Неоновые боги

Персефона слегка вертится у меня на плече.

– Винный погреб. Такого я не ожидала.

– А что, этой ночью был момент, которого ты ожидала? – Я проклинаю себя за то, что задал этот вопрос, но она ведет себя настолько невозмутимо, что во мне разгорается искреннее любопытство. Тем более если она и впрямь на грани переохлаждения, то поддерживать с ней разговор – мудрое решение.

Ее необычайно бодрый голос стихает почти до шепота.

– Нет. Я ничего этого не ожидала.

Меня мучает чувство вины, но я пренебрегаю им с давным-давно отточенной легкостью. Преодолев еще один лестничный пролет из винного погреба, я останавливаюсь в прихожей своего дома. Проведя короткую мысленную дискуссию, направляюсь на кухню. Средства для оказания первой помощи припрятаны во многих комнатах по всему зданию, но две самых больших аптечки хранятся на кухне и в моей спальне. Кухня ближе.

Я распахиваю дверь и резко останавливаюсь.

– Что вы оба здесь делаете?

Гермес замирает, держа в своих маленьких ручках две бутылки моего лучшего вина. Одаривает меня обаятельной, совершенно пьяной улыбкой.

– В башне Додона была скучнейшая вечеринка. Мы рано отчалили.

Дионис стоит, сунув голову в мой холодильник, и становится ясно, что он уже пьян, или под кайфом, или залил в себя смесь и того, и другого.

– У тебя самые вкусные закуски, – говорит он, не отвлекаясь от набега на мою еду.

– Сейчас неподходящее время.

Гермес хлопает глазами за стеклами огромных очков в желтой оправе.

– Ну Аид.

Женщина на моем плече вздрагивает, будто ее ударило током.

– Аид?

Гермес вновь моргает и смахивает с лица облако черных кудрей.

– Это я так сильно пьяна, или у тебя на плече и правда лежит Персефона Димитриу, будто вы собрались устроить сексуальную ролевую игру про ограбление?

– Быть этого не может. – Дионис наконец выглядывает с пирогом, который моя домработница оставила в холодильнике. Ест прямо из контейнера. Хоть бы вилку взял. В бороде у него крошки, а усы завиты только с одной стороны, будто он разгладил их рукой. Он хмуро смотрит на меня. – Ладно, наверное, может. Или в травку, которую я перед выходом курил во дворе с Еленой, было что-то подсыпано.

Даже если бы они не сказали, что приехали прямиком с вечеринки, их одежда говорила сама за себя. На Гермес короткое платье, которое могло бы с успехом заменить диско-шар, отражая маленькие искорки от ее темной кожи. Дионис, вероятно, начал вечер в костюме, но теперь остался в белой футболке с треугольным вырезом, а на моем кухонном столе сейчас лежит груда одежды, явно состоящая из его пиджака и рубашки.

Персефона замирает у меня на плече. Даже не уверен, дышит ли она. Во мне зарождается идея развернуться и уйти, но по прежнему опыту я знаю, что эти двое попросту пойдут за мной и будут засыпать вопросами, пока я не разозлюсь и не сорвусь на них.

Лучше сразу с этим покончить.

Сажаю Персефону на край стола и придерживаю рукой за плечо, чтобы она не упала. Она смотрит на меня, хлопая своими большими карими глазами, и ее тело сотрясает легкая дрожь.

– Она назвала тебя Аидом.

– Это мое имя. – Я замолкаю. – Персефона.

Гермес смеется и с громким звоном ставит бутылки с вином на стол. Затем указывает на себя.

– Гермес. – Показывает на него: – Дионис. – Смеется снова. – Хотя это ты и так знаешь.

Она прислоняется к моему плечу и громко шепчет:

– Персефона скоро выйдет замуж за Зевса.

Я медленно поворачиваюсь и смотрю на Гермес.

– Что? – Я знал, что она наверняка важна Зевсу, раз он отправил за ней своих людей, но брак? Это означает, что в моих руках следующая Гера.

– Ага. – Гермес вынимает пробку из бутылки и делает щедрый глоток прямо из горла. – Сегодня объявили об этом. Ты только что выкрал невесту самого могущественного человека в Олимпе. Хорошо, что они еще не женаты, иначе ты бы похитил одну из Тринадцати. – Она хихикает. – Вот так коварство, Аид. Не знала, что ты на такое способен.

