Франкфурт 939

«А вдруг они не знают, что створки открываются?» – промелькнуло вдруг в голове у Бруна. Он уже подходил к лестнице, когда путь заслонил громила. Вырос, словно скала на горизонте.

– Ты вчера взял мой штоф?

Брун посмотрел на него, будто на говорящий камень, и ответил невозмутимо:

– Да.

– Верни.

– Ты видишь его при мне? Нет? Наверно, за спиной прячу.

– Где он?

– В канаве.

– С тебя новый штоф.

– М-м-м, вряд ли.

– Что значит: вряд ли? – не понял туповатый. – Выбросил мою вещь – возмести.

– Возмести? Откуда ты слово такое знаешь? Нет, не возмещу. Можешь страже пожаловаться.

– Лучше нос тебе сломаю.

– Уверен? Может, не стоит? Я ведь обижусь. Вообще-то, я и на угрозы обижаюсь.

Брун схватил со стола кувшин и разбил об голову дуболома. Опять какая-то бурда. Они нормального не пьют? Громила пошатнулся, но не свалился. Однако Брун уже достал клинок – у него два коротких в ножнах на спине, так что тянуться недалеко – и рукоятью врезал по носу тупице. Дружки его, придурки, пока что только наблюдали, да и теперь не спешат помогать. Один встал, остальные даже задницы не оторвали.

– Сидеть, блядь, – указал он пальцем на нервного и тот опустился на место. Теперь обратился к барану со сломанным носом: – Ну что, кретин, чем-нибудь мне пригрозишь? Может, расплатой или возмездием? Ещё одно звучное слово на «В».

– Нет, – прогундосил громила.

– Уверен? Что совсем-совсем не хочешь поквитаться? Я ведь тебе нос сломал и штоф украл.

Молчит. Видимо не такой уж тупица. Брун убрал клинок, но вторая рука наготове. Не пригодилась. Побитый уполз, а дружки с места не встали.

«Ну, никакого веселья. Вся надежда, что потом решит поквитаться. Чёрт, думаю прямо как Манфред».

Брун поднялся на второй этаж. В дальнем конце кабинет Вигерика, а перед ним просторная комната с камином и прочим уютом. Зачем оно ему? Он тут и не бывает. Жирдяй прикован к столу своим гигантским брюхом. За ним и ест, и спит, поди, тоже. А нужду как справляет? Даже думать не хочется.

Не поздоровался. Молчит, уставился на Бруна, хмурится. Неужто гордость? Разве таким немощным увальням она свойственна?

– Я, наверно, погорячился, – произнёс Брун без капли искренности. – Но ты вконец зазнался.

– Мы оба погорячились, – согласился толстяк.

– Я всё обдумал, и… это можно устроить.

– Отлично.

– Но моих парней привлекать нельзя.

– И как тогда, один что ли всё сделаешь?

– Гайя поможет.

– Чёрт, Брун, этой девке нельзя доверять.

– А выбора уже и нет, я вчера проболтался. Она что-то задумала. Утром её искал храмовник, а после она появилась с младшим братом Юсуфа.

– Твою мать!

– Это ещё ничего не значит, парень ищет убийцу брата. Если бы она ему всё рассказала, он бы за ней не таскался, да и меня бы просто так не отпустил. Я хорошо знаю Гайю, она его использует. Понять бы для чего.

– Спросить не пробовал?

– Мы поцапались.

– Чего бы она там не удумала, лучше обойтись без неё. Сделай всё сегодня по-быстрому, а её потом умаслишь, чтоб не дулась.

– Один, без своих парней и в спешке? Не, никак. Может, Бурхарда подтянуть? Он Клыка ненавидит.

– Хочешь, чтобы они там разборки устроили? Бурхард для тонкой работы не годится. Да и доверия ему ещё меньше, чем Гайе. Какой ему прок с тобой делиться, тем более отдавать большую часть? Нажива слишком велика. Конечно, можно рассказать о моём участии, но тогда Клык узнает, если всё провалится.

