Узник брошенной планеты

Александр Гальченко

Узник брошенной планеты

Пролог

Восстание Кирика Кинаотиса было подавлено. Жёстко, решительно и как многие скажут – демократично. Сколько же лет прошло с тех пор… Три сотни? Четыре?.. Не помню, возможно, вы знаете точней. Я же знаю лишь то, что след той революции виден и теперь, она изменила суть, направление развития всего человеческого рода. Живые кристаллы, найденные последователями Кинаотиса, разрушили само понимание технического прогресса, позволив смельчакам в серьёз, вслух и громко заявить о межгалактической экспансии. Кристаллы в одночасье стали самым дорогим товаром на белом, и, особенно, на чёрном рынках. Камни эти долговечны и их весьма сложно уничтожить, что со временем, привело к снижению цен. Но и теперь позволить себе авто, у которого вместо электродвигателя и реакторной батареи установлен ментальный энергопривод, может позволить не каждый. Огромный спрос на данный товар, привёл к столкновениям во многих, населённых людьми, уголках изведанного космоса. Поговаривают для одной или двух планет всё закончилось трагично, но это лишь слухи. Научные институты росли как грибы, лучшие умы бились над загадками, поставленными им природой, с умным видом публикуя новые открытия, мудрёными словами объясняя, как это работает. Они так и не смогли объяснить…

– Кристаллы на ментальном уровне взаимодействуют с человеком, – начинал свой доклад перезаслуженный профессор каких-то там наук. – Но не со всяким человеком, и со всеми в различной степени, – его речь на всемирной конференции продолжалась более семи часов, но главное было сказано в первом предложении: «не со всеми, и со всеми в разной степени».

Всё просто. Человек мысленно связывается с кристаллом, кристалл выделяет энергию, человек направляет её в нужное ему русло. На примере энергомобиля это выглядит так: привести в движение авто могут все, но кто-то может разогнать авто до огромной скорости, не смотря на то что авто нагруженодо предела, другой же не сможет разогнаться и до ста километров на пустом. Теперь люди это топливо: плохого, среднего и премиум качества. Топливный кризис также имел место быть, но он достоин лишь упоминания.

Кристаллы начали применяться повсеместно и во всех сферах, в мирных целях, разумеется. И хоть границы стран давно были смыты с карт, дух соперничества люди не утратили, регулярно пытаясь доказать превосходство своего города, института, мышления. Каждый, хоть немного уважающий себя город, имеющий достаточное финансирование, стремился открыть военную академию, университет или хотя бы колледж, где будут подготавливаться специалисты, которые будут управлять звёздными крейсерами, следить за жизнеобеспечением, прокладывать самые авантюрные маршруты, покорять миры. Здесь готовили Магеланов, Колумбов и Белинсгаузенов космического масштаба.

Города поменьше, не могли позволить себе таких трат, дело не только в закупке дорогостоящих камней, оплата хоть мало-мальски компетентного специалиста, это очень много кредитных меток, а специалист нужен, и не один. Эти города открывали кадетские училища, где молодёжь, без разделения по гендеру, муштровали, обучая управляться с энергобронёй, пользоваться оружием, как энергетическим, так и огнестрельным. Всё это естественно лишь в целях самозащиты и охраны будущих экспедиций.

Для поступления в эти учебные заведения, кроме медкомиссии, среднего бала, и характеристики не только от преподавателей, но часто и от соседей, и участковых, необходимо было обладать главным критерием – способностью ментально воздействовать на кристаллы. Сама же эта способность устанавливалась путём сдачи нехитрого теста: «тест ментальной связи человека и живого кристалла Кирика Кинаотиса» (ТМСЧЖКК). Его часто называли десяткой, так как максимальный бал в нём был десять, или ментальный тест «чижик». Многим позже, ученые НИИ города Минска, разработали тест «взаимосвязь человека с кристаллом», имевший девятьсот девяносто девяти бальную шкалу, и погрешность не более сотой процента. Во все высшие учебные заведения, с тех пор, приём ведётся на основании именно теста ВЧК, или, как говорят сами студенты – три девятки. Многие миллионы дрожащих от волнения рук, видели стены, где проводилось обследование желающих поступить. Все помнили и помнят это: не со всеми, и со всеми в разной степени.