– А я знал. – Дионис пытается съесть еще один кусок пирога, но никак не может донести вилку до рта, она все время путается в его в бороде. Он моргает, глядя на прибор, будто тот во всем виноват. – Он же призрак, в конце концов. Такую репутацию не заработаешь, не обладая хоть каплей коварства.

– Хватит об этом. – Я достаю телефон из кармана. Нужно осмотреть Персефону, а я не могу сделать это, пока обдумываю ответы на лавину вопросов, которую задают эти двое.

– Аид! – хнычет Гермес. – Не выгоняй нас. Мы только пришли.

– Я вас не приглашал. – Хоть это не мешает им пересекать реку, когда заблагорассудится. Отчасти дело в Гермес, которая в силу своего положения может идти, куда пожелает и когда пожелает. У Диониса формально действует постоянное приглашение, но оно предназначалось только для деловых целей.

– Ты никогда нас не приглашаешь. – Она надувает губы, накрашенные красной помадой, которую умудрилась не размазать. – Можно подумать, что мы тебе не нравимся.

Я отвечаю ей взглядом, какого заслуживает это утверждение, и набираю Харона. Он уже должен вернуться. И, конечно, он быстро отвечает.

– Да?

– Здесь Гермес с Дионисом. Пришли кого-нибудь проводить их в комнаты.

Я мог бы бросить их в машину и отправить домой, но с этими двумя нет никакой гарантии, что им не взбредет в голову вернуться или принять какое-нибудь еще более сомнительное решение. В последний раз, когда я отправил их домой, они отпустили моего водителя и попытались устроить пьяный заплыв по реке Стикс. Если они останутся под моей крышей, я хотя бы смогу приглядывать за ними, пока не протрезвеют.

Я осознаю, что Персефона смотрит на меня так, будто я отрастил рога, но позаботиться об этой паре идиотов – моя первостепенная задача. Приходят двое моих людей и уводят их прочь, и то только после напряженных переговоров, после чего они забирают с собой пирог и вино.

Как только за ними закрывается дверь, я вздыхаю.

– Это вино по тысяче долларов за бутылку. Она так пьяна, что даже вкуса не разберет.

Персефона издает странный икающий звук и, сбросив пальто, которое успела расстегнуть, пока я отвлекся, дает деру. Я так удивлен, что просто стою и смотрю, как она пытается доковылять до двери. Она хромает.

Красное пятно, растекающееся по полу вслед за ней, выводит меня из оцепенения.

– Какого черта ты творишь?

– Ты не можешь держать меня здесь!

Я хватаю ее за талию, несу обратно к кухонному островку и сажаю на столешницу.

– Ведешь себя как бестолочь.

Большие карие глаза сердито смотрят на меня.

– Ты похитил меня. Пытаться сбежать – весьма разумное решение.

Обхватив рукой лодыжку, я приподнимаю ее ногу, чтобы хорошенько осмотреть. И только когда Персефона пытается придержать платье на месте, я понимаю, что, наверное, мог бы сделать все иначе. Ну ладно. Осторожно касаюсь ее ступни и показываю ей окровавленный палец.

– У тебя кровь.

На ступне виднеется несколько глубоких порезов, но я не могу сказать, нужно ли накладывать швы.

– Тогда дай мне поехать в больницу, и я с этим разберусь.

Она и впрямь настойчива. Я сильнее сжимаю ее лодыжку. Девушка все еще дрожит. Черт возьми, у меня нет времени на споры.

– Допустим, я так и сделаю.

– Ну так сделай.

– Думаешь, тебе удастся хоть на пару метров пройти в здание больницы, пока сотрудники не позвонят твоей матери? – Я выдерживаю ее пристальный взгляд. – Позвонят твоему… жениху?

Она вздрагивает.

– Я что-нибудь придумаю.

– Как я и говорил, ведешь себя глупо. – Я качаю головой. – А теперь посиди спокойно, пока я проверяю, не остались ли в ране стекла.

Глава 4. Персефона

Он настоящий.

Я знаю, что должна кричать, или драться, или пытаться добежать до ближайшего телефона, но все еще стараюсь примириться с той мыслью, что Аид существует. Все уши сестрам прожужжу. Я знала, что была права.

К тому же теперь паника стала ослабевать, и я понимаю, что мне не в чем его винить. Может, он и припугнул меня перед людьми Зевса, но в противном случае меня бы утащили обратно в башню Додона. Да, возможно, на животе теперь навсегда останется отпечаток его плеча, но, судя по тому, что он не перестает на меня рычать, я поранила ноги.