– Гайя – лучший вариант.

– Из тех, что ты предложил. Нет, нужно искать другой выход.

– К ночи успеешь?

– У тебя дела?

– Само собой. Когда у меня не было дел? Их столько, что всего и не упомню. Забыл, что такое отдых. Кабы не напивался каждое утро, давно бы крыша съехала. Зигфрид же, блядь, хрен что сам сделает. Зато гордится собой, будто он Юлий Цезарь. Все мои заслуги себе приписывает. Хвастается, как убил Энрика.

– Не надо только опять…

– Я ему глотку перерезал! Зигфрид прятался на помойном берегу, когда я с войны вернулся. Забился там, как шавка побитая. Он на коленях умолял ему помочь. Я с Энриком и его людьми встречался, пока этот трус за углом ждал. Думаешь, выскочил и прирезал его, как договаривались? Нет! Я всё сделал! Зато теперь он герой. А тогда упрашивал. Говорил, крысы меня не примут, забыли уже. Зато его все знают.

– Ты уже сотню раз рассказывал. Мне, как и прежде, наплевать. Брун, у нас общие дела, а твоё прошлое мне неинтересно. Это можно использовать, если решишься-таки поднять крыс против Зигфрида, но до тех пор держи при себе.

– Нет, я не готов.

– А когда ты будешь готов, когда он сам от болезни помрёт? Зигфрид скверный лидер, а тебя в трущобах уважают. Даже чинуши хотят, чтобы ты стал королём. Не затягивай, а то придёт другой порасторопней.

– Он ведь мой друг.

– Друг, которого ты ненавидишь. Он использует тебя, свалил на тебя все обязанности, а сам наслаждается положением.

– Друзей не выбирают.

– Родню не выбирают, а друзей – очень даже. Не нравится друг – поменяй.

– Он мне как брат.

– Сентиментальная чушь. Если родня тебе вредит, пошли их куда подальше.

– Напомни, сколько у тебя родственников? А друзей? Никого, кажется.

– И меня всё устраивает, – омерзительно улыбнулся жирдяй.

– А меня нет. Я хочу большую семью завести.

– С Гайей-то? Её дети тебя во сне задушат.

– Опять нарываешься?

– Ладно, забудь. Кто я такой, чтоб отговаривать тебя от глупостей. Всего лишь человек, который сделал для тебя больше, чем друг и девушка, вместе взятые.

– Один добряк мне такое уже говорил. Он тоже кидал подачки, которые ему ничего не стоили. Забавно, он как раз сегодня нарисовался в убежище с просьбой.

– Ты о ком?

– О Манфреде. Помнишь такого?

– Так гвардеец Манфред – наш старый знакомый? Кто бы мог подумать. Как он стал гвардейцем?

– Мне почём знать? Душу продал.

– А она у него есть?

– И впрямь.

– Чего он хотел?

– Меч из сокровищницы герцога Эбергарда.

– Зигфрид согласился?

– Если Манфред перебьёт Железных в канализации.

– Он его так убить решил?

– Это же Манфред, везучая скотина как пить дать справится. Ненавижу гада.

– А в молодости ты им восхищался. Хотел всё, что было у него.

– Ты откуда знаешь?

– Мне-то наплевать на твоё прошлое, но ты же не спрашивал, приходилось слушал, а память у меня отличная, – похвастался толстяк, а после задумался. – Хм, чуть раньше у меня побывал Гунтрам.

– Тень герцога Эбергарда? А мне рассказать не собирался? Чего он хотел?

– Сам как думаешь? Юсуфа нашли в порту с перерезанным горлом, а встречу ему организовал я.

– Что ты рассказал?

– Про тебя ничего. Назвал имя священника и только. Он знает про него что-то, чего не знаю я. Скажи, это совпадение, что у меня побывал Гунтрам, к вам заявился Манфред, Гайю ищет храмовник, а она таскается с братом Юсуфа?

– Гайя-то тут каким боком?

– Как по-твоему, к кому во Франкфурте Манфред обратился бы за помощью?

