Ноунэйм 90-х

То что произошло с нами, объяснить я пока не берусь, но кое-какие интуитивные предположения, не сложившиеся пока-что в стройную систему, уже, кажется, есть.

Так, мне нужен Денис. На посрамление закону бутерброда, первый же телефон-автомат оказался с неоторванной трубкой, более того, был даже зуммер, а диск милостиво позволил набрать номер,

– Ту-у-у-Ту-у-у-Ту-у-у….

Кажется, этой сволочи опять нет. Второй день не могу его вызвонить, хотя он обещал,

что всю неделю работает дома. Попытаться выловить его на кафедре? Вряд – ли, но в универ подъехать все равно надо. От Стаса или Юрича я ценной информации не получу, а вот Ирка может что-нибудь и подскажет… У нее, кстати, муж, кажется, опять в командировке, так, что заодно напрошусь на кофеек. Эта мысль настолько вдохновила меня, что я догнал полупустой «А», и вскочил уже на ходу.

Ирина принимала лабораторки у должников. Вид у нее был совершенно замученный, не

менее замученные должники, с беспросветной тоской вперяли очи свои в конспекты, пытаясь понять, что же за галиматью вывела их собственная рука.

– Отпусти людей, вспомни себя на их месте, – предложил я, – надо побеседовать.

Ирка с безразличием сомнамбулы поставила автографы в спешно подставляемые конспекты, и вопросительно уставилась на меня.

– Во-первых. Где найти Дениса?

Ленивое пожатие плечами.

– Дома наверное. Дай сигаретку… Устала – не могу.

– А кто еще кроме него работает с нейромассой?

– Еще один… Если не трудно, закрой дверь на замок, шеф на этаже.

– А что, опять начал гонять за курево в корпусе?

– Ага… Ой, благодать – Ирка сбросила туфли и положила измученные каблуками ноги на стул.

Я тоже закурил, открыл окно и присел на подоконник.

– Да, так что ты говоришь еще один?

– Еще один свихнулся. В смысле ты. Над Денисом вся кафедра потешается.

– А ты в курсе его работ?

– Приходится… Он меня уже затрахал. Я готовлю ему материалы.

– Ну хорошо, а ты в курсе той части, где речь идет о воздействии этих его полей на психику?

– Слушай, поедь к нему домой, и он тебе все уши прожужжит этим, А еще лучше брось ты возиться с этой ерундой Он что, так круто платит за расчеты?

– Не обижает.

– Были бы у меня родители в ФРГ, я может, тоже кидалась бы бабками… Я тебе говорю, это все фигня, просто у Дени мания открыть что-нибудь эдакое – Ира помахала сигаретой в воздухе. – Расскажи лучше, из-за кого тебя так разукрасили.

– Бандитская пуля.

– Ой, не хочу рабо-о-та-а-ать… – сладко потянулась Ирка, изгибая ко мне свою стройненькую фигурку. Я мысленно облизнулся, но почему-то вспомнив про Марину, ограничился тем, что пощекотал натянутый бочек.

– Не боюсь, – зевнула Ира, – Ты когда заедешь к Денису? Вечером?

– Наверное попробую прямо сейчас, может у него просто телефон не работает.

– Ну и как хочешь… То есть это.. Захватишь ему вот эту ерунду? – она слегка передвинула на столе какой-то сверток с почтовым сургучом.

– ОК. Ладненько, я побежал. Наташке привет.

– Бай…

Я чувствовал, что если выпью еще кофе, то начну мочиться концентрированным кофеином, а если не выпью, то усну где-нибудь по дороге. Значит надо выпить крепкою-крепкою чаю. Зайду к Стасу. Чай у него наверняка есть, а может – чем черт не шутит – он знает что-нибудь по интересующему меня вопросу.

Стас принимал зачет.

Найти аудиторию не составило проблем – на весь коридор разносился картавящий басок, в интонациях которого сквозило неподдельное восхищение:

– Ну-с, батенька?.. Бреед… Вы представляете себе ЧТО вы здесь написали?..

На мое счастье Стас допрашивал последнего партизана.

Я кивнул и присел в конце аудитории.

– Ну при чем здесь потенциальная яма?.. Это же Ваш собственный конспект… Ну какой зачет? Ой, я Вас умоляю…

Тут он с интересом вперился в характерно расчерченный листок в конце конспекта.