Не говоря уже о том, что осторожность, с которой он промывает мои раны, совсем не подтверждает слух о том, что Аид – монстр. Монстр бросил бы меня на произвол судьбы.

Он… нечто иное.

Он стройный и сильный, а на его пальцах виднеются шрамы. Густая борода и темные волосы длиной до плеч лишь подчеркивают его внушительность. Темные глаза холодны, но не жестоки. Просто, похоже, он так же раздражен на меня, как и на Гермес с Дионисом.

Аид вытаскивает крошечный кусочек стекла и бросает его в миску, которую поставил рядом. Смотрит на осколок таким сердитым взглядом, будто тот оскорбил его мать или пнул собаку.

– Не дергайся.

– Я не дергаюсь.

Во всяком случае, пытаюсь. Мне больно, и я никак не могу унять дрожь, хотя он снова накинул пальто мне на плечи. Чем дольше я сижу, тем больнее становится, будто тело только сейчас начинает осознавать, в какие неприятности мы попали. Не могу поверить, что я сбежала, что зашла так далеко сквозь темноту и холод и оказалась здесь.

Нечего даже думать об этом. Впервые в жизни у меня нет плана или четкого продуманного списка, как попасть из пункта А в пункт Б. Я в состоянии свободного падения. Мать убьет меня, когда выследит. Зевс… Я содрогаюсь. Мама будет угрожать, что выбросит меня из окна или упьется до смерти, но Зевс действительно может причинить мне вред. И кто его остановит? Кто достаточно силен, чтобы его остановить? Никто. Если бы кто-то мог остановить этого монстра, последняя Гера была бы жива.

Аид замирает с парой пинцетов в руках и вопросительно смотрит на меня.

– Ты дрожишь.

– Нет, не дрожу.

– Твою мать, Персефона. Ты дрожишь как осиновый лист. Нельзя просто сказать, что это не так, и ждать, будто я поверю, хотя собственными глазами вижу, как все обстоит на самом деле.

Его пронизывающий взгляд и впрямь выразителен, но я так оцепенела, что ничего не чувствую. Просто сижу и смотрю, как он идет к двери в углу комнаты и возвращается с двумя толстыми одеялами. Затем кладет одно из них на стол рядом со мной.

– А сейчас я тебя приподниму.

– Нет. – Сама не знаю, почему спорю. Мне холодно. Одеяла помогут согреться. Но, похоже, я не могу сдержаться.

Аид пристально смотрит на меня.

– Не думаю, что у тебя переохлаждение, но если не согреешься в ближайшее время, этим все и закончится. Было бы чертовски досадно, если бы мне пришлось согревать тебя теплом своего тела.

Смысл сказанного доходит до меня только несколько долгих мгновений спустя. Разумеется, он ведь не о том, что раздел бы нас обоих и обнимал меня, пока я не согреюсь. Я сверлю его взглядом.

– Ты бы не стал.

– Конечно, стал бы. – Он бросает на меня сердитый взгляд. – Мне от тебя не будет никакой пользы, если ты умрешь.

Я не обращаю внимания на неистовый порыв уличить его в том, что он блефует, и поднимаю руку.

– Я могу двигаться самостоятельно.

Отчетливо ощущаю его пристальный взгляд: я приподнимаюсь и пересаживаюсь с гранитной столешницы на одеяло. Аид, не теряя времени, заворачивает меня во второе одеяло, укрывая каждый сантиметр обнаженной кожи до самых лодыжек. И только после этого продолжает вынимать осколки из моих ступней.

Черт бы его побрал, но в одеяле и впрямь приятно. Тепло сразу же проникает в мое тело, прогоняя холод, сковавший все внутри. Дрожь усиливается, но я понимаю, что это хороший знак.

Отчаянно пытаясь отвлечься, я сосредотачиваю внимание на мужчине возле моих ног.

– Последний Аид умер. Все считают тебя мифом, но Гермес с Дионисом с тобой знакомы.

Они были на вечеринке, с которой я сбежала, – вечернике в честь моей… помолвки. Но я знаю их не лучше, чем остальных из Тринадцати. Иначе говоря, я совсем их не знаю.

– В чем заключается вопрос? – Он вынимает еще один осколок и со звоном бросает его в миску.

– Почему тебя считают мифом? Какая-то бессмыслица. Ты один из Тринадцати. Ты должен…

– Я и есть миф. Ты спишь, – сухо говорит он и ощупывает мою ступню. – Острую боль чувствуешь?

Я моргаю.

– Нет. Только ноющую.

