Цветок яблони

И они для нас тоже. И все же это наши ученики, сестра. Каждый. Вставший на дорогу Вэйрена, отвернувшийся от нас.

И главная печаль, моя большая боль, что нам придется выступить против них. Принять брошенный вызов. Уничтожить семя, упавшее в гнилую почву.

Сделать то, что неприятно каждому из нас.

Фрагмент письма, скопированный, а после выбитый на стене Хлебного рынка Пубира.

Однажды, в Билгаме, Лавиани забралась в ботанический сад старшей сестры герцога Соланки. Не то что бы сойка любила цветочки, ценила красоту лепестков, наслаждалась ароматами цветения и прочими сопливыми дурацкими вещами, которые так ценят некоторые юные аристократки.

Отнюдь.

Как говорил ей Таллес – ты совершенно не романтичная особа. А стоило бы поучиться. Хотя б для пользы дела. Никогда не знаешь, какой навык пригодится в нашем призвании.

У нее не особо выходило. Даже когда она пыталась, встретив одного художника и на несколько дней потерявшись в своей влюбленности.

Ботанический сад привлек ее слухами, будто там, в одной из оранжерей, сестра его светлости добыла из Черной земли тигровый цветок, такой странный и большой, что слухи о нем разлетелись по всему великому городу. Мол, питается он исключительно кровью да плотью (и садовники еженедельно скармливают цветку живого поросенка). А еще пыльца этого растения, если попадет на кожу неосторожного человека, способна на время вызвать паралич. Сойка, крайне не любившая работу с ядами из-за их опасности и непредсказуемости, проигнорировала бы такую новость, если бы за неделю до того не столкнулась с дэво. Ублюдок здорово погонял ее возле развалин пирамиды великих королей, не обращая внимания на раны. Дважды едва не прикончил противницу, и Лавиани подумала, что неплохо бы иметь в рукаве какой-нибудь козырь на будущее. Если уж она когда-нибудь снова встретит подобную тварь, например в Муте.

Так что в ночь полной луны убийца Ночного Клана забралась в ботанический сад, не слишком-то представляя, в какой из четырех грандиозных оранжерей ее милости растет диковинное растение. Она решила действовать по-простому, и найти в пути какого-нибудь сторожа, чтобы вызнать правильную дорогу. Но все ее планы оказались нарушены.

Сад (подумать только!) надежно охранялся. На множестве тропинок ходила ночная стража с фонарями. Благородная дама излишне ценила свою коллекцию травы и кустарника.

На мосту через широкую мелководную протоку скучал патруль, за которым была первая из оранжерей. Лавиани решила не поднимать шума, поискать другую дорогу. Отошла ярдов на сто вдоль берега, за излучину. Стараясь не резаться об осоку, вошла в воду. Тягучую, темную, без мельчайшей ряби, отражавшую луну. На середине протоки, пахнущей ряской и жирным илом, где ей было по пояс, на нее напал крокодил.

Она никогда не встречала это животное. Знала о них, видела чучела в лавках Пубира, но и только. И надо сказать, размер твари из ботанического сада не шел ни в какое сравнение с той мелочью, что торговцы пытались всучить дуракам, желающим поставить экзотическую ящерицу на письменный стол.

Крокодил был огромен и кажется очень голоден.

Впоследствии она с почтением оценила его мощь, хитрость и способность спрятаться. Внешне спокойная и безопасная гладь лопнула, превратившись в зубастую пасть, которая сомкнулась поперек не ожидавшей этого сойки.

Она не успела среагировать разумом, но ее спасли таланты, которые словно взяли командование на себя. Прозрачное тело, давшее неуязвимость, не позволило разорвать пополам, а удар невидимого воздуха вокруг заставил крокодила забыть о ней и бить во все стороны хвостом, отчего вода вскипела.

В ту ночь ей не удалось найти цветок. Она плюнула на эту затею, ушла, не солоно хлебавши, радуясь, что осталась цела и не превратилась в еду. Право, закончить жизнь в желудке рептилии не входило в ее мечты. По сути, уже через пару лет она воспринимала произошедшее с некоторой долей самоиронии. Всяко не каждому ей довелось проигрывать, и этот голодный зверь, подстерегший Лавиани, вызывал большую долю уважения хищника к хищнику.

Она даже надеялась, что тот до сих пор жив, а не превратился в кожаные ремни да сумки.

А еще спустя какое-то время просто забыла о нем.

До сегодняшнего дня.

