На грани света и тени. Книга 1

– Возьми себя в руки, – продолжила Стелла. – Ты же не хочешь дать Богдану повод лишний раз порадоваться тому, что он променял тебя на эту маленькую дешевку? Черт возьми, заставь его кусать локти, что он упустил тебя!

– Да, ты права, – уже более бодро сказала Яна. Эта идея явно пришлась ей по вкусу.

Стелла улыбнулась. Она знала подругу как облупленную. Единственным способом придать ей сил был марафон «Заставь бывшего пожалеть о том, что он тебя бросил». Не лучшая терапия, но все же лучше, чем поглощать по пять тысяч калорий в день.

– К тому же мне это платье все равно не понравилось, – сказала Стелла напоследок, чтобы окончательно подбодрить ее. – Рыжие волосы и зеленое платье – кошмарное клише.

Это решило дело. Ни одна из ее подруг не купила бы себе платье без ее одобрения, последнее слово всегда оставалось за ней.

Через десять минут они уже заходили в очередной магазин. Счастливая Лена несла в руке фирменный пакет магазина с платьем, которое отвергла Стелла. Ради этой покупки она полностью вычистила свою кредитку. Парням явно надоела роль оценщиков, и они незаметно ускользнули в «Hugo Boss».

Интуиция Стеллы ее не подвела. Войдя в магазин, она буквально с порога увидела на манекене потрясающее платье, которое в точности отвечало ее капризному настроению, и сразу же поняла, что уйдет сегодня с ним.

– Вот оно, – удовлетворенно сказала она. – Будьте добры, мне нужно это платье тридцать шестого размера.

Десять минут спустя она царственным жестом отбросила бархатную шторку примерочной.

– Ну как вам? – выступая из полумрака примерочной, спросила Стелла, хотя и так прекрасно понимала, что выглядит потрясающе.

– Просто прелесть! – завизжала Лена.

– Вы выглядите восхитительно! Это платье словно создано для вас, – льстиво сказала консультант.

– И оно просто идеально на тебе сидит, – с завистью заключила Яна.

Стелла плавно закружилась, и мягкий шелк ласково, словно морская волна, обвился вокруг ее ног. Платье действительно было изумительно: глубокого насыщенно-лазурного оттенка, который столь выгодно подчеркивал ее яркую внешность, с эффектным вырезом до бедра, который приоткрывал ее длинную ногу, и соблазнительно обнаженной спиной, что особенно нравилось Стелле. Чувственно, элегантно, интригующе, но не чересчур откровенно – как она это называла, оставляет место для домыслов. Да, это определенно ее стиль.

– Это не мой размер! – раздался истеричный визг из соседней примерочной. – Вы что, не видите? Сюда бы уместилось три меня, да еще бы для вас место осталось, если бы вам были по карману такие платья!

Стелла, Яна и Лена тут же обреченно переглянулись. Им был знаком этот визгливый голос. Только. Не. Это. Стелла внутренне застонала.

Шторка отдернулась, и оттуда в ужасном бледно-салатовом, как капустный лист, платье с оборками вышла их хорошая знакомая, Марина Макарова. Она была старшей дочерью хорошо известного в их кругах Геннадия Макарова, директора сети фабрик по производству люстр. Если бы Стелла не была осведомлена об уровне его доходов, она бы в жизни не поверила, что на люстрах можно столько заработать.

Категоричный и жесткий в профессиональных делах Макаров явно обожал свою дочь, избаловав ее до предела. Стеллу же от нее просто тошнило. Если бы их родители не были партнерами, она бы побрезговала даже посмотреть в сторону Марины. Несмотря на переизбыток денег, та отдавала невыразимой деревенщиной. Хамские повадки, искусственно-высокомерный голос, выбеленные до вульгарного платинового оттенка волосы и отвратительный вкус в одежде (что было худшим из всего набора ее отталкивающих качеств) – вот что, по мнению Стеллы, представляла из себя Макарова. К тому же она обожала изображать истеричную особу с расшатанными нервами, которую ни в коем случае нельзя было выводить из себя – ей это почему-то казалось очень интригующим. А уж какими тошнотворными духами она пользовалась… Словом, единственным достоинством Марины были деньги ее отца, которые она даже не умела с умом потратить.

– Говорю вам, я не собираюсь терпеть такие оскорбления! – прокричала Марина. – Господи, сегодня все вокруг задались целью меня доконать! Вы завтра же будете уволены и даже не… Боже, Стелла! Девочки, какая неожиданность!

