Габсбурги. Власть над миром

Самым влиятельным князем в Священной Римской империи был тогда король Чехии Отакар II. Он метил в императоры и считал, что имеет право голоса на выборах нового короля римлян, потому что Чехия входит в состав империи. Но Отакару не доверяли, а его славянское происхождение считалось для выборщика недопустимым, поэтому место Отакара в коллегии занял герцог Баварский. Из прочих важных властителей особой охоты занять трон не выказывал никто. Больше двух столетий до этого императоры настолько плотно занимались делами Швабии и соседней с ней Франконии, что два этих герцогства стали как бы синонимом империи. А вот Бранденбург и саксонские герцогства лежали на удалении от центра империи, и их властителей слишком занимали собственные дела и экспансия на восток. В Баварии и в Пфальце герцогами были братья из рода Виттельсбахов, которые настолько не ладили меж собой, что всячески вредили интересам друг друга[36].

Таким образом, ни у кого из выборщиков не обнаружилось ни желания, ни возможности организовать единогласие. И этим воспользовался Рудольф Габсбург. Его привлекало как раз то, что отпугивало остальных: связь между императорской властью и юго-западной частью Священной Римской империи, которую Габсбурги уже начали прибирать к рукам. Но устремления Рудольфа объяснялись не одними лишь территориальными интересами. Как крестник императора Фридриха II, он считал себя преемником Штауфенов в ситуации, когда кровных наследников Фридриха уже не осталось. Кроме того, Рудольф был самым крупным феодалом в Швабии, откуда происходил дом Штауфенов, и потому лучше всех годился в такие преемники. В этом смысле он смотрелся не выскочкой, а «продолжателем традиции»[37].

С точки зрения выборщиков, Рудольф был подходящей кандидатурой. Ему уже исполнилось 55, и можно было не беспокоиться, что он будет представлять угрозу в долгой перспективе. Сам поживившийся землями Штауфенов, он, верно, не станет требовать возврата земель, присвоенных другими крупными магнатами. Кроме этих циничных соображений подкупало и то, что Рудольф внешне соответствовал новой роли. Он был рослым – один источник приписывает ему рост семь футов, а германский фут в те времена был чуть длиннее нынешнего британского (30,48 см) – и обладал яркой внешностью. Насмешники говорили, что своим длинным носом Рудольф мог перегородить дорогу как шлагбаумом. К тому же в ту эпоху, когда большинство князей только разглагольствовали о Крестовых походах, Рудольф в самом деле стал крестоносцем – и отчаянно бился в 1250-х гг. на балтийском побережье с язычниками-пруссами (пусть и в качестве епитимьи за сожженный монастырь). 29 сентября 1273 г. в Ахене Рудольфа избрали, а в октябре увенчали королевской диадемой[38].

Современники записали о Рудольфе несколько десятков историй, восхваляющих его смекалку, храбрость, набожность и мудрость. Несомненно, многие из этих анекдотов были его же пропагандой, но все же они рисуют нам широкую натуру, полностью противоположную тому, как предпочитали описывать Рудольфа его верные чиновники: «Умеренный в еде, питье и во всех вещах». Впрочем, главными качествами, которые воспитала в Рудольфе жизнь, проведенная в войне и грабежах, были терпение и расчетливость, и в этом смысле, наверное, не случайно его увлечение шахматами. Речь, произнесенная им на коронации в Ахене, представляла собой настоящий шедевр напускной скромности: «Сегодня я прощаю все обиды, нанесенные мне, выпускаю на свободу всех пленных, томящихся у меня в темницах, и обещаю впредь быть хранителем мира на земле, как прежде я был неутомимым воителем»[39].

Пока Рудольф был лишь королем. Чтобы получить императорский титул, он должен был быть коронован в Риме папой. Несмотря на это, Рудольф торжественно говорил о себе «Мы и Империя» и добавил к своему титулу фразу, которая останется частью официального языка до XIX в.: «Во все времена приумножатель империи». Рудольф по большей части исполнил то, что обещал в коронационной речи. Он прекратил распри с соседями, хотя и на выгодных ему условиях, и в союзе с рейнскими городами принялся уничтожать разбойничьи гнезда в долине реки. О том, как он наводил порядок, поныне свидетельствуют руины расположенного близ Рюдесхайма замка Зоонек, пусть и частично восстановленного в XIX в. в неоготическом стиле, или легенда о рыцарях-разбойниках из Райхенштайна, которых он повесил, после чего пустил бревна их виселицы на часовню, чтобы там молились за упокой их душ[40].