– Три мизера подряд? Недурно… Вашу зачетку. Ишь! Ишь хват каков! Не, ну ты видал такое?

– Жулик он, – сказал я, глядя вслед чудом спасенному партизану. – Дай чаю, а? Покрепче.

– Ну и рожа у тебя, – усмехнулся Стас уважаю.

– Ты знаешь Дениса биофизики?

– Это длинный такой? Чисто в лицо. Тебя, кстати, Ирина разыскивала.

– Я был у нее. Муж приезжает через пару месяцев, а голодной куме, сам понимаешь, кум не уме.

– Так какие проблемы? Или ты с ней все?

– Н-не знаю. Мэй би. и не только с ней.

– А, ну да. Иветта, Мюзетга, Козетта… запел Стас, тираня мои уши архигадким сочитанием скрипучего голоса с полным отсутствием слуха.

– Клозетта – перебил я. Так ты знаешь над чем он работает?

– Что-то экологическое?

– Ладно, все ясно с тобой. Как Сан Юрич?

– В Италии, на симпозиуме. Так а зачем тебе тот длинный?

– Во-первых хочу отдать ему это – я повертел Иркиным свертком. – А во-вторых я с ним

работаю. Делаю статобработку его экспериментов. Работа скучная, но он платит зеленью.

– Да, знаете-ли, – с чувством сказал Стас. – А ты не знаешь кого-нибудь, кто платил бы за теорфизику? Я согласен на дойчмарки.

* * *

Разумеется, Дениса я не застал и дома.

Вваливаясь к себе, и геройски пытаясь не заснуть в проеме входной двери, я мысленно

раскатывал губу, что Марина навела дома флотский порядок. Но оказалось, что она сама только-что пришла; правда было некоторое подобие обеда – кефир, булки с творогом, два «Сникерса».

Отследив мои мысли, видимо по движению глаз, хозяюшка водрузила мне руки на плечи, и осведомилась с очаровательно ехидной рожицей:

– А ты думал, что нашел чудесную хозяйку? Как бы не так.

– Я ничего не искал и ничего не нашел. Просто иначе быть не могло и не может. Не-

ужели ты этого не чувствуешь?

– Чувствую, – спокойно улыбнулась она. – А ты – сонный сомнамбул.

– Угу.

– А я голодная.

– А я усну с куском во рту.

– А я буду тебя будить.

– Договорились.

Впрессовавши в себя несколько кусков, я дотащился до дивана, и обрушившись на него стал вяло жевать шоколад. Марина в халатике, – уже своем – прихвативши чашку кефира, прошелестела босыми ногами по линолеуму кухни, и войдя в комнату, кошачьим движением вспрыгнула на диван. Подтянула колени к подбородку, охватила их руками, отхлебнула из чашки. Глядя на ее смуглые лапки, я отметил, что спать хочу уже значительно меньше.

– Ток я пока не включала, – сказала она, перехватывая мой взгляд, и явно оставаясь им

довольной. – А жаль. Я там твои кассеты посмотрела.

Мы сошлись на любви к старому доброму «Наутилусу», ДДТ, «Крему», Макаревичу. К

моим восторгам от Б.Г. она отнеслась сдержанно, и что хуже всего не разделила мою полную нетерпимость шансона. Кто ж ей так вкус-то покалечил…

Потом мы снова вернулись к нашим утренним приключениям.

– Помнишь боль в затылке? – спросил я.

– Немного выше. И я не совсем боль.

– Именно. Это было прекращение какого-то сильного воздействия на мозг. Причем для этого для этого воздействия необходимо было напряжение в сети.

– Лектор – ехидно прищурилась она. – Это козе понятно. Но мы не в лемовском романе.

Сейчас такой техники просто физически нет. И главное – за что нам такая честь, что именно нас избрали подопытными кролями?

– Я работаю сейчас с одним кадром, – начал я – Он утверждает, что нашел какие-то поля,

сильно взаимодействующие с человеческой психикой. Может, якобы, заставить человека чувствовать тепло, или, скажем, цвет. Помнишь, как у Нау – «я слышу цвет..» – ну или что-то подобное…

Но он пока не может заставить почувствовать ОБРАЗ. Кстати, вон там, – я махнул в

сторону рожденной в муках из покупаемых на радиорынке кусков ЭйТи-шки – рядом с персоналкой стоит бадья с кучей электродов. В этом чайнике довольно хитрая культура…

– Я уже обратила внимание, – перебила она, – Сначала хотела посмотреть машину, потом нашла чашку – думаю, что там за гадость – смотрю – (тут на меня обрушился трехэтажный термин, который я неоднократно слышал от Дениса, но запомнить его было выше моих талантов).

