Божественная комедия

Песня тридцать первая

Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.

1 Речь, от которой я в одно мгновенье,Стыд чувствуя, невольно покраснел,Мне принесла потом и исцеленье.4 Таким копьем, как говорят, владелАхилл: оно смертельно поражало,И снова роковые язвы тел7 Одним прикосновеньем заживляло{181}.Мы перешли уже долину бедИ подвигались далее; лежала10 Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;Над бездной тьмы там поднималась бездна,И не могло быть в сумраке полезно13 Мне зрение, но слух был поражен:Такой ужасный трубный звук раздался,Что заглушил бы гром небесный он,16 И сквозь туман я разглядеть старалсяТо место, где гремел незримый рог.Ему внимая, втайне я сознался,19 Что сам Роланд сильней трубить не могВ печальную минуту пораженьяСвятого, но несчастного сраженья,22 Где Карл Великий битву проиграл{182}.Едва очнулся я от удивленьяИ в даль с усильем вглядываться стал,25 Как вдруг мне в ту ж минуту показалось,Что предо мной в тумане возвышаласьЗа башней башня. Тихо я сказал:28 «Учитель! Это город, без сомненья,Я вижу там?» Мне отвечал поэт:«Обманчиво твое воображенье:31 Сквозь эту полутьму и полусветНе может человеческое зреньеПроникнуть, и тебе я дам совет:34 Иди вперед, чтоб ближе убедиться,Как расстоянье может обманутьПорой наш глаз. Так продолжай свой путь,37 Но чтоб не мог ты очень изумиться, —Взяв за руку меня, сказал певец, —То должен ты теперь же убедиться40 И истину проникнуть наконец,Что там не башни видишь сквозь туман ты,Нет, сын мой, это страшные гиганты,43 Которые в колодезе стоят,Погружены от пояса до пят…»Как постепенно в поле начинает46 Редеть туман, и глаз наш привыкаетПредметы постепенно различать,Так точно сам я начал прозревать;49 Но, сознаваясь в тайном заблужденье,Невольный страх я начал сознавать,Когда яснее стали выступать52 Гиганты предо мной на темном фоне,Как стены замка Монтереджионе{183}Покрыты рядом башен по углам,55 Так из колодцев стали видны намГромадные, как башни, исполины,Открытые для глаз до половины,58 Которым и доныне с облаковГромами сам Юпитер угрожает.Сквозь тьму, как сквозь таинственный покров,61 Передо мной яснее начинаетОбозначаться первый великан:Я различал лицо его и стан,64 Часть живота и руки. ПоступилаПрирода очень мудро, что опятьНе хочет уже больше создавать67 Таких чудовищ страшных и лишила,О, Марс, тебя земных твоих врагов, —И если вечно творческая сила70 Природы создает еще китов,Слонов творит, то, рассудивши здраво,Природы мудрость я признать готов:73 Лишь только тот жить не имеет права,В ком действуют повсюду заодноУм, злость и сила. Людям суждено76 Таких страшилищ в мире опасаться:Никто не может им сопротивляться,От них найти защиту нелегко».79 К гиганту стал я ближе подвигаться.Его лицо так было велико,Что, кажется, могло бы показаться82 Не менее верхушки золотойНад куполом Петра Святого в Риме,Я задрожал перед фигурой той85 Представшего гиганта предо мной.И остальными членами своимиПугал он также. Если б за спиной88 Гиганта, погруженного по бедра,Троим фрисландцам разом бы пришлосьДруг другу стать на плечи очень бодро,91 То все-таки коснуться б до волосТого гиганта им не удалось{184}:От плеч его до дна той ямы скверной,94 Где он стоял, и меры ж не найти;То расстоянье пропастью безмернойЯвлялось глазу. Молча на пути97 Остановился я пред великаном.Он пасть раскрыл и прокричал тогда намСлова, но ни единый человек100 Их не поймет: «Rafel mai amechIrabi almi»{185}. Он своей гортаньюБезумной и бессмысленною бранью103 Лишь разрешался только иногда.К гиганту мой учитель обратился:«Тень жалкая! Труби в свой рог, когда106 Свой тайный гнев ты выразить решился.Труби, чтоб этот гнев утихнуть мог.