Не менее важной была проведенная Рудольфом реформа системы охраны порядка. И до него многие правители обещали «мир на земле», запрещали любое насилие и назначали суровые кары за малейшее нарушение закона. Но лишь немногие умели наладить механизмы надзора, без которых распри вскоре вспыхивали с прежней яростью и возвращалось «право сильного». Рудольф же доверил блюсти мир в своих землях наместникам-ландфогтам (Landvogt), которым вменялось в обязанность поддерживать порядок силой оружия. А чтобы финансировать эту систему, Рудольф в 1274 г. обложил все города империи новым налогом, который спустя восемь лет собрал повторно. Разделение империи на отдельные части, которые должны были сами поддерживать у себя мир и общественное спокойствие, стало первым шагом к сложившейся после 1500 г. системе «имперских округов» и институтам охраны правопорядка, просуществовавшим до XIX столетия[41].

Ландфогтов Рудольф обязал не только поддерживать порядок, но и возвращать все имперские земли, которые были розданы после 1245 г. Эта политика, опиравшаяся на военную силу, относительно успешно проводилась в Швабии и соседней Франконии. Возвращенные таким образом территории переходили напрямую к Рудольфу – ведь, как король, он считался их законным владетелем. Вместе с тем сам Рудольф не отказался от имперских земель, которые присоединил к своим родовым владениям, и не спешил возвращать другие противоправно захваченные территории. Также он не видел смысла обострять отношения с Виттельсбахами из Баварии и Пфальца, обязуя их сдать захваченную собственность[42].

Программа возврата утраченных имперских земель распространялась и на права и привилегии. Никто не нарушал их так дерзко, как чешский король Отакар (ок. 1232–1278). Еще будучи наследником чешского трона, он захватил герцогство Австрийское, оставшееся без правителя после смерти в 1246 г. герцога Фридриха II, последнего из династии Бабенбергов. В подтверждение своих прав на Австрию Отакар ссылался на приглашение местной знати, и, похоже, он действительно пользовался поддержкой заметной ее части. Чтобы прочнее закрепиться на троне, он взял в жены сестру герцога Фридриха Маргариту. Эта дама повидала на своем веку немало. Она была замужем за больным проказой сыном императора Фридриха II Генрихом, а овдовев, стала монахиней, но покинула монастырь, чтобы заявить свои права на Австрийское герцогство. Женщина под пятьдесят, она была старше Отакара на добрых 30 лет. Помимо очевидной проблемы наследника, которого этот союз никак не мог ему подарить, Отакар столкнулся и с другими трудностями. Как имперский лен Австрия после пресечения рода Бабенбергов подлежала возврату в Священную Римскую империю, а затем должна была отойти к новому сеньору, выбранному императором. Ни решение австрийской знати, ни брак с Маргаритой не делали Отакара владельцем Австрийского герцогства.

В последующие десятилетия Отакар распространил свою власть на Штирию, ранее захваченную венгерским королем, и на сопредельные герцогства Каринтию и Крайну, заявив сомнительные права наследования. В 1253 г., после смерти своего отца, он также стал королем Чехии. Однако спор о наследии Бабенбергов оставался неразрешенным. В 1262 г. Ричард Корнуоллский признал Отакара их полноправным наследником, но власть самого Ричарда постоянно оспаривалась, и даже то небольшое влияние, что у него имелось, полностью испарилось с его окончательным отбытием в Англию в 1269 г. К тому же после нескольких лет брака Отакар отказался от Маргариты и взял в жены 16-летнюю венгерскую принцессу. Эта прекрасная Кунигунда подарила ему желанного наследника, но никак не могла помочь в притязаниях на Австрию.

