Теперь мы квиты

– Удивительно, и как ее Марика впустила? – проговаривает неслышно, но каждое едкое слово долетает до моих ушей.

– Катя, иди, – произносит с нажимом.

Слышу, как отпирается дверь его кабинета, а потом тихое, хриплое, от которого сердце к горлу подскакивает.

– Заходи…

И пытаюсь сделать шаг. Честно, пытаюсь! Но вдруг все меркнет перед глазами, и вместо того, чтобы гордо поднять голову и войти, я понимаю, что начинаю «уплывать». Ноги неподвижны, язык не слушается, и я даже не могу сказать Луке, что мне плохо. Просто чувствую в один момент, как его руки ловят меня. Тепло его чувствую, и инстинктивно жмусь лицом к горячей твердой груди. И это то самое затишье, тот самый спасительный кокон, из которого не хочется выбираться.

– Ия! Ия! – его голос с нажимом. Распахнув глаза, потихоньку приобретаю возможность видеть. Я у него на руках, а взгляд такой взволнованный, и столько тревоги в нем. Лука хмурится.

– Ты как?

– Нормально. Прости, устала сильно.

Он кивает, заносит меня кабинет и укладывает на диване.

– Тебе нужно что—то? Может, позвонить кому, чтобы забрали?

Он намекает о Роме? И, несмотря на заботу, такая холодность в словах. От этого болью стягивает желудок. Поджимаю губы, отрицательно качая головой.

– Нет, прости. Все нормально. Если можно, воды..

Варламов поднимается и выходит из кабинета. А я пользуюсь секундной передышкой, стараясь прийти в себя.

Идиотка. Не могла продержаться немного! Просто несколько минут..

– Держи, – он появляется так быстро.

Я принимаю из его рук бутылку. Она слишком плотно закрыта, так, что мне никак не справиться с ней.

– Да что с тобой? Ты заболела? – со злостью забирает из моих рук и, отвинтив крышку, протягивает обратно.

– Выглядишь, как узник концлагеря.

Я делаю глоток и отдаю воду обратно. Значит, вот так я выгляжу в его глазах? Три месяца чистого ада, но все еще с лишними кило. А ему все равно не так? Снова есть во мне что—то, что не может позволить посмотреть на меня как на достойную?

Я не хочу никакого разговора. Я вижу, что он другим стал. Холодным, отчужденным. Больше нет моего Луки. Стоит открыть глаза, и посмотреть на правду.

Я одна. На краю обрыва, и некому мне руки подать…

– Не хочу отнимать твое и свое время – прочистив горло, поднимаю на него глаза.

Он стоит у стола, облокотившись о него. Руки в карманах, взгляд расслабленный, где—то даже равнодушный.

Лука кивает.

– Говори.

– Я хотела бы прояснить ситуацию с пистолетом и Глебом. В ваших глазах я выгляжу сволочью и предательницей. Да, я была в курсе о том, что из этого оружия убили Потапа. Я просила тебя помочь мне, так и не раскрыв всей правды.. Не потому что это было моим планом изначально. Я просто не смогла этого сказать.

Он молчит. В глазах ни единой эмоции, и от этого мне еще сложней.

– Давай на чистоту. Потапа это не вернуло бы, а Глеб… Он – мой брат, моя семья. Я хотела помочь ему, а еще боялась потерять тебя…

На его губах улыбка кривая. Ехидная, выжигающая кислотой итак израненное нутро.

–Глеб – твоя семья, – кивает словно сам в чем—то только что убедился. –Только скажи, а кем были мы? Кем была Марика, Лешка, Илай, Нинель… в конце концов, кем был я?

Его слова ранят так больно, что я не сразу нахожусь с ответом.

– Ты не понимаешь… – в моих глазах слезы. Я понимаю, что там стена. Не пробьешь, не изменишь ничего. Между нами огромная пропасть.

Он кивает.

– Не понимаю, Ослик, – подходит, в глаза мне смотрит, касается моих волос. И от этого действия, ноги подкашиваются. – Не понимаю, потому что ты была для меня всем.

