Таинственный дом на Монмартре

Как выражаются авторы драматических произведений, проблема поиска преступников полностью захватила Сервона. Она вытеснила из его головы все остальные мысли, чему он был очень рад. Иначе, считал виконт, раскрыть тайну вряд ли удастся. Примером для него служил Ньютон, который, как известно, сумел открыть закон всемирного тяготения лишь потому, что постоянно думал об этом.

Теперь виконт стал еще усердней посещать клуб, но не для игры, а только для того, чтобы вести наблюдение за Панкорво и Луазо. Он не спускал с них глаз, стараясь уловить каждый жест и даже каждый вздох этих господ.

Но ничего подозрительного обнаружить не удавалось. Если господин Панкорво иной раз проявлял неосторожность и произносил слова, способные вызвать подозрение, то Луазо, напротив, был абсолютно непроницаем.

Возможно, они и были знакомы друг с другом, но заметить это не удавалось, потому что каждый из них был занят своим делом и великолепно исполнял отведенную ему роль.

Лакей с образцовым усердием обслуживал посетителей клуба, а господин Панкорво блистал за игровым столом, причем играл он с большим удовольствием, поскольку почти все время выигрывал.

После нападения на виконта с игроками больше не случалось никаких неприятностей, во всяком случае на улицах. Произошло только одно печальное событие: ограбили квартиру некоего Анжевена. Человек он был славный, зиму обычно проводил в Париже, играл по-крупному и неплохо на этом нажился.

Воры проникли в его жилище с помощью поддельных ключей. Сам он в это время находился в клубе и отчаянно сражался в баккара, а налетчики тем временем взломали и опустошили шкафы и секретеры, где он хранил значительное количество денег, предназначавшихся для игры.

Провинциал дошел с жалобами до самых верхов, история наделала много шума и породила массу слухов.

Сервон не участвовал в досужих разговорах на эту тему, но зато ему удалось добыть новые важные сведения. Выяснилось, что в ту ночь, когда произошла кража, господина де Панкорво не было в клубе.

Никто, кроме виконта, не обратил внимания на это обстоятельство, что вполне объяснимо, ведь у благородного иностранца было много друзей, считавших его истинным джентльменом.

Время шло, и наконец наступил момент, когда Сервон, словно маньяк, вообще перестал думать о чем-либо, кроме расследования. Так происходит с каждым, кого преследует какая-нибудь навязчивая идея. Он честно пытался отвлечься и хоть ненадолго перестать думать о таинственном происшествии, мысли о котором, как гвоздь, засели в его мозгу. В итоге после долгой борьбы с самим собой виконт все же сумел достичь компромисса между раздирающим его любопытством и присущим ему здравым смыслом.

Суть компромисса была проста: виконт дал себе торжественную клятву выкинуть всю эту историю из головы, если очередная попытка докопаться до истины окажется безрезультатной.

Достигнув договоренности с самим собой, он успокоился и начал готовиться к решающей экспедиции.

Виконт еще раньше заметил, что не составит большого труда проникнуть в сад на Монмартре через дверь, которую заслонял огромный орешник. Главное, решил он, попасть в сад, а там он найдет способ провести наблюдение за неприятелем с близкого расстояния.

Теперь предстояло решить, в каком образе он нарушит чьи-то права собственности. Когда собираешься проникнуть в чужое владение, подумал Сервон, лучше всего вырядиться грабителем.

Он надел грязную блузу, нацепил на голову парик с выразительными завитками на висках и нахлобучил сверху мерзкого вида кепку.

Облачившись в этот наряд, виконт полюбовался своим отражением в зеркале, и тут его посетила весьма печальная мысль. Он подумал, что как только достойный человек надевает на себя лохмотья, в каких ходит всякая шпана, он тут же становится похож на законченного хама.

Сервон заранее выяснил, что в эту ночь Луазо не работает в клубе, и после полуночи пошел на Монмартр в одиночку, решив, что на этот раз ему не стоит тайно следовать за лакеем.

Наоборот, подумал виконт, лучше дать Луазо возможность спокойно добраться до его странного жилища, а уже потом без помех заняться наблюдением.

Но каким способом это делать? Об этом виконт не имел ни малейшего представления.

