Игра на выживание

Волна удушливой жалости всколыхнулась в моей душе. Я не сдержался, привлек Ирэн к себе и порывисто обнял ее. На какое-то мгновение мне показалось, что стена отчуждения, стоящая между нами, вот-вот рухнет, и, подобно плотине, высвободит лавину эмоций и слез, которые неудержимым покаянием хлынут на нас. И Ирэн уже начала слабеть в моих руках, и уже коснулась лицом моей груди, и уже сделала глубокий вздох, чтобы на одном дыхании рассказать мне всё… Но нет! Она вдруг с мягким упорством высвободилась из моих объятий и сделал шаг назад.

– Ох, Кирилл, – произнесла она, по-прежнему не глядя на меня, качнула головой, коснулась ладонью лба и с усилием улыбнулась. – Дурная привычка – сжигать письма. Это у меня от родителей. Они всегда панически боялись слежки. Даже поздравительные открытки сжигали. И я тоже, чисто машинально. Ты мне не веришь, да?..

Она лгала. Плохо, неубедительно, но эта ложь стоила ей неимоверных усилий. Я понял, что теперь до правды – целый космос, Вселенная, и бесполезно пытаться вызвать ее на откровенный разговор. Был шанс сделать это, но она не решилась. Теперь мне наплевать на ее проблемы! Пусть хоть весь офис спалит – не надо будет ломать голову, где взять деньги на его аренду.

– Действительно, дурная привычка, – сказал я холодным тоном и быстро вышел из кабинета.

Теперь я уже не пытался найти разгадку необычайного поведения Ирэн. Мне надоело это бессмысленное занятие, и я пошел по пути, который не требовал от меня умственного напряжения и терпения: причиной всех ее странности я сделал самого себя. Ирэн на меня обижается. Она мне не доверяет. Я ее раздражаю. Я не устраиваю ее как начальник и… И вообще как мужик! И всё потому, что не веду ее под венец.

Если ей что-то не нравится – пусть уходит! Скатертью дорога! Но ее капризы и слезы больше терпеть не намерен. У меня уже голова распухла от версий и догадок. На-до-е-ло! К чертовой матери агентство! Долой все счета вместе с кабальными условиями экспроприаторов! Да здравствует свобода!

Я сгреб со стола все счета и письма в выдвижной ящик и запер его на ключ. Ключ закинул в сейф, который, в свою очередь, тоже запер. Потом прошелся по кабинету, думая, куда бы засунуть ключ от сейфа. Меня распирало от желания с кем-то подраться. Я скрипел зубами от нестерпимой жажды совершить нелепый и абсолютно бессмысленный поступок, чтобы потом горько сожалеть о нем. На моем пути попался стол, на который я немедленно запрыгнул и тут же стукнулся темечком о люстру. В этот момент в дверях появилась Ирэн. Движения ее были плавные, как у сытой и сонной кошки. Она оперлась одной рукой о косяк, другую опустила на бедро, выгнулась, словно на подиуме, и безупречно улыбнулась мне.

– А что ты там делаешь? – спросила она. – У тебя такой озабоченный вид.

Я хлопал глазами, удивляясь столь разительным переменам в облике и поведении моей милой сотрудницы. Если бы не темные пятнышки на ее костюме, можно было бы подумать, что недавняя сцена в задымленном кабинете мне лишь пригрезилась.

– Хочу воду в плафон залить, – ответил я.

– Воду? Зачем?

– Чтобы согреть чай, неужели не понятно! – буркнул я и спрыгнул со стола.

Как она владела собой! Я не мог не восхититься Ирэн. Почему-то именно сейчас она показалась мне неотразимо красивой. Может быть, из-за ее прекрасных глаз, бездонно заполненных тайной и упоительным блеском?