Марина подплыла поближе, чтобы заключить ее в объятия, и у Стеллы едва не начался приступ удушья от тяжелого запаха ее духов, цена которых наверняка равнялась половине стоимости их годового обучения.

– Недурное платье, – одобрительно заметила она, бесцеремонно оглядывая Стеллу с ног до головы. Девушку передернуло.

– У тебя тоже просто очаровательное. Надеюсь, ты его обязательно купишь, – не моргнув глазом сказала Стелла и услышала, как Лена подавилась смехом за ее спиной. Ну да, наверняка даже она заметила, что Марина выглядит в этом платье, как огромный кабачок в юбке-пачке, на который напялили парик куклы Барби. Стелла очень надеялась, что Марина действительно купит это платье. Это уродство как нельзя лучше ей соответствовало.

– Ты так думаешь? – надменно поинтересовалась Марина. – Мне оно тоже кажется недурственным, вот только сначала пусть персонал удосужится принести мне правильный размер.

– Правда? А как по мне, оно как раз на тебя, – наивно проворковала Стелла. – Серьезно, сидит идеально.

Если бы Стелле пришлось покупать одежду такого размера, она бы сидела на трех оливках в день.

Марина поджала губы и решила перевести тему.

– Как я понимаю, вы тоже собираетесь на благотворительный вечер к Акининым? Если честно, это смех один. Акинина в последнее время целыми вечерами просиживает у нас дома и без конца жалуется на своего муженька. Так что этот благотворительный вечер организован вовсе не для бедных деток. Ей просто нужно чем-то себя занять, чтобы на время отвлечься от того факта, что ее брак трещит по швам.

– Интересно, это связано с тем, что у Акинина, по слухам, есть молодая любовница? – с интересом спросила Яна.

Стелла бросила на нее предостерегающий взгляд. Ей не слишком-то хотелось откровенничать с этой девицей, да еще и в таком людном месте. Но ей и самой было интересно, что там происходит за закрытыми дверями благовоспитанных Акининых, так что она решила послушать.

– О, там просто жуткая история, – Марина с такой готовностью начала выплескивать из себя сплетни, что Стелла заподозрила, что она только и искала свободные уши. – Акинин действительно себе кое-кого нашел, но не любовницу, а… любовника.

– Что ты сказала?! – как ни старались, Стелла и Яна не смогли скрыть своего шока. Лена же вообще едва не лишилась чувств от такой новости.

– Да-да, у меня была такая же реакция, – явно довольная произведенным эффектом, продолжила Марина. Она явно гордилась тем, что может похвастать своей осведомленностью в такой скандальной ситуации. – Акинина долгое время нам ничего не рассказывала, но в последний раз она явно перебрала с виски и во всем созналась. Нет, ну вы представляете?! Но, что самое удивительное, она считает, что измена с женщиной была бы для нее более унизительной. А так выходит, что виновата не она, а его скрытая ориентация. И, судя по всему, она не собирается с ним разводиться. Ну, по крайней мере до тех пор, пока он оплачивает ее пластические операции.

– На самом деле, это вполне ожидаемо, – заявила Яна, словно догадки на эту тему посещали ее уже давно. – Вы видели, какие узкие штаны он носит…

– Господи, я же теперь не смогу даже посмотреть на них! – в ужасе перебила подругу Лена. – Может, и вовсе не идти на вечер? Да нет, я же просто обязана показать это платье…

– Что за глупости? Мы все идем, – решительно сказала Стелла, как только Марина попрощалась с ними и продолжила перепалку с консультантами, явно забыв про свои расшатанные нервы. – Как по мне, так даже интереснее. Подумайте только, как весело будет наблюдать за их притворными любезностями, зная, что все это дешевый фарс.

– Да, может, в этом есть резон, – согласилась Яна.

Несколько минут спустя Стелла уже расплачивалась карточкой за платье, пребывая в прекрасном расположении духа. Парни ждали их на входе.

– Ну и разнесло же ее, – сказала она подругам, убедившись, что Марина их уже не слышит. – Вот что происходит, когда перестаешь взвешиваться по утрам.

– Да-да, я тоже заметила, – жизнерадостно подтвердила Яна. Не было ничего более поднимающего ей настроение, чем поправившаяся сильнее нее девушка. – Кстати, как ты думаешь, мне удастся скинуть несколько килограммов до воскресенья?