Погода в тот вечер как нельзя лучше подходила для проведения тайных операций.

В Париже разыгралась самая настоящая буря. Такие бури хоть и редко, но налетают на город со стороны Атлантики.

Страшные порывы ветра сотрясали крыши домов, проливной дождь хлестал по оконным стеклам.

Редкие припозднившиеся прохожие, согнувшись, с трудом передвигались по улицам под шквалами ураганного ветра и прижимались к стенам домов, укрываясь от летевших со всех сторон кусков черепицы. Со страшным грохотом падали на землю оторвавшиеся куски дымовых труб.

В общем, в городе творился какой-то кошмар.

Сервон даже подумал, что этот катаклизм есть не что иное, как посланное ему с небес предупреждение, и в какой-то момент захотел повернуть назад. Но затем понял, что такая погода чревата всего лишь вынужденным купанием под дождем, и передумал возвращаться. Зато, решил Сервон, этой ночью на улицах наверняка будет меньше разных зевак, и в целом ненастье благоприятствует ночным приключениям.

И виконт продолжил свой путь в сторону Монмартра, не обращая внимания на ливень, принесенный северо-западным ветром. Он упрямо двигался вперед, прижав локти к бокам и опустив голову, словно корабль, идущий против ветра.

На всем протяжении улицы Пигаль он не встретил ни единой души и, пересекая заставу, не обнаружил служащих городской таможни, которые укрылись от ненастья в своей будке.

На внешнем бульварном кольце тусклые уличные фонари, подвешенные на ржавых цепях, с отвратительным скрипом раскачивались под порывами ветра. Дорогу здесь практически не было видно, и Сервон чуть не свалился в водомоины, напомнившие ему разбитые дороги Бретани, которые, казалось, дотянулись до самого Парижа.

С большим трудом он поднялся по крутым улочкам Монмартра и только около часа ночи оказался у решетчатой двери сада. Над деревьями довольно ярко светилось окно, и он решил, что прибыл как раз вовремя.

Не теряя времени, Сервон без особого труда, держась за ветки, вскарабкался на орешник, вросший в стену у решетчатой двери. Затем он подтянулся на ветке и перелез в сад. Первая часть операции прошла без потерь, если не считать порванных штанов.

Но впереди его ждала самая рискованная часть операции.

Ему предстояло пробраться сквозь густую поросль деревьев и колючих кустарников и, не выдав своего присутствия, вплотную приблизиться к дому.

К счастью, ветер с таким шумом сотрясал деревья, что треск веток, которые Сервон ломал на ходу, был совершенно не слышен.

Виконт продвигался вперед волчьим шагом, вытянув перед собой руки, словно слепой. Колючие кусты нещадно царапали кисти рук. Но для жителя Бретани, привыкшего охотиться в густых лесах, такие испытания были не в новинку.

Целых четверть часа он в поте лица, словно следопыт, продирался сквозь кусты и в конце концов выбрался на довольно широкую аллею. Виконт огляделся и понял, что уже подошел к дому вплотную.

Окна первого и второго этажей оставались темными, светилось только одно окно на третьем этаже.

Поначалу виконта удивило, что Луазо не стал плотно закрывать ставни, но, подумав, он понял, что такая предосторожность в данном случае была бы излишней.

В самом деле, таинственная башня была гораздо выше всех расположенных в округе приземистых строений, и тому, кто захотел бы заглянуть в окно дома-башни, пришлось бы подняться на воздушном шаре.

И, кроме того, освещенное окно могло служить для кого-то сигналом.

В такой ситуации вести наблюдение было крайне затруднительно. Возникла реальная угроза провала всей экспедиции.

Сервон долго ломал себе голову, пытаясь понять, где можно устроить наблюдательный пункт. Внезапно в темноте он наткнулся на высокое дерево, и его сразу осенило.

Виконт вспомнил, что когда-то он прекрасно лазил по деревьям. Дело в том, что наш герой вырос в деревне и в молодости наловчился разорять сорочьи гнезда. Он и теперь не чувствовал себя старой развалиной и не утратил былых навыков.

В общем, времени на раздумье не оставалось, надо было или лезть на дерево, или уходить не солоно хлебавши.