Глава первая

Он не верил, что это происходит на самом деле, что это происходит с ним. Он избранный, тот избранный, над которым потешался весь двор, тот, кто попал в ту пятитысячную долю процента, не способных оказывать влияние на живые кристаллы. Он тот, кто набрал ноль баллов в «Чижике», тем самым разбив все мечты о полётах. Слова его экзаменатора слышались ему сейчас в каждом стуке каблуков его берц:

– Этот парень уникум! У блох на моей собаке ментальная связь выше, чем у него! – кричал тот безликий экзаменатор симпатичной ассистентке. Её лица он тоже не помнил, но точно знал, что она была симпатичной.

Дорога к карьере офицера, первооткрывателя, и первоклассного менталиста была ему заказана. Но ведь к новым звёздам летят не только офицеры. Несмотря на повсеместную автоматизацию, ещё много где требуется участие рук человеческих. Теперь, когда годы обучения остались позади, когда на форме, пусть это лишь форма инженера, красуется бейдж с его именем, когда в руке сумка с личными вещами и пропуск на крейсер, разве есть смысл жалеть, что всё сложилось именно так?

– Лев! – обратился к идущему парень в чёрной робе, забрасывающий сумки на транспортерную ленту. – Опаздываешь, твои уже все на борту.

– Успею, – ответил тот и поставил сумку на асфальт. Парень в чёрном вопросительно наклонил голову.

– Ты серьёзно? Я, для тебя что, незнакомый человек?

– Устав, – коротко ответил он.

– Устав, – подняв брови, повторил Лев и демонстративно протянул пропуск. Парень поднёс его к лицу и, успев прочитать лишь Лев Мирный, не сверив ни печать, ни номер пассажира, вернул обратно.

– Простите за неудобства, служба, сами понимаете, – наигранно протараторил он и подняв сумку бросил её на стоявшие рядом весы. – Простите ещё раз, перевес.

Лев взглянул на табло, вместо допустимых шестнадцати килограмм, оно показывало шестнадцать восемьсот.

– Знаешь, я уже начинаю радоваться той мысли, что возможно никогда больше тебя не увижу. – Лев говорил улыбаясь, но голос его дрогнул.

– Бывай, братка, – ответил тот и обняв друга хлопнул его по спине.

– Бывай Михей. Даст бог, свидимся.

– Бога нет.

– Зато выражение есть.

Поднявшись по трапу, Лев обернулся, желая ещё раз проститься с другом, но того на месте не оказалось. Он бы расстроился, но все его мысли украла она. Она здесь, она заняла ему место, она летит вместе с ним и это чертовски здорово.

Пару часов спустя они сидели напротив друг друга, среди сотен таких же инженеров. Пояса, скрещённые на груди, крепко прижимали их к креслам, суматоха закончилась, световые индикаторы сигнализировали о запрете покидать свои места. Скрытые от глаз динамики зазвучали чётким мужским голосом:

– Говорит капитан Лейман. Всем пассажирам, рад вас приветствовать на Пионере, борту ПС1709 крейсера типа «Волан». Через минуту, сразу после запуска Планковского времени, мы выполним прыжок, вы сможете покинуть свои места, как только услышите соответствующий сигнал. В случае тошноты, или иного недомогания, настоятельно рекомендую обратиться к медперсоналу.

Щелчок, голос сменился на глубокий женский:

– Внимание. Внимание. Внимание. Прыжок будет выполнен через десять…

Тяжёлый удар мигрени едва не заставил парня потерять сознание. В его памяти всплыл образ отца.

– Интересно, – подумал он, впиваясь пальцами в пластификат ручек. – О чём думал отец, тогда, пятнадцать лет назад, отправляясь в первую, межгалактическую экспедицию? Её считают самым большим провалом, страшной трагедией, но мне до сих пор не вериться, что отца больше нет.

Перед глазами парня всплыла его комната, такой, какая она была тогда, той ночью, когда он видел отца в последний раз. Он лежал в своей кровати, папа подошёл и сел возле неё на колени.

– Лёва… – голос его звучал виновато и тревожно. – Мне нужно улететь.

– Надолго? – тревога отца мгновенно упала на мальчишку и на глазах заблестели слёзы.

– На долго парень, надолго, – он подхватил сына на руки и обнял его так крепко, как не обнимал, наверное, никогда. – Береги мамочку. Ей тяжело. И сестричку.