Нынешняя Риона напоминала ей крокодила. Районы, захваченные той стороной, казались пустыми, мертвыми, тихими, спокойными и даже, на первый взгляд, безопасными. Как та темная, пахнущая прудом вода. Но в ее толще скрывался спящий хищник, и сойка, теперь имевшая гораздо больше опыта, чем в молодости, знала о нем. Чувствовала его присутствие загривком. Как старая кошка чувствует приближение своего последнего дня.

Риона умерла.

Вымерла.

Стала другой. Городом, который словно телега, не вписавшаяся в крутой поворот узкой горной дороги, теперь завис над пропастью. Она еще здесь, крутит колесами над пустотой, покачивается, ловя ускользающий баланс, но близка та минута, когда притяжение схватит ее – и утянет вниз.

Чтобы разбить вдребезги со всем оставшимся содержимым.

Такой стала столица Треттини. Лишь несколько районов на берегу Пьины, вокруг дворца, да чудом уцелевший квартал особняка Бланки оставались целыми – все остальное превратилось в кладбище. Погруженное во мрак, недоступное живым. Крокодил, затаившийся на дне. Пока еще чутко спящий, но готовый пробудиться в любую секунду.

Лавиани не была бы Лавиани, если бы не попробовала войти в районы, захваченные той, кого некогда считали Нейси. Но ей хватило лишь нескольких шагов, чтобы развернуться и оставить эту затею. Ощущения были точно такие же, как в Аркусе, когда они пытались преодолеть выжженную полосу и чуть не остались там.

Сойка позорно сбежала, чувствуя, как ставший страшным город смотрит ей в спину.

После посещения Мильвио, после попытки проникнуть туда, куда ушло нечто в облике великой волшебницы, она без дела слонялась по пустующим кварталам, думая о том, что надо зайти к Бланке и узнать, как чувствует себя Вир, но ей пришла в голову другая мысль.

Ее уже несколько часов беспокоило это, но до сего момента Лавиани никак не могла понять, что не так. На самом деле, она и теперь мало что понимала, просто доверилась своим инстинктам, той самой соринке в глазу, которая досаждает и заставляет избавить от нее, чтобы наконец-то обрести покой и чувствовать себя нормально.

Поэтому сойка вернулась в порт.

Корабль Карифа никуда не делся. Стоял пришвартованный недалеко от сгоревшего причала, с канатами, переброшенными на берег и привязанными к уцелевшим после пожара гранитным столбам.

Вокруг была охрана из гвардии треттинского герцога, хотя сойка и не заметила сходней. Судя по всему, прибывшие в гавань, все еще находились на корабле.

Лавиани, не показываясь никому на глаза, под прикрытием начавшейся ночи, разулась, ступила босыми стопами в остывший, удивительно мягкий пепел. Чуть ругаясь сквозь зубы, неспешно залезла в море и, стараясь не шуметь, поплыла к кораблю.

Он быстро рос в размерах, пока черным профилем не загородил большую часть неба. Сойка слышала, как волны тихо бьются о борт и скрипит оснастка, когда Альсакра величаво и едва заметно покачивается с бока на бок.

Вплотную она не приближалась и плыла очень осторожно, радуясь, что нет света от луны и от звезд. Так, что перегнувшийся через борт матрос или охранник заметил бы ее лишь при большой удаче.

Лавиани добралась до кормовой части и здесь потребовалось усилие, чтобы залезть наверх. Если бы не нож, способный резать кость, который без труда входил в плотную мореную древесину, пришлось бы туго. А так, благодаря клинку, ловкости и цепкости пальцев, сойка быстро добралась до кормовой каюты.

Окна – здесь были именно окна, высокие и квадратные, подходящие больше прогулочной лодке богатея из Пубира, чем военному кораблю – оказались распахнуты, из них лился теплый, манящий свет. А еще умиротворенным сверчком звучал одинокий уд – кто-то неспешно перебирал струны музыкального инструмента.

Она осторожно заглянула в каюту, большую, полутемную, где горели три восточных фонаря, бросая на стены фигурные тени от резных решеток, за которыми едва танцевало пламя. А затем одним слитным движением перемахнула через окно внутрь, мягко приземлилась на пушистый густой ковер, заливая его капающей с одежды и волос соленой водой. Музыкант оказался прямо перед ней, и Лавиани приставила к его горлу нож, ощутив полотном шершавую кожу под кадыком и как бородка колет запястье.

