Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

– Ну, – соглашаюсь я, – Значит, медведь был – такой светлый.

– А вот! Нормальный задир! С другой стороны ствола!

Я поднимаюсь, к Игорю…

– Ага! Пиши: высота задира сто девяносто семь сантиметров.

– Практически, два метра! Это – другое дело!

Сегодня нам, поодиночке, встретились четыре ствола с прошлогодними и даже, позапрошлогодними задирами. Каждый из них, мы тщательно замеряем и описываем…

– Саш! Ещё ствол с метками!

– Ага! – я вынимаю из кармана рулетку.

– Пиши. Ствол номер… какой, там, номер?

– Семьдесят четыре.

– Так. Пиши! Ель. Номер семьдесят четыре. Диаметр сорок четыре. Прошлогодний задир. Ободрана с высоты двести тридцати четырёх сантиметров и до корней.

По глухим закоулкам Борта – массовые покопки!

– Хм! – хмыкает Игорь, – Медвежий угол! Здесь медведи постоянно кормятся!

– Угу.

Мы приступаем к подсчёту покопок в одном из закоулков…

– Последняя… тоже симплокарпус! – я поднимаюсь на ноги, – Сколько там?

– Сто девяносто две покопки!

– Круто! – киваю я…

– Помёт! Саш! – вскоре говорит Игорь.

Все, находимые нами, помёты я вкладываю в полиэтиленовые пакетики и снабжаю бумажной биркой с номером. И складываю их в ведро. В простое, оцинкованное ведро. В дневничке записываем номер помёта и оставляем “окошко” для последующей записи состава помёта…

– Пиши! Помёт номер тридцать. Давность – один день. Иссине-чёрный снаружи, тёмно-зелёный внутри. Для состава окошко оставь.

– Ага…

– О! Лёжка!

– Ага. Пиши! Размеры… сто на сто пятнадцать. Сделана на взгорке, на месте разбитого, трухлявого пня. Без подстилки.

Тёмный хвойник протянулся справа и чуть выше нас по склону сопки. На ходу, я поворачиваю голову вправо, к Игорю и дальше, через него, на светлом фоне прошлогодней травы, между пихтами, мне в глаза бросается продолговатое, тёмное пятно. Метрах в тридцати – сорока.

– Медведь!

Игорь тоже поворачивает голову к лесу.

– Нет. Не похоже…

Мы возвращаемся на пару шагов назад.

– Ну! Точно, медведь!

– Ага! Лежит.

Зверь лежит на склоне, к нам левым боком, головой от нас. Я смотрю на горб его холки…

– Спит!.. О! Голову поднимает!

Медведь слышит наши голоса. Он сонно поднимает голову и поворачивает её на нас. Спокойно поднимается на ноги и шагает от нас, под кроны пихт. Четыре шага – и его нет…

– Ну, конечно, спит! – Игорь смотрит на свои часы, – Тринадцать часов, времени! У них – полуденная дремота…

Вскоре, я нахожу очередную медвежью лёжку. Она сделана на бугре, между стволами растущих вместе, трёх молодых елей.

– Помёты! – прищуривается Игорь, – Значит, лёжка – ночная.

– Ну! – соглашаюсь я, – Пиши! Помёт номер тридцать шесть. Давность – свежий, сегодняшний.

– Значит и лёжка – сегодняшняя, ночная! – вычисляет Игорь.

– Да, – киваю я.

Моё ведро – полное! Мы чуть спускаемся по склону Борта, к ближайшей воде. Здесь, я разворачиваю “полевую лабораторию”.

– Игорь, дописывай составы! – прошу я, заглядывая на клочок бумаги, из пакетика с помётом, – Посмотри, там, помёт номер тридцать.

– Нашёл.

– Пиши. Состав: симплокарпус девяносто восемь процентов; гомогенат травы, скорее всего, крапива – два процента…

– Так… Бирка номер тридцать семь. Найди помёт.

– Нашёл.

– Так. Его состав: Симплокарпус – семьдесят процентов объёма, гомогенат травы, крапива семь процентов. Шерсть и косточки полёвок – три процента…

– Хм! Этот медведь мышкует?! – уточняет Игорь.

– Ну, да! – отзываюсь я, – Вот! Конкретное подтверждение!..

– Помёт номер сорок пять. Симплокарпус сорок процентов, соссюрея – тридцать, крапива пять… Игорь, глянь! Что это такое?

Брат встаёт и сделав шаг, заглядывает мне через плечо: “Аааа… Это лягушачья икра”.

– Что?! – я удивлённо поднимаю на него глаза.

– Саш, я ж тебе говорю: “Икра дальневосточной лягушки”! – объясняет мне Игорь, – В экскрементах лисиц, она – обычное дело. Ты не смотри, что сейчас это – комочек чёрных ядрышек! Брось его в воду – и через пару часов, оболочка каждой яйцеклетки набухнет, и ты увидишь самую обыкновенную кладку лягушки.