В итоге виконт принял решение пожертвовать своими штанами и даже кожей на руках, которую он неминуемо обдерет о шершавую кору вяза, и с решимостью юнца стал карабкаться на дерево.

Подъем оказался долгим и трудным. Саднили стертые в кровь ладони. Но в конце концов он добрался до самой высокой ветки и довольно удобно устроился на ней.

Ветка оказалась такой толстой, что могла бы выдержать носорога. Спинкой сидения ему служил ствол дерева.

В целом наблюдательный пункт оказался великолепным: между деревом и домом было не больше пятнадцати шагов, а ветка, на которой устроился Сервон, росла немного выше окна. Вот теперь-то он сможет все рассмотреть!

Зрелище, открывшееся виконту после того, как он заглянул в окно дома, было настолько странным, что не могло бы привидеться даже во сне.

Комнату освещала лампа, подвешенная к потолку, и ее довольно яркий свет падал на стены, обтянутые черной тканью.

Посредине комнаты, напоминавшей помещение для траурных церемоний, стоял на коленях мужчина. Казалось, что он молится.

Перед мужчиной находился какой-то предмет. Поначалу Сервону не удалось его разглядеть. Потом ему показалось, что там стоит, прислонившись к стене, еще один человек.

Но приглядевшись, он понял, что это был вовсе не человек. Это были рыцарские доспехи.

Купол шлема имел странную форму и блестел в свете лампы. Латы и набедренники оставались в тени, и их было плохо видно. Однако это действительно были боевые средневековые доспехи, и именно перед ними распростерся господин Луазо.

Виконт был так поражен, что впал в оцепенение.

Что за религиозный культ исповедовал в современном Париже этот странный персонаж?

Не поклонялся ли он, подобно африканским неграм, какому-то идолу?

Гадать не имело смысла. Объяснить увиденное Сервон не мог.

Он был сбит с толку и оглушен.

Напрашивалось лишь одно объяснение: Луазо сошел с ума. Но кому придет в голову заподозрить у образцового работника клуба психическое заболевание?

Все это было крайне странно.

Виконт долго не мог оторвать глаз от безумного обожателя рыцарских доспехов. Но внезапно возникло новое обстоятельство, и ему пришлось отвлечься от созерцания удивительного зрелища.

Несмотря на то, что дерево, на котором он сидел, тряслось и громко скрипело под ударами ветра, Сервон все же различил характерный звук, который долетел со стороны улицы, идущей вдоль сада. Это скрипнули ржавые петли открывшейся в стене двери.

Похоже, что появились новые действующие лица. Вскоре все прояснилось.

Двое мужчин медленно, ровным шагом двигались по идущей вверх тропинке.

Сервон, уверенный в том, что его не видно с земли, наклонился, чтобы лучше рассмотреть, что происходит внизу. Но было так темно, что ему удалось различить лишь две темные бесформенные тени, приближавшиеся к дому.

Он был так взволнован, что даже задержал дыхание, словно незнакомцы могли его услышать.

Внезапно появившиеся люди прошли мимо, совсем близко от дерева, затем их скрыла отбрасываемая башней тень, и виконт потерял их из виду. Но тут он услышал три сухих звучных удара в дверь первого этажа.

Реакция на стук была незамедлительной.

Оконные ставни на третьем этаже мгновенно закрылись, и погас свет.

– Кто там? – послышался изнутри дома едва различимый голос.

Один из мужчин ответил, и Сервону показалось, что было произнесено какое-то имя с английским окончанием: то ли Паркер, то ли Палмер.

Названное имя ничего не говорило виконту, но ему показалось, что этот голос он уже где-то слышал.

Впрочем, долго гадать не пришлось.

Отворилась дверь. На пороге дома появился человек. В руке он держал лампу, которая осветила лицо незнакомца, и оказалось, что это лицо… господина де Панкорво.

Значит, виконт не ошибся. Лакей и благородный иностранец действительно были знакомы.

Все, о чем он догадывался, полностью подтвердилось, и виконт, обрадованный собственной проницательностью, ощутил прилив гордости.

Должно быть, подобные чувства испытал Христофор Колумб, когда заметил на горизонте американский берег.