– Хорошо.

– Позаботься о них, обещаешь?

– Обещаю, – совсем уже рыдая, отвечал он.

Уходя, отец остановился в дверях:

– То кольцо что ты у меня стащил, я знаю, оно у тебя. Храни его. Для общего взгляда оно обычно, но ты ведь знаешь, оно особенное, волшебное, верно? Люблю тебя львёнок.

Потом отец зашёл в комнату к малютке сестре, потом они долго спорили с мамой на кухне. После она кричала, кричала, что ненавидит его и никогда не простит. Звук бьющейся посуды поднял мальчишку с кровати. Он хотел остановить эту ссору. Лёва вбежал на кухню, но ссоры уже не было – мама сидела на руках у отца и тихонько плакала. Малец вернулся в свою комнату и в окно наблюдал как мать, босая, стояла на холодном асфальте и, окаменев от безысходности, смотрела на отдаляющиеся габариты авто. Больше они никогда его не увидят. Соседи скажут – он продал себя. В этом есть смысл, контракт был подписан на десять лет, жалование, по желанию капитана Николая Мирного, было перечислено на счёт его жены, единым платежом. Если он и продал себя, то весьма недурно.

Весть о провале миссии была для них с матерью страшной, угнетающей, и ожидаемой. Первопроходцы редко доживают до старости.

– Разве так всё должно происходить? – крикнул кто-то из инженеров, но слова его были проглочены гулом, хлопком, ударившим по барабанным перепонкам.

* * *

– Девя-я-я-я-ть, – затянул голос в динамиках.

Лев разжал занемевшие от напряжения пальцы. Правая рука выстрелила спазмом, доставшим до поясницы. Это была знакомая боль. Он хорошо помнил день, когда впервые ощутил её. Он узнал результат теста, ощутил свою никчёмность, был раздавлен реальностью. Ноги сами понесли его, вперёд, быстрей, ещё быстрей, не важно куда, главное быстрее… Мимо домов, переходов, светофоров и витрин. Перебегая через дорогу на одном из перекрёстков, он едва не угодил под машину, благо водитель оказался расторопным, он ушёл от столкновения, почти смяв длинную очередь, образовавшуюся у магазина за очередной новомодной хренью. Дальше был парк, столпившиеся люди, радостно наблюдавшие как закапывают, очередную, никому не нужную ни в прошлом ни, тем более, в будущем, капсулу времени. Лев налетел на одного зеваку, толкнул второго, третий оказался покрепче и недовольно отмахнулся рукой. Короткий миг падения и вот она боль, резкая, глубокая и парализующая.

Обезболивающие вернули способность мыслить, достаточно, что бы уловить слова доктора, даже не пытавшегося подбирать слова.

– Его кость раздроблена, словно попала под пресс. Падение лишь сопутствующий фактор, кость сломалась бы и так от самой незначительной нагрузки. У вашего сына редкая форма остео саркомы. Этот перелом нам во благо. Если приступить к лечению немедленно, страховой расчёт даёт восемьдесят два процента, что он будет жить, – сухо и чётко говорил доктор. – Вы прекрасно знаете, что страховики просчитывают самые пессимистические прогнозы. Поэтому…

– А рука? – повернул голову Лев.

– Прости пацан, – за одноразовой маской не было видно губ, но на миг показалось что он ухмыльнулся. – Руку придётся убрать. Кстати по поводу протезирования я бы советовал вам не затягивать. Заявку можно оформить у нас, новые с кристаллами я советую, адаптация конечности всего пару недель.

Глаза матери дрожали, она с ужасом глядела на человека готового отрезать кусок плоти от её сына, и ужас наводило то, с каким холодным безразличием он об этом говорил. Она ещё не знала, что её сын никогда не сможет управлять таким протезом.

Дверной считыватель, сменой цвета, просигнализировал о разблокировке. В палату вошёл ещё один доктор и медицинская сестра. В руках врача был средних размеров кейс, его он поставил на стол рядом с кроватью Льва. Он не поздоровался, отвёл первого в сторонку и, нажав на часы, продемонстрировал удостоверение, после чего тихо что-то произнёс.

– Что за чушь! Это лишь теория. Тестов и исследований нет, лишь…

– Как вы понимаете они есть, – подошёл он к маме. – В любом случае решать не вам.