Музыка прекратилась, но последняя нота, тоскливая, все еще звучала из-за потревоженной пальцем струны. Женщина, лежавшая на кровати в короткой рубахе из черного шелка и в широких штанах такого же материала, вздрогнула, вскинулась, приподнимаясь на локте, отчего ее длинные многочисленные косы, которые сойка бы не сосчитала и за минуту, разметались по плечам и постели.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза – маленькая красивая карифка и чуть сутулая седовласая сойка.

– Не надо причинять Тиру вред. Он не опасен, – попросила южанка.

Лавиани была иного мнения. Этот Тир был хоть и невысок, но крепок, а его мускулистые запястья выдавали большую силу. Так что сойка проигнорировала просьбу и не только не убрала нож, но и вдавила его поглубже, выжав несколько рубиновых капелек.

Левой рукой она вытащила из ножен музыканта кривой кинжал, выбросила в окно.

– Довольно необдуманно приходить без приглашения, – карифка и бровью не повела, плавно, точно пантера выпрямилась и села, подобрав под себя ноги. В ней сойка не заметила никакого страха, лишь живой интерес к происходящему. Женщина с косами больше походила на азартного игрока, предвкушавшего интересную партию, чем на испуганную жертву. – Красивый ковер. Мне он нравится. Если ты все же вскроешь горло моему доброму слуге, то позаботься, чтобы кровь не пачкала убранство каюты.

Лавиани прислушалась, но за дверью была тишина, никто не собирался врываться к ним в ближайшую минуту.

– Я знаю тебя, – между тем продолжила карифка. – Ты та седовласая сука, что убила любезного моему сердцу Бати.

– Говоришь прямо, и не заячий хвост. Ты мне нравишься, – усмехнулась Лавиани. – Совсем чуть-чуть. Отдай своему псу правильный приказ.

– Не чини ей препятствий. Выйди. Никому не сообщай, что здесь происходит. Сторожи дверь.

Он аккуратно положил инструмент, волком зыркнул на сойку, поклонился хозяйке, вышел. Лавиани опустила засов, лишь на мгновение отвлекшись от карифки.

Та уже стояла на коленях, натягивая тетиву лука, который до этого скрывался под откинутым теперь одеялом. Стрела с широким зазубренным наконечником смотрела в живот сойке. Она знала, что легко избежит ее, но все равно где-то в кишках неприятно засвербело.

– Ловко, – оценила Лавиани. – Каков следующий ход?

Та хищно, словно маленькая змейка, провела розовым язычком по губам и опустила лук.

– Зависит от твоих целей. Ты пришла от нее или по собственному желанию?

– Руководствуясь предчувствием, – сойка не стала подходить близко, чтобы не провоцировать лучницу. Нет. Лука она не боялась, но если все завертится, придется причинить карифке какой-то вред. Поднимется шум, в дверь начнут ломиться, и все выйдет из-под контроля. – Нет. Шерон не посылала меня, герцогиня.

– Так ты знаешь, кто я, – женщина удовлетворенно кивнула. – А я вот не знаю, кто ты. Кто может так легко справиться с дэво в одиночку?

– Ну, признаться, мне помогла уина, – Лавиани гордилась своей врожденной честностью. – Да и так ли это важно?

– Ко мне лучше обращаться ваша светлость. Или госпожа Ясмин.

Сойка насмешливо цокнула языком:

– Зачем ваша светлость госпожа Ясмин прибыла в столь опасное место? Как муж вашей светлости госпожи Ясмин отпустил вас в такую даль? Ваша светлость госпожа Ясмин планирует причинить вред моей компаньонке? Если так, то хочу предупредить вашу светлость госпожу Ясмин, что мне очень не нравится такая цель и спешу посоветовать вашей светлости госпоже Ясмин лучше уплыть из Рионы. Город сейчас не безопасен даже для тех, кто прибыл на большом корабле вместе с верными гвардейцами мужа, если ваша светлость, госпожа Ясмин позволит мне сказать такую дерзость.

Герцогиня показательно поморщилась, словно от того, что у нее заломило в висках:

– Для друзей я Яс. Буду считать тебя другом на этот час. А как зовут тебя?

– Седовласая сука. К чему тебе мое имя, Яс? Через час, возможно, мы перестанем быть друзьями и лучше тогда нам забыть друг о друге.

Та, чуть подумав, положила лук на кровать, показала раскрытые ладони, потянулась гибко, точно кошка:

– Мир, Седовласая сука. Вероятно Шестеро услышали мои молитвы и послали тебя для решения проблем.