Он кивает, будто этого и ожидал. Я в оцепенении смотрю, как он накладывает бинты и продолжает промывать и перевязывать мои ноги. Я не… А может, он прав, и я правда сплю, потому что во всем этом нет ни малейшего смысла.

– Ты водишь дружбу с Гермес и Дионисом.

– Я ни с кем не вожу дружбу. Иногда они заглядывают ко мне, как бродячие коты, от которых невозможно отделаться.

Что бы он ни говорил, в его словах слышатся нотки нежности.

– Ты дружишь с двумя из Тринадцати. – Потому что он сам один из Тринадцати. Как моя мать. Как и Зевс. О боги, Психея права, Аид так же ужасен, как и все остальные.

На меня обрушиваются события этой ночи. Сцены вспышками сменяют друг друга. Зал скульптур. Скрытность матери. Рука Зевса хватает мою, когда он объявляет о помолвке. Полный ужаса бег вдоль реки.

– Они устроили мне засаду, – шепотом говорю я.

Аид поднимает взгляд, нахмурив выразительные брови.

– Гермес с Дионисом?

– Моя мать с Зевсом. – Не знаю, зачем рассказываю ему об этом, но никак не могу остановиться. Плотнее запахиваю одеяло и содрогаюсь. – Я не знала, что на сегодняшней вечеринке будет объявлено о нашей помолвке. Я не давала на нее согласия.

Я так измотана, что даже могу вообразить, будто вижу проблеск сочувствия на его лице, пока оно не сменяется раздражением.

– Взгляни на себя. Конечно, Зевс хочет пополнить тобой свой длинный список Гер.

Конечно, он так подумал. Если Тринадцать чего-то хотят, то попросту берут это.

– Разве я виновата в том, что они так решили, даже не поговорив со мной, просто потому, что я так выгляжу? – Возможно ли, чтобы голова в буквальном смысле взорвалась? Сдается мне, я смогу это выяснить, если мы продолжим все это обсуждать.

– Это Олимп. Участвуешь в борьбе за власть – расплачиваешься за последствия. – Он заканчивает бинтовать вторую ступню и встает на ноги. – А порой ты расплачиваешься за последствия, даже если за власть борются твои родители. Можешь рыдать из-за несправедливости мира, а можешь что-то с этим делать.

– Я и делала.

Он фыркает.

– Ты сбежала, как перепуганная лань, и думала, что он не бросится в погоню? Милая, для Зевса это почти прелюдия. Он найдет тебя и притащит обратно в свой дворец. Ты выйдешь за него, как самая настоящая послушная дочка, а через год начнешь рожать его поганых детишек.

Я отвешиваю ему пощечину.

Непроизвольно. По-моему, я еще ни разу в жизни не поднимала руку на человека. Даже на вызывающих раздражение младших сестер, когда мы были детьми. Я в ужасе смотрю на красную отметину, расцветающую на его щеке. Нужно извиниться. Нужно… сказать что-то. Но, едва открыв рот, я произношу вовсе не извинения.

– Я лучше умру.

Аид долго смотрит на меня. Обычно мне легко удается понимать людей, но я не представляю, что таится в его глубоких, темных глазах. Наконец он произносит:

– Сегодня останешься здесь. Утром поговорим.

– Но…

Он берет меня на руки, словно принцессу, коей и назвал, и одаривает таким холодным взглядом, что я проглатываю любые свои возражения. Сегодня мне некуда идти, у меня нет ни сумки, ни денег, ни телефона. Я не могу позволить себе смотреть в зубы этому дареному коню, пусть даже он ворчлив и носит имя, которым родители на протяжении многих поколений пугали своих детей. Может, и не этим конкретным Аидом. Этому на вид от тридцати до тридцати пяти. А статусом Аида. Всегда в тени. Всегда занят темными делами, которые лучше совершать вдали от глаз нормального, безопасного мира.

Но разве он и вправду такой безопасный? Мать, по сути, выдала меня замуж за Зевса. Человека, которого реальные факты рисуют вовсе не всеми любимым славным королем, а бандитом, за которым тянется вереница мертвых жен. И это только жены. Кто знает, сколько еще женщин стали его жертвами за эти годы? Меня тошнит от одной только мысли об этом. Как ни крути, Зевс опасен, и это факт.

Напротив, все, что окружает Аида, – миф чистой воды. Никто из моих знакомых даже не верит в его существование. Все сходятся во мнении, что когда-то Аид действительно существовал, но его род, носивший этот титул, давно вымер. А это означает, что у меня нет почти никакой информации и об этом Аиде. Не уверена, что это лучший вариант, но сейчас я выберу даже человека в окровавленном плаще и с крюком вместо руки, лишь бы не Зевса.