У меня слезы по лицу текут, а он притягивает к себе.

– Я так устала, Варламов… я так устала… – в грудь его упираюсь, задыхаясь от слез.

Варламов молчит. Просто замирает в обнимку со мной.

– Марика, она теперь ненавидит меня, – голос сорван, ломаный какой—то.

И сейчас он не отвечает. Продолжает покачивать в объятиях. А я пользуюсь тем, что он дает. Все беру, до последней капли. Пять минут рядом с ним? Что ж, и этому рада. Знаю ведь, что больше не будет возможности побыть с ним.

– Не плачь больше. Пусть все хорошо у тебя будет, – подцепив подбородок, вглядывается в глаза мои.

А в его я читаю приговор. И сердце не бьется.

– Это все? – губы не слушаются, мне хочется разрыдаться, раскричаться во все горло.

Ему больно. Я же вижу, как борется с собой. Вижу как сглатывает, силясь сказать то, что окончательно разобьет последнюю надежду.

–. Ты не перестанешь быть Вершининой. Я не перестану быть тем, кем являюсь, Ия.

Пусть так. Если ему проще, я должна отпустить. Должна научиться жить без него, должна идти дальше. Смахнув с глаз слезы, отстраняюсь от него.

Хочется исчезнуть. Просто перестать существовать. Смотрю в глаза его холодные, равнодушные, а самой орать хочется. Душу нараспашку перед ним, броситься в ноги и умолять, чтобы не бросал, чтобы шанс дал. Просто пусть рядом будет… Когда он со мной, я ничего не боюсь. Ни Юли, ни Ромы, ни смерти Глеба. Я все готова принять, даже самое страшное. Ттолько бы за руку меня держал. А сейчас вижу, что нет для меня места здесь. Ни в семье его, ни под крылом. Не нужна, даже такой, похудевшей на пятнадцать килограмм. Он Кате улыбается, и так ласково отвечает ей, а когда на меня смотрит, холодом зубы сводит.

Стук в дверь.

– Лука, ну ты скоро? – Марика, чтоб ее.

– Иду, – отвечает, все еще в глаза мне смотрит.

Дверь закрывается, а я в себя прихожу. Нужно просто уйти. Плакать и орать буду там, в запертой спальне. Ненавидеть себя, презирать. И его ненавидеть начну. Обязательно начну, только нужно время, чтобы собраться.

– Посиди здесь. Демид тебя отвезет домой. Не стоит в таком состоянии по улицам одной бродить.

Он отходит от меня. Его руки больше не греют, его запаха больше нет. Мне так холодно. Смотрю на него и сдохнуть хочется. А он забирает куртку с кресла и даже не обернувшись, выходит за дверь. Слышу смех Марики и его голос. И меня снова от боли пополам сгибает.

Глава 7. Да

Я выхожу на улицу и, не останавливаясь, направляюсь к остановке. Хочу отойти на пару кварталов и вызвать такси. Телефон в сумке дребезжит уже минут пять. Оскар. Горькая улыбка кривит губы. Не звонил ведь совсем, а тут места себе не находит. Будто чувствует, что рядом Варламов.

В этот момент возле моих ног резко тормозит старенькая Хонда Цивик. Пассажирское окно опускается, и из глубин салона слышны оглушительные басы музыки.

– Прыгай в тачку, я спешу, – Дема недовольно хмурится, отворачиваясь.

А мне не по себе становится. Словно одолжение мне делает. Не нужна мне их жалость. И то, что Варламов заставил Огинского везти меня домой – унижает.

– Я сама доберусь, езжай, куда ехал, – развернувшись, начинаю идти по тротуару. Душу в себе слезы. Запихиваю всю боль внутрь. Здесь, на улице, вдали от Луки мне намного легче собраться. Теперь мне плевать на все. Я сейчас соберусь и буду жить. И без них смогу.