Вероника

– Чертовы деньги. Вечно из-за них расстраиваешься.

Джером Сэлинджер «Над пропастью во ржи»

Вероника быстро пересчитала мелочь в кармане и запрыгнула в распахнувшееся жерло переполненного трамвая. Девушка протолкнулась между животом какого-то дородного мужчины в спортивном костюме, от которого разило дешевым пивом, и увесистой сумкой брезгливо морщившей нос дамочки. Вероника терпеть не могла трамваи. Обычно она предпочитала прогуливаться до дома пешком, ведь она и так слишком мало времени проводила на улице. Но погода сегодня не располагала к прогулкам – во второй половине дня над городом сгустились мрачные свинцовые тучи, разразившиеся противным мелким дождем, который может без остановки лить часы напролет.

От радужного утреннего настроения Вероники не осталось и следа. Ей вообще-то нравилась дождливая погода, которая настраивала ее на мечтательный поэтичный лад. Но не тогда же, когда она оказывалась прямо под нещадно обжигающими каплями! Вероника успела промокнуть до нитки и от души позавидовать тем, кого забирали на шикарных тонированных автомобилях прямо от ворот школы.

Но настроение ее омрачилось вовсе не из-за погоды, а из-за пренеприятного разговора в школе. После ее ожидаемого провала возле доски Раиса Аркадьевна, на удивление, не поставила ей двойки. Но не успела Вероника воспрянуть духом, как та попросила ее заглянуть к ней после уроков. Вероника не обольщалась – вряд ли ей стоило ожидать чего-то прекрасного.

Раиса Аркадьевна сняла очки и положила их рядом с собой на стол. Это было верным признаком того, что она собирается поговорить, так сказать, в неформальной обстановке.

– Послушай, Вероника, – сказала она сурово, но не свысока, что считалось у нее высшей степенью расположения. – Думаю, ты догадываешься, о чем я хочу поговорить. Меня очень беспокоят твои успехи, вернее сказать, неуспехи в этом году. А ведь это только начало семестра, и дальше программа только усложнится. Если упустишь материал в самом начале, впоследствии будет гораздо сложнее втянуться. Ты это понимаешь?

– Да, Раиса Аркадьевна, – монотонно ответила Вероника, едва сдерживаясь, чтобы не поморщиться. Ей уже давно следовало ехать домой и собираться в музыкальную школу.

Учительница вздохнула.

– Я хочу, чтобы ты поняла, Вероника, что я позвала тебя поговорить не как педагог со своей ученицей, а как друг.

Только не это! Вероника мысленно застонала. За те деньги, которые они платили школе, учителя были для них и опекунами, и психологами, и лечащими врачами, и едва ли не тамадой в одном лице. Веронику просто выводило из себя, что каждый раз, когда у нее, по мнению какого-то заботливого преподавателя, было опечаленное лицо, ей приходилось доказывать, что она не подвергается домашнему насилию, не сидит на наркоте, ее не бросил парень и вообще, что она в полном порядке. Но Раисе Аркадьевне она, кажется, действительно нравилась, и это значительно осложняло дело. Ей было тяжелее просто соврать, чтобы побыстрее от нее отделаться.

– Я знаю, дело не в том, что эта тема слишком сложна для тебя, – продолжила учительница. – Поверь, если бы это было так, я бы просто поставила тебе четверку с минусом и даже не заводила бы этот разговор. Но ты очень способная девушка, а значит, дело в чем-то другом… Так в чем же?

Вероника почувствовала, что поневоле начинает злиться. Она вообще-то отличалась довольно мягким характером, но терпеть не могла, когда «с лучшими намерениями» начинали лезть в ее жизнь. Что ж, ну если ей так интересно…

– Дело в том, что все мое время занимает музыка, – ответила она довольно дерзко по сравнению со своим обычным поведением. – У моей семьи, понимаете, нет денег, чтоб оплатить мне учебу в университете. Так что мой единственный шанс поступить на факультет вокального мастерства – это победить на ежегодном конкурсе. Тогда я смогу получить стипендию и обучаться бесплатно. Извините, Раиса Аркадьевна, но у меня не хватает времени, чтобы успевать везде, поэтому я расставила приоритеты. Как, кстати говоря, нам здесь все время и твердят.