Прибывшие мужчины вошли в дом и закрыли за собой дверь.

Занавес опустился на самом интересном месте. Действие прервалось, потому что окна первого этажа были закрыты плотными ставнями, сквозь которые пробивался лишь тонкий луч света, и с высоты своего наблюдательного пункта Сервон уже ничего не мог разглядеть.

Поняв, что наблюдать за тайным сборищем не удастся, виконт принял решение спускаться вниз, тем более что сидеть на ветке стало весьма некомфортно.

Сервон спустился на землю и уже собрался подойти вплотную к дому и попытаться подслушать разговор. Но не зря говорят, что слово – это то, что сильнее всего влияет на человеческое сознание. Уже через мгновение виконт осознал, насколько ему отвратительна сама мысль подслушивания у двери.

И хотя много дней подряд Сервон, в сущности, именно этим и занимался, но до сих пор форма его действий, как ему казалось, маскировала их суть.

А тут его внезапно одолели благородные принципы, и виконт решил, что пора покидать поле боя.

К тому же он узнал все, что хотел.

Господин де Панкорво действительно был близко знаком с лакеем клуба.

Констатации данного факта было достаточно, чтобы отныне с опаской относиться к этим двум негодяям. А именно таковыми он теперь их считал. Но очищать землю от всякой нечисти, как полагал Сервон, не входило в его планы.

Придя к такому выводу, виконт направился к решетчатой двери и благополучно добрался до нее. Но, к сожалению, преодолел он последнее препятствие, мягко говоря, неудачно.

Когда Сервон перелезал через дверь, его нога соскользнула с перекладины решетки. В результате он упал на ступени лестницы и очень больно ударился головой.

Рядом с дверью когда-то уложили скобу для очистки грязи с обуви посетителей. Установка такой скобы в этом покрытом грязью квартале, в сущности, была делом разумным.

Но, на беду виконта, он ударился головой обо все еще острое, хотя и заржавевшее, лезвие скобы и глубоко порезал кожу на лбу.

Когда Сервон встал на ноги, у него сильно кружилась голова. Из раны обильно шла кровь, и его совершенно не радовала перспектива остаться на всю жизнь со шрамом на лбу.

Проклиная свое любопытство, которое завело его в логово бандитов, виконт, ни жив, ни мертв, побрел обратно в Париж.

Тем временем буря немного утихла, но было темно, и по-прежнему шел дождь. К счастью, Сервону никто не встретился по пути.

Первый же стражник, увидев виконта в таком растерзанном виде, сразу отвел бы его в участок.

В конце концов виконт, никем не замеченный, добрался до своего друга-актера, избавился от грязных окровавленных лохмотьев и поспешно надел на себя приличную одежду.

Час спустя Сервон уже был дома. Он уселся у огня, промыл рану на лбу и поклялся, что ни за что на свете больше не будет заниматься никакими расследованиями.

Глава IV

Почти весь следующий день виконт провел дома у камина и только вечером отправился в клуб. Там он собирался пробыть совсем недолго и лечь спать пораньше, поскольку чувствовал себя совершенно разбитым.

В довершение ко всему его позорный шрам на лбу был еще совсем свежим, и по этой причине, чтобы избежать утомительных расспросов, он был вынужден везде оставаться в шляпе. Впрочем, последнее обстоятельство никого не смущало, поскольку во всех клубах к подобному невежливому поведению относятся снисходительно.

Такую манеру французы переняли у англичан.

В клубе он появился в девять вечера. Народу было совсем мало.

Отсутствовал господин де Панкорво, что было неудивительно, поскольку в этот час в театрах еще не закончились спектакли. Но также отсутствовал и господин Луазо, хотя в это время он должен был находиться на службе.

Виконт после ночных приключений пребывал в таком возбужденном состоянии, что даже забыл о собственных клятвах, и намеревался пойти к управляющему, чтобы сообщить ему, каким странным занятиям предается по ночам его подчиненный.

В том, что клубный лакей по ночам молится на рыцарские доспехи, было что-то чрезмерно эксцентричное, а эксцентричность, как известно, дозволяется только джентльменам.