– Я согласна… – проговорила она, в отличии от Льва она слышала весь их разговор.

– Но шанс его выживания… – первый немного растерялся. – Не знаю, может процентов семь, ну максимум десять.

– Он не умрёт, – спокойно проговорил второй, маска хорошо скрывала его лицо, но густые брови и проседь в волосах выдавали его солидный возраст.

– Страховые риски не оправданны, вас не допустят в операционную.

– Она нам не понадобиться.

– Мы сами всё оплатим, – утерев слёзы проговорила мама. – Обойдёмся без страховой.

– Анестезия осложнит процедуру. Я бы рекомендовал отказаться от её использования. Настоятельно рекомендовал.

– Ты хочешь по живому выдрать из него кости? Без анестезии?

– Боль будет сильной, но он справиться, верно? Сынок, – второй док похлопал Льва по здоровой руке.

– Справлюсь, – ответил парень.

– Вот и славно. Синтетический морфий номер семнадцать, – обратился он к сестре. – Две ампулы сразу, ещё три по одной через каждые два часа после операции.

Девушка кивнула и удалилась.

– Хах!!! – не сдержался первый. – Вы просто уничтожите его нервную систему, она сгорит! Вы получите овощ со здоровой рукой. Вы этого хотите? Ольга Николаевна?

– Он выдержит, – спокойно и уверенно сказал второй.

Ольга Николаевна со страхом смотрела на сына, она хотела сохранить ему руку, но рисковать ради конечности жизнью…

– Сынок… – протянула она, глядя на Льва.

– Я согласен.

– Подумай, парень, подумай… – говорил первый.

– Мы согласны! – перебила его женщина.

– Отлично! – развеселился второй. – Не будем терять время.

Он открыл кейс, достал из него инженерную перчатку и, надев, провёл ею сначала над сломанной, а потом и над целой рукой пациента. Прикоснувшись к часам, он вызвал перед собой голографическую картину с изображением рук. Доктор застыл, и указательный палец в перчатке лёг на маску на лице, вдавливая её к губам. Лёгкое движение одного из пальцев и конечности на картине лишились кожи, ещё движение и исчезли мышцы, остались видны лишь кости, на одной руке они были раздроблены на многие десятки осколков. Пострадало не только предплечье, болезнь добралась и до пальцев, кости нескольких из них так же раздробились.

– Доктор… – чуть слышно обратилась Ольга Николаевна, но её одёрнул первый.

– Тс. Не мешайте, он оперирует.

Лев зачарованно смотрел на изображения своих рук. Он всё ждал, что расположение костей начнёт меняться, но этого не произошло. Через несколько минут вернулась медсестра, и все они ещё четверть часа вглядывались в сломанную конечность, вращающуюся в воздухе.

– Что ж, я закончил, – проговорил хирург и вытер испарину со лба. Он извлёк из кейса три металлические капсулы, размером с маркер, может немного больше, и высыпал их содержимое себе на ладонь. Это была угольно чёрная пыль, но она не ссыпалась на пол, а формировала в перчатке идеальный шар.

– Что это? – спросил Лев.

– Это? Это твои новые кости, – доктор присел у кровати парня. – Эти малыши, удалят из твоего тела заражённые клетки и займут их место. Не плохо, не так ли? Сестра!

Девушка очень быстро ввела содержимое ранее заготовленного шприца в вену пациента и глаза Льва слегка покосились. Хирург положил шар на постель, тот лужей растёкся под конечностью, потом острым пиком приподнялся и сделал небольшой, миллиметра три, надрез возле самой кисти. Три четверти вещества, сквозь это отверстие вобралось внутрь, остальное легло тонким слоем на кожу вокруг прореза. Через пару мгновений, из раны, словно из тюбика, полезла паста бледно розового цвета, перетёртые кости покидали организм. Мать с ужасом смотрела на происходящее, но Льва это совсем не беспокоило. Он улыбался и глядел в пустоту, молча. Закричал он лишь через час, когда операция закончилась, а действие препарата стало ослабевать, но этого он уже не помнит.

* * *

– Восемь! Восемь! – наложился голос в динамиках.

– Что происходит? – гул в ушах заставил Льва выкрикнуть эту фразу.

– Что именно?

– Как-то всё не так.

– А откуда ты знаешь, как должно быть?

Лев огляделся по сторонам, посмотрел на девушку перед ним, она улыбалась.