Демид резко газует, и спустя секунду его машина вдруг заезжает на тротуар, тормозя в нескольких сантиметрах от фасада здания. Он перегораживает мне путь и выходит из салона. Облокотившись о крышу, нагло пялится на меня.

– Слушай, стукачка, хватит мне характер свой показывать. Знаю я его. На улице темнеет, не хер одной тусить. Поехали, расскажу, как за решеткой погостил, – а на губах улыбка до ушей, и так тепло от нее.

– Ты так сильно хочешь поговорить об этом? – задрав подбородок, складываю на груди руки.

Он в изумлении вздергивает бровью.

– Ты видела подвеску на этой старушке? А я за тобой через бордюр перелетел. У тебя еще есть вопросы, жестокая ты женщина?

Легко мне с ним. И всегда так было. Несмотря на то, что порой он меня до чертиков раздражает, все равно люблю этого идиота. И скучала жутко.

Дема усаживается на водительском, а я вдруг слышу тихий смех. И только когда оказываюсь в машине, понимаю, что этот смех мой, и смеюсь я впервые за очень долгое время.

Дема газует и мы, со скрипом днища об бордюрную плиту, выезжаем на проезжую часть. Кривлюсь от того, насколько жалко машину.

– Тебя куда? – спрашивает, будто ни в чем не бывало.

– За город, в поселок Яркий.

Дема играет бровями.

– Разбогатела и прикупила себе домик?

– Если бы, – смеюсь, отворачиваясь к окну.

Странно это все. Не знаю, как говорить с ним. Что можно сказать, а что подействует на него триггером. Лука даже знать меня не хочет, а вот что думает о сложившейся ситуации Демид я не пойму.

– Ты похудела, круто выглядишь, – раздается его тихий голос.

Я поворачиваюсь к Огинскому, и понимаю, что его слова делают мне приятно. Как бы я хотела услышать их от другого. От того, кому теперь не нужна. Да и разве нужна была когда—то? Не хочу об этом думать, снова желчь по гортани поднимается.

– И как оно? За решеткой? Ты теперь разговариваешь по фене и носишь звезды на коленках?

Он косится на меня. Улыбается так криво, что сердце замирает.

– Твой братец, конечно, пытался сделать из меня отборного зечару, и мы должны были присесть лет так на пятнадцать минимум, но..

По телу озноб пробегает.

– Мой брат? Рома?

Демид косится как—то странно.

– А ты типа снова не в курсе? – ухмылка его наглая, недобрая задевает. Злюсь на нее. Вся эта грязь и холод ко мне от Марики, Луки. Все это вдруг трансформируется в такой гнев! Получается, я еще и в аресте виновата?!

Я узнала о том, что Варламов за решеткой пару недель назад. До этого каждый день по дороге в универ, в окна его дома заглядывала, надеясь увидеть. Но там безнадежно темно было. А потом мне Аська сказала о том, что Лука сидит. Ее отец дома случайно обронил, мол, чемпион и хозяин бойцовского клуба у них за решеткой. С того самого момента я места себе не находила. Ни есть, ни спать, на лекциях только о нем мысли. Пару раз за малым не сорвалась в ресторан. Только Марика не пустила бы на порог.

А сегодня утром Аська позвонила и сказала, что выпустили их. Я и ломанулась в клуб. Все по боку – лекции в универе, запреты Оскара и грубость сестры Варламова. Его увидеть хотела, убедиться, что в порядке. Убедилась? А теперь выходит, что и здесь я виновата. Получается, именно Рома их упрятал за решетку.

И так обидно мне стало.

– Представь себе, не в курсе! Останови…

Схватилась за ручку двери. А Демид только смотрит на меня удивленно.

– Зачем?

– Я пешком пройдусь. Останови, не нужно мне ваших подачек, ясно тебе?! Не нужно смотреть на меня так, будто я хуже вас!

Снова плакать хочется, от этого ненавижу себя еще больше. Демид не реагирует. В ответ только скорость набирает.

– Огинский!

