Слишком борзая

Алина Савельева

Слишком борзая

Дорогие друзья!

Рада приветствовать вас в новом романе!

Для того чтобы погрузиться в эту историю с самого начала, нам нужно вернуться на двадцать лет назад, в тот день, когда жизнь маленького Тимура Царева сделала резкий поворот, что повлекло за собой череду событий, приведших его к эпичной встрече с Миленой Борзовой.

Предыстория

Москва. Малая Ордынка. Дом Царева Льва Борисовича и его супруги Елизаветы Анатольевны

Жильцы элитного дома в самом сердце столицы и не подозревали, насколько спокойно они жили до появления новых соседей. С тех пор как в старинный особняк на Малой Ордынке въехала молодая семья Царевых, тихая и размеренная жизнь взорвалась чередой шумных вечеринок, поражающих своим размахом всю округу.

Лев и Лиза были типичными представителями избалованных отпрысков богатых и влиятельных людей. Оба привыкли к беззаботной жизни, веселому кутежу и совершенно не собирались себя ни в чем ограничивать. Ни вступление в брак, ни рождение сына не заставило Льва и Лизу отказаться от привычной разгульной жизни. Чета Царевых была одной из самых гостеприимных пар, они не скупились и жили напоказ.

Но рано или поздно всему приходит конец. Так случилось и с этой веселой супружеской парой, которая в последнее время абсолютно забыла об осторожности и приглашала в дом новых знакомых, о которых мало что знала.

Звонок на пульт дежурного оператора поступил в начале шестого утра.

– Вы можете приехать? – пропищал голос, едва оператор ответил на звонок.

Голос в трубке показался дежурному намеренно измененным, как делают недоумки пранкеры, клепая ролики для своих каналов. Посчитав, что звонит какая-то безмозглая девчонка, Виктор откинулся на спинку кресла, решив не беспокоить службы, пока не убедится в том, что вызов не ложный.

– Вам нужна скорая, полиция или пожарные? – сонно пробормотал в трубку Виктор, не спеша внести звонок в базу.

– Помогите моей маме, пожалуйста, она не дышит, – тихо попросил тонкий голосок, срывающийся на всхлипы.

– Назовите ваш адрес, – следуя инструкции, задал вопрос оператор.

– Я не знаю, мы недавно переехал… Моя мама лежит в луже крови, и я не знаю, где мой папа. Мне очень страшно, – взволнованно произнес звонивший.

Виктор тяжело вздохнул, запуская программу отслеживания звонка.

– Назовите ваше имя.

– Тимур, – ошарашил Виктора ответ звонившего.

Сонливое состояние моментально покинуло дежурного, как только он понял, что звонит ребёнок. Виски невыносимо сдавило, пульс подскочил и чувство тревоги медленно начало расползаться, заполняя голову устрашающими мыслями.

– Сколько тебе лет? – чувствуя, как бежит по спине холодок, продолжил расспрашивать Виктор, одновременно быстро стуча по клавиатуре, внося информацию в компьютер.

– Пять с половиной, – с присущим всем детям желанием казаться старше, с готовностью ответил Тимур.

– Ты должен оставаться со мной на связи и быть сильным, хорошо? – как положено операторам, сухо и твердо произнес Виктор.

– Хорошо, а вы скоро приедете? – не покидали голосок ребенка умоляющие нотки.

– Да, очень скоро, не волнуйся, Тимур. Где находится твоя мама? В спальне, на кухне, в гостиной?

– Она в гостиной около дивана на полу.

– В доме еще кто-то есть?

– Нет, все ушли. Они ругались с мамой и папой, когда я проснулся, а потом ушли.

Холодок, охвативший затылок Виктора, причинял уже физическую боль по мере того, как Тимур рассказывал, что видел.

По словам мальчишки, накануне у них в доме были гости. Потом он ушел спать в свою комнату. Разбудили его громкие крики и шум внизу. Тихо скользнув на лестницу, мальчик сел на верхние ступени и, прижавшись лицом к балясинам, смотрел на скандал внизу. Он побоялся, что мама будет ругаться на него за то, что он не в своей комнате, поэтому сидел тихо до того момента, как посторонние мужчины не ушли.

Наступившая гробовая тишина еще больше напугала мальчишку, и он всё же спустился в гостиную, где и обнаружил свою маму в луже крови на полу. Не сумев разбудить её, он взял свой игровой планшет и набрал единственный доступный с него номер – экстренный вызов службы спасения.

