Полная версия
Прелюдия для виолончели
К акая-то девушка раскладывала листочки на подоконнике. Увидев музыканта, она приветливо улыбнулась, затем подошла и протянула ему руку:
– Здравствуйте, Евгений Викторович! Я – Вероника.
Встретив ее взгляд, Евгений в некотором замешательстве прикоснулся к пальчикам девушки и, рискуя нарушить этикет, несколько мгновений просто держал их на своей ладони: «Кто она? Ах да, та самая Вероника…»
Все оставшиеся вопросы пришлось делегировать на уровень подсознания. Евгений осторожно пожал ее руку:
– Можно просто Евгений. Очень рад!
– Разрешите выразить восхищение вашим исполнением! Невероятный концерт!
– Спасибо, – Евгений кивнул с легкой улыбкой. Он уже привык к подобным эпитетам.
– Мне сообщили, что вы готовы принять наше предложение. Хотелось бы поговорить о завтрашней поездке.
Вероника не стала рассказывать о своем институте, а сразу спросила:
– Я могу надеяться на небольшое выступление в нашей студии? Очень ценно ваше мнение о качестве звука.
– Конечно, тем более что там необычные акустические условия, – ответил музыкант. – Это всегда вызывает интерес.
* * *Возвращался Евгений один, благо отель находился буквально в двух шагах. Николая Петровича с виолончелью он отпустил сразу после концерта, публика уже давно разошлась, так что никто не мог узнать его на вечерней аллее.
Погода радовала необычным теплом. Мужчина вздохнул и посмотрел вверх – на фоне темно-сиреневого неба покачивались кроны деревьев, как будто старались сообщить что-то приятное. Встреча с Вероникой длилась около часа вместо заявленных десяти минут, но все равно казалось, что девушка убежала слишком быстро. Ничего, ведь завтра он увидит ее.
И откуда только возникло это странное состояние – словно на чашу весов его настроения незаметно положили нечто незримое, легкое, пушистое, но при этом равновесие оказалось неизбежно утраченным?
Ночью его посетил необычный сон: тропинку к реке окружал высокий лес, впереди то и дело возникали стволы сосен, и вдруг в одном из них оказалась стеклянная створка, за которой находилась виолончель. Евгений долго старался открыть ее, а когда дверь все-таки распахнулась, там стояла Вероника. Сердце в этот момент забилось сладко и тревожно, но он проснулся, не успев сказать ей ни слова, а затем поднялся с кровати и долго смотрел на спящий город, словно надеясь отыскать ее окно среди множества мерцающих огней.
А виновница его видения действительно не могла уснуть – новые впечатления не отпускали ее. Девушка поняла, что бесполезно переворачиваться в постели, поэтому включила светильник, взяла блокнот и открыла новую страничку:
«Помню, как в детстве мне пробовали объяснить, что такое звук. Тогда я не могла это представить, а здесь постоянный шум угнетал меня. Только сегодня я поняла, что звук может быть совершенно другим, и впервые жалею о том, что в Эллиолании нет возможности слышать музыку. Я точно буду ее помнить после возвращения домой.
Думаю, что это самый удачный вариант – возможность получения энергоформ именно через струнный инструмент. Уверена, что завтра все должно получиться.
Теперь я понимаю, почему люди так стремятся услышать исполнение, которое позволит им испытывать подобное снова и снова. Часть звуковых волн не воспринимается их сознанием, но вызывает состояние, не объяснимое для них самих.
У меня до сих пор странное чувство… Какая-то тоска. Из-за чего это? Был бы сейчас со мной Наставник, наверное, всё стало бы легко и просто».
Сон так и не приходил. Тогда Вероника отложила блокнот и уже второй раз за вечер отправилась в душ.
Вода – одна из странных, пугающих субстанций земного мира. Случилось так, что во время самого первого посещения этого измерения девушка упала с мостика в холодную речку. Она тогда очень испугалась: в тело словно вонзились тысячи иголок. Способность держаться на поверхности воды подключилась безотказно, но пришлось собрать всю волю, чтобы не позволить страху завладеть сознанием. Вспомнив об этом происшествии, Вероника еще немного повернула кран, добавляя горячей воды.