К твоей груди привязан этот рог…109 На собственную шею посмотри ты…Иль все соображения убитыВ тебе давно, бессмысленная тень?112 На шее у тебя висит ремень,А на ремне и самый рог повешен!..»И мне сказал Вергилий: «Ночь и день115 Здесь страждет он, для всех бессильно бешен,И сам себя проклятью предает.Он совершил когда-то преступленье;118 О нем ты слышал. Это сам Немврод.От дикого его столпотвореньяНе понимать народа стал народ,121 И языков узнали мы смешенье.Не тратя слов, пойдем вперед пока:Не может никакого языка124 Он понимать теперь в своем томленье.Да и его никто уж не поймет».И совершив затем другой обход,127 К гиганту мы приблизились другому;Который мне по своему объемуКазался и ужасней и страшней130 И поражал громадностью своей.Не ведал я, чья воля и чья силаГиганта так мучительно скрутила:133 Одна рука привязана к груди,Другая точно так же назадиПривязанная цепью; цепь сходила136 От шеи вниз и тяжело пять разВкруг тела великана обвилась.«Перед тобой стоит титан надменный, —139 Так мой путеводитель мне сказал. —С Юпитером, царящим над Вселенной,Помериться он силами желал,142 И вот за то наказан здесь, презренный.Ты Эфиальта{186} видишь пред собой.Его деянья много прославляли145 В те времена, когда своей борьбойТитаны всех богов перепугали.Его рука, готовая на бой148 В иные дни и грозная когда-то,Теперь в цепях, недвижностью объята».И я сказал поэту: «Если мне151 Возможно посмотреть на Бриарея{187},То укажи его мне поскорее».Поэт сказал: «Здесь близко, в стороне154 Увидишь ты громадного Антея{188},Свободен он и может говорить;Он нам с тобой поможет, может быть,157 На дно скорбей ужаснейших спуститься.А тот, о ком ты спрашивал сейчас,В другом вертепе должен находиться160 Закованный, и вид его в сто разСтрашнее Эфиальта…» В то мгновеньеТитан зашевелился и потряс163 Руками вдруг. Едва ль землетрясеньеСильнее может башни потрясти,Как этого чудовища движенье166 Меня перепугало на пути.О смерти мысль тогда меня смутилаСильней, чем прежде; далее идти169 Не мог бы я, – вся кровь моя застыла, —Когда б не знал, что связан был титан.Идти вперед во мне явилась сила.172 Мы подошли к Антею. ВеликанИз мрачного колодца поднималсяНа полторы сажени, но скрывался175 В колодезе его громадный стан.И молвил мой учитель исполину:«О, ты сходивший в славную долину,178 Где десять сотен львов завоевал,Где Сципиона слава увенчалаИ в бегство обратился Аннибал…181 О, ты, о ком молва не пересталаЕще доныне громко толковать,Что мог бы ты победу даровать184 Сынам земли, сражаясь с ними рядом!Не откажись помочь нам и спустиВ ту бездну нар, где скован вечным хладом187 И льдом, Коцит недвижен на пути…Нет, не смотри на нас суровым взглядом,Не говори, что мы должны идти190 К Тифею или к Тицию{189}… Смотри жеБез гнева ты на смертного и нижеТеперь нагнись. Вот этот человек193 Еще живет и кончит, вероятно,Еще не скоро жизненный свой век.Прославит он тебя неоднократно,196 Воздаст тебе он похвалу и честь,Чтоб в светлом мире будущие внукиМогли твою историю прочесть».199 Учитель смолк, и, протянув к нам руки,Гигант Антей (всю силу этих рукИзведал Геркулес сам в тяжкой муке)202 И моего учителя взял вдруг.«Скорей приди теперь в мои объятья,Чтоб мог тебя с собою вместе взять я», —205 Сказал поэт. В минуту ту АнтейМне башней Гаризендой{190} показался,Когда несется облако над ней.208 На миг один я так перепугался,Что всякий спуск другой бы предпочел,Который бы нас свел в пучину зол;211 Но проводник наш тихо подвигалсяИ, наконец, на дно той бездны снес,Где в пропасти холодных, вечных слез214 Сам Люцифер с Иудою томился…Над этой мрачной бездною склонилсяАнтей недолго: голову вознес217 И корабельной мачтой распрямился.

Песня тридцать вторая

Дно замерзшей бездны и Коцит. Четыре отделения казни. Два грешника, из которых один грызет голову другого. Вопрос поэта.