– Отвали, Вершинина, ясно тебе? – даже не смотрит в мою сторону. – Я сказал, что довезу. Не хочешь, не общайся. И не хер мне тут хвостом вертеть. Твоя семейка заварила кашу, и мы все еще не расхлебали это дерьмо.

Я молчу. Разве есть смысл говорить о том, что я тут не при чем? Он такой же как и все остальные. Отвернувшись, пялюсь в окно. Злюсь на себя, и на них. Вдруг чувствую, как Огинский дергает меня за волосы. Отталкиваю его руку, а спустя несколько секунд это повторяется снова.

– Я сейчас всеку тебе, – рычу, повернувшись. А он улыбается как дурачок.

– Ну вот, мы пришли к тому с чего начинали.

Усмехаюсь горько.

– Будешь? – протягивает мне жвачку.

– Нет, спасибо.

Пожав плечами, засовывает пластинку себе в рот. Жует и хмурится.

– Как камень бл*ть. Три месяца провалялась, – нажимает кнопку, опуская стекло и выплевывает жвачку прямо на дорогу.

Несколько минут мы едем в полной тишине.

– Ты правда так думаешь обо мне? Что я с Ромой заодно?

Дема поворачивается, смотрит так напряженно мне в глаза. А потом тормозит у обочины. И я только сейчас понимаю, что мы на моей улице. За два дома до коттеджа Оскара.

– Я бы проводил тебя, но к матушке спешу, – хмурится парень.

– Все в порядке?

– В больнице лежит, – он смотрит на часы. – Буду пробираться через окно. Ребята узнали номер палаты.

– Здоровья ей, – улыбнувшись, понимаю, что не хочу выходить.

Классно с ним, если не думать о настоящем. В салоне машины даже воздух такой как в клубе Варламова… Можно представить, будто все хорошо, и я все еще часть семьи. А еще я думаю о том, что не хочу видеть Оскара. Только не сейчас, не сегодня. Он ведь снова тот разговор заведет, и на этот раз мне не уйти от ответа. Знаю уже, что другого выхода нет. Черту провести придется между прошлым и настоящим.

Молчание затягивается. Я открываю дверь и выхожу на улицу.

– Эй, стукачка, – окликает Демид.

Парень выходит из машины, опирается руками о крышу.

– Он отойдет. Дай ему время. Твой брат подкинул кучу проблем, и сейчас жизнь Варламова изменится. Очень сильно.

Мне хочется, чтобы Дема оказался прав. Но сегодня Лука забрал у меня последнюю надежду.

– Нет, Дем. Он гордый, и жестокий. И если он отворачивается, то навсегда. Спасибо тебе… ты даже не представляешь, как помог.

Огинский подходит ко мне, обнимает за плечи.

– Если что, я всегда готов стать твоим другом по сексу. Ты же знаешь, я не подведу, – шепчет на ухо. Его ладонь сползает ниже талии.

Я шлепаю его по плечу, отстраняясь. А он смеется во весь рот.

– Езжай уже быстрей отсюда, Огинский. А то в больничку как пациент загремишь! – бурчу беззлобно.

Дема отстраняется и подмигивает мне. Смотрю на то, как он усаживается в машину, как срывается с места с жутким визгом шин, и стараюсь вспомнить, как дышать то? Как начать жить? Ведь их больше не будет… ни одного из них.

Дема сказал, что жизнь Варламова изменится. Огинский даже не представляет, как изменится моя, когда я переступлю порог этого дома.

Неспешно иду к дому. Погода теплая, совсем не типичная для осени. Лука снова на свободе, он в порядке – это главное. Да и я сделала все, что могла. Пришла, поговорила, объяснилась. А уж как принять мои слова – это уже его дело.

Ворота разъезжаются и охранник приветливо машет рукой. Я прохожу по подъездной дорожке, поднимаюсь по крыльцу. В гостиной меня встречает Алина. Домработница Оскара. Женщина сдержанно кивает и просит меня подняться наверх. Оскар ждет меня в кабинете.