– Что кот, испугался? – спросила она.

Лев опустил глаза и увидел выпирающую материю, в карманах его штанов что-то было, и он прекрасно понимал, что. Маленькая коробочка из-под леденцов с муравьями внутри. Так они называли частицы, с помощью которых строится практически всё, за пределами планеты. Этих муравьёв он хранил уже очень давно, для мелких шалостей. Узнай о его заначке кто ни будь из офицеров, хорошим дело не кончится. Он закрыл глаза, и воспоминания вновь захлестнули его.

– Добрый, добрый, светлый день мои дорогие, – вещала высокая стройная дама слегка за сорок. Виски её были гладко выбриты, а средней длинны волосы были аккуратно уложены на одну сторону. В чём она была одета, Лев не помнил, всю память заняла причёска и голос, высокий, звонкий, въедающийся. – Я рада вас видеть. Перед тем как продолжить, хочу сказать, что я безумно, безумно горжусь вами всеми. Вы часть чего-то огромного, важного и великого. Здесь, в этом зале, представители тридцати восьми городов с разных уголков нашей прекрасной и любимой планеты. Давайте вместе похлопаем друг другу.

Она быстро захлопала в ладоши, истерично улыбаясь и часто кивая, словно желая приветствовать каждого. Зал поднялся громкой овацией, смешиваясь с топотом и выкриками «ура». Удовлетворённая нужным настроем слушателей, дама постучала в микрофон и продолжила:

– Вы знаете, я очень долго готовила речь, исписала пол сотни листов, и поверьте это хорошая речь, жаль, что я оставила её дома на столе, – улыбки и усмешки в зале так же удовлетворили её. – Я, без листочка, с вашего позволения, скажу главное. Миссия «Почтовая станция» официально утверждена съездом делегатов! И! И-и-и!!! Минимум половина из вас, а если результаты практических подготовок будут высокими, то возможно и все вы, примите участие в этой миссии. На вас возложена огромная, просто огромная миссия родные мои. Вы ступеньки, маленькие ступеньки, складывающиеся в огромную лестницу, по которой человечество сможет добраться до самых далёких галактик. Ура вам. Ура! Все вы успешно прошли теорию, пора приступать к практике. Сейчас будут объявлять фамилию и номер кабинета, куда вам нужно будет направиться. Там вы познакомитесь со своей группой. Кто прослушает, или не хочет ждать, списки вывешены в холле, там вы можете так же найти свою фамилию. И ещё одно, приглядитесь друг к другу хорошенько. Учащиеся, заявившие себя парой, автоматом попадают на один крейсер и распределяются на одну планету. Ура вам, ура! И помните, я горжусь, горжусь всеми вами.

Толпы студентов поплыли по коридорам. Лев достиг нужной ему аудитории и, войдя, сразу заметил её. Она сидела за партой одна, он тогда очень удивился, что никто не сел рядом с этой красавицей и решил не упускать шанс.

– Не занято?

– Если спрашиваешь, значит занято. А хочешь сесть, садись.

– Чего не в духе? – присаживаясь рядом, спросил он.

– О? А ты времени не теряешь. Решил последовать совету этой бритой стервы? Ура тебе. Ура!

– Может не стоит так называть нашего ректора?

– Моя мать, как хочу, так и называю, – глядя в окно, пробормотала она.

– Оу. Так она твоя маман? Ну, тем более мне нужно с тобой дружить. С оценками если что поможешь?

Девушка повернулась, брови её поднялись, а рот слегка приоткрылся от такой наглости. Когда их взгляды встретились, она не смогла сдержать улыбку.

Дверь распахнулась, и в неё вошёл невысокого роста мужичок в мятой белой рубахе, заправленной в джинсы без пояса. В руках у него было две новенькие картонные коробки, одна большая, вторая в несколько раз меньше, но сразу было видно, что в них что-то не тяжёлое. Он поставил их на стол и принялся, тыкая пальцем считать сидящих.

– Так, – начал он. – Двадцать девять, одного нет, он будет через неделю. Отлично. Значит, никто не потерялся. И так, меня зовут Виталий Иваныч, я ваш куратор. Сразу говорю, в первую неделю всех не запомню, имена буду путать. Так как у нас сегодня день знакомств, то я предлагаю сразу познакомиться с вашими лучшими друзьями на всю жизнь.