Я, с сомнением, рассматриваю комочек чёрной крупы…

– Нууу! Это – ещё что! – смеётся Игорь, – Ты бы – моё лицо, видел! В лаборатории… Под вечер, уходя с работы, я на ночь, как обычно, закладываю в стеклянные, лабораторные стаканы очередную порцию экскрементов и заливаю их водой, чтобы размачивались. Утром, гляжу, а один из моих стаканов – полный лягушачьей икры! Зима за окном, сугробы белые… Я, грешным делом, подумал, что надо мной подшутили Басарукин с Вороновым! Выложил кладку на лист фильтровальной бумаги… На утро, на бумаге – комочек чёрной крупы! Вечером, бросаю этот комочек в стакан с водой. Утром прихожу – стакан опять полный лягушачьей икры! Удивительная вещь!

– Даааа, – тяну я, – Век живи – век учись…

– А, хочешь более глобальную мысль? – задумывается брат, – Ты представь, как эта штука, живуча! В моём случае – лисица могла съесть кладку лягушки только весной. Правильно?

– Ну, – киваю я, – Лягушки квокчат только весной.

– Я же, приступил к анализу этого лисьего экскремента – в марте. Посчитай!

– Через… одиннадцать месяцев!

– Вот! Одиннадцать месяцев этот экскремент пролежал в сухом состоянии, в экспедиционных сборах! Вывод?

– Икра лягушки функционирует через год абсолютного высыхания, как свежая! – прищуриваюсь я.

– Вот!

– Удивительно…

Раздумывая о лягушачьей икре в медвежьем помёте, я пару минут верчу в руках свою авторучку…

На сегодня – всё! За сегодняшний день, мы обработали двадцать медвежьих помётов. Двадцать штук за один день! Это круто! Довольные, мы поворачиваем вдоль подножия Борта, обратно…

Вскоре, далеко впереди, мы замечаем чёрную точку. Игорь поднимает к глазам бинокль: “Медведь, Саш! Будем подкрадываться?”.

Оптика моего фоторужья увеличивает не хуже, чем восьмикратный бинокль. В моём кадре, посреди мари, заполненной жёлто-белой стеной соломы прошлогоднего тростника, пасётся крупный медведь. Чёрная фигура зверя контрастно выделяется на окружающем фоне.

– Конечно, давай!.. Опять, через лесок?

– Ага! Хорошо! – прикидывает Игорь, – Справа зайти попробуем.

– Стук-щёлк! – я делаю первый кадр, издалека и мы трогаемся вперёд…

Вот и колок пихтарника. Он, подковой выгнут в сторону Борта. Игорь остаётся на ближайшем конце “подковы”. Я оставляю ему своё ружьё и с фоторужьём наперевес, крадусь к дальнему окончанию этой подковы…

Прикрываясь густыми пихточками подроста, я всё ближе подбираюсь к зверю…

– А, что делается вокруг, на просторах проплешины?

Я оборачиваюсь и гляжу через пустырь влево, на противоположный конец колка. Там, Игорь, утвердительно кивает мне, головой. Значит, всё хорошо. Я зыркаю глазами вокруг – почти в направлении медведя, от моей оконечности подковы колка, уходит ряд одиночных, молоденьких ёлочек, чуть выше человеческого роста. Прижимаясь к пышному ковру зелёного мха на земле, я ползу вдоль этого ряда молоденьких ёлочек, закрываясь еловыми лапами…

Всё! Последняя ёлочка! Я осторожно выглядываю из-под её мохнатой ветки: крупный медведь спокойно пасётся шагах в тридцати, прямо передо мной! Однако, полутораметровая стена прошлогоднего тростника частой сеткой закрывает медвежью тушу! Изредка переступив с ноги на ногу, медведь пасётся на траве. Он всё щиплет, щиплет и щиплет…

Наша семья, на Сахалине, всегда держала коров. Вы обращали внимание на то, как корова щиплет траву? Круговыми движениями языка, она набирает полный рот травы, сжимает губы и делает резкий и короткий рывок мордой, под себя. Глотает. И снова, орудуя языком, набирает полный рот травы.

– Хм! – думаю я, глядя на пасущегося медведя, – Он – как корова! Так же резко и коротко дёргает рылом под себя, когда набирает полный рот травы.

Я делаю пару кадров пасущегося медведя, сквозь жёлтый тростник. А, дальше? Дальше – делать нечего! Я просто лежу за крайней ёлочкой и жду, долго наблюдаю за медведем через объектив своего фоторужья. А медведь – всё щиплет траву! Высокая, жёлто-белая стена соломин тростника полностью закрывает то переднюю часть его туловища, то заднюю…

– Вот, блин! – матерюсь я про себя, лёжа на зелёном ковре мха, – Как трудно фотографировать!.. Вот бы, сейчас, высунул ствол! Бах! И убил! А, чтобы сфотографировать – ждёшь-ждёшь! Полдня! То – солнце не оттуда светит, то – ветка половину морды закрывает! То тучка освещение закрыла… Не понос – так золотуха!

Широкий и призёмистый как копёшка сена, медведь снова переступает с ноги на ногу, разворачиваясь ко мне левым боком. У него бурая, с жёлтыми подпалинами по бокам, шерсть. “Неряшливость оперения” говорит о том, что медведь вовсю линяет.

– Что же делать? – мучаюсь я, за ёлочкой.

Я озираюсь по сторонам: у моих ног начинается канавка полуметровой глубины, с водичкой по днищу. Канава протянулась поперёк всей мари.

– Можно выдвинуться по ней! – просчитываю я.

Я сползаю в канаву. Согнувшись в три погибели, я осторожно, стараясь не булькнуть водой, полуползу по канаве, параллельно медведю…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.