Брун не ответил, но призадумался.

– Напомни-ка, тот злосчастный заказ, после которого десяти вашим срубили головы, а Манфред пустился в бега – для кого он был?

– Для какого-то священника, – с опаской ответил Брун.

– Вот и сейчас – священник, Манфред, и Гунтрам у меня на пороге. Всё это как-то связано.

– Манфред воду мутит? – недоверчиво спросил Брун.

– А вдруг? Опасно это – когда Манфред что-то затевает. Мысли у него в голове незрелые, как сливы в феврале. Зачем вот ему меч герцога? Он ли ему нужен? Может, крысы в сокровищнице?

– На кой ему так козлить? Ну, обиделся он на деда, так того в живых уже давно нет. Нам-то за что мстить? Мы ему ничего не сделали.

– Что если просто отыграться охота? Душу отвести.

– Он, конечно, тот ещё мерзавец, но ведь не настолько. Что, трущобы спалит себе на потеху?

– Замысел кретина непостижим, как божья воля.

– Блядь, – сорвался Брун. Долой спокойствие, начал ходить из стороны в сторону. – Я этого ублюдка прирежу от греха подальше.

– Тебе слишком часто отпускали грехи за деньги, ты, кажется, уже забыл значение этого слова.

– Проповедь мне читаешь?

– Успокойся. Сейчас главное – себя не выдать. Займись делами, а я, как что узнаю, сообщу. И не наломай дров сгоряча, не трогай пока Манфреда.

Все в трущобах знают, в затопленный квартал лучше не соваться. Малейший дождь и здесь болото, воды по грудь. Но восемь из девяти домов пустуют не по этому. Лет пять назад в квартале обосновался Клык со своей сворой. Половину соседей они убили, другие в спешке переехали. Кто в сожжённую ночлежку, кто на помойный берег. Всё лучше, чем смерть.

Клык не просто бездушный убийца, он чёртов садист. Ему в радость ломать людям кости и рубить пальцы. Он как-то с человека кожу снял. Крик вся округа слышала. А потом просто дал ему пинка, даже не прирезал. Хотел, чтоб тот прошёлся по округе.

Однажды с шайкой завалились в дом, изнасиловали жену на глазах у мужа и выбросили годовалого ребёнка в окно. А в другой раз вырезали семью, отрубили головы. Сперва ходили по трущобам крутили их за волосы, кидались друг в друга, а после перебросили через стену в рыбацкий квартал. Нелюди. Им человека убить, что муху прихлопнуть.

У стражников особое распоряжение на их счёт – вступать в бой только при пятикратном численном превосходстве. Клык как-то прознал и теперь ведёт себя нагло. Пристаёт к караульным, дерётся на глазах у привратников, кланяется капитану стражи в издевательской манере. Несколько раз его пытались взять, но оказалось, что Клык очень быстро бегает. Дал одному в челюсть и со всех ног по подворотням до трущоб. Не через ворота, конечно же. В некоторых местах в стене есть лаз.

Брун забрался на чердак дома на пригорке. От крыши уже ни черта не осталось, зато отличный вид на весь затопленный квартал, а тень от дерева скрывает от взглядов. Он ожидал чего-то подобного и всё же удивился, застав её тут. Лежит на животе у самого края. Нет, женщине носить штаны – грешно. Задница оттопырена, так и манит прилечь сверху. А почему нет? Так она не вырвется. Брун подкрался, упал на неё и придавил, руками стиснул плечи.

– Слезь с меня, урод, – прошипела она жестким басом. Надо постараться, чтоб при её ангельской внешности источать такую лютую злобу.

– Что ты здесь делаешь, Гайя? Решила меня поиметь?

– А-а, Брун. Да нет, похоже, это ты не прочь меня поиметь, – и заёрзала бёдрами. – М-м-м, уже встал.

– Перестань.

– Так ты против?

Нет, не против, всеми руками за.

«Не будь кретином, эта змея только и ждёт, чтобы ужалить».

– Хочешь захапать мою добычу?