1 Мне нужен стих суровый и железный,Чтоб леденящий ужас передать,Царящий над последней адской бездной.4 Но стих мой слаб, чтоб верно описатьВселенной дно, юдоль скорбей и срама,На языке, которым лепетать7 Привыкли только дети: «Папа, мама!»Но пусть теперь помогут музы мне,Как помогали некогда оне10 Благому предприятью Амфиона,Который стены Фив соорудил{191}Под лирный звук; пусть мир и слез, и стона,13 Которых я в Аду свидетель был,В моих стихах сурово отразится.О, род людской, успевший погрузиться16 В подземный мир, который грозен так,Что страшно говорить о нем решиться, —О, род людской, сошедший в вечный мрак,19 Тебе бы лучше было в мир родитьсяБаранами иль стадом диких коз!..Когда на дно колодца опуститься22 К ногам гиганта грозного пришлось,И я смотрел вокруг себя тревожноНа стены, на гранитный их откос,25 Тогда услышал голос: «ОсторожноТеперь иди, чтобы пятами ногТы раздавить нечаянно не мог28 Голов теней, измученных борьбою».Я оглянулся быстро, и тогдаЯ озеро увидел пред собою,31 Застывшее под светлой массой льда,И озера поверхность ледяная,Как зеркало, сверкала. Никогда34 На севере течение ДунаяПод толщью ледяной такой корыНе пряталось, и если б две горы,37 Таберник с Пьетрапаной, обломилисьИ рухнули на этот адский лед,То ледяной покров недвижных вод40 Не дрогнул бы… Меж страшных льдин томилисьИзмученные тени. ИногдаТак, квакая, из сонного пруда43 Глядят лягушки осенью несмело.Сокрыты льдом до тех частей их тела,Где выступают признаки стыда,46 Сидели тени, щелкая зубами,С опущенным, безжизненным челом,С стучащими от холода зубами;49 Вся горечь мук в молчании немомВ их потускневших взорах выражалась…Осматриваясь в трепете кругом,52 Я вниз взглянул, где к призраку прижаласьДругая тень, склонившись близко так,Что волоса обоих, мне казалось,55 Перемешались вместе… Тотчас знакЯ подал этим призракам рукою:«Скажите мне, кто вы? Зачем с такою58 Мучительно безмолвною тоскоюДруг с другом стали тесно, грудь о грудь?»И призраки, чтоб на меня взглянуть,61 Приподняли чело свое и горькоЗаплакали, но на ресницах толькоЯвились капли жгучих, крупных слез —64 Оледенил их тотчас же мороз,И очи их смежились, замерзая…Друг к другу так же тесно приставая,67 Как две доски, прибитые гвоздем,И ярости своей не унимая,Как иногда козел с другим козлом,70 Два призрака безумно стали драться.Тут третья тень с опущенным лицомИ с ухом отмороженным, подняться73 Не в состоянье, стала говорить:«Зачем на нас так пристально глазеешь?Иль смелое желанье ты имеешь76 Узнать – кто эти тени, может быть?То знай, что та долина, где струитсяБизенцио{192}, там обе тени жить79 Привыкли самовластно; покоритьсяИм и отцу их старому{193} должнаБыла та превосходная страна.82 Одна их мать рождала, и донынеНе отыскать в Аду во всей Каине{194}Подобных душ, низверженных под лед,85 Где призраки, от стужи мертво-сини,Склоняются на лоно смерзлых вод.Не равен по заслугам с ними тот,88 Кого Артур сразил одним ударом{195},Ни тот злодей, которого зовутФокаччиа{196}, ни этот, ставший тут,91 Передо мной в своем безумье яром, —Сассоло Маскерони{197}. Если тыТосканец только, то его черты94 Тебе уже знакомы, без сомненья…И чтоб не тратить больше лишних слов —Дальнейшие не нужны рассужденья —97 Я подскажу тебе, кто я таков:Камичион де Пацци{198} я. ПрощеньяМне в мире нет, но тьма моих грехов100 Должна бледнеть пред силой преступленьяПредателя Карлино{199}, и я жду,Когда его увижу здесь в Аду…»103 И сотни лиц передо мной мелькали,Стонали и от холода дрожали…Одно воспоминание о нем,106 Об этом Царстве вечно