– Да, так вот, это очень хитрая штука. Чувак смешал хромосомы нервной клетки с какой-то быстрорастущей плесенью, облучает этого монстра, дает всякие химические мутагенные добавки, растит на агар-агаре, а я пишу биотоки этого супа через вон ту коробочку…

– Ну что ты мелешь? – усмехнулась она.

– Ну, может я немного переврал технологию выращивания, но важно другое. Важно то, что как говорил упомянутый тобой Лем, этот кисель живет глубокой внутренней жизнью. Он прям-таки пульсирует биотоками, в которых явно есть система, но трактовать эти токи мы пока не можем.

– Про поля он тебе только говорил или ты сам что-нибудь видел?

– Первое.

– Тогда болтун этот твой… Денис?

– Ага. А собственно, почему обязательно болтун?

– Потому, что это просто невозможно. А если это правда хоть на треть, то это гениально. Ге-ни-аль-но… Нет, это невообразимо сложно, слишком сложно. Ты даже не представляешь себе как…

– А что там особенного? Помню еще со школы… Как бишь там… Аденин – что-ли? Тимин, урацил, ДНК, РНК, дебет, кредит, диез, бемоль, мизер, тотус.

– Вот болтун – прошептала она, набрасываясь на меня сверху – Я хочу откусить тебе ухо.

* * *

Время от времени я бросал опасливые взгляды в зеркало, ожидая появления чего-нибудь забавненького. Но ничего не происходило.

– Давай включим ток – предложил я, проводя ей пальцем вдоль носа, – ей-богу интересно что будет.

Включили. Сразу, естественно ничего не было.

Мы сошлись на том, что виденное нами было галлюцинацией. Поскольку мы видели одно и то-же это было управляемой галлюцинацией.

Я доказывал, что нам ее кто-то «передал», и что гдет-то установлен «ретранслятор», питающийся от обычной сети. Что он собой представляет – неизвестно, хотя, конечно, напрашивается мысль, что он каким-то образом связан с денисовой закваской, биотоки которой добросовестно и круглосуточно записывает моя АТ.

Марина же говорила, что это чушь. Да, галюн. Да управляемый. Но даже промоделировать такое, не то что сделать – задача на сегодняшний день нереальная.

Кончилось все тем, что я не заметил, как заснул. Когда проснулся уже начало смеркаться. Дверь во вторую комнату была приоткрыта, виднелся краешек гладильной доски; судя по звукам, Марина что-то утюжила, видимо приводила свои вещи в порядок.

– Перестань, – донеслось до меня ее сдерживаемое похихикиванье. – Подожди. Ну подожди, дай закончить…

Без задней мысли я заглянул в комнату, и увидел самого себя, зажимающего Марину довольно таки бесцеремонно.

– Ну ни фига себе – пробормотал я, еще не вполне проснувшись, – ребята, по-моему это

хамство.

Увидев меня (именно меня) Марина заверещала. Потом в меня полетел утюг. Особой

реакцией я, честно говоря, не отличаюсь, но когда в голову летит кусок горячего железа,

она, я думаю, появится у кого угодно. Увернулся. Двойник мой к этому моменту уже по-

лучил локтем в солнечное сплетение (так ему гаду и надо), а через мгновение мне тоже мало не показалось. Предоставив нам кряхтя подниматься на ноги, наша ненаглядная ринулась к счетчику.

– Подожди, – прохрипел я настоящий, – давай попробуем просто выключить персоналку.

Марина не послушалась (или просто не расслышала), и потянулась к пробкам счетчика. Счетчик ухмыльнулся и показал ей язык.

Воинственный пыл амазонки малость поостыл, она шарахнулась назад в комнату, едва не прихватив с собой полотно двери. Я попытался добраться до компьютера, но мое второе я набросилось на меня сзади, и стало выламывать руку.

– SOS! – завопил я. – Стукни его! Только не перепута… Ай!

– Пусти! Твою ж душу!

Понимая, что дерусь с галюном, я отдавал должное комизму ситуации; хотя боль в за-

ломленной руке была нещутейной. Изловчившись, я пнул себя (в смысле того другого)

пяткой в пах.