– Всегда радуюсь, когда они поручают мне исполнять их волю. Тир, и вправду, не собирается звать на помощь?

– Не в правилах моих слуг нарушать приказы. Окажу тебе любезность, подруга Шерон из Нимада. И отвечу на дерзкие вопросы, что ты задала. Мир, как видишь, горит, и мы не справляемся с пожаром. Мой благословенный супруг считает, что у нас не получится отсидеться и переждать войну. Что ни море, ни Феннефат, величайшая пустыня, ставшая нашим домом, не остановят Эрека да Монтага и ту силу, что стоит за его плечами. Если мы протянем и не присоединимся к одной из сторон, то в итоге останемся в одиночестве, – глаза Яс зло блеснули. – Мут и Черную землю в расчет не берем.

– И какую же сторону решил выбрать твой осторожный многомудрый муж?

– Его любимая сестра пропала, ходят слухи, что она убита той, кто называет себя Рукавичкой. Это лишает его возможности выбирать.

– Хм… – Лавиани подобрала самую гаденькую из усмешек. – Не мне понимать мотивы правителей, но разве карифцы так сильно страдают по утраченным родственникам? Разве в династии грифов не старая добрая традиция умерщвлять братьев и сестер, которые мешают править?

– Да будет тебе известно, Седовласая сука, что дела семьи – это дела семьи. То, что позволено брату, не позволено чужаку. Пролита кровь потомка Стилета Пустыни и на такое не закроешь глаза и не простишь. Мы выбрали сторону. Союз с Алагорией и Треттини. Мой муж доверил быть его Словом. Я приплыла в Пьину, когда прибыла птица из Рионы. Шпион докладывал, что Шерон из Нимада отправила моему мужу письмо с предложением защитить его близких. Он разумный человек, пускай она и отвергла его дружбу. Не станет рисковать женами и детьми из-за столь мелкой обиды. Ответ еще не пришел, слишком велико расстояние, но я его Слово и потому сразу же отправилась сюда. Я хотела еще раз предложить дружбу и забыть обиды, нанесенные друг другу. Довольно ли с тебя? Перестала ли ты тревожиться, что я прибыла попросить у Анселмо ее голову или убить самолично?

Лавиани отметила, что эта невысокая пигалица достаточно прозорлива, чтобы понимать причину прихода убийцы Бати.

– Всем своим очерствевшим сердцем радуюсь твоим словам, Яс. Но ты герцогиня, а вашей надменной братии не пристало быть столь любезными с такими, как я.

– Быть может, я испугалась тебя.

– Быть может, – небрежный жест в сторону лука. – Грифы не берут в жены овец, если хотят достойных наследников. Ты могла пробить меня насквозь, но вместо этого говоришь со мной. Я знаю ваш народ и помню, что даже чтобы коснуться туфли герцогини надо расшибиться в лепешку. А уж беседовать… Выходит, я очень тебе нужна, Яс. И раз уж мы разговариваем, то назови причину.

– Ну, причину я уже тебе назвала вполне весомую, – карифка погрузила босые ступни в густой ворс, прошла через комнату, взяла ребристый графин. – Финиковой настойки? Как хочешь. Моя цель – обезопасить мою семью от шауттов. Они здорово порезвились в Рионе, и я не хочу, чтобы Эльват постигла такая же судьба. Шерон обещала помочь за сущие мелочи. Так пусть поможет.

Когда Ясмин увидела, что губы Лавиани сжались, то небрежно продолжила:

– Как я говорила, у нас есть здесь шпионы. Я слышала, что Шерон, спасшая многих, сейчас больна, и попасть к ней нельзя. Поэтому ты меня проводишь.

– Она все равно останется больной. Еще никто не выздоравливал лишь потому, что его навестила герцогиня Карифа.

– Как знать, – с загадочной улыбкой промурлыкала Яс, опустошив рюмку настойки. – Тут вот какое дело, Седовласая сука. Я все равно попаду к Шерон с твоей помощью или без тебя. Сейчас я жду встречи с герцогом, он молил меня уплыть, затем, когда понял, что это не принесет результата, подождать пока прибудет его сын, который меня встретит. Но, как видишь, наступила ночь и в Рионе теперь это опасная пора. Никто не собирается рисковать моей жизнью. Все ждут утра. Просто я хочу покончить со всем быстрее и вернуться назад, к мужу.

– Твой муж рискует любимой женой.