– Тимур, сейчас в доме есть посторонние? – уточнил Виктор, начиная сильно переживать за безопасность мальчика.

– Я думаю, они в гараже… я не вижу их, только слышу, – неуверенно ответил Тимур.

– Тимур, сейчас ты должен пойти в ванную и закрыться там, сможешь?

Скорая помощь уже была рядом с домом Царевых, однако они не могли войти раньше, чем прибудет полиция. Виктор никак не мог найти свободный экипаж и едва уже держал себя в руках, опасаясь за жизнь мальчишки.

Тимур не ответил, и Виктор слышал лишь звуки, похожие на тихое шуршание газет и скрип рассохшейся древесины.

– Тимур? – ещё раз позвал Виктор.

– Я спрятался в своей комнате. Они в доме, их трое, – прошептал Тимур едва слышно.

Речь мальчика была неразборчивой, и Виктор едва улавливал суть, прижимая наушники к ушам до хруста.

– Тимур, я делаю все возможное, чтобы помощь приехала быстрее, но ты должен держаться. И ты должен быть очень тихим. Не клади трубку, оставайся на связи со мной. И ничего не говори, если кто-то войдет в твою комнату, хорошо?

– Они за моей дверью, пожалуйста, приезжайте быстрее, – прошептал Тимур.

– Ты слышишь их за дверью?

– Да… – едва различимо произнес Тимур.

В ту же секунду Виктор услышал звуки выстрелов и шум ломающейся двери. Тимур не проронил больше ни звука, прячась в своем шкафу. Однако там его практически сразу обнаружил один из злоумышленников.

– Не трогайте меня! – едва не разорвал перепонки полный страха и отчаяния голос Тимура, и это было последнее, что услышал Виктор от мальчика.

Виктор оцепенел в ужасе. Он не смог. Не смог помочь этому ребенку.

Громкий детский крик резко оборвался, и Виктор непонимающе уставился на мутный экран компьютера, не осознавая, что его глаза наполнились слезами.

Прибывшая на место полиция была шокирована представившейся картиной.

От праздничного антуража остались только мигающие лампочки гирлянд. Мебель вокруг была перевернута, вещи разбросаны.

Лиза была убита выстрелом в голову, но перед смертью получила еще несколько ранений. Льва нашли в гараже, и характер его травм говорил о том, что мужчину пытали, прежде чем убить. Из дома были украдены все драгоценности Лизы и другие ценные вещи, сейф был пуст.

Страшное место преступления еще долго осматривали криминалисты. Огромное количество следов и отпечатков пальцев затрудняло работу. Но самым жутким и берущим за душу каждого были кровавые следы маленьких пяточек Тимура, который, видимо, пытался разбудить маму.

Осмотрев весь дом и прилегающую территорию, полиция не смогла найти звонившего в службу спасения мальчика. Тимур бесследно исчез, и вопреки всеобщему мнению, что вскоре похитители появятся с требованием выкупа, этого не случилось.

Родители молодой супружеской пары были убиты горем. Но ни их связи, ни деньги не помогали найти хоть какую-то ниточку, которая вывела бы их на местонахождение внука.

Дед со стороны отца, Борис Иннокентьевич, никогда не прекращал поиски внука, но удача улыбнулась ему только спустя долгих двадцать лет.

Глава 1. Тимур

– Итак, страхование твоей жизни ты хочешь увеличить до миллиона фунтов, а бенефициаром будет твоя невеста Холли. Все верно? – пристально посмотрел на меня адвокат и по совместительству друг моего приемного отца Джонатан Рамзи.

– Да, всё так, – улыбнулся я, повернувшись к Холли и мягко сжав ее изящную ладонь.

– Окей, – бесцветным голосом ответил Джонни и опустил негодующий взгляд в бумаги.

– Отлично, а когда будут готовы документы? – спросила Холли.

И вроде не было ничего странного в ее вопросе, если бы в этот момент она не теребила нервно тонкий ремешок своей дамской сумочки и её глаза не сияли алчным блеском. Редкий, но жирный минус в её актерской игре.

Джонни занудно начал пояснять о сроках и процедурах, а я внимательно следил за той, что женщиной, которая мечтает увидеть как в моих глазах угаснет жизнь.