Она поправила прядь волос, выбившуюся из-под заколки, и подошла ко мне. Легкая, тоненькая, почти невесомая. Но сколько в ней чувств, эмоций и затаенных мыслей! Целая планета! Некоторое время я нее мог шелохнуться, и все стоял в шаге от нее и рассматривал ее лицо. Теперь она не опускала глаза, и подбородок держала высоко и гордо. Высокий открытый лоб отливал бронзой. Маленький кукольный носик был слегка вздернут кверху, будто тем самым тоже заявлял о своем норове. В позе Ирэн мне виделась вызывающая храбрость и открытость опытной стриптизерши. На, мол, смотри на меня, рассматривай мои глаза – мне нечего стыдиться, я ни в чем перед тобой не виновата, и совесть моя чиста.

– У нашего офиса новый хозяин, – брякнул я. – Он в три раза увеличил стоимость аренды…

У меня в горле вдруг засаднило, и я закашлялся, отошел от Ирэн и грохнулся в свое кресло. Красивая баба на работе – это уже плохая работа. И что она светит на меня своими очаровательными глазками? Я говорю о беде, свалившейся нам на голову, а она своим внешним видом заставляет меня задуматься о неизбежности весны и любви.

– В три раза? – спокойно, даже равнодушно переспросила Ирэн, словно речь шла о подорожании лангустов в ресторанах Таиланда.

– А денег у нас нет, – добавил я, зачем-то вынимая из нагрудного кармана портмоне и заглядывая в него.

– Где же их взять?

– Позвони новому хозяину, – произнес я, абсолютно уверенный в том, что Ирэн откажется, – и скажи, что если он отсрочит выплату на три месяца, то мы безвозмездно соберем для него сведения любого характера.

– Любого? Так и сказать – любого?.. Хорошо, – согласилась Ирэн. – По какому номеру звонить?

Кажется, в агентстве воцарялась прежняя деловая обстановка. Ирэн снова стала исполнительной и сообразительной сотрудницей, какую я знал и ценил уже второй год. Вот только эта странная улыбка, блуждающая на ее перламутровых губах! О чем она сейчас думает? Чему радуется?

– Вот письмо… – буркнул я и с озабоченным видом стал дергать выдвижной ящик, пытаясь его открыть. Ящик не открывался, потому как несколько минут назад был заперт лично мною, и тогда я принялся разряжать свои нервы на ручке. В конце концов, она оторвалась. Я швырнул ручку в мусорную корзину и только тогда вспомнил, что переписал номер на лист календаря. Я в сердцах выдрал его и протянул Ирэн, стараясь не встретиться с ней взглядом.

Она взяла письмо двумя пальчиками и, не глядя, опустила его в сумочку. Щелк! Золотые замочки закрылись. На тонком пальце Ирэн сверкнуло колечко в виде ивовой ветви с александритом. Ирэн очень медленно поправила тонкий ремешок сумочки на плече, как если бы это была бретелька сарафана, и девушка не спешила, позволяя мне любоваться ее прелестным обнаженным плечиком.

– Еще будут поручения?.. Кирилл, какой-то ты сегодня рассеянный.

– Всё! Больше ничего!

Пусть быстрее уходит с глаз моих долой! Завалила меня ребусами и ухмыляется. Я хочу побыть один. Я хочу разобраться в себе. Может, в самом деле, я виноват в том, что происходит с ней? Может, я отупел на этой работе и перестал следить за собой? Может, у меня уже вместо лица рыло приамазонского тапира?

– Я могу идти?

Она что, издевается надо мной? Как солдат первого года службы!

– Да! – громче повторил я. – Ты свободна!

– Я это знаю, – ответила Ирэн, повернулась и грациозной походкой вышла из кабинета.

"Что она знает? – с опозданием подумал я, когда раздался хлопок входной двери. – Знает, что свободна? На что она намекает?"

Я еще долго сидел за столом, рисуя на листе бумаги квадратики и кружочки. Потом превратил квадратики в дома, а кружочки – в людей. Над одним из кружочков я усердствовал особенно. Сначала обозначил округлую головку, затем добавил вытянутый, как у утки, нос, пририсовал овальное тельце, на которое посадил две короткие лапки с крупными крепкими пальчиками. Хотел пририсовать глаза, но передумал: у этого зверька глаз не бывает. Внизу подписал: "Крот Лобский".

