Дорога наверняка

Упавший под силой

небесных палитр.

Так мало тепла для него.

Он кроет от ветра

надежду,

секреты.

Однажды,

не увернется от камня.

Упавшее крепости знамя.

предварительно напряженный

железобетонный.

Так холода мало ему.

А солнце прощает дугу,

последнюю, мгновенную,

проникновенную.

Упавшая краска с палитры

бежит без оглядки

сквозь ритмы,

сквозь рифмы,

сквозь мифы,

но мимо.

Трава ей мешает

добраться до рая.

Но масло не топит

тень зелени мокрой.

Обратно не добраться,

зачем‑то скрываться

от крови,

от боли,

от соли

морского прибоя,

конденсированная влага

прикроет,

поможет разлиться,

с радугой слиться.

Сухость гранита,

песка, малахита,

засоренные глаза.

И мокрая серебристая гроза.

Серебро – рассвет.

Маяк, как силуэт.

Красное масло по плитам,

по трещинам размыто.

Стучит встревоженно,

и уже можно.

Дитя

В ночи. По каменной границе

вдоль серых псов немого дня,

законченного однолицым

отсветом неба синих глаз,

бежит, упруго подражая

дикарке из степи пустой,

младенец, теменем срезая

край неба. В этой тьме глухой

закисшим чувством откровения

глядит в окно и гасит свет,

глупец, хотящий исцеления,

отшлифовав до блеска крест.

Он сухо смотрит в небо сладким

надеждой залитым огнем,

и фитилем в пыли пропавшим

метет, сминает день со днем.

Такой похожий с человеком

мечтой и воздухом молитв,

что трудно видеть достоверным

сей безупречнейший копир.

И враз младенец потешает

свою усталость, глядя вниз,

и след на камне оставляет,

лелеет смехом свой каприз.

Глупец, ломая стекла пальцем,

скользя по аверсу монет,

бежит. Но, все же, не угнаться

ему за детским складом лет.

Дитя не ждет дождя начало,

он свежесть пробует на вкус.

Ему дым молний – покрывало.

Манит тепло зеленых туч.

Тишину бы

Хочу послушать тишину…

притронуться рукой к началу.

Хочу найти, ее одну.

Всего оставшегося – мало.

Не видима она ко мне.

Не слышно ее шепот чудный.

Не расцветет сном по весне.

Зимой не колыхнется в тундре.

Заплачет недобитый зверь

о потерявшихся собратьях.

Он доверял лишь только ей,

дрожал душой в ее объятьях.

Щдна надежда у него,

чтобы сберечь остатки сердца ‑

ждать снова тишину домой.

Ему с ней рядом будет место.

Ее одну

Дорога.

полоса прекратилась…

Лес нагой лиственницы,

смущаясь проснулся.

Вдаль укатилась

безмятежной таинственностью.

Остались лишь чувства.

Отраженный от фар

свет от снега на ветках

щекочет глаза.

Только медлить нельзя,

быстро в дом, и раздеться.

Эта ночь холодна.

Длинные волосы

золотистой заботой

заведут суету.

Дай послушать мне голоса

перепутанной ноты,

режущий пустоту.

Отголосок ранения

дум душевных о прошлом

переделают сон.

И картин обрамления,

откровенных и пошлых,

растревожат мой стон.

Осмелею стать воздухом,

выйду поздно на улицу,

поласкать тишину.

Даль пропитана порохом,

и грядущее хмурится.

Больше так не могу.

Чуть поближе от дерева

смотрит волк одиночеством

в оголенный гранит.

Ему силой отмерено

забирать то, что хочется.

Его сердце болит.

Он уйдет, не отважится

за секунду‑другую

отобрать мою жизнь.

И продолжит искать ее,

не ласкаясь покоем,

целя плач свой на высь,

одну.

Силуэт

Светлейший князь,

укутай снегом.

И от безумства высоты

спаси, где бы я ни был.

Поверь в меня,

как я поверил.

Будь другом, не сомни

мое доверие.

Горит звезда,

сквозь лен томлений.

Возможно, силе простоты

не выбраться из заточенья.

Не будет дня,

чтоб снова где‑то,

сквозь нож забвенной чистоты,

не различить мне силуэта.

К. Бродяга

Оставим здесь руины снов,

В погоне за закатом…

Однажды он пойдет домой

Тропой обыкновенной.

Прошедший день стоял стеной

Непокоренной тени.

Он, как всегда, избрал маршрут

Вдоль переулка скорби

О вспаханных кладбищах чувств,

Поросшими травою.

Его молчание, за день,

Придумало веселье ‑

Засыпать старую картечь

И в воздухе развеять.

Но вдруг, среди привычной лжи,

Услышал он другое.

– Ты мне дорогу покажи

В мрак к своему покою.

Слова мешали понимать

Его волшебный голос.

Но он умел душой внимать,

Хоть сердцем был не молод.

Поверил в сумасшедший бред

Про счастье и про совесть.

Что в жизни есть один запрет,

Что нет причин для злости.

Как, пролетая над землей,

Не отыскать нам правды.

Как может статься свой – чужой.

И это не преграда.

Его сиянью вторил блеск

Звезды, вдали зависшей.

И дал ей имя человек,

Давно на свете живший.

Спросил он имя у него,

Крещенное звездою.

– Оно забытое давно,

И стерто клеветою.

Теперь бродягой здесь хожу.

Но, как на счет тебя же?

– Я был когда‑то…

Теперь зовусь бродягой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.