По спине пробегает озноб. Я стараюсь не думать ни о чем. Я просто иду, преодолевая ступеньку за ступенькой. Первая дверь от пролета – его кабинет. Замираю на мгновение. Стараюсь лихорадочно перебрать в голове все оставшиеся варианты. Хотя бы один? Тот, за который можно ухватиться. Но кого я обманываю? Лука отобрал его сегодня. Забрал и даже глазом не моргнул.

В горле пересыхает. Сглатываю и, сделав глубокий вдох, поднимаю руку, постучав в дверь.

– Да, – раздается напряженное, и в этот момент я переступаю порог комнаты.

Его холодные глаза впиваются в меня. Оскар напряжен. Откидывает в сторону бумаги, резко поднимаясь из—за стола. Он ястребом срывается в мою сторону, и на секунду мне становится страшно.

– Ия, ты где была?! Я битый час звоню! – в голосе тревога и злость. Уже ставший постоянным коктейль эмоций.

Он замирает в нескольких сантиметрах от меня. Готов разорвать на куски, готов придушить от злости. Но он не сделает этого. Оскар – единственный, кто не способен сделать мне больно.

Я знаю, что он имеет право на эти эмоции. Сейчас сложное время, и Оскар пытается сделать все, чтобы защитить меня.

– Где. Ты. Была? – с нажимом, в глаза мне смотрит.

А у меня слезы.

– Я согласна. – кажется, будто не я произнесла.

Все словно во сне. Не по—настоящему. Не так все должно было быть. Не с ним.

Он замирает в изумлении.

– Что? – а у самого голос тихий.

Я поднимаю к нему глаза, а внутри тишина полная.

– Это мое решение. Я говорю: «да».

Глава 8. Волчьи повадки

Вышел на улицу – темно, хоть глаз выколи. Остановился у подъезда, закурил. До назначенного времени меньше пяти минут, парни вот—вот подъедут. Полдня выбивал дух из груши, две тренировки провел, плюс несколько встреч по работе. Только мысли ни хера не очистились. Как бы сильно не выматывал себя, ничего не помогает. Не выжечь мне ее из себя.

Достал телефон, экран загорелся яркой подсветкой. Поморщился, затягиваясь сижкой. Выпустил сквозь стиснутые зубы дым в сторону, а пальцы, словно сами зная, что делать, нажимают иконку инсты. Ее страница первая в поиске, профиль открыт. Пролистываю ленту, в универе с подружками и какие—то типы рядом. Красивая, но чужая… На кой хер все это с собой сделала? Щеки впалые, глаза огромные, как и губы. Малышкой моей была… а теперь и намека на нее прежнюю нет.

Убрал телефон, услышав звук работающего мотора. Черный джип затормозил у ног, тут же открылась задняя дверь. Сделал две быстрые затяжки и выбросил окурок в сторону.

– Братка, давай живей. На выезде пробки обещали, – Остап за рулем, хмурится.

Они все напряжены до предела. Все, кроме Огинского. Тот будто пятилетний ребенок, пришедший на цирковое представление.

Усаживаюсь в салон, закрывая дверь. Остап тут же срывается с места. Дема весь в черном, с капюшоном на голове.

– Маскируешься? – усмехнулся, пожимая ему ладонь.

– Выбираю, – на губах появилась улыбка. Он протягивает мне телефон, на экране которого телка в купальнике, сжимает ладонями сиськи и дует губы в камеру.

– Кончал бы ты в тиндере зависать, да к доку сходи, проверься…

Дема кривится, с обидой забирая гаджет.

– Да иди ты, Лука. В тиндере как раз и стоит зависать. Отменный отсос, горячий трах и разбежались. Никто мозг не *б*т…

И то верно. Были времена, придерживался тех же правил. Бл*ть, и когда это я не на ту дорожку свернул?

– Исай встретит нас, или кто—то из братьев будет? – спрашивает Нейман.

По голосу понимаю, что он не в духе.