– Он не знает о том, что здесь случилось. Эльват, как ты помнишь, слишком далеко для того, чтобы новости достигли света моего сердца так быстро. Что же до риска… у него есть и другие жены. Моя задача обезопасить детей, без Шерон это не получится, так что риск я считаю оправданным. Ну, так что? Проведешь меня во дворец сейчас?

– Сомневаюсь, что мне это интересно. Как ты уже сказала, Шерон больна. А кое-кто говорит, что и опасна.

– А если я скажу, что смогу вылечить ее?

Сойка негромко рассмеялась, смех ее походил больше на икоту умирающей курицы.

– Ты? Вылечишь тзамас? Скажи мне, ваша светлость госпожа Ясмин, ты – лучший целитель мира? А может быть другой некромант? Или великая волшебница, – Лавиани подалась вперед, прошептав таинственным шепотом: – Или одна из Шестерых?

– Я всего лишь умею читать. А в Небесном дворце одна из лучших библиотек. Когда Шерон так поспешно оставила нас, я заинтересовалась гранью ее дара и стала читать. Знаешь ли ты, что в книгах скрывается много интересного и полезного? Умеешь читать?

Сойка фыркнула:

– Рыба полосатая! Теперь ты мне расскажешь сказку, что вычитала в книжонке о способе лечения. Хотя ты даже не знаешь, что с ней.

Яс заложила руки за спину, подалась вперед:

– В старой книжонке. В очень старой. От человека, который общался с подобными нашей общей знакомой. Что же до болезни. Позволь мне догадаться: она в беспамятстве, смердит могилой и непонятно, какой исход был бы лучше – чтобы Шерон умерла или пришла в себя.

– Что ты несешь, ваша светлость? – Лавиани не скрывала раздражения.

В первую очередь на себя, ибо благодаря проклятущему Мильвио, который не пустил ее в комнаты, она не знала, что с Шерон.

– Ну как же? Пишут, что любой некромант может быть оглушен большим количеством смертей вокруг себя. Точно верблюд, которому молотком ударили промеж глаз. Разве не это совсем недавно произошло в Рионе? Свидетель описывает подобный случай, когда ирифи убил несколько тысяч человек. Один из двух некромантов в караване потерял над собой контроль, но второй смог ему помочь. Очень простой способ.

– И какой же?

Карифка запустила руку в свои бесчисленные косы, провела по ним пальцами, словно советуясь со змеями, рассказывать или нет.

– Хватит с тебя и этого, Седовласая сука.

Но она не смогла убедить Лавиани. Мудрая книга, сказка о излечении, в которую очень хотелось бы поверить. Сойка жила на свете довольно долго, чтобы не доверять людям, особенно подобным Ясмин. Та вполне могла преследовать иные цели. Например, попытаться убить Шерон, и Лавиани не собиралась быть тем человеком, кто приведет карифку к больной.

По крайней мере, пока не поговорит с Тэо, который видел девушку. А еще лучше – с Мильвио.

– Ты не убедила меня, Яс. Я не стану твоей, проводницей, – сойка заметила в глазах собеседницы разочарование, за которым та пыталась скрыть ярость. – Но, если ты не ошибаешься, вернусь до рассвета и провожу.

Карифка неохотно кивнула.

– Хорошо. Буду ждать. Я прикажу, чтобы тебя отвезли к берегу.

Лавиани взяла лежавший на кровати лук и перерезала тетиву. Вдруг эта змея передумает. Уворачиваться от стрел не самое приятное занятие.

– Уйду, как пришла, – ответила ей сойка и прыгнула в море.

Вир чувствовал пальцами шероховатость бумаги, когда складывал ее, загибал уголки и распрямлял в нужных местах. Удивительное дело – бумага. Он смог понять ее ценность лишь после того, как Нэ научила его писать и читать. До этого, пока он жил на улицах Пубира, влача жизнь помойного крысеныша, белые листы были для него лишь мусором, бесполезной вещью, которую не обменяешь на еду и не продашь. Кому она нужна, кроме грамотеев?

Теперь же Вир вполне себе понимал, сколь дорога хорошая бумага и сколь много важного можно ей доверить. Но сейчас он складывал фигурку. Этому его тоже научила Нэ, явно ради собственной забавы.

– Не полетит, – сказал тогда Вир, следя за тем, как старые длинные пальцы собирают фигурку. – Уродливая птичка.