Но потом Сервон все-таки передумал и не стал ничего сообщать управляющему, решив, что, когда джентльмен занимается делами какого-то лакея, это выглядит как-то неэлегантно.

К тому же он ведь сам пообещал себе забыть всю эту историю. Поэтому, поразмыслив, он пришел к заключению, что Провидение само озаботится наказанием порока и вознаграждением добродетели, после чего отправился домой спать.

На следующий день в девять утра он еще нежился в постели, предаваясь утреннему полусну, самому восхитительному из всех видов сна, который ценится даже теми, кто любит просыпаться пораньше, чтобы полюбоваться утренней зарей.

Когда человек находится в состоянии полусна, он плохо различает посторонние звуки.

А между тем кто-то настойчиво звонил в его дверь. Виконт воспринял звонок как звучащую где-то вдалеке музыку и повернулся носом к стене.

Но звонки в дверь продолжались и стали до того настойчивыми, что виконт окончательно проснулся.

Он грозно высказался по поводу своего слуги, который в этот час еще отсутствовал, но в итоге встал и решил посмотреть, кто осмеливается в такое время устраивать неуместный утренний перезвон.

Сервон, состроив крайне недовольную мину, открыл дверь и оказался лицом к лицу с совершенно незнакомым господином.

Было только неясно, действительно ли это господин или же какой-нибудь прощелыга.

Во всяком случае, одет он был вполне прилично.

Выглядел утренний гость совершенно непримечательно.

Правда, выправка и расправленные плечи выдавали в нем бывшего военного. Однако с тем же успехом он мог оказаться страховым агентом или чиновником ведомства судебного исполнителя.

Незнакомец вежливо приподнял шляпу и осведомился, действительно ли он имеет честь разговаривать с виконтом Анри де Сервоном. Удостоверившись, что так оно и есть, он очень мягко, но настойчиво, проговорил:

– Господин Шарль де Пресей любезно просит господина Анри де Сервона прийти к нему и как можно быстрее.

– Хорошо, – сухо ответил виконт, – я буду у него через час.

Неизвестный господин шагнул вперед, намереваясь войти в квартиру, словно собирался дождаться, когда Сервон будет готов выйти из дома. Но виконт загородил проход, а тот и не стал настаивать, вновь приподнял шляпу и ушел.

Виконт, которого вынудили уходить из дома в такую рань, стал с недовольным видом одеваться, недоумевая, что могло понадобиться этому неугомонному Пресею в столь ранний час, когда сам он обычно еще спит без задних ног.

В итоге он решил, что его друг затеял с кем-то ссору и хочет, чтобы Сервон был у него секундантом. Потом он подумал, что дуэли сопряжены с множеством неудобств и самое неприятное из них заключается в том, что людей вытаскивают из постели ни свет ни заря.

Рассуждая таким образом, он завершил свой туалет и двинулся в направлении дома, где жил его друг.

Выйдя на улицу, виконт прошел несколько шагов по аллее Вдов, на которой совсем недавно его чуть не задушили, и понял, что с минуты на минуту начнется дождь, а поскольку Пресей жил довольно далеко, он решил нанять экипаж.

Виконт уже подозвал кучера, как вдруг услышал, что кто-то тихим голосом зовет его.

Он обернулся и увидел того самого индивида, который трезвонил в его дверь.

Человек еще раз поприветствовал его со всей возможной вежливостью и подчеркнуто приветливо сказал:

– Простите, господин виконт, не хотелось бы, чтобы вы беспокоились понапрасну. Вас ожидает вовсе не господин Пресей, а господин комиссар полиции, и находится он здесь неподалеку…

Эти неожиданные слова так поразили Сервона, что он уже не столько удивился, сколько возмутился творящимся безобразием.

Ему страшно захотелось послать ко всем чертям этого любезного господина, озабоченного тем, чтобы он не беспокоился понапрасну. Но, поразмыслив, виконт решил, что может показаться смешным, и, сделав над собой усилие, взял себя в руки.

– Что за глупые шутки? – спросил он, повысив голос.

– Это не шутка, уверяю вас, господин виконт, – ответил незнакомец. – Ваше присутствие у господина комиссара совершенно необходимо.