Налюбовавшись вдоволь на это высокохудожественное творение, я в сердцах сплюнул, скомкал лист и отправил его в корзину. В кабинете Ирэн зазвонил телефон. Не торопясь, я встал из-за стола и вышел в коридор. Шел нарочно медленно, придирчиво оглядывая ковролин – добросовестно ли его пропылесосила уборщица? Обычно Ирэн звонили ее многочисленные подруги, с которыми мне совсем не хотелось общаться. После разговора с ними мне приходилось долго приводить свои растрепанные мысли и чувства в порядок. Разве можно сохранить самообладание, услышав в трубке нежный и томный шепот: "А будьте добры Ирэн… Ах, она вышла? Какая жалость! Простите, а с кем я говорю? С ее начальником? Господи, был бы у меня такой начальник, с таким обаятельным и сексуальным голосом! Повезло же Иришке! Скажите, а вы сегодня вечером очень заняты?" И в том же духе. Я никогда не передавал содержание подобных разговоров Ирэн, щадя ее подруг… Телефон продолжал молотить в свой внутренний колокольчик, выказывая требовательность и нетерпение. Я зашел в кабинет, где все еще пахло жженой бумагой, и взял трубку.

– Алло… Алло!.. Я ничего не слышу! Вы держите в руках трубку, в которую надо что-то говорить…

После недолгой тишины – короткие гудки. Я кинул трубку, прошелся из угла в угол и остановился у мусорной корзины. Посмотрел на ее скептически, словно в ней отражалось мое чувство собственного достоинства, промычал какой-то мотивчик и опустился перед ней на корточки. Сыщик не должен быть брезгливым. Если понадобится для дела, то и под столом собрать всю пыль не грех… Я раздвинул несколько газетных комков и выудил мокрый обрывок, опаленный с одной стороны. Затем сел на подоконник, ближе к свету, и внимательно рассмотрел его. М-да, детальная экспертиза не требуется. Без всякого сомнения, это уцелевший остаток фотографии. Цветной глянцевой фотографии. На обратной стороне – часть бледного логотипа "…DAK". Надо понимать, фотобумага фирмы "KODAK". Что было изображено на снимке, определенно сказать невозможно. Виден лишь коричневый край какого-то предмета, да расплывчатая синяя полоса поперек него… Я еще поискал в корзине, но больше ничего интересного не нашел.

Тут снова завопил телефон. Я кинул обрывок в корзину, да промазал, и он, словно плевок, налип на ножку стула.

– Детективное агентство! – рявкнул я в трубку.

Тишина. Лишь чье-то сдержанное дыхание.

– Ирина, ты что, выпила? – сказал я с ласковым укором и положил трубку.

"Она проверила, ушел я из ее кабинета, или сижу в нем до сих пор", – подумал я и почувствовал себя так, словно меня застукали за каким-то неблаговидным занятием. Даже если я сейчас выйду отсюда, ни к чему более не прикоснувшись, все равно Ирэн будет думать, что я обыскивал кабинет. Так что же я теряю? Я сел за ее стол и оглядел кабинет ее глазами. Очень чисто и уютно. Нигде не заметно пыли, хотя я ни разу не видел Ирэн с тряпкой в руке. На подоконнике теснятся горшки с цветами. Настоящие джунгли. Цветы у Ирэн всегда хорошо растут, они чувствуют какую-то особую жизненную энергию. Я тоже, подобно цветку, чувствую эту энергию, но расту почему-то только в области талии. На столе полно всяких безделушек, начиная от фарфорового котенка и заканчивая высушенным розовым бутоном, обрызганным для блеска лаком для волос. Кажется, эту розу я ей подарил. Но это было страшно давно, где-то в каменном веке. И зачем она хранит эту мумию? Символ моих чувств к ней?