– Тим, задержись на пару минут, – остановил меня Джонатан, едва я открыл дверь его кабинета, пропуская Холли вперед, когда мы закончили и собирались уходить.

– Выпей что-нибудь в баре внизу, милая, я скоро спущусь, – сказал я своей невесте, мазнул взглядом по роскошному колечку и затем по мечущимся в панике глазам.

По большей части не интересующаяся моей жизнью, будь то радость или печаль, в вопросе страхования Холли не хочет терять контроль.

Недовольно поджав губы, Холли всё же не посмела возразить и, громко отбивая ритм квадратными каблуками, удалилась грызть маникюр в ожидании новостей.

Джонатан к моменту моего возвращения на кресло посетителя успел растрепать галстук и накапать себе в стакан чего-то успокоительного.

– Ты в своём уме, Тимми? Знаешь, каков процент бытовых убийств сопровождается мотивом получения страховой выплаты? Почти семьдесят! И это только раскрытых!

– Наслышан, – не собирался я присоединяться к панике законника.

– Тогда зачем ты идешь у нее на поводу, словно безмозглый мальчишка?

Далее Джонни понесло в примеры из его практики, где супруги мочат друг друга и за меньшие выплаты по страховке, а я лишь горько усмехнулся – даже если Холли действительно хочет меня укокошить ради денег… то не она первая, не она последняя.

– У меня все под контролем, Джонни, тебе не о чем волноваться, – без тени иронии ответил я старому во всех смыслах другу. – Сделай, как она хочет.

Не дожидаясь ответа Джонни, я направился следом за Холли, по пути размышляя о людях, с которыми меня сводила по жизни судьба. С того возраста, что я себя помню – лет с семи – обман и предательство близких людей для меня как норма жизни. Неотъемлемая часть.

Воспоминания унесли меня из туманного Лондона в жаркие объятья Эмиратов – страну, которую я помнил первой в своей жизни. Но всегда чувствовал, что я там чужой.

Дубай – город из восточных сказок, стремительно выросший на песках, будто по волшебству. Трудно поверить, что еще пятьдесят лет назад на месте крупного ультрасовременного мегаполиса было маленькое поселение ловцов жемчуга. Выбеленные лачуги бедняков, караваны верблюдов и ветхие рыбацкие лодки. Сейчас это город будущего с роскошной архитектурой и инфраструктурой.

Именно отсюда мои первые воспоминания из детства. Первые мои приемные родители были иммигрантами из России и на взгляд со стороны, казалось, хорошо заботились обо мне и об остальных своих детях. Мы учились в престижной английской школе, а в оставшееся дневное время водитель и няня развозили нас по различным секциям. Мое расписание было забито под завязку.

Свою приемную маму я любил, несмотря на ее строгость ко мне, выше, чем к родным детям. Даже перестал задавать вопросы о своих биологических родителях, потому что эти вопросы её огорчали и порой очень сильно злили. Нередко она наказывала меня физически, но я не жаловался, искренне думая, что это происходит в каждой семье.

Но все изменилось в тот день, когда родной брат моей приемной мамы, Антон, увез меня в соседний эмират – Шарджа, где почти три недели не выпускал из грузового контейнера.

То, что Антон был слабоумным, я знал еще со слов приемных родителей, не скупящихся в оскорблениях в его сторону. Их презрительное и потребительское отношение сквозило в каждом слове, но Антон, казалось, никогда не обижался на них.

На момент похищения мне было уже тринадцать, и я решил, что это такая своеобразная месть моим приемным родителям за все нанесенные обиды.

Но, как бы шокирующе это ни звучало, жизнь в контейнере понравилась мне гораздо больше, чем в дорогих апартаментах модного комплекса. Антон кормил меня гамбургерами, чипсами и прочей дрянью, что так любят подростки. Целыми днями мы играли в видеоигры и смотрели сериалы. Но, разумеется, мне многого не хватало. Не только простых бытовых радостей типа нормального санузла, но и общения с моими друзьями и членами приемной семьи.

Сидя взаперти, я, конечно же, не знал какую бурную деятельность развила приемная мать. Как оказалось, моё исчезновение было широко освещено в СМИ. Приемные родители давали интервью, где слезно призывали похитителя вернуть любимого сына домой. Однако больше всего они просили людей помочь финансово, создав фонд, в который все желающие помочь с поисками перечисляли средства. Средства, как утверждали родители, были направлены на организацию дорогостоящих поисков, включая оплату вертолетов, спасателей и кинологов и прочих служб.

