земле меж тем его Настасья, слепица жалостливая, дожидается, дни считает. Уж и дерево, из семечка пророщенное, засохло, а Глебушка все нет как нет. Вот пошла она к Княгине-мыши и говорит:

– Отпусти ты меня, Княгиня-мышь, на небо, за Глебушком, чует мое сердечко материнское, приключилось с ним напасть, без меня ему нипочем не выбраться.

Спрашивает ее Княгиня:

– Как же ты, болезная, на небе не потеряешься?

А Настасьюшка отвечает:

– Авось перемогнусь!

Дала ей Княгиня-мышь зернышко заветное, наказала, что делать надо, и отпустила с богом. Посадила Настасья семечко, выросло дерево, села она на вершину, так до неба и добралась, верхушку прищепила, да и пошла наощупь Глебушка искать.

Брела она долго и добрела до ворот дворцовых, где жил Глебушко со своей женой небесной. Стала она в двери стучать, авось кто и откроет. Прибежали слуги расторопные, отворили ворота и спрашивают Настасьюшку:

– Ты откуда здесь взялась, как с земли добралась и кого тебе надобно?

Отвечает им Настасьюшка:

– Зовут меня Настасьей, я мать богатырицы Аленушки, а пришла за суженым ее, за Глебушком, сыном Берендеевым. Нешто он у вас загостился?

Говорят ей слуги расторопные:

– Нет здесь людей, здесь и духом человечьим не пахнет! Иди-ка ты отсюда подобру-поздорову!

А Настасьюшка, хоть и слепая, а сердцем лучше зрячей чует. Говорит она слугам:

– Неправда ваша, я сердцем чую, здесь мой Глебушко, никуда я без него не пойду!

А слуги ее взашей гонят, с неба сталкивают. Поднялся сыр-бор, шум и гам, услыхал его Глебушко, вышел из ворот, увидел Настасьюшку и разом все вспомнил. Подхватил он Настасьюшку под белы ручки, на слуг прикрикнул и говорит ей:

– Глупый я да неразумный человечишко! Говорила мне Владычица-мышь, что нельзя человеку на небо заглядываться, да я не послушался. Вот и оженил меня небесный царь на своей дочери обманом, пригрелся я на небесных хлебах, невесту свою милую в беде оставил. Нет мне прощения!

Обняла его Настасьюшка, провела рукой по головушке буйной, да и повела за собой. Пришли они к месту, куда дерево Настасьино доросло, и спустились по нему на землю. Поклонился Глебушко Настасье земно, поблагодарил за науку и говорит:

– Спасла ты меня, мать земная, на путь наставила, пора мне на поиски Аленушкины отправляться, на самое дно море-окияна опускаться. Жди меня здесь три лета и три зимы, а ежели не вернусь, возвращайся с богом в царство Заповедное, помни об Аленушке, да и меня лихом не поминай. Передашь отцу да матери весточку грустную, а сама не печалься, бог даст – свидимся. Прощай же!

Сказал так и пошел куда глаза глядят. Пойдем и мы, а то во рту пересохло, а ежели кто нальет, так мы с благодарностью будем. С вас – квас, с нас – про Глебушко рассказ.

Сказка 7. Про то, как Глебушко за Аленушкой ходил

Что было, то прошло, много горя принесло, да только что толку печалиться, знай себе живи. Так и наша сказка про Аленушку – ровно клубок мотается, вроде и краю не видно, а кончику-то быть. Только ведь конец разный бывает, пока не дослушаешь – не поймешь.

Идет Глебушко к морю-окияну, а сам от усталости и голоду еле ноги несет.– после небесной пищи кусок в горло нейдет. Зашел в сосновую рощу и видит – душит ядовитая трава молодые деревца, к солнцу тянуться не дает. Повырывал Глебушка ту траву с корнем, ногами истоптал, освободил деревца и вдруг слышит, как большая сосна ему иглами шуршит:

– Спасибо тебе, богатырь, спас моих детишек малых, уж и я в долгу не останусь.