Даже после возвращения домой ее преследовал этот страх, несмотря на то что на родине ничего похожего просто не существовало.
Подобное казалось странным, ведь в сознании жителя Эллиолании, посетившего земное измерение, оставалась лишь новая информация, переведенная в образы. Приобретенные же навыки и ощущения, связанные с физическим телом, просто добавлялись в шаблон. Помимо стандартного набора они составляли уже личный опыт каждого разведчика.
Но практически все агенты после расформирования оболочки сталкивались с эффектом сохраняющихся эмоций и переживаний. Данная тема оставалась одной из самых обсуждаемых на различных конференциях и заседаниях Научного общества Эллиолании.
Когда Вероника поделилась своими впечатлениями, ей посоветовали в следующей командировке больше контактировать с водой, чтобы таким образом преодолеть свой страх, тем более что именно так часто поступают люди. Оказывается, и они порой боятся этой непредсказуемой формы материи, притом что без нее просто не смогли бы существовать.
Впрочем, сейчас струйки из лейки тропического душа весело и приятно бежали по ее коже, оказывая расслабляющее воздействие. Девушка вспомнила о красивой жемчужине, колыбелью которой тоже стала водная стихия, и улыбнулась сама себе.
Уже лежа в постели, она снова погрузилась в размышления. Как все просто и уютно дома: окружающее пространство создает абсолютный комфорт и радость бытия; а здесь во всем присутствует резкий контраст и даже чрезмерно яркий солнечный свет исчезает ночью.
Но откуда это стремление погружаться снова и снова в чуждый мир? Чтобы почувствовать себя абсолютно счастливой после возвращения? Ведь дело не только в почете и признании, которым пользуются агенты Эллиолании, это нечто большее. Любой, кто однажды посетил земное измерение, неизменно испытывает потребность в захватывающем странствии по опасной и непредсказуемой реальности.
Вспомнилась неприятная процедура выхода в трехмерное пространство: центр контура, работа потоков, выполняющих трансформацию. Огромная тяжесть нарастает непрерывно, когда тело, привыкшее к свободе, словно заворачивают в плотный сковывающий кокон. Исчезает знакомое восприятие мира, странная тьма окружает того, кто решился на этот сложный и рискованный процесс.
Весь кошмар заканчивается тем, что энергетический контур смыкается и превращается в браслет на руке. А когда он подает сигнал завершения трансформации и синий огонек начинает свой путь с первого витка, нужно сразу же вздохнуть. Иначе нельзя. Без этого новое тело не сможет жить долго, а вместе с ним погибнет и свое, настоящее, заключенное в трехмерную оболочку и не имеющее возможности существовать в ином измерении.
Конечно, дыхательный рефлекс срабатывает безотказно, но насколько это странное и неприятное ощущение: воздух проникает внутрь и наполняет легкие, а затем становится уже чем-то не отделимым от жизни, как и биение сердца. И еще нужно найти в себе силы открыть глаза. Это невероятно сложно, особенно в первый раз, но только так можно увидеть уже совсем другой свет, который в первые мгновения кажется просто ослепительным.
Наверное, правильно, что люди ничего не помнят о том, как начинают путь в такой страшной реальности. Неудивительно, что земная женщина вынуждена вынашивать ребенка в своем теле, вместо того чтобы новая жизнь, возникшая благодаря близости мужчины и женщины, сразу начала развиваться в естественных условиях окружающего мира, постепенно обретая сознание, как это происходит в Эллиолании.
Да, людям совсем нелегко, раз они уходят в состояние, называемое сном, восстанавливая таким образом свои силы. Утомленная собственными мыслями посланница иного измерения сама не заметила, как ее веки сомкнулись и сознание отключилось до самого утра.
III
– Не беспокойтесь, у меня неплохой водительский стаж, – уверенно произнесла Вероника, когда Евгений и Николай Петрович подошли к «порше-кайен» цвета «аметистовый металлик», с раннего утра припаркованному у входа в отель. Это являлось абсолютной правдой, с той лишь оговоркой, что навыки вождения, как и многие другие, обычно формирующиеся в течение определенного времени, уже присутствовали при трансформации.
Но их тоже требовалось закрепить на практике, чем девушка успешно занималась в течение двух недель со времени прибытия в командировку. «Кайен» она выбрала сама: как наиболее устойчивый автомобиль, обладающий плавным ходом.