Казалось бы, зачем семье, где у главы с виду успешный бизнес, нужна такая помощь? Именно этим вопросом и озадачилась полиция, вскоре узнав о банкротстве и больших долгах фирмы, ему принадлежащей. Этого хватило, чтобы заподозрить моих приемных родителей в том, что они знают гораздо больше, чем говорят, и имеют непосредственное отношение к моему исчезновению.

День, когда меня нашли сотрудники полиции, запомнился двумя кадрами. Первый, когда Антона арестовали и он лежал на земле со скованными за спиной руками. Он был растерян и совсем не сопротивлялся, то и дело ища меня взглядом, будто извиняясь. Тогда я осознал, что он был единственным из всей этой семейки, кто отнесся ко мне с добротой. И второй кадр был еще безрадостней – когда меня вернули в семью и приемная мать, обнимая меня, издавала звуки рыданий. Вот только глаза ее были сухими и злыми.

Разыгрывать представление перед телекамерами моим приемным родителям долго не пришлось. Их арестовали прямо перед толпой журналистов и предъявили обвинения по нескольким пунктам, включая мошеннические действия.

Предательство второй моей семьи сильно повлияло на меня, я с трудом пережил, лишь чудом не слетев с катушек. Это чудо звали Синди и Уильям* Норфолк – моя вторая приемная семья. Именно они вовремя забрали меня и окружили, на тот момент гадкого и бунтующего подростка, теплом и любовью, сумев терпеливо выдержать все заскоки моего переходного возраста, осложненного чередой психологических травм.

Из воспоминаний моего прошлого пришлось возвращаться, когда я спустился в бар за своей невестой. Холли очень красива, даже слишком. Мимо ее белокурых волос и больших карих глаз пройти невозможно. В любом месте на неё сразу обращают внимание мужчины, и Холли умело пользуется своей привлекательностью. Вот и я попался в ловко расставленные сети роковой женщины.

– Всё в порядке? – нарочито спокойно спросила Холли.

– Конечно, милая, – с самой искренней улыбкой заверил я свою женщину.

По дороге к дому Уильяма и Синди Холли не умолкая болтала, планируя нашу свадьбу до мелочей. Я же задумался о том, что женюсь, так и ни разу не испытав бурных чувств, о которых пишут в романах и показывают в кино. Женюсь просто потому, что пришло время, потому что хочу большую семью, кучу детей.

– …в Новой Зеландии к нашему путешествию присоединится мой старый друг Джон Смит, и с ним мы выйдем в море на арендованной яхте… – делилась подробностями Холли, но я её практически не слушал, поэтому на «медовый месяц втроем» никак не отреагировал.

Таинственных обжигающих сердце чувств я, возможно, и не дождусь, либо очерствел настолько, что стал к ним не способен, поэтому выбрал Холли. Красивую, утонченную и образованную девушку, умеющую вести себя в обществе, а по вечерам поддержать со мной разговор на любую тему.

– М-да, как скучно… – озвучил вслух я свои мысли, приведя в замешательство Холли, говорящую что-то о морской прогулке с ее старым другом.

Благо мы уже подъехали к дому, и как бы Холли ни хотела разобраться, в чем дело, у неё не осталось шансов, так как на пороге дома моих приемных родителей снова стоял старикан из России, утверждающий, что он мой родной дед.

Борис Иннокентьевич Царев вот уже четыре года обивает порог нашего дома, обрывает мой телефон и заваливает почту письмами с уговорами приехать в Россию и узнать о себе правду.

До недавнего времени я и слышать ничего о своем происхождении не хотел. Знать не хотел, кто те люди, что предали меня и бросили. Но сейчас я вдруг решил, что должен это сделать, прежде чем начну семейную жизнь.

– Тимур, прости старика, я приехал без приглашения, так как у меня осталось мало времени, – высокий и крепкий мужик не выглядел болезненно, но всё-таки возраст у него уже за семьдесят.

Синди стояла рядом с гостем, кутаясь в очередной его подарок – теплый платок с причудливыми узорами.