Вероника была уверена – сейчас Раиса Аркадьевна оскорбится и возмутится, что она так презрела ее любимый предмет, и приготовилась к буре. Но, как ни странно, выражение лица учительницы ничуть не омрачилось. Напротив, она, казалось, даже была довольна.

– Что ж, я, собственно, так и предполагала, – невозмутимо констатировала она.

Ах, ну разумеется. Школа настаивала на том, чтобы быть полностью осведомленной об их внеклассной активности, и, придерживаясь современного прогрессивного подхода, поощряла их развитие в различных сферах. Так что ничего удивительного, что Раиса Аркадьевна в курсе ее увлеченности вокалом.

– Конечно, я понимаю, что отнюдь не для всех мои предметы так важны, как для меня, и не собираюсь скорбеть по этому поводу. Но сейчас речь даже не об этом. – Она вздохнула, сжав пальцами переносицу, а затем посмотрела прямо на девушку. – Скажи, Вероника, что ты намерена делать, если вдруг у тебя не получится победить на конкурсе?

Вероника оторопела. Ну ладно, это уж слишком!

– Пойду работать в ближайший супермаркет, вероятно, – раздосадованно ответила она.

– И совершишь огромную оплошность, – спокойно сказала Раиса Аркадьевна, и голос ее неожиданно потеплел. – Я прекрасно понимаю твои мечты и стремления. Ты считаешь, что пение – это твое призвание, и, возможно, так оно и есть. Но в шестнадцать ты еще не можешь знать наверняка. Поэтому я хочу попросить тебя, опираясь на (надеюсь, ты не будешь спорить) все же более обширный жизненный опыт, – не лишай саму себя возможностей в жизни.

Ну разумеется, эти учителя всегда лучше тебя самой знают, что тебе нужно, а что нет, и тычут тебе в лицо своим жизненным опытом, который заключается только в том, что они прожили большее количество календарных дней. Но Раиса Аркадьевна не разговаривала свысока и не отдавала заносчивостью, и хотя бы поэтому Вероника заставила себя продолжить разговор.

– Что вы хотите этим сказать? – хмуро спросила она.

– Я хочу сказать, что ты оставляешь для себя одну-единственную, пока что слишком гипотетическую и неопределенную, вероятность – выигрыш на конкурсе вокала. Ты прикладываешь для этого все усилия, и это правильно. Дорога к мечтам, когда приходится самой прокладывать ее, лежит через упорство и терпение. Но ты отрезаешь себе все остальные пути. Ты отставляешь учебу на второй, или даже на третий план, принося ее в жертву пению. Но что, если вдруг – я сделаю ударение на вдруг – у тебя не получится победить? И в этом случае ты не только не сможешь поступить на факультет вокала, но и вообще никуда больше, провалив все обязательные экзамены.

– Я прекрасно это понимаю, Раиса Аркадьевна, – ответила Вероника, неожиданно успокоившись. – Но я все давно решила. Я и не хочу поступать никуда больше. Уже много лет пение – это смысл моей жизни, моя радость и моя отдушина. Если я и проиграю на этом конкурсе, значит, я буду целый год тренироваться еще усерднее и пробовать снова. И снова. И снова.

В глазах Раисы Аркадьевны промелькнула смесь восхищения и досады.

– Я не могу не отдать должное твоей решительности, Вероника, – неожиданно тепло сказала она. – И ни в коем случае не хочу ее пошатнуть. Уж слишком это редкое явление среди твоих сверстников. Уверена, ты знаешь, о чем я. Я рада, что ты понимаешь, что полагаться нужно только на себя и тебе не подадут ничего на золотом блюде. И все-таки, Вероника, пусть тебе кажется, что игра стоит свеч, но уж послушай меня – всегда, всегда нужно подготовить себе пути к отступлению. Пообещай, что хотя бы подумаешь над этим.

И вот сейчас Вероника ехала домой в смешанных чувствах. Чем упорнее она отстаивала свою позицию, чем больше делала вид, что ее совсем не тронули слова Раисы Аркадьевны, тем сильнее расшатывалась ее уверенность. Конечно, Вероника прекрасно понимала, что поставила на карту слишком многое, рисковала всем ради пения. Да и родители хотели для нее более устойчивого и надежного будущего, чем непредсказуемый и не дающий никаких гарантий мир эстрады… Серьезно, сейчас Вероника почти ненавидела Раису Аркадьевну. Она поселила в ее душе худшего врага – сомнение…

Так что, когда Вероника обнаружила, что дверь квартиры не заперта, она, полностью погруженная в свои мысли, даже не задумалась над этим. До нее дошло, что, вообще-то, обоих ее родителей не должно быть дома, только тогда, когда она сняла свои забрызганные грязью кроссовки и скинула куртку, с которой стекали дождевые капли.