Я вытянул ящик. Баночка растворимого кофе, коробка с рафинадом и толстый дамский журнал "Только Ты". Я вынул его, полистал и наткнулся на пометки, сделанные явно рукой Ирэн. Статья, занявшая две полосы, своим заголовком ставила сакраментальный вопрос: "Как завоевать сердце мужчины?" Очень забавно! Я зажег настольную лампу. "Мужчины по своей природе эгоисты и очень падки на лесть…" Рядом с этим утверждением Ирэн нарисовала вопросительный знак. Молодчина, поддерживаю твой скептицизм! "Самое важное – знать меру: ни в коем случае нельзя навязывать себя мужчине, но, в то же время, рискованно держать его на излишне большой дистанции…" Рядом – несколько карандашных помарок. Я представил, как Ирэн хотела что-то написать на полях, и уже коснулась карандашом страницы, но замерла в нерешительности, долго раздумывала, но так ничего и не написала. Сладкая ты моя! Мучилась над вопросом, какую дистанцию соблюдать между нами? "Мужчина по своей сути весьма примитивен, и зачастую относится к любящей его женщине как к предмету, безусловно и навсегда принадлежащему ему. Если он еще не сделал вам предложения, но уже считает вас своей собственностью – ситуация близка к критической. Вам надо немедленно развеять его глубокое заблуждение и заставить ценить и беречь вашу верность. Для этого достаточно вызвать у него чувство банальной ревности. Сделать это не сложно. Постарайтесь "случайно" попасться на глаза вашему любимому мужчине со своим коллегой (братом, соседом, водопроводчиком и т. д.) Отправьте самой себе письмо, но чтобы из почтового ящика его достал ваш возлюбленный. При этом сыграйте смущение. Письмо "прочитайте" обязательно в недоступном для вашего друга месте (лучше всего, закрывшись в ванной и пустив струю воды). А затем на его глазах порвите письмо на мелкие кусочки и бросьте в унитаз (а еще лучше сожгите). Заставьте его мучиться вопросами: от кого письмо? что в нем написано? почему вы так страдаете?" Рядом на полях – маленький восклицательный знак. Маленький скрытый восторг от прочитанного…

Я откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Это ужасно. У Ирэн все получилось. Она заставила меня мучиться над дурацкими вопросами… Я схватился за лицо и расхохотался. Весна! Весна шуршит юбками, цокает каблучками и распыляет повсюду головокружительный аромат ранних цветов. И у Ирины уже поехала крыша. С ней уже произошла коварная метаморфоза, когда человеческий организм начинает жить как бы отдельно от разума. Милая моя, хорошая! Зачем же ты выбрала такой длинный и нелепый путь к моему сердцу? Лучше бы зашла ко мне в кабинет с этим журналом, скрутила бы его в трубочку и ка-а-ак дала бы мне по балде!

Я вскочил с кресла и открыл окно. Какие запахи! Какие звуки! Почему же весна не кружит мне голову? Почему вместе с сосульками на крыше не растопилось мое сердце? Бедная, бедная Ирэн! Ты уже отчаялась, ты почти потеряла надежду. Я это понял. Ты, умная и красивая, воспользовалась советами глупого журнала – это уже крайняя степень. Надо положить этому конец! Тебе больше не придется читать этот журнал для повернутых вдов!

Я положил журнал на место и позвонил Ирэн. Она не взяла трубку, наверное, еще не добралась до дома. Стены агентства душили меня. Я выкарабкался из полуподвала на улицу. Какой воздух! Какое небо! Сел за руль, опустил стекла. Вперед, навстречу ветру! Чувства рвутся из груди, опережая машину. У меня есть женщина, которая меня любит… Нет, не так! Я – человек, которого любит женщина. Вот мое отражение в узком прямоугольном зеркале. Квадратное лицо, щеки с глубокими складками, похожими на рубленые шрамы, серо-голубые глаза, нос с едва заметными дефектами – ему приходилось знакомиться с чужими кулаками, намечающаяся щетина. Вот это есть я. Я обладаю собой. И еще есть один человек, который считает, что я должен принадлежать и ей тоже. С этим глазами, складками, носом… Как это странно! Она меня любит. А я что же? Какое чувство должно наполнить мое сердце, чтобы я с уверенностью сказал: я люблю Ирэн? Что такое любовь? Это когда не можешь жить без любимой? А я могу жить без Ирэн? Наверное, могу. Два года назад, когда я не знал ее, мог запросто. А сейчас… Трудно сказать. Мы не расстаемся больше, чем на три-четыре дня. И очень радуемся, когда встречаемся…