ледяном,Где стихла человеческая злоба,Меня доводит часто до озноба,109 Когда ко дну спускались глубже мы,Я трепетал за каждый шаг невольноОт холода и безрассветной тьмы,112 И вдруг случайно или произвольно,Ступая меж голов, своей ногойУдарил я одну из них так больно,115 Что грешник, изнуренный и нагой,Заплакал и воскликнул так, рыдая:«За что меня ты топчешь? Никогда я118 Тебя не знал!.. Когда сюда сойтиРешился ты, но только не для мщеньяЗа страшный бой при Монте-Аперти{200},121 За что ж меня мучишь?» В то ж мгновеньеУчителю сказал я: «На путиОстановись, чтоб выйти из сомненья,124 Я мог теперь и истину узнать —Кто эта тень, – потом без замедленьяЯ вновь тебя готов сопровождать».127 Путеводитель мой остановился,И к призраку, который изрыгатьПроклятья не устал, я обратился:130 «Скажи, кто ты, свой собственный покойНарушивший неистовою бранью?»Тень крикнула: «А кто ты сам такой,133 Столь равнодушный к нашему страданью,Что попираешь головы теней?Когда бы ты к числу живых людей136 Принадлежал, то слишком бы суровоТак поступать для существа живого».«Я жив еще, – я тени дал ответ, —139 Когда ты об известности хлопочешь,То я могу, когда того ты хочешь,Чтоб долго не забыл тебя весь свет,142 Включить тебя в число имен известных…»«Не нужно мне похвал твоих чудесных, —Завыла тень. – В кромешной этой тьме145 Напрасно льстить ты начинаешь мне!..Не мучь меня и прочь беги отсюда…»«Кто ты? Ответь, иначе будет худо!»148 Я закричал, и вмиг моя рукаЗа волоса схватила тень: «ЗаставлюЯ говорить тебя иль волоска151 Ни одного на коже не оставлю».И призрак мне со стоном отвечал:«Рви ж волоса. Хотя б ты ощипал154 Всю голову – я не скажу ни слова…»У грешника стал волоса я рватьИ выдернул их не одну уж прядь,157 А он, склонивши голову, суровоСтал лаять по-собачьи. В этот часДругая тень сказала сзади нас:160 «Что сделалось с тобою нынче, Бокка?Иль мало для тебя, что ты жестокоЗубами научился скрежетать?163 Теперь же псам ты начал подражать!..Кой черт тебя так лаять заставляет?..»«Теперь умолкнуть можешь ты в Аду, —166 Тут я сказал, – и к твоему стыду,За что тебя подземный Ад терзает,Я в мир теперь рассказывать пойду!»169 «Прочь! – крикнул он. – Я не боюсь позора,Но если ты отсюда выйдешь скоро,То не забудь порассказать о том,172 Кто был известен длинным языком.Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,Где дышат все прохладным ветерком,175 Ты видел в ней Буозоде Дуэру{201},Который слезы горькие здесь льетНа золото французское… А вот178 (Тебе вопрос предложат, может статься,С кем ты еще в Аду мог повстречаться),Вот близ тебя Беккериа{202}, аббат,181 Изменник, обезглавленный когда-то;Потом немного дальше брось свой взгляд —В измене два достойные собрата —184 Джианни Сольданьер{203} и Ганнелон{204},А вот и Трибальделло{205}. Предал онФаэнцу темной ночью». Отступали187 Мы далее от грешника и вдругВ одной из ям со страхом увидалиДвух призраков, обледеневших вкруг,190 Сидевших так, что первый головоюДля головы другого мог служитьПодобьем шапки. Тот, что под собою193 К земле успел собрата наклонить,В его затылок бешено вцепилсяЗубами, словно голод утолить196 Мозгами неприятеля решился.Тидей{206} так Меналиппа не глодал,Как этот призрак грыз и пожирал199 Ту голову и мозгом пресыщался.«О, ты, который зверством доказалВсю ненависть к тому, кого терзал,202 И чьим страданьем гнусно упивался,Скажи, чем мог тебя он оскорбить,Чтоб мести я твоей не удивлялся,205 И если точно мог он совершитьУжасное какое преступленье,Скажи – и в светлом мире, может быть,208 Я сам ему придумаю отмщенье».