– Эй, есть кто дома? – с запоздалым испугом крикнула Вероника. Ей вдруг вспомнились истории про грабителей, которые выслеживают, в какое время никого нет в квартире, и взламывают замки.

Единственным ответом ей послужил какой-то подозрительный звон из кухни. Решив, что грабители вряд ли выдали бы себя каким-либо звуком, Вероника осторожно заглянула на кухню.

Лучше бы там были грабители.

Мама Вероники, Вера Соболева, сидела на расшатанном, собственноручно обитом бархатной тканью табурете и бессмысленным взглядом смотрела перед собой. Она держала бокал с вином, а рядом стояла практически пустая бутылка. Мама обернулась на звук и наконец-то заметила дочь. Ее лицо, в котором еще проступала былая необузданная, хоть и изрядно поблекшая от непростой жизни красота, было красным от слез, а на ресницах, словно алмазы, поблескивали крохотные капли.

– О, привет, милая. Ты сегодня рано. – Мама перевела взгляд на часы и как-то истерично засмеялась. – Ах да, ну что я говорю! Ты ведь вернулась даже позже обычного. Какая я отвратительная мать, правда?

Это почему-то позабавило ее.

– Отвратительная мать, – еще раз со вкусом повторила она и отхлебнула вина.

Веронике наконец-то удалось сбросить с себя оцепенение. Она бросилась к матери и выхватила у нее бокал.

– Мам… что здесь происходит?! Что случилось?

Мама постаралась сфокусировать на ней блуждающий взгляд и начала рассказывать, захлебываясь обрывками бессвязных фраз:

– Эта проклятая дряхлая карга все-таки уволила меня. Придумала какой-то пустяковый повод… Сказала, что работница, на место которой меня приняли, выходит из декретного отпуска, и теперь я должна освободить ее законное место. Чертова лицемерка! Будто я законченная дура и не понимаю, что все это отговорки, что она только хотела от меня избавиться… Да-да, этой завистливой стерве просто нужно было от меня избавиться!

– Но зачем ей от тебя избавляться? – недоуменно спросила Вероника, незаметно убирая подальше от мамы остатки алкоголя.

– Да потому, что ее чертов похотливый муж не сводил с меня глаз каждый раз, когда приезжал за ней! Да-да, я вижу, ты удивлена, – торжественно сказала она, увидев, что у Вероники округлились глаза. – Но ты ведь уже достаточно взрослая, так что я могу не подбирать выражений. Так вот, он зарился на меня все это время, едва не роняя слюну. Как будто этого мало, у него хватило ума флиртовать со мной прямо на глазах у своей женушки. Нет, ну ты представляешь, каков идиот?! И, разумеется, она обвинила во всем меня! Конечно, это же моя вина, что ее муж – проклятый изменник и извращенец! Ему-то она ни слова не сказала, а спустила всех собак на меня!

– Но она не может уволить тебя из-за этого! – яростно воскликнула Вероника. – Наверное, можно доказать, что та девушка вовсе не возвращается на работу и…

Мама громко хохотнула.

– О, моя милая, не будь такой наивной! Даже если я это докажу, так она найдет другой повод. Скажет, что я недобросовестно отношусь к своим обязанностям, например… Да и, строго говоря, в этом мире вообще не нужно искать никакого повода, чтобы избавиться от человека, если он не имеет никакого веса. Кто, спрашивается, сможет за меня заступиться? Ну что за неблагодарная жизнь…

Вероника тяжело вздохнула. Мама принялась за старое. «В этом мире»… В этом и заключался корень всех их проблем, по этой причине у мамы время от времени и происходили такие срывы. Она слишком хорошо помнила о том, как была избранницей судьбы.

Ее мама выросла в довольно богатой семье и долгое время беззаботно жила под крылом своего отца, безраздельно пользуясь его покровительством и его наличными. Он пристроил ее на неплохую, но, как она сама признавалась, чисто символическую должность в своей фирме, где она могла спокойно просиживать в мягком кресле изо дня в день, создавая видимость какой-то деятельности.