– Будет на месте. Он должен инструкцию дать, провожающего нам приставить.

– Как бы не кинул нас Гесс – бурчит Остап, потирая затылок.

– Не разводи нытье, – рычит Илай. – Сам знаешь, выбора нет. Сделаем все как надо и спать… – Нейман зевает, в этот момент у него звонит телефон.

– Да цыпленок.. – отвечает в трубу.

– Не кинет нас Гесс, – Дема разминает шею. – Не пойму, че вы сыте. Хапнем адреналинчика, развлечемся, и долг выплатим. Все лучше, чем киснуть с алкашкой в баре, – Огиский косится в мою сторону. И, ей богу, в любой другой момент этот засранец отхватил бы по полной.

– Что с Вершининым? Когда уже яйца ему подрежем?

В этот момент Нейман сбрасывает вызов и убирает телефон в карман.

– Демид, можно за базаром следить, пока я с женой говорю? – бурчит Нейман.

Знал бы Огинский, как сильно я хочу разобраться с этим уродом. Пальцы сами в кулаки сжимаются при звучании его имени.

– Нельзя его пока трогать. Если шею свернем, все стрелки на нас укажут. А я за решетку больше не хочу. Нужно обдумать все хорошо. Нагнем его красиво, Дем.

Малой кивает, удовлетворившись моим ответом.

– Чего злой такой? – тычу в сиденье Нейману. Брат устало растирает ладонями лицо.

– Да всю ночь не спал, у малого живот болит, Нинель отсыпалась, а я качал…

– Бл*, вот поэтому я не завожу детей, – бурчит Демид.

Я смотрю на него с улыбкой.

– Бл*, как будто тебе есть от кого их заводить, Огинский, – киваю в сторону гаджета, туда, где его ждет та самая шлюха с миньетным ртом.

Спустя десять минут мы подъезжаем на место. Промышленный район с рядом невзрачных серых зданий. Заезжаем во двор одного из закрытых заводов. Полуразрушенное строение и темнота – больше ничего тут нет.

– Твою ж, ну и задница, – выдыхает Дема.

Мы с парнями обмениваемся взглядами. Нейман молчит. Да и что он скажет, решение принимали вместе. А теперь уже не съехать с темы. Придется возвращать долг.

Слышим урчание моторов. И даже так по звуку понимаю, что это мощный двенадцати цилиндровый движок Хуракана. Я знаю как поет эта птица, давно охочусь на нее.

И когда мимо нас пролетают четыре ласточки ярко красного, желтого и белого цветов, я понимаю, что мы вляпались в серьезное дело.

– Вот это них** ж себе, – присвистывает довольно Дема, в тот момент когда последняя из Ламборджини тормозит у наших ног.

Когда белая дверь открывается, из нее выходит Исай. В черном спортивном костюме и кожанке поверх него. На лицо надвинут козырек бейсболки, так что мне не рассмотреть его физиономии.

Стоит ему появиться на улице, Исай вставляет между губ сигарету, подкуривая ее.

– Рад видеть, – Гесс—старший протягивает мне ладонь. Я жму ее, напряженно осматривая тачку.

Нет номеров, да и корпус девственно чист. Когда я понимаю, в чем тут дело, меня начинает трясти от злости.

– Ты хочешь, чтобы мы везли ворованные тачки?

В этот момент к нам подходят братья Исая. Амир поправляет кепку, сверля нас волчьим взглядом. Мирон судя по глазам под чем—то – этот чувак даже не дело идет заряженный.

Я чувствую, как напрягается Илай с Остапом. Нейман осматривает машины.

– Арис, – Исай подзывает только что вышедшего из первой тачки брата. – Повесь номера и раздай доки.

– Мирон.

Тот поворачивается к брату, наконец—то переставая бадаться взглядом с Нейманом.

– Пробей волну, чтобы ментов не было.

Гесс старший открывает багажник Ламбо и достает оттуда спортивную сумку. Раздает каждому телефон и по наушнику.