"Сонет", мое любимое кафе! Я резко затормозил, сошел в лужу и обрызгал джинсы. Какие пустяки! Стеклянная дверь, запах хороших сигарет, тихая музыка. Бокал пива! Нет, джин с тоником! Хочется сладкого, шипучего, веселящего… Я сделал глоток и придвинул к себе телефон. Приглашу ее сюда. У меня с собой две тысячи – целое состояние! Можно кутить до самой ночи. Пусть девчонка расслабится, пусть перестанет тратиться на дорогие и глупые журналы…

– Алло! Ирэн?

Нет, это всего лишь длинные гудки. А мне показалось, что это ее протяжный, сонно-ленивый голос: "Да-а-а…"

– У вас телефон нормально работает? Жалоб от посетителей не было?

Бармен смотрит на меня с нескрываемым удивлением. Я допил бокал. На его дне остались только пузырьки, похожие на рыбьи икринки. Странно! Ирэн должна была давно приехать домой. У нее хорошая квартира. Я был там пару раз. Больше всего мне понравилось, что Ирэн ни намеком, ни полусловом, ни жестом не предлагала мне остаться на ночь. "Не снимай туфли, всё равно тебе скоро уходить!" Подчеркнутая гордость? Или страх перед тем унижением, которое испытывает женщина, получая от мужчины отказ? И еще у нее безумно вкусный борщ. Выгодно быть не влюбленным. Я не стеснялся попросить добавки. Я болтал, размахивал ложкой, без спросу лез в холодильник за горчицей, будто находился у себя дома. Я был с Ирэн самим собой. Но это, вопреки моему ожиданию, только усиливало ее чувство ко мне. А второй раз я пришел к ней, потому что был здорово выпивший. Она поливала мне голову холодной водой и натирала виски уксусом… Ужас.

Еще стаканчик джина с тоником. С минуты на минуту она должна быть дома. Может, заехать к ней? А что я скажу? В честь чего праздник? И вообще – чего я добиваюсь? Чтобы Ирэн приросла ко мне еще крепче? Чтобы поверила во всемогущество идиотских советов из дамского журнала? Но я ведь знаю, что это не так. Высокие чувства – от Бога. Если любви нет, ничто не поможет.

– Попробуйте этим, – сказал бармен, протягивая мне мобильный телефон.

У него очень забавные усики. А глаза почему-то разные: один добрый, прищуренный, а второй злой, широко открытый. Может оттого, что привык щуриться одним глазом, наливая водку в мерочный стаканчик?

– Спасибо, – ответил я. – Мобильный у меня самого есть…

Я выхожу, на ходу застегивая куртку. Две девчонки озираются на меня и смеются. Одна спотыкается на высоких каблуках, едва не падает. Хорошо, подруга поддержала. Обе заливаются громким смехом. Весна! Я сбрасываю сцепление, и машина срывается с места, словно снаряд. Куда же меня несет? Мне хочется сделать что-то очень хорошее для Ирэн. Мне хочется, чтобы она не сходила с ума, чтобы никакие крыши больше никуда не ехали. Мне ее очень жалко. В груди и животе что-то сжимается, что-то расслабляется и растворяется, едва начинаю представлять, как она, низко склонившись над журналом, внимательно вчитывается в глупые строки, едва заметно шевелит губами, морщит лобик, задумываясь и оценивая прочитанное, и делает пометки на полях. Больше этого не будет! Хватит мучить девчонку! Нога, словно соглашаясь с последней мыслью, давит на педаль газа еще сильнее. Кажется, я пролетел перекресток на красный свет. Рядом со сквером влетел в приличную лужу. Поворот направо… Отсюда до дома Ирэн – рукой подать…