– А ты её уже добыл?

– Сейчас нож тебе между рёбер засажу.

– Не засадишь.

– Я тебе многое прощаю, но такого не стерплю.

– Да с чего ты взял, что я тебя кину?

– И впрямь, чего это я, ты же ничего странного не делаешь. Ну, забралась на крышу в квартале от логова Клыка, что такого-то? Кошачий инстинкт?

– Мяу. Слушай, если не нужна помощь, зачем всё рассказал?

– То есть, ты МНЕ помогаешь?

– Без тебя никак. Там чертова прорва денег, одной не унести.

– А-а-а. Рад, что ты про меня не забыла. Я уж заволновался, что останусь не у дел. А мальчишка тебе зачем?

– Нельзя украсть у Клыка и надеяться, что всё сойдёт с рук. Нужен козёл отпущения. Мне тяжело. Ты или слезай, или давай уже… делай что-нибудь.

Брун слез.

– Ну, что скажешь? – поинтересовался, устроившись рядом.

– Тебе бы завязывать с пивом, а то разнесёт. При твоей-то массе очень быстро станешь толстяком. Под тобой и так уже стропила трещат.

– А умного чего-нибудь выдашь?

– Мы собираемся обокрасть безжалостных ублюдков, которые шлёпают девок отрубленными руками, а ты ждёшь от меня мудрости?

– У нас ведь есть козёл отпущения.

– Он пригодится в конце, а сейчас нужно как-то обхитрить Клыка и его выродков. Ты же вор, есть идеи, как стянуть у них сапог с ноги?

– Ни единой. Они все там?

– Без понятия. Но кто-то там точно… Ух ты, у них гости. Смотри.

Из-за домов со стороны рыбацкого квартала вышли трое стражников. Спустились в затопленный квартал и постучали в дверь Клыка. Открыл Хорёк – самый противный и паскудный из шайки. Запустил их внутрь.

– Это они? – поинтересовалась Гайя.

– Да, – вздохнув, ответил Брун.

– В чём дело? Нервничаешь? Расслабься, днём не станут ничего делать.

– Сам знаю.

– Чего тогда вздыхаешь? А-а-а. Знаком с одним из них, да? Военный дружок?

– Отстань.

– Ты же понимаешь, что Клык их убьёт?

– И что?

– Как ты там говорил: На войне дружба настоящая, там не до мелочных обид. Грудь подставишь, чтобы спину друга защитить, – припомнила Гайя, изображая дубовый голос Бруна. – Неужто не хочешь спасти приятеля?

– Нет, – выдавил он со злостью. Ох и любит она надавить на больную мозоль, и потеребить, и растереть до крови.

– Грустить не будешь?

– Помолюсь потом. И заодно за Манфреда. Как пить дать, сегодня окочурится.

– Чё ты несешь?

– А ты не знала? Манфред в городе.

– Врёшь!

– И я бы не поверил, кабы своими глазами не увидел его перед Зигфридом. Этот кретин ещё и сам припёрся.

– ОН к вам пришёл? – удивилась и рассердилась Гайя. – Зачем?

– А зачем люди ходят к ворам? Чтобы что-то для них украли.

– Ему последние мозги отбили что ли? Вы его убьёте?

– Мы? Нет. Его убьют Железные. Зигфрид назвал цену – отчистить от ублюдков канализацию. Манфред, тупица, согласился и пошёл туда один.

– Это же Манфред, он живучий, зараза, – прошипела она и поползла назад от края.

– Ты куда?

– Убью козла.

Глава 14

Тео узнал его, это лицо сложно забыть. Призадумался. А-а, неважно. Рукой – той, что в перчатке – держит за волосы. Отпустил. Голова, словно кузнецкий молот, с грохотом ударилась о доски. В отрубе. Сладко спит на полу. Они его так и застали. Чем же его треснули?