К слову сказать, мои приемные родители давно нашли общий язык с этим русским олигархом и предпринимали несколько попыток убедить меня дать ему шанс.

А вот Холли видела его впервые и, скорее всего, едва успевала накручивать нули, оценивая прикид старика и топчущихся у бронированного джипа телохранителей.

– Поговорим в кабинете моего отца, – пригласил я старикана в дом, раз уж и мама Синди, и Холли заинтересованы в его компании.

Не знаю, на что рассчитывал этот Царев, но кидаться к нему на шею я не собирался ни четыре года назад, в первое его появление, ни сейчас. Одно плохо – к его визитам я начал привыкать и с каждым разом меня всё больше тянуло туда, в суровую страну медведей, пьющих водку на Красной площади.

Последние крупицы моих сомнений по поводу поездки в Россию были нещадно растоптаны стариком.

– Я остался один, Тимур. Твоя бабушка Нина, к сожалению, тебя не дождалась. Два месяца назад её не стало.

Несмотря на то, что я не знал или не помнил эту бабушку, в глубине души у меня что-то оборвалось. Я чувствовал себя снова пятнадцатилетним пацаном, потерявшим ориентиры в жизни. Снова накрыло чувство безысходности – даже самые упоротые оптимисты опускают руки, когда в дело вмешивается смерть. Только сейчас я заметил, как осунулся старик, как померк его взгляд.

Межбровная складка Бориса на секунду стала еще глубже, но он тут же взял себя в руки и спокойно продолжил:

– Кроме тебя, у меня никого не осталось. Я пережил всех… наверное, потому что никогда не терял надежды найти тебя живым и отдать всё, что тебе принадлежит. Я прошу тебя приехать только один раз, Тимур. Давай покончим с делами, и я, в свою очередь, обещаю больше тебя не беспокоить.

Говорят, в России нельзя нажить такое состояние, как у Царева, не связываясь с криминалом. Судя по тому, что он грозился оставить в наследство, Борис Иннокентьевич погряз в нём по уши.

Не знаю, что повлияло на меня сильнее. Наверное, новость о том, что я просрал шанс увидеть Нину живой, дотронуться то тех рук, что, по словам старика, баюкали меня в младенчестве. Услышать голос, певший мне колыбельные и посмотреть глаза, дарившие тепло. А может, то, что упертый старик, постоянно рассказывая мне такие сентиментальные подробности, всё же смог расковырять что-то во мне давно очерствевшее и разбудить интерес к той истории, что он мне поведал о моём якобы похищении из дома. Я не помню ни единой детали из тех времен. Мой мозг наглухо заблокировал эти воспоминания.

– Хорошо, я поеду с тобой, – быстро произнес я, чтобы не дать себе время передумать.

Не из-за страха перед неизвестной страной и чужими людьми, не из-за огромного наследства, которым я не представляю, как распоряжаться, а из-за того, что я не знаю, какие тайны моего прошлого откроются и смогу ли я с ними жить, как прежде.

Едва ли я готов был к сияющим лучам морщин у глаз старика, который всегда казался мне слишком угрюмым. Борис выглядит и ведет себя так, словно у него весь мир в кармане – властный, упертый и несокрушимый. Кремень, а не мужик. И я, честно говоря, втихаря от себя им восхищаюсь. Его не остановили ни годы, ни моё нежелание с ним общаться. Он как атомный ледокол, прёт, не взирая ни на какие условия.

Едва мы вышли с ним из кабинета Билла, меня перехватила Холли и, заискивающе улыбаясь Борису, потащила в мою комнату.

– Это действительно твой дедушка? – с пылающим адским пламенем любопытства в глазах тут же начала она расспрашивать.

Понятно, что Синди растрепала уже всё своей любимой невестке, и теперь, если я откажусь от наследства, мне до конца дней будет клевать мозг Холли.

– Я как раз собираюсь это выяснить. Еду на пару дней в Россию.

Мягко говоря, вопросы Холли меня раздражали. Тем более, её возбужденное состояние по поводу свалившихся на меня средств наводило на мысль, что до моих чувств и мыслей ей совершенно нет дела.

– Тимми, если он хочет отдать тебе часть своего имущества, ты не должен отказываться, слышишь? Ты должен подумать обо мне и наших будущих детях!

– Ты ведь не хотела детей сразу? – насмешливо приподнял я бровь, заглянув в ее глаза.