Отакар оставался узурпатором, притом опасным. Его владения были самыми обширными в империи – он управлял всей ее восточной окраиной. Отакар был несметно богат: источником его состояния главным образом служили чешские рудники и прибыльные монетные дворы. Сокровища его, согласно одному из тогдашних источников, лежали навалом в четырех неприступных замках. Там хранилось не менее 200 000 серебряных марок и не менее 800 золотых марок в виде монет, блюд и кубков, украшенных драгоценными камнями. Кроме того, приблизительно в 100 000 серебряных марок оценивался ежегодный доход Отакара от Чехии, к которому, пожалуй, можно добавить приблизительно такую же сумму, получаемую от австрийских владений. Для сравнения: весь доход архиепископа Кельнского в то время составлял 50 000 серебряных марок, а герцога Швабского – 20 000. Доходы же имперской казны тогда равнялись всего лишь 7000 серебряных марок. В знаменитой шутке Рудольфа о том, что ему нет нужды нанимать имперского казначея, поскольку вся императорская казна – пять шиллингов в мелкой монете, имелась доля правды, так же как и в ходившем тогда прозвище Отакара – Золотой король[43].

Как и Рудольф, Отакар участвовал в Крестовых походах – даже дважды, и крестоносцы расположенного на севере Тевтонского ордена назвали в его честь город, который он помог основать на балтийском побережье: Кёнигсберг (буквально «королевская гора», ныне российский Калининград). Для Отакара Рудольф был ничтожеством, недостойным королевского титула, – о чем он не преминул сообщить папе. Отакар выступил против избрания Рудольфа, а после продолжал заявлять, что оно незаконно, потому что ему не дали права голоса. Отакар открыто демонстрировал свои амбиции, имитируя в письмах стиль императорских грамот и включив в число своих геральдических эмблем имперского орла. И хотя Чехия, как и Австрия, была имперским леном, Отакар отмахнулся от этого, объявив, что его власть там не просто власть правителя, но власть «милостью Божьей, которой все короли царствуют, а монархи правят»[44].

Рудольф переиграл Отакара. Он помирился с противниками, переженив их на своих дочерях, которых у него было ни много ни мало шесть, а поведение Отакара преподносил как глумление не над собой, а над достоинством самой Священной Римской империи. Вскоре после избрания королем Рудольф убедил рейхстаг осудить Отакара за невозврат земель, по закону принадлежащих империи. Тот отказался подчиниться этому решению, и тогда его объявили вне закона, что, выражаясь тогдашним языком, приравнивало его в правах к дикой птице (Vogelfrei) – о ней никто не заботится, ей приходится жить в лесу и ее даже может убить всякий, кому того захочется. Для пущего эффекта архиепископ Майнцский отлучил Отакара от церкви, освободил всех его подданных от принесенной Отакару присяги и запретил в Чехии освящение Святых Даров. Во всем королевстве Отакара замерла церковная жизнь[45].

Рудольф выжидал, привлекая новых союзников и распуская слухи: будто папа тоже отлучил Золотого короля; будто Отакар запер в монастырь десятилетнюю дочь, чтобы она не могла выйти замуж за кого-нибудь из сыновей Рудольфа; будто некоему отшельнику явился во сне сфинкс, предрекший Отакару скорую смерть, и тому подобное. Наконец, в конце лета 1276 г. Рудольф перешел к действиям, нанеся удар Отакару не в Чехии, где тот его ждал, а вдоль Дуная. Вынужденный одновременно противостоять мятежам в своих владениях и врагу, уже вступившему в Вену, Отакар сложил оружие. Летописец рассказывает, как чешский монарх в своем пышном одеянии предал себя в руки Рудольфа, который принял Золотого короля в невзрачном платье со словами «Он часто смеялся над моей серой мантией, пусть и сейчас посмеется!». Отакар простерся ниц перед Рудольфом, сидевшим на троне, и получил от него обратно как лен Чехию, но не Австрию, которую Рудольф оставил за собой[46].

Образ могущественного, облаченного в золото и драгоценные камни короля, униженного перед скверно одетым соперником, – средневековое клише, которое должно было показать кротость Рудольфа. Впрочем, Отакар явно не собирался исполнять свои клятвы. Вернувшись в Чехию, он употребил свои богатства на подкуп бывших союзников Рудольфа и возбуждение недовольства властью Габсбургов в Австрии. Летом 1278 г. война возобновилась, причем заметную часть армии Рудольфа составляли силы, набранные в Венгрии. Противники сошлись у Дюрнкрута, в 40 км к северо-востоку от Вены. Рудольф с его примерно 10 000 воинов имел численное превосходство, но большую часть его армии составляли пехота и легкая кавалерия. Поэтому он прибег к хитрости. В нарушение рыцарского кодекса, считавшего подобные уловки постыдными, Рудольф спрятал в засаде резерв из нескольких сот тяжелых рыцарей. В решающий момент они ударили вражеской армии во фланг, смяв боевые порядки Отакара и сразив самого чешского монарха. Солдаты Рудольфа надругались над телом врага, разрубив его на части, чтобы снять дорогие доспехи.