– Что ты делаешь! – закричала Марина, в явном замешательстве не зная кому помогать.

Второй я охнул и отпустил меня настоящего. Вырвавшись, я снова попытался обесточить компьютер, но тут из-под кресла вылезла на четвереньках ряса, видимо та самая, и преградила мне дорогу.

Из прихожей ехидно гоготал счетчик.

Тем временем мой напарник стал быстро, и надо сказать очень эффектно, как в рекламном компьютерном мультике, трансформироваться во что-то совершенно неописуемое. Это была теперь почти полутораметровой длины сороконожка, покрытая геометрически правильно расположенными чешуйками, ворсинками, со множеством шипов вдоль спинки, и с жутковатыми челюстями, напоминающими большие

садовые ножницы. Членистые лапки этой гадости задвигались в тошнотворном, в слаженности своей, порядке, и тварь развернулась на месте как маленький вездеход, дробно тарахтя ногами по паркету.

Вид у нее был настолько омерзительный, что меня уже не интересовало, галюн это или

нет, хотелось одного – держаться от этой штуки подальше. А вот хламида благополучно уселась на это милое животное верхом; сей лихой наездник, на не менее лихом скакуне, отделял меня сейчас от персоналки. Под капюшоном хламиды ничего не было, движущиеся рукава также были пусты. Ног у этого новоявленного человека-невидимки либо не было вообще, либо они были уродливо коротки.

Неплохо бы выключить все-таки именно компьютер, или даже не компьютер, а блок

сопряжения его с нейроплазменным контейнером. Но оседлавшая сороконожку хламида надежно отрезает пути к нему.

Обесточить же всю квартиру – тоже проблематично: счетчик корчил рожи, и обзавелся

уже, к этому моменту, парой довольно гадких рук, а здороваться с ним мне совершенно не хотелось.

Оседланное членистоногое топоча побежало на нас, а хламида, в порыве страсти нежной, распростерла объятия. Марина, судя по всему не желая изменять мне с рясой, ловко вскарабкалась на шкаф. При этом она вынуждена была совсем скрутиться под низеньким хрущевским потолком, а вниз полетела аляповато-топорная хрустальная ваза с гравировкой в мою честь. Незаточенные огрызки карандашей, электронные часы с севшей батарейкой, какие-то микросхемы, и прочий хлам, коллектором котгорого служила покойная, веером разлетелся по комнате, образовав красивую гистограмму гауссовского двумерного распределения.

Сороконожка, хищно раскрыв челюсти, бежала в мою сторону. Хламида, видимо отличавшаяся бисексуальностью, норовила, похоже, теперь пообниматься и со мной; так что взбираясь на шкаф, я поразился собственному проворству. Тварь изогнулась н полезла за нами следом, легко вгоняя острые концы лапок в полированное дерево.

Марина, схватив какой-то увесистый том, пару раз стукнула хламиду по капюшону. Та

сорвалась с сороконожки и растеклась по полу густой зловонной слизью. Паркет по краям образовавшейся лужи стал покрываться сизоватым, шевелящимся мхом, который разрастался прямо на глазах, перекинулся, как огонь, на ковер, стену, шкаф, и быстро покрывал все новую и новую площадь.

Сороконожка уже подобралась к нам, причем бронированный панцирь надежно защищал ее от отчаянных ударов книжкой. Потом ее челюсти, без видимого усилия отхватили уголок толстенного фолианта, служившего Марине оружием. Это уже не шутки. А если не галлюпинация? Мало ли, что это связано с электропитанием. И вообще, какие там, к лешему гипотезы, когда происходит явная чертовщина!

Эти же мысли, разумеется не в виде слов, промелькнули, очевидно, и у Марины в голове, во всяком случае мы одновременно соскочили со шкафа, стараясь не попасть на сизый мох. Это не удалось. Прикосновение «мха» к коже вызвало не то покалывание, не то зуд. Но страшнее всего было то, что он моментально начал расти прямо на теле. волной разрастаясь от ступней по икрам. У меня он принялся и на джинсах; Марина попыталась сгрести его рукой со своей голой икры, и тотчас ее ладонь тоже заколосилась «мхом», и он начал распространяться вверх по предплечью. Жутко было еще и то, что никаких болезненных ощущений это не вызывало – только чувство теплого покалывания, как от грубого шерстяного одеяла.