Но что я намерен делать? Очень хочется вломиться к ней с огромным букетом свежих роз и заодно выкинуть все засохшие, политые лаком для волос. А что потом? Я надавил на тормоз и остановился. Сзади кто-то пронзительно посигналил… А что потом? Если бы я ее любил – вопросов бы не было. Но ведь я ее не люблю. Так? Наверное, так. Если человек задает такой вопрос, значит, любви нет. В ее наличии невозможно сомневаться. Во всяком случае, это утверждают поэты. Значит, цветы дарить нельзя. Иначе этот жест по своей жестокости уравняется с последней кормежкой Му-му, предшествующей утоплению собачки. А что можно придумать кроме цветов? Пригласить в ресторан? С какой стати? Обсудить финансовые проблемы агентства? Пошло. Просто покушать? Глупо. Ресторан – это тоже знак. Но что он будет означать? Ирэн станет ждать от меня каких-то слов. Я опять дам ей надежду. А ведь минуту назад твердо решил не мучить девчонку и отучить ее от чтения глупых журналов. Она проглотит этот ресторан, и виду не подаст, что с утроенной силой лелеет в душе надежду. А назавтра выкинет новый фокус: объявит, что решила поменять пол или симулирует болезнь и ляжет в больницу? И все равно не признается мне в своих чувствах. Она старомодна, и считает, что первым это должен сделать мужчина. И будет ждать, будет мучиться, презирая своих подруг, которые безостановочно клеятся к мужикам. Я как-то ее спросил: "Ты почему не выходишь замуж?" Если бы она захлопала глазками, задвигала плечиками и мышиным голоском ответила, что до сих пор не нашла такого парня, как я, то, клянусь, убил бы на месте. А она ответила: "Не твое дело!" И я ей безоговорочно поверил.

Я развернулся и покатил назад. Что-то на душе у меня опять начали выпадать осадки. Наверное, бармен слишком разбавил джин тоником. Или наоборот. Я набрал ее номер на мобильнике… Гудки, длинные паровозные гудки. Будто я на вокзале, и уже пора запрыгивать в вагон, но я все стою на перроне с букетом цветов и с надеждой всматриваюсь в туманную даль – не мелькнет ли знакомый силуэт… Странно! Более чем странно! А впрочем, чему я удивляюсь? Надо было дочитать статью об охмурении мужчин до конца. Наверняка там был совет не поднимать трубку, заставляя мужчину страдать и строить тревожные догадки. Теперь надо готовиться к новым потрясениям. Наутро может сгореть агентство. Или у меня угонят машину. Или высохнет море. Или никогда не наступит лето, и будет вечная весна. И всё – ради победы над моим сердцем. Вот, блин, вляпался!

Назад, в "Сонет"…

Последний и столь же безуспешный звонок Ирэн я сделал в двенадцатом часу ночи из турецкой бани лечебно-оздоровительного комплекса "Садко", воспользовавшись короткой паузой в споре с группой бородатых физиков, которые, завернувшись в простыни, доказывали мне невозможность существования нейтринных систем в силу их гравитационной нестабильности…

Глава третья. Мыши в голове

Утро было безрадостным. Две таблетки растворимого аспирина на стакан воды, затем контрастный душ, и в довершении реанимационных мер – физические упражнения. Это надо для того, чтобы раскрутить метаболизм и очистить организм от всякой дряни. Я через силу сделал несколько подходов к штанге, выжимая ее от груди, и слегка нагрузил бицепс. Майка потемнела от пота. Зато стал чувствовать себя намного лучше. О вчерашнем страшно вспоминать. Какая же, однако, дурь лезет в голову, когда выпьешь! Чуть было не приперся с цветами к Ирэн! Нет, нельзя давать ей понять, что я раскусил все ее уловки. Буду делать вид, что Крот по-прежнему не выходит из моей головы, и про сожженное письмо думаю постоянно. Пусть у Ирэн останется надежда. Впрочем, и у меня тоже. Если я уличу ее в розыгрыше, да еще посмеюсь над ней, это будет слишком жестоко. Ирэн, с ее долготерпением, ее верностью и преданностью просто перестанет существовать. От нее останется лишь безликая тень.