Неужели Пресей во что-то влип, и теперь требуется подтвердить его личность?

Виконт смягчился и заявил:

– Очень хорошо! Я следую за вами. Ведите меня…

Незнакомец низко поклонился и тронулся в путь. Но шел он не впереди Сервона, а слева от него, не позволяя себе слишком сильно приближаться к виконту.

Шли они недолго, и уже через несколько минут Сервон взбирался по узкой лестнице, а его провожатый следовал за ним.

На втором этаже обнаружилась желтая дверь с надписью, сделанной крупными буквами: «Бюро».

Виконт открыл дверь, вошел и был поражен тем, насколько печально выглядело помещение, в которое он попал. Это действительно было бюро. Тут стояли столы, стулья, в углу расположились три клерка и что-то писали. Но пахло здесь то ли тюрьмой, то ли ломбардом, то ли больницей.

Сервон поинтересовался у одного из служащих, что от него здесь хотят.

Тот смерил виконта долгим презрительным взглядом и ответил:

– Садитесь и ждите.

Тон, каким был дан ответ, заставил задуматься шокированного виконта.

Ему и в голову не могло прийти, что целью этой неожиданной экскурсии к чиновнику, к которому не ходят ради собственного удовольствия, является он сам.

Но тут он заметил, что его сопровождающий уселся на скамью рядом с находившимся здесь полицейским, и что этот весьма вежливый человек сильно смахивает на тайного агента.

Дальнейшие размышления Сервона были прерваны появлением нового персонажа. Нетрудно было догадаться, кем является человек, появившийся в помещении бюро.

Господин комиссар – а это был именно он – поприветствовал виконта, пригласил в свой кабинет, сам уселся за письменный стол из красного дерева, выдержанный в официальном стиле, и жестом указал виконту на кресло.

За этим весьма торжественным началом беседы последовало тягостное молчание.

Шеф полиции листал какое-то дело и что-то записывал.

До крайности удивленный виконт ждал, когда ему начнут задавать вопросы.

Внезапно он обратил внимание на развернутую газету, первая страница которой была разложена перед ним на краю письменного стола.

Это была «Газет де Трибюно»6.

Заголовок на первой полосе, набранный огромным шрифтом, гласил:

«Преступление на Монмартре!»

Виконт, слегка заинтригованный, принялся читать статью, которая начиналась следующими словами:

«В то время как в Париже прошлой ночью бушевала буря, на Монмартре происходило нечто ужасное и таинственное.

В давно заброшенном доме, расположенном на самой высокой точке холма неподалеку от приходской церкви, было совершено преступление, причины и подробности которого до сих пор остаются неизвестными».

В этом месте Сервон, читавший газету чисто машинально, чтобы чем-то себя занять, содрогнулся. Затем безотчетно протянул руку, схватил газету и впился глазами в текст статьи.

«Последние шесть месяцев, – говорилось в статье, – в доме проживал лишь один человек, имевший странные наклонности.

Его никто не посещал, возвращался он очень поздно, а уходил из дому на рассвете.

Вчера утром соседка, удивленная тем, что дверь террасы, обычно плотно закрытая, распахнута настежь, из любопытства зашла в дом и обнаружила в прихожей следы крови, тянущиеся до самого сада. Она страшно испугалась и немедленно сообщила об увиденном комиссару полиции, который сразу прибыл в указанное место и констатировал, что там было совершено ужасное преступление».

Комиссар наконец заметил, что Анри де Сервон глубоко погрузился в чтение и, как могло показаться, мысленно перенесся на место трагедии. Он перестал писать и стал следить за лицом молодого человека, стараясь понять, какое впечатление произвела на него статья в газете.

А виконт, не замечая, что за ним следят, продолжал читать.

«В комнате на третьем этаже в луже крови лежал труп.

Это был труп мужчины, элегантно одетого, еще не старого и чрезвычайно мощного телосложения.

Мужчина испустил дух после ожесточенной борьбы, о чем свидетельствовали многочисленные раны на его теле. Похоже, что последний удар, который пришелся прямо в сердце, и стал причиной смерти.

После первичного осмотра места преступления установить, что именно стало орудием убийства, не удалось.