Опасаясь, как бы не появились новые претенденты, которые будут выдавать себя за Отакара, Рудольф приказал выпотрошить тело, чтобы замедлить разложение, и больше чем на полгода выставил его на всеобщее обозрение в Вене. На следующий год, в 1279-м, останки Отакара перевезли в Чехию и наконец погребли в пражском соборе Святого Вита, где они покоятся и поныне. На крышке саркофага лежит изваянная в XIV в. фигура короля, которую немецкие историки искусства на своем эзотерическом языке описывали словом dumpf-erregt, что можно приблизительно перевести как «смутно взволнованный». Чешское королевство Рудольф, однако, не стал присоединять к своим землям, считая его бесполезной обузой, вместо он этого выдал свою последнюю незамужнюю дочь за сына и наследника Отакара, известного распутника Вацлава II[47].

Остаток правления Рудольфа до его смерти в 1291 г. был чередой неудач. Он так и не смог добиться от папы императорской короны и довольствовался титулом короля. Как и все его предшественники, он также не преуспел в намерении установить в Священной Римской империи наследственную монархию. Вместо этого ему пришлось удовлетвориться тем, чтобы в число выборщиков попало как можно больше князей, связанных с домом Габсбургов брачными узами: это, по его мнению, могло обеспечить их лояльность. Попытки Рудольфа восстановить для своих наследников герцогство Швабия тоже потерпели провал, не в последнюю очередь потому, что из четырех его сыновей лишь один пережил отца[48].

В «Чистилище», написанном Данте в начале XIV в., мы видим Рудольфа и Отакара вместе в «долине земных властителей»[49], предназначенной для монархов, которые в погоне за мирской славой пренебрегали своими душами. Отакар там утешает Рудольфа. Впрочем, легендарное противостояние Рудольфа и Золотого короля решило не только судьбы самих монархов. С захватом австрийских земель Рудольф стал владыкой солидной части Центральной Европы и переменил судьбу Габсбургов. Добавив к родовым землям в Швабии огромную территорию на востоке, Габсбурги как будто приготовились преобразить всю Священную Римскую империю, использовать свои личные ресурсы для укрепления государственной власти и наладить управление. Но эти надежды оказались преждевременными и для Священной Римской империи, и для Габсбургов[50].

3

УТРАЧЕННОЕ МЕСТО И ВЫДУМАННОЕ ПРОШЛОЕ

Четырнадцатый век должен был принадлежать Габсбургам. По всей Центральной Европе угасали королевские и княжеские династии. В 1301 г. пресеклась венгерская династия Арпадов, пять лет спустя та же участь постигла династию чешских Пржемысловичей, к которой принадлежал Отакар II. Затем, в 1320 г., угасла Асканийская династия маркграфов Бранденбурга. Однако биологическое невезение других семей не помогло Габсбургам. Напротив, именно в XIV столетии они оказались лишены положения и влияния в Священной Римской империи. Будущее, казалось, принадлежало баварским Виттельсбахам и новым властителям Чехии – Люксембургам.

Рудольфа, умершего в 1291 г., похоронили в склепе Шпайерского собора рядом с императорами из династии Штауфенов. Однако князья-выборщики (по-немецки курфюрсты, Kurfürsten) твердо решили не дать Габсбургам занять место Штауфенов и распоряжаться Священной Римской империей как семейным имуществом. Они сговорились не допустить к трону Альбрехта (1255–1308), сына и наследника Рудольфа. Тем не менее Альбрехт с помощью горстки князей ловко добился избрания королем своего марионеточного кандидата Конрада Текского. Но после избрания Конрад не прожил и двух дней: неизвестный убийца раскроил ему череп. Королем стал соперник Конрада и Альбрехта Адольф Нассауский. Большинство курфюрстов поддержали Адольфа именно потому, что у него не было своих земель и его можно было не опасаться, однако, оказавшись на троне, Адольф принялся прибирать к рукам все, что только мог. Курфюрсты обратились за помощью к Альбрехту, который разгромил Адольфа и убил его. За это в 1298 г. Альбрехта избрали королем[51].