Он начал доставать из коробки поменьше металлические капсулы, и бросаться ими в людей, Лев видел такие раньше, в больнице, но эти были поменьше.

– Лови! – смеялся он, и если студент ронял капсулу на пол, то смех его только усиливался.

Когда у каждого в руке оказалось по капсуле, куратор достал ещё одну и открыв, высыпал содержимое на стол.

– Повторяем за мной, – сказал он. – Смелей-смелей.

Говорить второй раз не пришлось. Серое вещество рассыпалось по столам и растекалось тонкой плёнкой.

– И так, кто скажет мне что это? – спросил преподаватель, и все загудели.

– Пыль!

– Нано пыль.

– Муравьи что же ещё.

– Это понятно, – нахмурился Иванович. – А точнее кто-то может сказать?

Девушка, рядом со Львом, небрежно приподняла руку.

– Да Настенька, слушаю.

– НП три Ф, нано пыль трёх фракционная, более современная версия муравьёв. В отличии от девяти и шестнадцати фракционной пыли, имеет заниженный коэффициент продуктивности, в семь и одиннадцать раз соответственно. Отличительная черта – это цвет, более серый, без блеска, и маслянистость на ощупь. Но у этих муравьёв есть и положительные качество, это их живучесть. Продолжительность жизни в сотни раз выше, чем у других марок, не подвержены размагничиванию. Программируются они при очень высоких температурах, что требует особой технологии производства. В промышленной инженерии не используются из-за дороговизны и низкого КПД.

– Умница! Умница!!!

– Слушай, мне однозначно нужно с тобой дружить, – потянувшись, прошептал Лев на ухо Анастасии.

– Губу подбери.

– И так! – крикнул куратор. – Первое ваше задание, необходимо вернуть этих непосед, назад в капсулы. Использовать можно любые методы, кто справиться лучше всех получит дополнительный бал к следующему зачёту. Чего ждём? Поехали!

Один из студентов сорвался с места и побежал к столу учителя.

– Стоять! Как звать?

– Джей, Джей Лоусон, сэр, – остановившись, ответил тот.

– Молодец. Ятебя запомнил, но перчатки использовать нельзя. Пока нельзя.

Студенты принялись размазывать пыль по столу, все кроме Насти, она, закинув голову, с безразличием смотрела в потолок и дула из жвачки здоровенный шар.

– А ты чего не пробуешь? – спросил Лев, пытаясь проездным билетом согнать муравьёв к краю стола.

– А мне не надо, – ответила она.

– Чего это?

– Мать у меня. Забыл, что ли? Хочешь выиграть, собери их жвачкой, лучше всего получается.

– Жвачкой? К сожалению, у меня её нет.

– О, господи, – закатила она глаза и достав изо рта розовую резинку, вложила её в ладонь парня.

Лев недоверчиво посмотрел на девушку, и, не увидев подвоха, он собирался выкатывать жвачкой пыль. В последний момент она его остановила и произнесла:

– У тебя ни жвачки, ни ума. Во-первых, это не поможет, во-вторых, эти муравьи в отличие от живых, не любят сахар, задолбёшся их потом отмачивать.

– Ну, во-первых, чтоб убедиться – нужно попробовать. Во-вторых… У меня есть жвачка, – после этих слов он закинул её резинку себе в рот и принялся вновь соскребать пыль.

– Фу, – скривившись заулыбалась она.

– Сорокина! – обратился Иваныч. – А ты чего лентяйничаешь?

– Смысла не вижу, – ответила она, глядя на то как сосед отложил пластиковую карт и стал пальцами тереть стол.

– Почему же?

– Потому как это лотерея. Кому-то просто повезёт. Ни знания, ни умения здесь не имеют никакого значения. А мне дополнительный бал и даром не нужен. Сами знаете, какую оценку вы мне поставите на следующем зачёте.

– И то верно, – согласно закивал преподаватель. – Все вы скоро узнаете, что наша Настенька дочь Маргариты Алексеевны, нашего ректора. А ещё вы узнаете, что её высокие оценки никак с этим не связаны. Спасибо за честность Настенька.

– Не за что, Виталий Иваныч, – она опустила глаза. – Какого чёрта? Ты как это сделал?

– Сорокина! Ну…

– Да вы гляньте, гляньте.