Надо же, теперь я годен и на отцовство оказался. Сразу. Без проверок временем наших отношений и прочих условий Холли.

Не став отвечать мне на вопрос, Холли применила свою излюбленную тактику. Подошла ближе и, по-кошачьи мягко прочертив пальцами по моей груди, подставила губы для поцелуя. На самом деле эта херня работает только потому, что мужики очень быстро забывают пустой трёп, а не от того, что бабы своими прелестями нас сбивают с толку. Просто важны только факты, а мусолить из пустого в порожнее удел живущих чувствами и тревогами женщин.

Поэтому я забыл об этом разговоре сразу. А по прилету в Москву забыл и о Холли. Сначала потому что был взволнован и немного нервничал от того, что скоро окажусь у того дома, где, по словам Бориса, я жил с ними и с родителями. Увижу фотографии биологических отца и матери. Волновался и боялся одновременно того, что увижу, возможно, узнаю или вспомню. По этой причине я забыл сообщить Холли о том, что долетел. Но я и не думал, что появится причина, по которой я не только забуду о том, что у меня есть невеста, но и задержусь в Москве дольше, чем планировал.

Как и положено всем туристам, я таращился по сторонам из приоткрытого окна, сидя на заднем пассажирском сиденье, и прислушивался к русской речи Бориса с водителем.

Город разительно отличался от тех, что я видел, и мне было интересно абсолютно все – от зданий и ярких вывесок до людей на тротуарах и в машинах. По этой причине я не мог не обратить внимания на яркую блондинку в машине с открытым верхом, остановившуюся рядом с нами на светофоре.

Девушка была очень эффектной, из тех, кого трудно не заметить в толпе, даже если эта толпа будет состоять из самых красивых женщин мира.

Из салона её авто громко басила музыка, и её перламутрово-синие ноготки отбивали в такт по кожаной оплетке руля. Девушка пританцовывала и, судя по шевелящимся губам, подпевала. Я как заторможенный чудак глазел на эту красавицу. На её тонкой шее развивался почти прозрачный платок, вырез блузки был как у бразильских женщин из сериалов – плечи и ключицы открыты, пышная грудь прячется под нежной тканью.

Девушка повернула голову в мою сторону настолько резко и неожиданно, что застала меня врасплох. Но у меня даже не возникло желания отвернуться и закрыть окно. Я встретился с ней взглядом и потерял дар речи на всех языках разом.

Это было что-то необъяснимое. Магия. Мир просто растворился вокруг в размытых картинках и приглушенных звуках. Странное чувство – впервые увидев человека, вдруг возжелать никогда не терять его из виду. Стать ближе и окунуться в эти нереальные ощущения глубже.

– Эй, если не перестанешь так смотреть, то наши зубные щетки будут стоять в одном стакане до конца жизни! – крикнула мне красотка и рассмеялась, срывая с места свой спорткар.

Девушка мчала по дороге, лихо лавируя в потоке машин, то и дело совершая опасные маневры, нередко получая в свой адрес недовольные сигналы водителей и даже выкрики из открытых окон.

– Такая от скуки не умрет, – хмыкнул дед, конечно же, слышавший её реплику в мой адрес и видевший, что я продолжаю за ней наблюдать.

– В точку, Борис Иннокентьевич, – согласился я вовсе не с ним, а со своими мыслями.

Чем ближе дата моей свадьбы, тем больше я думаю о совместной жизни с Холли. Как бы я ни старался представлять Рождество или другие семейные праздники, детей или совместные поездки в отпуск, всё равно у меня в голове крутилось только одно слово – скука.

Очередной опасный маневр красотки заставил один автомобиль съехать практически на обочину. Водитель в гневе аж наполовину высунулся из окна, что-то крича ей вслед. Но девчонка лишь бесшабашно махнула рукой и утопила педаль в пол, заставляя несчастного глотать пыль из-под её колес.

Водитель джипа в бешенстве попытался преследовать девушку, но не тут то было. Она шныряла по рядам с такой легкостью и грацией, что неповоротливый желтый пикап практически сразу бросил эту затею. Толкая других участников движения и мотаясь с полосы на полосу, он в итоге и от нас отстал значительно.

– Дурочка, не пристегнута ведь даже, – не выдержал и водитель Бориса, высказав вслух и свое мнение о фурии на красном кабриолете.