Все изменилось, когда она встретилась с Андреем. Мама в молодости была очень красива, взбалмошна и отвергала богатеньких сынков, партнеров своего отца, направо и налево. А вот в папу Вероники – молодого, неиспорченного, полного чистой жизненной силы и неподкупного обаяния – она влюбилась без памяти. Влюбилась настолько, что готова была закрыть глаза на то, что у него нет ни гроша за душой. Как они с папой любили рассказывать Веронике, они притянулись друг к другу с двух разных полюсов.

Папа Вероники почти сразу сделал ее маме предложение. Но такое родство совершенно не устраивало маминого отца, и он пригрозил ей, что она больше не получит от него ни копейки, если выйдет замуж за своего избранника. Но Вера отличалась своевольным и упрямым характером, а в омут любви погрузилась неистово и отчаянно, не видя ничего вокруг. Она предпочла отречься от семьи ради любимого.

Отец увез ее в свой родной город и с тех пор неустанно работал, чтобы обеспечить любимой хотя бы подобие той жизни, к которой она привыкла. Но ему так и не удалось добиться грандиозных успехов, как он ни старался. Мама с папой до сих пор нежно любили друг друга. Мама, по ее собственным словам, никогда не была так счастлива в своей золотой клетке, где она прозябала в бессмысленной меланхолии, как с ее отцом. За всю свою жизнь Вероника ни разу не услышала от нее ни слова о том, что она жалеет о своем выборе. И все же мама так и не смогла до конца примириться с бедной жизнью, тяжелым трудом и работой на кого-то, кто, по ее мнению, и в подметки ей не годился.

Вдруг мама снова разрыдалась.

– Боже мой, а как же огорчится Андрей! – сквозь всхлипывания простонала она. – Он ведь и так работает на нескольких сменах, чтобы…

Мама осеклась, но Вероника и так все поняла. Чтобы оплачивать ее учебу, ну конечно. Это, в дополнение к упоминанию об отце, вдруг разозлило Веронику.

– Блеск! Просто блеск! Отличное решение! – жестко сказала она, посмотрев маме прямо в глаза. – Значит, ты считаешь, что ему будет легче, если он увидит тебя в таком состоянии? Значит, это то, что ты выбираешь делать: сидеть здесь, напиваться и рыдать? Ты же сама меня всегда учила встречать все проблемы с высоко поднятой головой! А сама что делаешь? Подумай о том, как будет чувствовать себя папа, когда увидит тебя такой! Ты же его знаешь, он ведь себя обвинит в том, что ты несчастлива… А он так старается, чтобы мы обе были счастливы…

Мама всхлипнула и посмотрела на нее жалостливо и беспомощно, как ребенок:

– Да, но… Но что же нам делать? Мы не сможем протянуть только на зарплате твоего папы!

– Мы что-нибудь придумаем, – бодро сказала Вероника, создавая видимость уверенности, которой не было и в помине. Но в моменты маминых срывов именно Вероника из них двоих оказывалась более взрослой и рассудительной. – Все вместе. Как семья. Как мы всегда это делали.

– Да… Да, ты права, конечно же, придумаем. И в самом деле, чего это я… Не стоило мне так расклеиваться… Жаль, конечно, что я потеряла работу, но зато мне больше не придется наблюдать перекошенное лицо этой стервы… – Мама осеклась и тут же пришла в ужас. – Боже мой, сколько же всего я здесь наговорила! Немедленно забудь все, что я сказала! И главное, из-за чего… Можно подумать, в этом городе мало работы! Значит, так…

Вероника с облегчением увидела, что мама медленно, но верно приходит в себя. Она наблюдала это уже далеко не в первый раз – мамина необузданная натура заставляла ее погружаться с головой в собственные переживания и находить даже какое-то своеобразное наслаждение в том, чтобы утопать в страданиях. Но она была слишком деятельной, чтобы долго прозябать в хандре, поэтому так же быстро выплывала на поверхность. Порой люди нуждаются только в том, чтоб их подтолкнули наверх. Вот и сейчас мама уже стряхивала с себя последние липкие обрывки слабости и быстро брала себя в руки.

– Мне нужно немедленно привести себя в порядок! – засуетилась она, подхватываясь с места. – Я сейчас же иду в душ. Андрей ни в коем случае не должен видеть меня в таком состоянии. Мне и так достаточно стыдно, что ты увидела меня в момент слабости… Ах, ну что за пример я тебе подаю…