Историки не жаловали Альбрехта I, слишком охотно принимая на веру россказни его врагов: будто бы он был «неотесанным чурбаном, одноглазым, наводящим дурноту одним своим видом… скрягой, туго затягивавшим мошну и ни гроша не дававшим империи, а разве только своим отпрыскам, которых у него было множество». Глаз у Альбрехта действительно был только один. В 1295 г. врачи приняли его болезнь за симптомы отравления и, чтобы вывести почудившуюся им ядовитую жидкость, подвесили его к потолку вниз головой. От высокого давления в черепной коробке он и лишился одного глаза. Верно и то, что Альбрехт был плодовитым отцом: он произвел на свет не менее 21 ребенка, из которых до взрослых лет дожило 11. Их браки с представителями королевских и княжеских домов Франции, Арагона, Венгрии, Польши, Чехии, Савойи и Лотарингии говорят о высоком престиже Альбрехта и его рода[52].

Как и его отец, Альбрехт стремился короноваться императором в Риме. Папа Бонифаций VIII надменно принял послов Альбрехта, заявив, что императорский титул находится в его безраздельной власти. Восседая на троне святого Петра под тяжестью массивной золотой тиары святого Сильвестра, украшенной 220 драгоценными камнями, папа изрек: «Я – король римлян, я – император». Но погубил Альбрехта не понтифик, а семейный конфликт. Король Рудольф пообещал своему младшему сыну Рудольфу наследство не меньшее, чем у Альбрехта, но не сдержал слова. Наследник младшего Рудольфа Иоганн Швабский, которого дразнили герцогом Безземельным, страдал от насмешек и требовал свою долю в наследстве Габсбургов, однако Альбрехт предпочитал даровать титулы и земли собственным детям. В первый день мая 1308 г. Иоганн с небольшим отрядом рыцарей напал на Альбрехта и зарубил его. Все, что выиграл Иоганн от этого бессмысленного убийства, – пожизненное заключение в монастыре в Пизе и новое прозвище Родителеубийца (Parricida – имеется в виду убийца и любого старшего родственника)[53].

После смерти Альбрехта королем избрали Генриха Люксембургского – по той же причине, что и Адольфа Нассауского 10 лет назад. Чтобы не подпустить к трону Габсбургов, нашли такую фигуру, которая ничем не могла угрожать самим курфюрстам. Но, как и Адольф, Генрих немедленно принялся наращивать свое влияние – в этом случае присвоив корону Чехии. В 1312 г. Генрих даже съездил в Рим, чтобы папа короновал его императором, чего уже почти сто лет не делал ни один король римлян. На следующий год Генрих умер от малярии, которую подхватил в том самом путешествии. К этому моменту немецкие летописцы уже настолько привыкли к убийствам своих правителей, что написали, будто Генриха по указанию папы отравили вином для причастия[54].

Собравшиеся в 1314 г. во Франкфурте курфюрсты побоялись избрать сына Генриха Иоганна Люксембургского, человека поразительной личной храбрости. Голоса разделились между сыном Альбрехта Фридрихом Красивым (1289–1330) и герцогом из рода Виттельсбахов Людвигом Баварским. Десять лет эти двое вели войну за корону. Фридриху судьбой были уготованы обнищание, поражение, пленение, невыгодное мирное соглашение и в 1330 г. ранняя смерть в одиночестве в крепости Гутенштайн к западу от Винер-Нойштадта. Два брата Фридриха поспешили примириться с Людвигом, признав его законным королем. К этому времени упадок Габсбургов был очевиден. Если в предыдущем поколении их браки заключались с королевскими домами Европы, теперь Габсбургам приходилось искать союзов с более скромными семействами малоизвестных польских князей и мелкой французской знати.

Символичным было и поражение, которое Габсбурги потерпели от швейцарцев. В 1291 г. швейцарские «лесные кантоны» Ури, Швиц и Унтервальден объединились для создания оборонительного союза, который, впрочем, быстро стал наступательным, причем нацеленным против Габсбургов. В целом это был ответ на экспансию Габсбургов в альпийские долины, где после присоединения владений Кибургов династия принялась захватывать земли, таможенные посты и феодальные права. Король Людвиг вступил с лесными кантонами в союз против Фридриха Красивого. В конце 1315 г. брат Фридриха Леопольд вошел в долины, чтобы отстоять свои права, но его войско попало в засаду и потерпело поражение от армии Ури и Швица. Битва при Моргартене стала первым крупным сражением, где швейцарцы применили против кавалерии смертоносную алебарду с крюком. Крюками они стаскивали рыцаря с седла, а затем пронзали его острым наконечником. Алебарда по сей день остается церемониальным оружием папской швейцарской гвардии в Ватикане.