Аид несет меня наверх по винтовой лестнице, которая выглядит в точности, как в готическом фильме. Честно говоря, все части его дома, которые я уже видела, точно такие же. Броские полы из темного дерева, лепнина под потолком, которая должна бы выглядеть жутко, но отчего-то создает иллюзию, будто преодолела время и реальность. Пол в коридоре второго этажа устлан ковром темно-красного цвета.

Тем легче скрыть следы крови.

Издаю истерический смешок и зажимаю рот ладонью. Это не смешно. Я не должна смеяться. Видимо, я в считаных секундах от того, чтобы тронуться умом.

Аид, естественно, не обращает на это внимания. Мы направляемся ко второй двери по левую руку, и, как только он заходит внутрь, во мне вновь просыпается инстинкт самосохранения. Я одна в спальне с опасным незнакомцем.

– Опусти меня.

– Не драматизируй. – Он не бросает меня на кровать, как я ожидала. А осторожно сажает на нее и так же осторожно отступает назад. – Если зальешь мне полы кровью, пытаясь сбежать, я буду вынужден выследить тебя и притащить обратно, чтобы ты их отмыла.

Я моргаю. Он практически озвучил мои мысли, отчего становится жутко.

– Ты самый странный человек из всех, кого я встречала.

Настал его черед одарить меня настороженным взглядом.

– Что?

– Вот именно. Что? Что это за угроза такая? Ты беспокоишься о своих полах?

– Здесь красивые полы.

Он что, шутит? Я бы так и подумала, будь это кто-то другой, но Аид стоит с тем же серьезным видом, с каким стоял на улице, словно какая-нибудь смерть с косой. Я бросаю на него хмурый взгляд.

– Я тебя не понимаю.

– Ты и не должна меня понимать. Просто побудь здесь до утра и постарайся не поддаться желанию покалечить себя еще сильнее. – Кивком головы он указывает на дверь в дальнем углу комнаты. – Ванная комната там. И вставай на ноги как можно меньше.

И он уходит, тихо прикрыв за собой дверь.

Я медленно считаю до десяти, а потом еще трижды повторяю отсчет. Никто не врывается, чтобы проверить меня, и я неторопливо ползу по кровати к телефону, который бесхитростно расположился на прикроватном столике. Слишком бесхитростно? Не сомневаюсь, что мне не удастся сделать звонок, не попав при этом под прослушку. Судя по тайным туннелям, Аид не из тех, кто оставит на виду что-то, похожее на брешь в системе безопасности. Наверное, это ловушка, придуманная специально для того, чтобы заставить меня выдать все свои секреты.

Но это не имеет значения.

Я боюсь Зевса. Зла на мать. Но не могу допустить, чтобы мои сестры продолжали сходить с ума от тревоги, не зная, где я.

Психея уже наверняка позвонила Каллисто, а если в моей семье и есть человек, который будет устраивать бесчинства по всему Олимпу, наживать врагов и сыпать угрозами, пока меня не найдут, так это моя старшая сестра. Само мое исчезновение и так уже разворошило осиное гнездо. Я не могу допустить, чтобы сестры усугубили ситуацию, которая и так уже превратилась в сущий кавардак.

Сделав глубокий вдох, который никак не помог мне собраться с духом, я хватаю трубку и набираю номер Эвридики. Она единственная из моих сестер, кто точно ответит на звонок с незнакомого номера. И, конечно, три гудка спустя я слышу ее запыхавшийся голос.

– Алло?

– Это я.

– Слава богам! – Звук ее голоса отдаляется. – Это Персефона. Да, да, я включу громкую связь. – Через секунду на линии слышатся шумы, когда она включает динамик. – Каллисто и Психея тоже здесь. Где ты?

Я обвожу комнату взглядом.

– Вы мне не поверите, если скажу.

– А ты попробуй. – Категоричное заявление Каллисто подсказывает мне, что она вот-вот придумает, как пробраться через телефонную линию и придушить меня.

– Если бы знала, что ты сбежишь, как только я пойду за твоей сумкой, не оставила бы тебя одну. – Голос Психеи дрожит, будто она вот-вот расплачется. – Мать рвет верхний город на части, пытаясь тебя найти, а Зевс…

Каллисто перебивает ее.

– К черту Зевса. И мать тоже к черту.

Эвридика ахает.

– Нельзя так говорить.