Идет Глебушко дальше, смотрит – пересохло болотце, а в нем головастики лягушиные застряли, выбраться не могут. Собрал их Глебушко в горсть, да и перенес в ручей. Поплыли они по течению, а мать их лягушка на камень взобралась и говорит:

– Спасибо тебе, богатырь, спас моих детишек малых, уж и я в долгу не останусь.

Идет Глебушко дальше, видит – упала коряга, ручей запрудила, воду замутила, а в воде карасики мечутся, рот разевают. Выбросил Глебушко корягу куда подальше, муть и разошлась, а к Глебушке мать-карасиха подплыла и говорит:

– Спасибо тебе, богатырь, спас моих детишек малых, уж и я в долгу не останусь.

Вышел Глебушко на берег моря-окияна, глядит окрест – конца-края тому морю не видно, как в нем Аленушку отыскать. Думал-думал, да так ничего и не придумал. Вдруг, откуда ни возьмись, прикатились на берег бревна сосновые, ладные да соструганные, осталось Глебушке их в плот повязать, да парус из одежды снарядить. Сел Глебушко на плот и поплыл, а куда ему плыть – не знает. Вдруг подплывает к плоту рыбешек-карасиков видимо-невидимо, рты разевают, наперебой кричат: говори, чего тебе на дне морском сыскать надобно!

Говорит им Глебушко:

– Лежит на дне морском моя суженая, Аленушка-богатырица, да только как ее сыщешь, разве весь море-окиян обшаришь?

Вильнули карасики хвостиками и уплыли, а вскоре начали по одному возвращаться да всю правду рассказывать – где какое сокровище лежит, где какая рыба водится, да только Глебушке этого не надобно. Вот и все карасики вернулись, а одного нет и нет. К самому вечеру возвращается карасик последний и молвит человечьим голосом:

– Лежит на самом дне моря-окияна девица-красавица, волосы спутались, песком лицо занесло, руки-ноги заилело, тело белое камнями придавило. Может, это и есть твоя Аленушка?

Схватился Глебушко за голову – как на самое дно попасть, как Аленушку из ила достать? Вдруг, откуда ни возьмись, приплыло лягушек великое множество, говорят они Глебушку:

– Не страшись ничего, ныряй на дно морское, а мы тебе воздух во рту приносить будем, глядишь, и выплывешь!

Нырнул Глебушко на самое дно морское и видит – лежит там девица-богатырица, сном тяжелым спит, придавили ее песок да камни, занесло лицо илом, волосы рыбы спутали. Уж и так и сяк старался Глебушко, ан ничего не выходит – таскают ему лягушки воздух во рту, из сил выбиваются, а Аленушка как лежала, так и лежит, нисколечки не сдвинулась. Вспомнил тогда Глебушко про небесного змея, да как крикнет зычно. Нырнул тут же змей на дно морское, обхватил Аленушку лапами, обвил хвостом да и вырвал ее из песка да ила, вынес на сушу, а уж Глебушко сам вынырнул да до берега доплыл.

Смотрит он – лежит Аленушка бездыханная на берегу, в лице ни кровиночки, не дышит, не глядит. И заплакал Глебушко слезами горькими:

– Что ж ты очи не откроешь, на меня, суженого своего, не взглянешь! Знаю, виноват я пред тобой, богатырица моя ненаглядная, что с собой не совладал, да долго по свету искал, да на небе про тебя забыл, да только повинную голову меч не сечет! Прости ты меня, глупого да неразумного, прости ты меня, легковерного да непримерного, вернись ко мне девицей-красавицей, тебя одну люблю, тебя одну хочу к венцу повести, с тобой одной детушек завести, а без тебя мне жизни нет!

И открыла тут Аленушка очи свои прекрасные и говорит: как же долго я спала, что ж со мной такое приключилось?

А Глебушко ей отвечает:

– И век бы спала, кабы мы тебя всем миром не вызволили!