Песня тридцать третья

Рассказ графа Уголино{207}, вместе с детьми уморенного голодом в темнице. Речь Данте о Пизе и дальнейший путь. Предатель монах Альберик.

1 Тогда грызть мозг врага переставая,От страшной пищи грешник отнял рот;И, губы волосами утирая4 Той головы, сказал мне в свой черед:«Ты хочешь, чтобы прежнего страданьяОпять я пережил ужасный гнет?7 Поверь, о нем одно воспоминаньеТомит меня; но если мой рассказДать может стыд и новое терзанье10 Преступнику, которого сейчасЯ пожирал, то свой рассказ начну я,Хотя бы слезы вырвались из глаз,13 И прошлое, тревожа и волнуя,Меня могло смутить и раздражить.Кто ты и как ты мог сюда вступить —16 Не знаю я, но говорит мне что-то,Что флорентинцем должен сам ты быть,И если так, – то мне пришла охота19 Тебе свое прошедшее раскрыть.Во мне ты видишь графа Уголино,А он, – скорбей земных моих причина,22 Неумолимой стоящий вражды,А он – архиепископ Руджиери.Рассказывать теперь мне нет нужды25 О бешенстве, живущем в этом звере,О том, как вкрался в душу мою он,И как потом я им был умерщвлен.28 Но ты не знал, как умер УголиноИ как была мучительно тяжкаМоя, для всех безвестная, кончина.31 Узнай о ней и помни, чья рукаМеня так покарала беспощадно,И почему так злобна и дика34 Моя вражда к проклятому. Я жадноСледил в тюрьме за скудным светом дняВ пустынной башне. Нынче в честь меня37 Тюрьма та Башней Голода зовется.Я не однажды видел из окна,Как вновь являлась на небе луна,40 Но долго ль мне в тюрьме жить приведется,Не ведал я. Вдруг мне приснился сон,Мне разъяснил все будущее он.43 Во сне мне Руджиери представлялся:Как будто на охоте он гонялсяЗа волком и волчатами. Пред ним,46 Спустив собак, при виде той приманки,Неслись с безумным гиканьем своимСисмонди, Гуаланди и Ланфранки.49 Не в состоянье бегство продолжать,Волк и волчата стали уставать,И страшные картины мне приснились,52 Как зубы псов в усталых жертв вонзилисьИ грызли их и рвали их бока.За тяжким сном глаза мои открылись.55 Ночная тьма казалась глубока,Еще заря не золотила неба,Но сердце охватила мне тоска,58 Когда, во сне заплакав, стали хлебаСо мною дети бывшие просить.Бесчувственным вполне ты должен быть,61 Когда теперь вполне не сострадаешьТем мукам, что почувствовал отец,И если ты теперь не зарыдаешь,64 Когда же ты рыдаешь наконец? —Мы встали все; уж час тот приближался,Когда к нам сторож с пищею являлся,67 Но я ужасный сон припоминал,Я верил в этот сон и – сомневался.Так время шло, и вдруг я услыхал,70 Что вход в темницу нашу забивался.Я пристально взглянул в лицо детей,Но промолчал, не находя речей.73 Во мне как будто сердце камнем стало,И слезы не бежали из очей.Но детский плач меня язвил, как жало…76 Мне юный Ансельмуччио сказал:«Отец, отец, скажи мне, что с тобою?Зачем же ты смотреть так дико стал?»79 Я был измучен внутренней борьбою,Но не заплакал и не отвечал.Так день прошел, и новый день настал.82 Когда ж скользнул в темнице нашей сноваПечальный и едва заметный свет,В лице детей нашел я тот же след —85 След выраженья дикого, тупого,Которое нашли они во мне.Тогда, склонясь в отчаянье к стене,88 Я начал грызть зубами обе руки.Бессильного отчаяния мукиЗа голод дети приняли… «Отец, —91 Они заговорили, – наш конецМы встретим безбоязненно и смело,Когда возьмешь ты в пищу наше тело.94 Ты дал нам плоть, возьми ж ее назад…»И я притих, чтоб вновь их не мучить,Не видеть их печальный, кроткий взгляд.97 Смириться я хотел себя заставить…Так, страшное молчание храня,Мы прожили в отчаянье три дня…100 О, для чего же ты не расступиласьТогда, земля!.. Четвертый день настал,Четвертый день семья моя томилась,103 Тогда Гаддо безумно застонал,К моим ногам склоняясь ниже, ниже:«О, помоги, отец, мне, помоги же!»106 Так умер он. И я недолго ждал:В моих глазах и остальные троеНавеки смолкли… Что я испытал109 По смерти их!.. Ногами землю роя,От трупа к трупу ползал я и звалК себе детей… Три дня я их искал,112 Лишенный сил, сознания и зренья…Но голод пересилил наконецМою тоску и самое мученье…»115 Здесь был его истории конец.