– Будем на связи. В телефоне навигатор, едите по указанной дороге. Держитесь чуть поодаль друг от друга, чтобы не привлекать внимание.

Нейман смеется.

– Как мы можем не привлекать внимание? Они ж бл*ть как новогодняя гирлянда! Не мог тачки попроще угнать?

Гесс поднимает на него наглый взгляд, его губы кривит улыбка.

– Ты же чемпион, Нейман, так сделай все красиво, как умеешь.

Слышу рычание, и на автопилоте выставляю руку в бок, тормозя Неймана. Тот уже зверем рвется к Гессу.

– Я тебе сейчас покажу, как умею, – цедит сквозь зубы Илай. – Мы договаривались о другом, а ты подставляешь нас, долбанный ты м*дак!

– Можешь уйти, – улыбается в ответ Исай, продолжая бесить Неймана своей наглостью. – Но если все выгорит, десять кусков зелени ваши, и я отваливаю. Пока сами не придете и не попросите…

– Брат, тормози… – понимаю, что ничего не сделать. Ясно, что Гесс подстраховывает задницы братьев. Но пойти в отказ, значит развязать войну еще и с его семьей. А сейчас нам этого совсем не нужно.

Нейман сверлит меня напряженным взглядом. Но спустя несколько мгновений его тело немного расслабляется. Наконец—то башка заработала. Киваю ему, хлопнув по плечу.

– Будет погоня, – ярость в голове Неймана стихает.

В этот момент к нам подходит Амир. Он только что закончил вешать номера на тачки, вручает нам доки.

– Не переживай, погони до утра не будет. А вы к трем часам ночи будете на точке, вот здесь, – он показывает на пятисотый километр на трассе.

– Там гостиница небольшая будет и поворот. Заедите за нее, там несколько гаражей. Вас встретит наш человек.

– Еще один будет вести вас, на всякий случай, – бросает Исай.

– Дорога чистая, ментов нет, – из машины выходит Мирон. В его руках что—то типа рации.

Гесс подходит ко мне. Вручает мне ключи.

– Давай, Варламов. Еще подсядешь на это дело. Адреналин как наркотик – потом хер слезешь, – улыбается, сверля меня взглядом. Я думаю о том, что настанет день, когда я смогу разъ*бать его наглую физиономию.

Я прохожу мимо, игнорируя его реплику.

– Илай, ты первый, потом Остап, потом Дема, я замыкаю. Сильно не газуем, едем спокойно, пока не покинем город.

Нейман кивает. Парни рассаживаются по машинам. Я устраиваюсь на водительском той, на которой приехал Исай. Ну и все бл*ть. Добро пожаловать в мир криминала, Варламов. Будь Потап, вряд ли бы позволил этому случиться.

***

– Все чисто, я на трассе, – раздается в наушнике голос Неймана.

– Дем, не гони ты так! – это Остап.

– Да че вы нудные такие, мужики! – один Дема кайфует от ситуации. – Когда еще на таких тачках погоняем?! Бл*, себе такую хочу. Ставьте меня на все бои!

Я думаю о том, что на такую тачку ему можно заработать только у Гесса. И точно не на боях.

Давлю на газ. Мотор довольно урчит, будто только что проснувшийся хищник. И я знаю, что он может больше, и, бл*ть, до зуда хочется испробовать это «больше», ощутить на себе…

До поста остается всего несколько кварталов. Парни проехали спокойно. Как только выеду на трассу, можно будет дать немного воли. Сжимаю руль, скорость набирается так плавно и быстро, что я не замечаю, как стрелка переваливает за сотню. За очередным поворотом все ближе выезд, и когда я прохожу по кольцу, замечаю разноцветные огни мигалок на обочине.

– Твою ж, – цежу про себя, внутренне подбираясь. Сжимаю руль, подъезжая к посту, и когда гаец машет жезлом, требуя остановиться, я пытаюсь сообразить. Да и что тут прикидывать? Так хотя бы шанс будет.