– Вы не возражаете, милочка? – произнес Николай Петрович, присаживаясь рядом с Вероникой. Евгений с «синьориной» по его настоятельной просьбе расположился на заднем сиденье.
– Добрейшей души человек. Заботится о нас как о детях, – с улыбкой произнес музыкант.
В рамках гастрольной программы Николай Петрович действительно никогда не позволил бы уехать неизвестно куда без него, да еще в обществе малознакомой, пусть и крайне симпатичной, дамочки. Впрочем, она ничего не имела против его присутствия.
– Вы Вероника, насколько я знаю, – продолжил общительный директор музыканта и, не дожидаясь ответа, представился: – Николай.
– Очень приятно! – Она с улыбкой кивнула ему в ответ.
Николай Петрович одобрительно обвел взглядом салон:
– Хорошая машина. Надежность и комфорт. Но не будем злоупотреблять скоростью, правда?
«Кайен» плавно тронулся с места, направляясь в сторону восточной автострады.
Несмотря на свою осторожность, Николаю Петровичу не удавалось сидеть молча. Он тоже оказался впечатлен обществом приятной девушки и даже счел возможным немного отвлекать ее разговорами.
Этот человек появился в творческой жизни Евгения Ковалёва вместе с виолончелью, став и его финансовым директором, и организатором концертов, и хранителем бесценного инструмента, по воле судьбы вновь увидевшего свет. К тому же оказалось, что это не просто свет, а сияющие огни лучших концертных залов. В руках Евгения виолончель вновь и вновь одаривала мир своим волшебным голосом, раскрывая в полной мере его талант и при этом изменив неожиданным образом судьбу самого Николая Петровича.
– Так вот, Вероника, – продолжил собеседник, – я тогда еще довольно молодой был, работал по специальности, мастером-мебельщиком, и попросила как-то меня тетя Зоя, давняя мамина знакомая, буфет отремонтировать. Она одна-одинешенька жила: родные погибли в сорок втором, супруг ее, бывший фронтовик, давно уж этот мир покинул, да и наследников не осталось. Помочь ей – святое дело.
Буфет этот я у нее и раньше видел: старинный, весь потемневший от времени, но красивый очень. Помню, конфеты в нем всегда водились. В детстве тетя Зоя меня ими угощала, когда с мамой к ней заходили. Любила очень она конфеты. В лихие военные годы даже не верила, что когда-нибудь снова их попробует, а потом с каждой зарплаты покупала понемногу: и желтых карамелек-лимончиков, и батончиков, и, конечно, шоколадных.
Шоколадные – тоже самые разные: с помадкой, с темной начинкой, с вафельками. Уж эти мне особенно нравились: разворачиваешь фантик, а там фольга, а в фольге еще тоненькая подвертка. В то время многослойной бумаги не делали, вот и запаковывали каждую конфетку в несколько одежек – пока доберешься, еще вкуснее покажется.
Так и отложилось в памяти: жую конфеты и заодно буфет рассматриваю. А там красота – завитушечки резные, веточки, ягодки. Само собой, ручная работа, дерево – прочное невероятно, только крепления петель на дверцах не выдержали такого срока службы.
Простояло изделие в этом доме, принадлежавшем когда-то известному в Петербурге промышленнику, наверное, еще с девятнадцатого века, но после революции хозяину пришлось расстаться и с недвижимостью, и с Россией.
Имущество, мебель, понятное дело, растащили и разграбили, только буфет зачем-то задвинули в кладовую на лестничной площадке. Как знать, может, кто и присмотрел, решил спрятать на время, да забрать не получилось. Сразу ведь не увезешь такую громадину.
В общем, когда дом переоборудовали под квартиры, дверной проем заложили кирпичом, стену оштукатурили. Вход в кладовочку, видимо, собирались сделать из комнаты, но забыли или не успели, а так сразу и непонятно, что тайное помещение внутри осталось. В блокадном Ленинграде буфет точно разобрали бы на дрова.
Уже после войны начали оформлять документацию по уцелевшим зданиям, составлять планы, тогда и обнаружили скрытые квадратные метры. Тетя Зоя на швейной фабрике работала, замуж вышла за фронтовика-механика, вот их в эту маленькую комнатку и поселили. Так буфет у нее остался.