Это действительно было так. Странная поделка. Тупой нос, широкие квадратные крылья. Она до сих пор такой и осталось. Не сравнить с тем, что делал Мильвио – у него получались альбатросы, а здесь… какая-то летучая мышь.

Маленькая. Неказистая. Без всякого намека на изящество.

Нэ, опираясь на палку, вышла на открытый балкон и швырнула птаху вверх, на волю ветров. Вир ахнул, когда пролетев ярдов сорок, птичка чуть снизилась, взмахнула крыльями, вновь набрала высоту и полетела дальше. Через весь город. К морю.

– Это что? Магия?!

Нэ отмахнулась:

– Хотела бы я сказать, «да», но Тион обокрал наш мир. Нет, парень. Просто хитрость и умение правильно складывать листок. Однажды таким воробушком я смогла победить лучшего игрока ветра, переплюнув его талант. Давно это было.

Она больше никогда не отправляла пташек из своей древней башни, но Вир несколько раз видел, как старуха складывает их, а потом рвет и разбрасывает клочки по полу. Убирать-то не ей.

Сейчас то время казалось ему едва ли не детством. Так далеко оно было от него теперешнего. Он изменился, и мир изменился вместе с ним.

Слишком сильно.

Вир огляделся. Мост Арбалетчиков теперь представлялся ему чужеродным объектом, отстроенном шауттами в сердце незнакомого города. Раньше даже ночью здесь всегда было полно людей: торговцы вином и горячими каштанами, жонглеры огнем, зеваки, припозднившиеся горожане, стража, казалось никогда не спящие мальчишки, карманники в конце концов. Жизнь между двумя частями Рионы, выросшими на соседних берегах Пьины, не замирала ни на минуту.

Но сегодня за все время пути от дома Вир встретил всего нескольких человек. Четверо беженцев, из тех, кто еще не успел оставить столицу, спешили к воротам Мутных вод, унося на себе скудные пожитки, да пятеро до зубов вооруженных воинов, с которыми он столкнулся перед мостом.

Их старший, с невыспавшимся, помятым лицом, бросил:

– Хватит сопли жевать, чужеземец. Слышал, что через пять дней город должен быть оставлен? Ворота закроем снаружи. Застрянешь, сам виноват. Будешь через стену лезть.

Вир не слышал, но пообещал не задерживаться, лишь бы они отстали.

– И пьянчуге напомни. Нашел время для вина, тупая задница.

Пьянчуга: в дорожном плаще, привалившийся к основанию статуи Родриго Первого, сидел на земле, вытянув ноги и опустив голову. Недалеко от него валялась пустая бутылка. Что же. Каждый в суровые времена ведет себя по-своему. Кто-то бежит в страхе, кто-то отказывается верить до последнего, погружается в апатию, а кто-то выбирает выпивку.

Вир не собирался с ним общаться. Улицы Пубира научили его не лезть к незнакомцам без особой нужды или просьб о помощи с их стороны. Да и то после – стоило десять раз подумать, прежде чем согласиться, ибо слишком часто добрый человек неожиданно для себя превращался в жертву.

Он пришел сюда по привычке, как приходил почти каждый вечер после своего приезда в Риону, после звона в колокольчик на вершине заброшенной Лиловой башни, и после тренировок на площадке мессере Менлайо. Вир отдыхал здесь. Становился отрешенным от всех проблем, когда наблюдал, как мальчишки пускают бумажных птичек, играя в «Благословение Войса». Того самого, кто теперь в Каскадном дворце, рядом с Шерон и совершенно не похож на легенду, которую знает весь мир.

Следовало обдумать все происходящее. Понять, что делать раньше. Сейчас он даже немного жалел, что Нэ выгнала его, отправила сюда, заставила стать тем, кем он стал. Да, в противном случае, Вир никогда бы не смог… вырасти что ли. И встретить Бланку. Но… теперь жизнь стала гораздо сложнее, чем прежде. Он не предполагал, что когда-нибудь на него рухнет столько ответственности и придется угодить в подобный круговорот событий. Да что там, едва ли не в сказку. Всегда считал, что подобные истории остались в далеком прошлом.

И вот пожалуйста. Настоящее оказалось гораздо «веселее», чем ученик Нэ мог предположить. Его беспокоило то, что сказал дэво о способе решения проблемы. Убить кого-то из таувинов. Человека с таким же даром, как у него. И у Лавиани тоже.

– Ты думаешь, он сказал правду? – именно так он спросил у Бланки, прежде чем пойти проветрить голову и увидеть, что случилось с Рионой.