Тень искосила гневно и суровоСвои глаза и с яростию снова,118 Как лютый пес, грызть череп начала…О, Пиза, Пиза! Долго ты былаСтыдом всего пленительного края!121 Твои соседи, местью не сгорая,Ленивое спокойствие любя,Наказывать не думают тебя!124 Пусть двинутся Капрайя и Горгона{208},Плотиной устье Арно перервут,Пускай река свое поднимет лоно127 И погребет в теченье буйном тутТвоих граждан!.. Вините УголиноВ предательстве при сдаче крепостей,130 Но за отца зачем казнить детей?Ведь у него четыре было сына,Которых правота для палачей133 Была ясна!.. Вперед мы путь держалиИ наконец достигли мест таких,Где льдины новых призраков сжимали136 Мучительно, не так, как всех других,Они не прямо в прорубях стояли,Но книзу головою. Слезы их139 Другим слезам дорогу преграждалиИ, заливая лица тех теней,На этих лицах тотчас замерзали;142 Прозрачной маской впадины очейУ них покрыты были постоянно.Хотя привык я к стуже, беспрестанно145 В вертепе лютый холод вынося,И словно оболочкой роговоюНа мне была покрыта кожа вся,148 Но все же сильный ветер за спиноюЯ чувствовал, проговорив: «Поэт!Подуло ветром, кажется, за мною,151 А думал я, что в воздухе здесь нетДвижения!..» «Придем мы к месту скоро,Где ты увидишь сам без разговора,154 Что значит этот ветер». В этот мигОдна из душ вертепа ледяного,К нам обратясь, вдруг испустила крик:157 «О, вы, которым место здесь готово,Вы, павшие в последний адский круг,С моих очей тяжелые покровы160 Сорвите вы, чтоб горести недугМог облегчить я горькими слезами,Пока опять не станут над глазами163 Те слезы постепенно замерзать».«Готов исполнить я твое желанье,Когда ты правду станешь отвечать —166 О том, кто ты, несчастное созданье.И если с глаз твоих я не сорвуПокрова ледяного, пусть во рву169 С тобой здесь разделю я наказанье».Он отвечал: «Мне имя – Альберик{209},Мой вертоград запущен был и дик,172 Давал плоды дурные постоянно,И финики здесь вместо сочных фигЯ получаю». «Это очень странно!175 Ты умер разве?» Он же отвечал:«Я сам об этом много размышлял,Но все ж одно могу сказать я смело,178 Что на земле мое осталось – тело.Таков уже последний адский круг,Куда душа сама слетает вдруг,181 Атропоса толчка не дожидаясь.Чтоб поскорей кору застывших слезТы снял с меня, помочь тебе стараясь,184 Я этот разрешу тебе вопрос:Когда душа с предательством сживется,В чем согрешить мне самому пришлось,187 То тело в лапы беса попадется,И он над телом властвует, покаВ нем хоть капля жизни остается,190 И беса власть над телом велика.Душа же человека улетаетСюда в ледник, где вечно изнывает.193 Взгляни на тень, которая дрожитВблизи меня: она сюда слетела,А между тем души вот этой тело196 Там, на земле, живет еще… Но видЕго тебе известен, может статься:Тебе пришлось с землею расставаться199 Не так давно. Смотри: ведь это он —Бранк д’Орио, который заключенДавно в Аду…» «Не прибегай к обману, —202 Заметил я, – тебе ль я верить стану,Когда ты так бессовестно налгал:Бранк д’Орио еще не умирал,205 До этих пор он на земле, как прежде,И спит, и ест, и ходит он в одежде…»Но призрак вновь тогда заговорил:208 «Еще Микеле Цанке не сходилВ вертеп с кипучей, липкою смолою,Как в тело Бранка бес уже входил…211 Я все сказал. Теперь своей рукоюСорви кору с моих застывших глаз».Но я солгал пред ним на этот раз:214 Нечестно поступить с ним было честно…О, генуэзцы, скоро ли всех васГнать будут в этом мире повсеместно217 За то, что добродетель вам чужда,И в вашей жизни только вам известнаПороков грязь, коварство и вражда.220 С романцем развращенным встретил рядомЯ одного из вас теперь, и вот:Его душа поглощена уж Адом,223 А сам он на земле еще живет.