Взглянул я на дверцу: петли гвоздиками специальными крепились когда-то, но многие выпали, дерево вокруг протерлось, а саморезы вкручивать – себя не уважать. Нашел тогда столярный клей особенно прочный, перемешал с мельчайшими древесными опилками, гвоздики подобрал, пусть не старинные, но похожие на те, что были. Заполнил отверстия, закрепил гвоздики клеевым составом – получилось прекрасно. Никто и не скажет, что ремонт состоялся.
Тетя Зоя очень радовалась, деньги даже предлагала, но у меня и рука не поднялась бы взять. Вдруг смотрю: несет она странную вещицу, большую такую, фигурную, из дерева. Понятно, что музыкальный инструмент, но только один корпус.
Тот промышленник, который когда-то домом владел, очень любил искусство, художникам помогал, музыкантам, свой театр выстроил. Это я уже потом с историческим материалом ознакомился. Как за границей его судьба сложилась, неизвестно, а вот внутри буфета, оказывается, пряталась виолончель.
Тетя Зоя ее так и хранила, завернутой в плед, как живое существо, и не показывала особенно никому. Любовалась она своей находкой.
Николай Петрович замолчал и посмотрел в окно, за которым бежали высокие ели. Давно нет тети Зои, а подаренная ею «вещица» оказалась бесценным музыкальным инструментом с трехвековой историей.
– Сколько слушаю, не устаю удивляться, – подключился к разговору Евгений. – Кстати, на ней не было ни струн, ни грифа. Зато корпус сохранился полностью целым. Но ни один специалист не дал точного ответа, чей это инструмент. И нижняя дека такая редкая – сошлись на том, что это все-таки платан. А верхняя – здесь сомнений нет: ель, конечно же, северная итальянская ель. Вот стали даже называть ее «синьориной», раз она итальянка.
– Да, с тех пор жизнь моя закрутилась-завертелась, – продолжил Николай Петрович. – Что делать с инструментом, я не знал. Сначала поставил в комнате как украшение. Знакомые, увидев такой сувенир, наперебой выпрашивали его у меня. Но к музыке они никакого отношения не имели, а я не хотел отдавать подарок тети Зои для перепродажи. Потом, так полагаю, попытались виолончель украсть – больше брать точно было нечего. Уже и дверь почти открыли отмычкой, хорошо, что я домой вернулся за чем-то, спугнул проходимцев. Тогда решил пойти с этой вещицей в консерваторию, там Женю и встретил.
– Помню, помню! – весело отозвался Евгений. – У меня сольные концерты начались, а хороший инструмент не мог найти. Видимо, тогда я по молодости доверия никакого не вызывал. И вдруг вижу: человек незнакомый с большим бумажным пакетом в вестибюле стоит. Сразу понял, что виолончель, но даже представить не мог, какой у нее голос. Никто его и не слышал минимум полтора столетия.
– Вот и всё. Дальше реставрация, экспертиза, оформление документов, и я миллионер, – рассмеялся Николай Петрович. – Супруга моя узнала – только руками развела. Конечно, уже потребовались другие условия хранения, страховка – все как положено. Но тем более ни о какой продаже речи быть не могло, не все же в деньгах измеряется. Мы с Женькой за это время как родные стали, хотел ему «синьорину» просто подарить, да он ни в какую. Вот, предложил мне сменить профессию. У нас теперь и квартиры рядом.
– Я там почти поселился, – подтвердил Евгений. – Сын сейчас окончательно перебрался в столицу, я один, так что вечернее чаепитие у соседей – уже традиция. А директора такого точно никогда не найти, поэтому мне безмерно повезло.
* * *Вероника с огромным удивлением слушала эту историю, не забывая, впрочем, следить за трассой, которая вскоре вывела их на участок, открывающий все величие и красоту уральской природы.
Бывшее дно древнего моря, заполнявшего огромную территорию миллионы лет назад, манило своим ошеломляющим рельефом. Утренний туман рассеялся, гонимые ветром легкие облака отбрасывали зыбкую тень. Казалось, это волны пробились из прошлого вопреки неумолимому вердикту времени и оставили остроконечным хвойным вершинам свой дивный сине-зеленый цвет как напоминание о нежной и уютной колыбели всех живых существ на Земле.