Эд разошёлся, уже мораль читает. Собрал всех работяг в толпу (жуликов по углам развёл) и рассуждает о том, как же нехорошо драться и бить чужую мебель, а сам по их реакции оценивает, с кого сколько стрясти. Глупо завышать, а потом скидывать. Те, кто больше заплатил, бухтеть начнут, а им бы всё по-быстрому закончить. Томас вот-вот вернётся. Его сразу отправили за Бернардом. Уже и разняли всех, и успокоили, а он всё где-то шляется. Во Франкфурте каждая шавка знает начальника стражи в лицо. Отыскать его дело плёвое, но Томас и тут лажает.

И чего Эд в нём нашёл? Тео пытался разглядеть в нём хоть что-то путное. Не разглядел. Бездарь, каких мало. За что в жизни не брался, всюду дал маху. Но, справедливости ради, парень на побегушках всё же нужен, а выбирать пока что не из кого.

– Итак, – подытожил Эд, – сломанный стол, две скамьи, три стула. Разбитой посуды не счесть. Почём сейчас столы? – спросил и призадумался.

– По тридцать восемь, – подсказал хозяин таверны, стоя у Эда за спиной.

– Чего-о? Это новый. Твоему-то, трухлявому, уже сотня лет.

– И ещё бы столько же простоял, но теперь нужно чем-то менять, – усердствует жадный старик. Похоже, ещё не понял, что ни черта из этих денег не получит.

– Блядь, такое же старьё где-нибудь купишь, – отрезал Эд. – Уценим его втрое. Тринадцать за стол, двенадцать за две скамьи и столько же за стулья, а за посуду… ну, пусть всё вместе будет сорок, чтоб вам удобнее. Вас восемь – с каждого по пять. Давайте, давайте, не жмёмся. Пять пфеннигов в кувшин и свободны. Ты куда руки тянешь? – гаркнул он на жулика, который тоже совал деньги. – Встань, где велено, и жди. С вами отдельно побеседуем. Ну всё, честный люд, на выход. И больше не буяньте. В следующий раз кого поймаю, кину за решётку.

Трудяги в спешке скрылись. Эд повернулся к жулью и широко улыбнулся, будто в женский монастырь пробрался.

– Чего ты, сука, мне опять свои пять пфеннигов тянешь? Всё вытряхивай. Вы тоже, – это он остальным.

– Нечестно! – завопил кто-то.

– Нечестно? А ты их честным трудом заработал? Или деньги в кувшин, или сами в клетку – выбирайте, уроды.

Он бы поаккуратней со словами. Тут только двое настоящих стражников, и вся их власть зиждется лишь на том, что никто из мелких жуликов не хочет влипать в крупные неприятности, но если довести – кто знает, что они сдуру выкинут. А впрочем, если с ними любезничать, совсем страх потеряют. Такие кретины не видят разницы между учтивостью и слабостью. Нет, с ними нужно пожёстче.

– То-то же. А теперь из сапог и штанов. Из задницы можно не доставать, себе оставьте. Ну вот, – Эд потряс кувшин, почти полный. Приятный звон. – Пошли вон.

Разобравшись с жульём, он принялся за лже-стражников. Сперва оглядел их с ног до головы, словно новую лошадь. Доспехи точь-в-точь как настоящие, всё до последней заклёпки. Со стороны они и вовсе похожи на стражников больше, чем Эд. Если бы не виноватый вид. Нет, так не пойдёт, нужно быть наглее. Хамить, грубить, смотреть на людей, как на грязь – ты же улицы защищаешь, ты закон, ты власть! А этот испуганный взгляд – так должны смотреть на тебя. Особенно те, кто ни в чём не виновен. И чем человек чище, тем больше боится. Ведь вор, мерзавец, негодяй – любой, кто часто попадает за решётку, с каждым разом матереет и всё меньше боится наказания. А человеку честному и невиновному лучше держаться подальше от тех, кто защищает закон. Городская стража – это дубина, которая бьёт по хребту за неповиновение. Она не гладит и не ласкает, пусть ты покорней некуда. Глупо надеяться на нежность от грубого оружия.