А творившийся вокруг кошмар нарастал как лавина. Шторы на окнах вдруг ожили, изог-

нулись, и покрылись множеством глаз. Глянув вверх я обнаружил, что люстра паучьими лапами шарит вокруг себя, пытаясь схватить что-то. За раскрытой дверью – не другая комната, а уходящий вдаль бесконечный коридор, со стенами из грубого серого камня, освещенный светом коптящих факелов. В довершение ко всему, начало искривляться пространство, пол вспучивался тем самым гауссовским колоколом, который обозначила разлетевшаяся из разбитой вазы мелочь. Отпихнув какой-то волосатый, явно живой клубок, я схватил сетевой кабель компьютера, обжегший ладонь как крапива, и с отчаяньем рванул на себя.

На этот раз боль в затылке была настолько сильной, что я не устоял на ногах, и грохнувшись ничком не шевелился несколько секунд.

Открыл глаза. Первое, что попало в поле зрения – нога лежащей рядом Марины. Глад-

кая смуглая кожа икры, безо всяких следов «мха». Соображение замутнено, как у пьяного, но все же у меня хватило ума не начать резко переворачивать Марину на спину. Нагнувшись над ней, я попытался нащупать пульс, но прежде чем мне это удалось, она застонала и приподнялась.

– Жива? Как ты?

– Страшно…

– Мне тоже. Но все кончилось.

Она кивнула.

Ни паучьих лап у люстры, ни глаз у штор нет, и, разумеется, и не было. Теперь так. Ос-

мотреть полировку шкафа на предмет следов сороконожечьих когтей, посмотреть надкушена ли книга… Нет, все потом. Сигарету.

Как и в прошлый раз, после моментальной болевой вспышки под черепной коробкой, наступило чувство своеобразного освежения. Казалось даже, что я стал здоровее, чем до ЭТОГО. Но вместе с этим было ощущение смертельной усталости, вымотанности, обессиленья.

Несколько глубоких затяжек привели меня в чувство, руки перестали трястись, и я смог

плеснуть коньяка в две посудины, ничего при этом не разбив.

Марина сидела на полу, опершись спиной о стену. Спиртное она глотнула с флегматичной покорностью; однако коньяк взбодрил ее, и минут через десять мы уже разговаривали спокойно и деловито, как будто обсуждали самые обыденные вещи.

Итак. Совершенно ясно, что все виденное и слышанное нами суть игра нашего мозга. Но. Во-первых. Налицо связь ЭТОГО с работой компьютера, анализирующего токи биомассы. Во-вторых. В наши головы поступает откуда-то идентичная информация: видения совпадают, более того, реальные действия одного из нас «вписываются» в галлюцинации другого. Значит сразу надо отбросить вариант, что чья-то

заботливая рука подмешивает нам какой-нибудь сверхсильный наркотик… Впрочем это

и так было ясно, ведь компьютер-же…

В-третьих… Черт его знает что в-третьих. Надо отключить блок сопряжения, и посмот-

реть что творится в записях данных. Ясно, что будучи отключенным от чашки с биомасоой, сам по себе, компьютер сюрпризов не устроит.

– Не надо. – сказала Марина – Если я опять начну обрастать мхом, то просто помешаюсь.

– Занятно. Я тоже назвал про себя эту штуку мхом. Ты, кстати, заметила, у нас сильно

похожи манеры выражаться?.. Да оно и действительно здорово напоминало мох, но все-же…

– Ты хочешь сказать, что во время ЭТОГО мы мыслим одинаково?

– Н-не знаю. Хотя нет. Смотри, я сказал тебе про компьютер, а ты побежала к счетчику. Потом, ты не знала кто из нас настоящий…

Она покивала.

– Но какая-то связь все-таки наступает. Телепатия, если угодно, или как бишь это сейчас

модно – астральная. А ты знаешь, я рад, что все именно так. Так – интересно. И не знаю, в тему это или нет, кажется, ты очень нужна мне… Сама крестясь. Видела б ты сейчас свою довольную рожицу.

– Зараза… – блаженно промурлыкала она, почесавшись носом о мою небритость.

– А как тот второй? Ничего мужик был, а?

– Поревнуй, поревнуй. Это тебе полезно.

– Кстати о втором. Он появился просто так, без чего-нибудь необычного?

– Просто зашел в комнату. Я была уверена, что это ты.

– А как скоро это произошло после того, как включили ток? Я спал.