Доисторические обитатели, создавшие крошечными раковинками бесконечные отроги и гребни, одарили из глубин палеозойской эры своих далеких потомков месторождениями сверкающих пород, где каждая песчинка – свидетельство чьей-то промелькнувшей жизни.
Через некоторое время навигатор предупредил о приближении цели поездки – населенного пункта, лежащего у гряды западного склона Уральского хребта. Вероника сбавила скорость и аккуратно свернула на достаточно ухоженную дорогу, ведущую к высокому берегу, покрытому сплошной полосой коттеджей и внушительных заборов, надежно скрывающих внутреннее пространство от посторонних глаз.
Центральная улица тянулась до скального массива, ограничивающего настойчивое и стремительное течение реки. Благодаря прекрасному виду эти участки у воды, вероятно, являлись самыми престижными. Почти от каждого вниз вела лестница, переходящая в далеко выдающийся пирс.
Немного выше теснились аккуратные домики с крытыми оградами и маленькими палисадниками, в которых разноцветные астры с любопытством выглядывали между планками деревянного штакетника. Герань, красивые кружевные занавески – такие окна еще сохранились в старой части поселка.
В стороне от основной застройки располагалось двухэтажное строение, не отличающееся от современных коттеджей, но явно не претендующее на первую линию. К нему и направила автомобиль Вероника.
Ворота медленно двинулись вправо, а видеокамеры по обеим сторонам, вероятно, зафиксировали прибытие. Девушка припарковала «кайен» на просторной, выложенной декоративной плиткой площадке у входа в дом, и ее спутники вышли, с интересом разглядывая территорию.
Довольно ухоженный участок с большим количеством декоративных растений, всевозможных дорожек и скамеек скорее располагал к прогулкам и созерцанию природы, чем к серьезной работе. С клумб, устроенных в виде пирамидок, смотрели еще не прихваченные первыми морозами венчики ампельных петуний, пушистые хвойники расстилались по искусно оформленным горкам.
– Это филиал нашего института, – торжественно объявила Вероника.
Вскоре входная дверь отворилась, и на крыльце появился невысокий человек с немного смешной стрижкой, в выцветшем, но аккуратном свитере.
– Аркадий! – представился он, приветствуя Евгения и Николая Петровича. – Прошу вас!
* * *Длинный коридор приятно приглушал звуки шагов, и даже голос звучал здесь немного мягче, чем обычно, а вскоре гости оказались в светлом уютном вестибюле, где их ожидал столик с горячим кофейником и печеньем.
Аркадий очень полюбил этот напиток и сам замечательно его готовил. Терпкий аромат обжаренных зерен придавал сил для существования в земном теле, с которым ему теперь приходилось жить постоянно.
Вероника пригласила Евгения и Николая Петровича отдохнуть после поездки, разлив кофе в чашечки из тонкого фарфора, а сама вышла в соседнюю комнату, где и располагался рабочий кабинет постоянного обитателя станции.
Аркадий уже делал записи в журнале, который вел очень аккуратно, вполне обоснованно не доверяя электронным устройствам, ведь они в условиях геомагнитной активности могли вести себя абсолютно непредсказуемо. Стекла его очков поблескивали в солнечном свете. Став постоянным обитателем станции, этот неустанный исследователь умудрился окончательно испортить зрение: слишком много времени он проводил за книгами и монитором, не переставая вести научную деятельность.
– Вероничка-Земляничка, как дела у тебя? – радостно спросил он, встав из-за стола и отложив в сторону свои бумаги.
Земляничкой он стал ласково называть Веронику после ее первого появления на станции. Она долго не могла заставить себя съесть что-либо, только пила воду. Антуриолл безуспешно пытался приучить своего новичка-агента к земной пище и очень сердился, когда девушка за три дня так и не притронулась ни к одному из предложенных им блюд: «Как ты собираешься восполнять физическую энергию? Хочешь питаться с помощью внутривенной инфузии?».