Песня тридцать четвертая

Последний отдел девятого круга Ада. Иуда Искариотский, Брут и Кассий. Выход из Ада у подножия горы Чистилища.

1 «Vexilla regis prodeunt Inferni{210},Смотри вперед, – сказал мой проводник, —Когда проникнуть можешь силой взгляда4 Сквозь эту тьму». Мрак страшен был и дик.Едва я различил в ночном тумане,Через который глаз едва проник,7 Подобье странной башни на поляне:Напоминала мельницу онаС вертящимися крыльями. Заране10 Дорога показалась мне страшна,Когда, охвачен ветром, не решалсяЯ далее идти и укрывался13 За спутником, едва не сбитый с ног:Другой защиты я найти не мог.Последний круг пред нами открывался, —16 Я с ужасом слагаю этот стих,Припоминая новые мученьяПоверженных теней. Я видел их19 В прозрачном льде застывших без движенья.Я видел ниц лежащими одних,Других совсем в отвесном положенье22 Вниз головою; ноги у иныхСводились к шее прямо вроде лука…Мы двигались, не проронивши звука,25 И наконец, мой спутник указал —Мне на того, кто некогда сиял,Как гордое, прекрасное созданье.28 «Смотри сюда, – учитель мне сказал, —Остановись и обрати вниманье:Вот Люцифер, познавший наказанье,31 Вот адский круг, где должен ты собратьВсе мужество, чтоб мог пред сатаноюТы не дрожать…» Могу ли передать,34 Как замер я, что сделалось со мною,Как вдруг я стал фигурой ледяною?Я этого не в силах описать.37 Ни мертв, ни жив я в этот миг казался,Так пусть читатель сам теперь поймет,Каков я был, когда я оставался40 Без смерти и без жизни!.. Вечный ледБыл погружен до половины грудиВладыки мира скорби… Все мы, люди,43 Скорей бы с великанами землиИ с ростом их помериться решились,Чем великаны ростом их могли46 С его рукой помериться. ЯвилисьЕго размеры страшными для глаз.Действительно казался он для нас49 Началом скорби, он, теперь ужасный,Зловещий, отвратительный на взглядИ некогда божественно прекрасный;52 Повергнутый за то в проклятый Ад,Что с Саваофом в дерзкое бореньеХотел вступить… Отпрянул я назад,55 Заметя в нем трех лиц соединенье.Одно лицо являлось впереди,И было ярко-красно в то мгновенье,58 А остальные два – по сторонамС средины плеч могучих поднималисьУ Люцифера страшного, и там61 В одну большую голову сливались.Лицо его – на правой сторонеКазалось с желто-белым цветом мне,64 А левое – по цвету походилоНа цвет лица людей из той страны,Где в тростниках струятся воды Нила.67 У демона под каждым ликом было,Как бы у птиц большой величины,По два крыла, и верно, никогда70 Громадней парусов еще не зналиМорские корабли или суда:Так крылья те размерами пугали.73 Они без перьев были, и тогдаМышей летучих мне напоминалиРазвернутые крылья. Сатана,76 По воздуху крылами ударяя(Среди морей гроза не так сильна),Производил три ветра, заставляя79 Коцит под этим ветром замерзать.Сам Люцифер не уставал рыдать,Шестью глазами слезы исторгая,82 И эти слезы, падая из глаз,С темно-кровавой пеною сливались,По подбородкам демона струясь85 Тройным ручьем… Три пасти раскрывались,И каждым ртом он грешника терзалИ зубы разом в трех теней вонзал.88 Для грешника, который был в средине,Боль от зубов не так была страшна,Как от когтей. Когтями сатана, —91 Припоминаю с ужасом я ныне, —Всю кожу со спины его сдирал.«Вот этот грешник, – спутник мне сказал, —94 Что более двух остальных страдает,Иудою Искариотским онЗовется. Люцифер ему сгрызает97 Всю голову, а ноги – видишь, – вонБолтаются снаружи. Остальные,Вниз головой повиснувшие тут,100 Преступники такие же большие.