– Не обратила внимания. Решила погладиться, пока ты дрыхнешь.

– Слушай, так ты же не спала… как же ты выдерживаешь?

– А мы, женщины, вообще выносливей вас, мужиков. И потом, ты варишь такой крепкий кофе, что непонятно, как твое сердце до сих пор тикает.

– Так. Ну его все в баню. Ложись и спи. Я гляну, что творится на диске и тоже прийду.

Бояться одна не будешь?

– Нет, но лучше…

– Тогда ложись здесь, на диване.

Она прикорнула не раздеваясь. Пока я сходил за покрывалом, ей уже снился десятый

сон.

* * *

А на винчестере творились интереснейшие вещи.

В данных прослеживалась какая-то стройная система, что-то явно напоминавшая, но моя опухшая голова уже не могла сообразить что именно.

Видно было также, что информация шла не только от биомассы к машине, но и наоборот; такая возможность изначально была предусмотрена, но в данном случае она включилась случайно, видимо в результате какого-то сбоя. Короче говоря, без команды пошел активный информационный обмен между машиной и этим нейрокиселем, они слились, по сути, в единую биокибернетическую систему. Само по себе это конечно архиинтересно, но этого все равно мало, чтобы насылать на людей жуткие видения.

Точнее говоря, самопроизвольно выродивщийся биоэлектронный монстр вполне мог насылать подобные страсти, но он не смог бы их «придумать». Передо мной был «исполнитель», но не было никакого намека на «автора». Я попытался поискать источник «сценария» – файл, сетевой канал, но вообразив требуемое для этого количество информации, понял что это несерьезно. Даже если бы нашелся гений, способный запрограммировать подобный «сценарий», ни у одного из ныне существующих каналов просто не хватило бы пропускной способности, чтобы прокачать такое в реальном масштабе времени.

Я содрал обертку с пачки, и зажав элэмку в углу рта, потащил к себе телефон, намереваясь предупредить кого-нибудь, что не появлюсь завтра на работе. Вообще-то уже сегодня. А вообще-то нормальные люди уже давно спят. Оставил телефон в покое, и поискал глазами спички. Глянул на спящую, вообще-то некурящую Марину, и решил выйти с сигаретой на лестничную площадку.

Сизоватая струйка дыма вяло потекла через выбитое окно в безветренную, по-гоголевски прекрасную весеннюю ночь. Надо напиться весны на целый год, пока она в своем пике, экстремуме, который продлится считанные дни. Замечтавшись я сунул ключи мимо кармана, и они звонко проскакав по ступенькам, юркнули между лестничными маршами. Судя по звуку, утихомирились они где-то между вторым и третьим этажом.

Так. Предположим, галюны вызваны биополями массы. Если так, то возможно… Блин,

ну и лампочка, ни черта не видно. Ага, вот они, куда упали… Возможно, действие этих

полей могли ощутить не мы одни. Каков радиус действия полей? И экранируются ли они стенами? Спросить соседей.

Дэинь. Заспанная соседка испугано выглядывает из-за взятой на цепочку двери. Да, вообще-то недурно было бы опять вспомнить о времени.

– Макаровна – зашептал я, пытаясь на ходу придумать повод, оправдывающий визит посреди ночи, – простите великодушно, у вас чего-нибудь успокаивающето нет? Адонис-бром там, или хоть валерианки… Голова болит, и даже мерещиться что-то начало… Вам, кстати, ничего сейчас не слышалось?

Бабулька понимающе осмотрела мою разукрашенную рожу, унюхала запах коньяка и покачала головой.

– Не пил бы ты, – увещевательно произнесла она – Господи-исусе, до змия допился. Нет у меня валерианки, шел бы ты спать.

Наставленный таким образом на путь истины, я побрел восвояси.

Макарова, строго говоря, – не показатель. Она отделена и бетонными перекрытиями, и

каким-никаким расстоянием, и тормознутостью старушечьей нервной системы, что скорее всего тоже является существенным фактором. Надо будет завтра ненавязчиво поинтересоваться у жильцов квартир, расположенных геометрически ближе. Хотя, скорее всего, радиус действия полей соизмерим с размерами, квартиры, иначе бы, утром, когда мы воевали с осатаневшей каплей, по улицам бегали бы динозавры, покусывая ранних прохожих, и мы, пожалуй, что-нибудь уже бы услышали об этом.