Кофе готовить не стал. И так нервы звенят. Сварил два яйца вкрутую – организму нужен белок, да поджарил на тостере ломтик хлеба. Этого пока хватит. Надо побриться как можно тщательнее, уложить волосы и надеть свежую рубашку. Я должен выглядеть хорошо. Я должен уважать чувства Ирэн, оставаться для нее самым лучшим, и стоически переносить ее капризы и чудачества. Ибо причина их – во мне. Значит, я несу ответственность за все, что происходит с Ирэн.

По пути в агентство я заехал на мойку. Парни в синих комбинезонах, наверное, только что проснулись. Они едва шевелились, намыливая мочалками бока машины, и мне казалось, что они с трудом подавляют желание лечь на капот и уснуть. К агентству я подрулил в четверть десятого. Спускаясь по ступеням к двери, почувствовал легкий запах духов. Ирэн уже здесь. Я немного волновался. Вот еще! С какой стати? Я не знаю, как с ней вести?

Я не успел взяться за ручку, как дверь распахнулась перед моим носом. На пороге стояла Ирэн. Обтягивающие джинсы, синий свитер, волосы схвачены сзади шнурком. Едва заметный, очень умеренный макияж. Моя сотрудница, как всегда, была неотразима.

– Кирилл, новый хозяин отказал мне. Он дает нам две недели, и ни дня больше.

Я рассматривал глаза Ирэн, стараясь сделать свое лицо каменным. Не знаю, что за тип этот новый хозяин, но он точно идиот, коль отказал такой девушке. Ее глаза спокойны, но голосом старается передать озабоченность. На мочках ушей отливают солнцем две золотые капли. Тонкая цепочка, обнимая шею, переливается и играет, будто ручеек.

Она отступила на полшага, пропуская меня. Удобный момент. Я вскинул вверх брови и остановился. Мы стояли, едва не касаясь друг друга. Теперь я видел ее глаза совсем близко.

– А почему только две недели?

Ирэн пожала плечами. Я делал вид, что напряжено думаю. На самом деле, моя голова в этот момент бездействовала… Какие у нее аккуратные брови! Словно художник нарисовал тонкой беличьей кисточкой. Волосок к волоску! Это ж сколько надо себя мучить пинцетом перед зеркалом! Чуть разомкнутые губы блестят, и оттого кажется, что они влажные. Ресницы веером, и напоминают распушенный хвост какой-то маленькой пичужки. Взгляд прямой и спокойный, словно передо мной портрет прекрасной незнакомки. Ирэн может не отводить взгляда очень долго, и это дается ей без усилий… Женская красота необъяснима. Перед ней я начинаю чувствовать себя маленьким, ничтожным, и мне хочется надеть себе на голову холщовый мешок. Для чего природа так придумала? Чтобы мужчины ценили женскую любовь и воспринимали ее как награду, как редкостный дар? И ради этой любви совершали подвиги?

– Ну и ладно, – пробормотал я и пошел по коридору. – Почта была?

– Ничего нет.

Разве можно в такой обстановке думать о делах? Главные дела свершаются в наших с Ирэн головах. Мы разыгрываем интересную партию. А наши слова и движения – не более чем ширма. Зайдя в кабинет, я первым делом посмотрел на себя в зеркало. Лицо на месте, прическа тоже. И все равно что-то в моей физиономии меня не устраивало. Ирэн слишком красива для меня. Она зашла в кабинет, и я едва успел отпрянуть от зеркала.