– А я сказала.

Вопреки здравому смыслу, их перебранка меня успокаивает.

– Со мной все хорошо. – Я бросаю взгляд на свои перебинтованные ноги. – В целом.

– Где ты?

Плана у меня нет, но я знаю, что не могу вернуться домой. Вернуться в дом матери – все равно что признать поражение и согласиться выйти за Зевса. Я не могу этого сделать. И не стану.

– Это не имеет значения. Домой я не вернусь.

– Персефона, – неспешно обращается Психея. – Я понимаю, что ты недовольна, но мы должны придумать вариант получше, чем убегать в ночь. Ты женщина, у которой всегда есть план, но вот именно сейчас у тебя его нет.

У меня нет плана. Я в свободном падении, отчего чувствую себя в опасности, а по спине от ужаса бежит дрожь.

– Планы могут измениться.

Все три сестры молчат, что случается редко, и мне жаль, что я не могу по достоинству оценить этот момент. Наконец, Эвридика спрашивает:

– Тогда зачем ты сейчас позвонила?

Хороший вопрос. Я не знаю.

– Просто хотела дать вам знать, что со мной все хорошо.

– Мы поверим, что с тобой все хорошо, когда узнаем, где ты. – Голос Каллисто по-прежнему звучит так, будто она готова прикончить любого, кто встанет между нами, и я выдавливаю улыбку.

– Персефона, ты просто исчезла. Все отчаянно ищут тебя.

Я перевариваю ее утверждение, тщательно его обдумывая. Все отчаянно меня ищут? Они уже говорили про маму, но я только сейчас связала факты в единое целое. Совершенно нелогично, что ей все еще неизвестно о моем местонахождении, потому что…

– Зевс знает, где я.

– Что?

– Его люди преследовали меня до Кипарисового моста. – Я содрогаюсь от этой мысли. Не сомневаюсь, что им было поручено привести меня обратно, и они могли легко схватить меня в паре кварталов от башни Додона. Но предпочли преследовать, усилить мой страх и отчаяние. Ни один прислужник Зевса не посмел бы так поступить с его будущей невестой… если только сам Зевс не отдал им такой приказ. – Он делает вид, будто не знает, где я?

– Да. – Злость так и не исчезла из голоса Каллисто, но поутихла. – Он говорит, что собирает поисковые отряды, а мать суетится возле него, будто бы не приказала своим людям сделать то же самое. Он подключил и личный состав службы безопасности.

– Но зачем ему это делать, если он и так знает, где я?

Психея прокашливается.

– Ты сказала, что перешла через Кипарисовый мост.

Черт. Случайно сболтнула. Я закрываю глаза.

– Я в нижнем городе.

Каллисто усмехается.

– Это не должно иметь для Зевса никакого значения. – Сестра никогда не обращала внимания на слухи о том, что перейти реку почти невозможно, как и покинуть Олимп. Честно признаться, я тоже в это не верила, пока не ощутила то жуткое давление, когда перешла ее сама.

– Если только… – Эвридика совладала с эмоциями, и я буквально смогла представить, как проносятся мысли в ее голове. Она разыгрывает из себя взбалмошную девицу, когда ей удобно, но на самом деле она, пожалуй, самая умная из нас. – Раньше город был разделен на три части. Зевса, Посейдона и Аида.

– Это было давно, – бормочет Психея. – Зевс и Посейдон теперь сотрудничают. А Аид – просто миф. Мы с Персефоной как раз говорили об этом сегодня вечером.

– Если бы он не был мифом, то смог бы остановить Зевса.

Каллисто фыркает.

– Вот только даже если бы он и существовал, то быть не может, чтобы он оказался не хуже Зевса.

– Это не так. – Слова вырываются вопреки всем моим попыткам удержать их. Черт побери, я не хотела приплетать сестер, но очевидно, что ничего не получится. Стоило догадаться об этом в тот же миг, как я набрала номер Эвридики. Идти, так до конца. Я прокашливаюсь: – Кем бы он ни был, он не так плох, как Зевс.

Голоса сестер сливаются, когда они хором выдают свое потрясение.

– Что?

– Ты ударилась головой, пока убегала от этих ублюдков?

– Персефона, твоя одержимость выходит из-под контроля.

Я вздыхаю.

– У меня нет галлюцинаций, и я не ударялась головой. – Лучше не рассказывать им о моих ногах или о том, что я до сих пор слегка дрожу даже после того, как меня укутали в теплые одеяла. – Он существует и все это время был здесь.