– Ну и где же вы доспехи достали? – поинтересовался Эд у стражников. – Вы хоть знаете, кретины, что за такое вам положена темница?

Всё верно, они и так напуганы, нужно развить успех. Все четверо молчат, но глаза впились в хозяина таверны. Дескать, не защитишь, сдадим тебя со всеми потрохами. Тот тяжело сглотнул.

– Мне их…

– Громче! – перебил Эд. – Ни черта не слышу.

– Мне их продали ещё лет двадцать назад.

– Кто продал, стражники, которым на пиво не хватало?

– Он не представился и не рассказывал, где взял. Просто предложил почти задаром, я и согласился. С тех пор его не видел.

– Ты решил, будет забавно нарядить четырёх идиотов стражниками?

– Нет же. Никто не дерётся на глазах у стражников.

– Да неужели? – Эд оглядел погром.

– Это первый раз за двадцать лет. Всё этот ублюдок Манфред.

– Гвардеец? Он устроил потасовку?

– Да какой он к чёрту гвардеец. Проходимец и подлец. Так же где-то доспех раздобыл.

– Откуда ты его знаешь?

– Он жил у меня лет десять назад.

– Двенадцать, – поправил девичий голос с кухни.

– Кто там? – спросил Эд.

– Моя дочь.

– Пусть выйдет.

– Зачем? Она в потасовке не участвовала, – занервничал хозяин таверны.

– Пусть выйдет, – настоял Эд. Девушка показалась в проходе. Миловидная худышка. У Эда слюни так и потекли. – Не замужем?

– Нет, – испуганно ответил отец. Интересно, что бы это изменило?

– Чего тянешь? Ждёшь, когда состарится?

– Не нашёл ещё достойного жениха.

– Странно, она ведь у тебя красавица, – та хитро улыбнулась. – Значит, не против, если достойный стражник предложит ей прогуляться завтра вечером за городом? – Девчонка уставилась на отца. Тот, кажется, никак не мог решиться. С одной стороны дочку жалко, с другой – от настоящего стражника пользы больше, чем от ряженых. Старый дурак опять напутал – Эд не спрашивает.

– А что тогда… – и кивнул головой в сторону четырёх остолопов.

– Ну, для стражи ведь главное – порядок. Если они его обеспечивают, то мы только рады. Но, это всё ещё незаконно. Я, конечно, могу тебя прикрывать, но накладно мне.

– Готов покрывать расходы, – хозяин таверны просиял великодушной улыбкой.

– Думаю, десяти пфеннигов хватит.

– Десять в неделю? – уточнил седой скупец.

– Десять в день, – поправил Эд. Улыбка исчезла.

– Хорошо, – тяжело вздохнув, согласился старик.

– Вот и отлично, – подытожил Эд и ещё раз тряханул кувшин. – Тяжело, чёрт возьми. Не разменяешь?

На беднягу больно смотреть. Глаза как у бродячей шавки. Помотал головой.

– Ладно, – Эд не расстроился. – Ну что там, Тео?

– Этот, – он поставил ногу на бесчувственного громилу.

– Уверен? Почему не те? – Эд указал на связанных «купцов».

– Они и так сдадут тайник, если он есть. Мошна-то тяжёлая. Как бы это не все их деньги. Но мало ли, если где что припрятали, расскажут. Посидят пару дней, подумают, да заговорят. А этот сам ничего не выдаст, хотя… судя по виду, деньги у него водятся.

– Да и выглядит прилично для такой дыры.

Хозяина аж передёрнуло, а Эд даже не заметил. Прошёлся в развалку до Тео, держа кувшин подмышкой. На пути стул валялся, так он его пнул. Сейчас он тут хозяин.

– У нас из-за него проблем не будет? – спросил он, приблизившись.

– У нас-то с чего бы? Мы стражники, забрали того, на кого указал хозяин таверны. Вигарду тоже ничего не грозит. Если искать начнут, он с ним, как с тем баронским сыном – изуродует и убьёт, а тело в общую кучу. Никто в массе гниющих трупов копаться не станет, – ответил Тео.