Налево изнывающий есть – Брут{211}:Смотри, как он, давно бессильно лют,103 Ни слова не промолвивши, крутится,А тот, который крепко так сложен,Смотри сюда правее – Кассий он.106 Но нам пора отсюда удалитьсяЗатем, что все здесь рассмотрели мы,А ночь близка… Нам медлить не годится109 Средь этой непроглядной, вечной тьмы».Поэту повинуясь, я решилсяОбвить его рукой и уцепился112 В одно мгновенье за плечи, а он,Когда раскрылись демонские крылья,Собрал свои последние усилья115 И, дерзостью безумной увлечен,За сатану руками ухватилсяИ по бокам косматым опустился,Скользя меж им и ледяной стеной,119 До самых бедер беса и со мной(Все для меня казалось непонятно),Ногами вверх, а головою вниз122 Он быстро опрокинулся обратноИ стал ползти, а я на нем повис…124 Мне чудилось, хоть то невероятно,Что снова возвращаемся мы в Ад.Что не вперед стремимся, а назад.127 Тогда сказал мой спутник, задыхаясь,Как человек, лишенный сил почти:«Держись теперь ты крепче, не срываясь.130 По одному лишь этому путиИз царства зол мы можем удалиться.Нам выхода другого не найти».133 Затем со мной спешил остановитьсяОн на одной из выдавшихся скал,Где на обрыве мог я укрепиться,136 А сам передо мной он твердо стал.Я поднял вверх глаза, воображаяУвидеть Дите так, как он стоял,139 И, сам своим глазам не доверяя,Увидел только ноги сатаны,Но кверху обращенные… Сгорая142 Сомнением – что чувствовал тогда я —Понять простые смертные должны,Во мне все мысли сделались темны, —145 Я был смущен, никак не постигая,Как миновал я роковую грань.Тогда сказал путеводитель: «Встань,148 Пройти еще нам остается многоИ будет тяжела еще дорога,А солнце совершило в небесах151 Уж треть пути». Тогда мы очутилисьВ подземных, незнакомых мне местах.Куда лучи дневные не пробились,154 И глыбы первобытные землиПередо мной в пещере громоздились.Я с места встал. «Пока мы не ушли157 Из этих мест, мое недоуменьеПрошу тебя, учитель, разреши:Где тот ледник в его оцепененье? —160 Так говорил поэту я в тиши. —Как Люцифер мне виден вверх ногами.Когда сейчас он только был над нами?163 Как вечером возможен утра свет?..Вся голова моя как бы в тумане».И мне Вергилий дал тогда ответ:166 «Ты миновал уже черту той грани,Где Люцифером замкнут темный Ад;Когда я опрокинулся назад,169 Ты перешел ту точку роковую,Тот центр земли, куда со всех сторонВсе тяжести стремятся. Небосклон172 Теперь иной над нами; мы инуюИмеем гемисферу над собой;Она лежит под самой сферой той,175 Раскинутой над нашею землею,Под сферою, где прежде умерщвленБыл тот, что без греха на свет рожден178 И умер без грехов. Своей пятоюТеперь ты попираешь малый круг,Джудекке антиподный. Над тобою —181 Теперь есть свет, там – мрак лежит вокруг,А Люцифер, нам лестницей служивший,Лежит все там же. В Царство вечных мук184 Упал он с Неба, ужасом смутившийЗемную глубь, и, отступив назад,Земля покрылась морем, где, застывший187 От холода, всегда недвижен лед.Ад – пустота, холодная могила,И место то, которое нас ждет{212},190 От проклятого тоже отступилоИ сделалось особою горой».Внутри земли, под каменной корой193 Одно есть место: трудно б очень былоЕго найти, когда бы ручейкаЖурчание его нам не открыло,196 Иначе тьма была так глубока,Что далее идти бы невозможно…В том месте, где ручей бежал, была199 С расселиной наклонною скала,В расселину прошли мы осторожно:Земная жизнь к себе нас вновь звала,202 Скользили мы без отдыха над бездной,И наконец над нами в вышинеСверкнул небес прекрасный купол звездный,205 И снова улыбнулись звезды мне.

Конец Ада