В 1356 г. престиж Габсбургов рухнул окончательно. В тот год преемник короля Людвига Карл IV Люксембургский, только что получивший в Риме титул императора, издал документ, известный как Золотая булла (по подвешенной к ней золотой печати, bulla). Она закрепляла новую схему избрания римского короля и определяла личности семи выборщиков – трех архиепископов прирейнских городов и четырех светских князей, которые впредь будут передавать это право по наследству. Несмотря на то что они несколько раз участвовали в избрании королей, Габсбургов в новую коллегию курфюрстов не включили, вычеркнув их тем самым из самого важного учредительного документа в истории Священной Римской империи. В плане рассадки для будущих заседаний рейхстага, которым Карл дополнил Буллу, император четко дал понять, как сильно упал статус Габсбургов, поместив их во второй ряд, позади курфюрстов, прелатов и высших сановников империи. Ответ Габсбургов стал идеологическим переворотом, навсегда изменившим их понимание собственного места и исторической миссии. В отместку за оскорбление, нанесенное Карлом, они отринули свое швабское прошлое, став австрийцами и римлянами[55].

Первые 50 лет своего правления как герцогов Австрии Габсбурги считали ее второстепенной по отношению к родной для них Швабии. Австрию эксплуатировали, собирая там средства на оборону других территорий, и использовали как опорный плацдарм для походов в Чехию, полагая последнюю более ценным приобретением. Только после 1330 г., когда главой рода стал брат Фридриха Красивого, страдавший артритом Альбрехт Хромой (1298–1358), Габсбурги стали проявлять к Австрии хоть какой-то устойчивый интерес. Поскольку швейцарцы не уменьшали натиск на земли и крепости Габсбургов в Аргау, Альбрехт перенес свой двор в Старую крепость в Вене, вокруг которой впоследствии вырастет Хофбург. Альбрехт также начал строить в нижнеавстрийском Гаминге семейную усыпальницу и вернул заложенные его дедом Каринтию и Крайну. Из-за того что Альбрехт подолгу жил в Австрии, Габсбурги удостоились в одной из тогдашних хроник определения «австрийцы», именно в этот момент впервые употребленного таким образом. Если раньше Габсбурги управляли Австрией через наместников, то теперь они, наоборот, посылали управляющих в Швабию[56].

Возможно, поначалу Габсбурги не знали, что делать с Австрией, но Австрия знала, что делать с Габсбургами. Изначально это было пограничье, именовавшееся «Восточный край» (Ostarrîchi – это название впервые упоминается в 996 г.), а его первые правители принадлежали к семье Бабенбергов. Алчущие величия Бабенберги породнились и с византийскими императорами, и с правителями Священной Римской империи и потому считали, будто им доверено наследие Рима. Их демонстративная набожность выразилась в строительстве густой сети монастырей, где поколения благодарных монахов возносили им хвалу в своих сочинениях. О репутации Бабенбергов говорят прозвища, под которыми их запомнили потомки: Блистательный, Благочестивый, Славный, Сильный, Святой. Только у последнего из Бабенбергов, Фридриха II (умер в 1246 г.) было не столь благостное прозвище – Сварливый[57].

В генеалогических таблицах Бабенбергов иногда встречались живописные описания австрийских местностей и городов. Мало-помалу вера в исключительность правящей семьи слилась с идеей, что и сама эта земля, и ее народ тоже особенные. Наметилась литературная традиция, в которой австрийцы выдавались за потомков древних готов или даже возводились к героям Древней Греции и Рима. Древнеримское название Австрии Норик (Noricum) позволяло предположить, что ее основал сын Геракла Норикс, который пришел откуда-то из района Армении и пожаловал своим сыновьям Австрию и Баварию. Владения Бабенбергов были колыбелью эпоса о Нибелунгах, в ранних версиях которого сюжеты из германской мифологии сплетаются с элементами истории правящей династии[58].