– Ты понял? – спросил Эд у старика. – Если спросят, укажешь на здоровяка. Он драку начал.

– Может, лучше кого другого? Он вербовщик герцога Эбергарда. Уже не первый год тут людей набирает. Его же выпустят, он мне потом спуска не даст.

Эд обернулся, гляну на него и заодно увидел испуг у всех на лицах. Кажется, теперь понял, что они слишком громко обсуждают дела, и дела эти не красят достойного стражника. Эд смутился. Тео никогда не понимал, чего он так трясётся из-за чужого мнения. Он-то человек донельзя сухой и безразличный до бед, забот или переживаний других людей. Часто пропускает слова мимо ушей, если сказанное неинтересно, да и вообще никаким боком его не касается. Сам притом без должной скромности запросто выскажет всё вслух и громко. И что, что Эд останется без суженой? Кому какое дело?

– Он вербовщик? Сколько я их повидал, а такого громилы ни разу не встречал. Не смеши. Из него вербовщик, как из меня священник. Что я, вербовщика не узнал бы? Доходяги и калеки, от кого в бою никакой пользы. На него глянь. Не знаю, куда он людей набирал, но явно не в войско герцога Эбергарда.

– Слышишь? – опять хозяину таверны. – Негодяя какого-то пригрел, – стало быть, с ним без зазрения совести можно поступить гадко. А теперь к Тео: – Хрена этому ублюдку уродливому, а не две трети. Сами его преподнесли на блюде. Половина по праву наша. На меньшее не соглашусь, – пообещал Эд. Если бы все его обещания исполнялись. Вигард на уступки не пойдёт, сколько его не уламывай. На редкость упёртый гад.

Входная дверь скрипнула, вошёл Томас. Вместо привычной бестолковой ухмылки поникший вид. Видно, Бернард уже сорвался на него, а значит – Тео с Эдом достанется меньше. Расчёт сработал. Порой всё же хорошо, когда есть такой человек как Томас. На него можно повесить всех собак, свалить всю ответственность, подставить под удар, а самому остаться в стороне и наблюдать. Потом ещё и посмеяться над тем, как он, получая выговор, беспомощно сгибался под непрерывным потоком брани.

– Передал? – поинтересовался Эд, не в силах сдержать улыбку.

– Да.

– И что он?

– Сюда идёт.

– Зачем?

– Наорать на нас, – ответил за него Тео.

– И когда будет?

– Со мной пришёл. Стоит снаружи, встретил кого-то.

– И чего ты тогда молчишь, придурок?! Эй, – Эд окликнул хозяина таверны, – плесни сюда морса, – и протянул кувшин с деньгами. – Быстрее, блядь. А вы спрячьтесь где-нибудь, сейчас наш капитан придёт, – крикнул он лже-стражникам.

Кувшин наполнился, топот на лестнице стих. Дверь отворилась, вошёл Бернард. Подбородок задрал, вытянут, как мачта корабля, и только пузо из стороны в сторону болтается при каждом шаге. Так и кажется, что сейчас подойдёт и чинно склонится. Да, старые привычки тяжело забыть. Но нет, на полпути вспомни, зачем он здесь. Подбородок медленно и ровно опустился, брови сползи на глаза, появился оскал.

– Идиоты! Ни черта вам поручить нельзя!

– Да мы ни при чём. Гвардеец драку затеял, чтобы улизнуть, – выпалил тупица Томас.

– Нет-нет, мы всё выяснили, вот этот громила на него напал, – поправил болвана Эд. – Началась потасовка и Манфред удрал. Видимо, отвага у гвардейцев ни в чести.

– Вы-то зачем в драку влезли? Я вам что велел? Следить и не попадаться на глаза.

– А если бы его убили?

– Тем проще, болваны! Нет человека – нет забот, – Бернард огляделся по сторонам. Перевёрнутые столы, обломки мебели, битая посуда, еда на полу, камин дымит, в углу пять восточных купцов с верёвками на руках. – А эти почему связаны?