Тогда Аркадий собрал для нее целый стакан ароматной душистой земляники, благо на дворе стоял июль и эти чудесные ягодки ковром устилали окружающие склоны. Вероника была очень признательна ему, ведь земляника оказалась настолько нежной и приятной на вкус, что значительно помогла адаптироваться в новых условиях.
– У меня все хорошо. Спасибо за то, что ты делаешь для нас! – Девушка приветливо обняла своего старшего коллегу, потерявшего возможность вернуться на родину.
Аркадия очень тронули ее слова. Он безмерно почитал и уважал отца Вероники, которого всегда помнил как своего учителя и друга. Кроме того, мало кто из приходящих сюда из Эллиолании агентов благодарил соотечественника, всегда заботившегося об их комфорте, считая это само собой разумеющимся.
Между тем раньше никто не следил на станции за порядком, не думал о том, чтобы стопка теплых пледов присутствовала в комнате для трансформаций. А ведь, независимо от опыта, любой испытывал существенный дискомфорт, возникая фактически «из воздуха» и без какой бы то ни было одежды на теле.
– Вероничка, я всегда рад тебя видеть, – улыбнулся Аркадий. – Часто вспоминаю, какой милой непоседой ты была в детстве – появлялась возле папы в самый ответственный момент. А то заседание Ученого совета?
Они вместе весело рассмеялись. Вероника выкинула тогда шутку: во время доклада одного из папиных оппонентов умудрилась изъять самую важную часть его выступления со стенда, на котором фиксировались все выступления участников. В пылу обсуждения никто и не заметил присутствия этой маленькой проказницы, постоянно обитающей рядом со своим отцом на территории Научного общества.
Когда все выяснилось, папа сделал вид, что очень сердится, хотя, возможно, в глубине души был тронут такой проделкой Вероники. Во всяком случае, он тогда объяснил ей, что доказывать свои идеи нужно исключительно честными и открытыми методами.
– А твой Наставник? Не прибудет в этот раз? – с иронией спросил Аркадий.
– Не знаю, – вздохнула Вероника. – Если все пройдет нормально, завтра я вернусь домой.
– Понятно. Но ты будь с ним осторожнее, девочка.
Дружеских чувств между Аркадием и ее Наставником так и не возникло. Для Антуриолла этот погруженный в науку чудак являлся лишь занудой и бюрократом, препятствующим развитию его карьеры; а Аркадий, никогда всерьез и не претендовавший на руководящую должность, считал нужным указывать на постоянные огрехи в деятельности своего коллеги.
Наставник с самого детства присутствовал в жизни Вероники как ученик и соратник ее отца. Обладая волевым характером и невероятной энергией, впоследствии он все-таки занял его пост, руководителя Центра трансформаций, причем, как утверждали некоторые, испробовав для этого все мыслимые и немыслимые способы.
Приступив к обязанностям в новом статусе, Антуриолл избавился от прежних сотрудников, работавших с ним, добиваясь либо их отставки, либо перевода в другое подразделение. Лишь с присутствием Аркадия ему приходилось мириться до поры до времени, так как его талант ученого-исследователя слишком ценили в научных кругах.
Зато энергичный начальник окружил себя командой молодежи, которая, если бы можно было выразиться земным языком, смотрела ему в рот и ловила каждое слово. В любом случае во время командировок агенты Сектора трансформаций величали его не иначе как Наставником.
Справедливости ради стоит отметить, что он действительно серьезно подходил к вопросу обучения своих подопечных, передавая им премудрости столь неординарной деятельности.
Вероника улыбнулась Аркадию: она знала об их напряженных взаимоотношениях, но не принимала всерьез его опасения.
Антуриолл – ее идеал мужчины Эллиолании. Он всегда привлекал своим обаянием, какой-то внутренней свободой, независимым характером и просто завораживал историями о земном измерении, составляющем предмет всей его деятельности.
Вероника обожала эти приключения. Неудивительно, что она с детства мечтала о командировках, и даже трагическая гибель родителей не повлияла на этот выбор. Повзрос лев, она поступила на обучение в Центр трансформаций, а после успешного завершения начала свою деятельность агента под руководством того, кто теперь занимал главное место в ее жизни.
Со временем чувства девушки приобрели самый серьезный оттенок. В Эллиолании ее тело обрело способность полного контакта с мужчиной, и Вероника хотела этого от своего Наставника.