Свадебные обряды у евреев

Можно только гадать, почему диссертация не была завершена. После аннексии Советским Союзом восточных окраин Польши Пульнер увидел для себя новые собирательские и исследовательские возможности, так как традиционная еврейская культура во вновь присоединенных регионах была гораздо сохраннее, чем на «исконной» советской территории. Летом 1940 года границы СССР еще раз передвинулись на запад за счет аннексии Бессарабии, Буковины и прибалтийских республик. Потенциальное исследовательское поле для Пульнера как для специалиста в области еврейской этнографии опять расширилось[33]. Не исключено, что именно планы новых экспедиций остановили работу над почти дописанной диссертацией.

В рукописи диссертации «Свадебные обряды у евреев» кроме отсутствующих цитат и сносок бросается в глаза отсутствие введения: текст начинается сразу с изложения конкретного материала. Нет ни теоретических и методологических оснований, на которых построено исследование, ни описания его целей. В работе отсутствует история изучаемого вопроса в контексте этнографии народов Восточной Европы, а также еврейской этнографии.

Вообще научный аппарат диссертации Пульнера достаточно беден. Полностью отсутствуют ссылки на работы теоретического или компаративного характера, не считая двух упоминаний «Происхождения семьи, частной собственности и государства» Энгельса в первой главе[34]. Ими исчерпываются все упоминания классиков марксизма-ленинизма.

Даже ритуальное для советского исследователя обличение религии выглядит в диссертации вялым и формальным. Пульнер пару раз заявляет о том, что реакционные клерикалы пытались ограничить народное веселье[35], однако примеров таких ограничений почти не приводит. Вообще «Свадебные обряды у евреев» выглядят совершенно не идеологизированным текстом. Кажется, главная задача автора состоит в том, чтобы собрать и предъявить в систематическом виде как можно больше эмпирического материала.

Еще одной очевидной лакуной в диссертационной работе Пульнера является полное отсутствие сравнения еврейских обрядов со славянскими. Любому человеку, хотя бы немного знакомому с этнографией Восточной Европы, сразу же бросается в глаза сходство элементов еврейской и славянской свадебной обрядности. Такие детали ритуала, как усаживание невесты на квашню, поход с невестой в баню, встреча поезда жениха и невесты людьми в вывернутых наизнанку шубах, свадебный хлеб и многое другое, находят очевидные параллели в свадебной обрядности белорусов и украинцев.

Несомненно, Пульнер был знаком со славянскими свадебными обрядами. Его преподаватели, прежде всего Зеленин и Кагаров, говорили о них на своих лекциях, они, равно как и другие этнографы, много писали о свадьбе в своих работах, которые не могли пройти мимо Пульнера. Это видно и из текста его диссертации: например, он везде называет следование к хупе и от хупы специфическим славянским термином «поезд», а не нейтральным словом, допустим «процессия».

Учителя Пульнера всегда настаивали на компаративном подходе к изучению народной культуры и сами практиковали такой подход в своих исследованиях. В конце 1920-х годов Штернберг сформулировал, как пародию на библейский Декалог, «Десять заповедей этнографа». Эти «заповеди» в шутливой форме выражали кредо его научной школы, в том числе обязательность компаративного подхода. Вторая заповедь гласила: «Не сотвори себе кумира из своего народа, своей религии, своей культуры. <…> Кто знает один народ – не знает ни одного, кто знает одну религию, одну культуру – не знает ни одной»[36].

Отсутствие компаративного подхода в тексте диссертации выглядит тем более странно, что он широко представлен в предыдущих публикациях Пульнера. В них он сравнивал свои полевые материалы как с данными славянской этнографии, так и с наблюдениями над обрядами неашкеназских еврейских этносов. Например, в статье «Обычаи и верования, связанные с беременностью, родами и новорожденными у евреев» было проведено сравнение материалов, собранных в 1927 году в Завережье (Белоруссия), с источниками по славянской обрядности, с одной стороны, и с работами 3. Амитина-Шапиро, посвященными бухарским евреям, с другой[37]. Материалы из Завережья впоследствии составили заметную часть диссертации Пульнера. В своей программной статье, посвященной экспонированию еврейских коллекций в музеях, Пульнер настаивает на тесной взаимосвязи культуры того или иного еврейского этноса с культурой региона проживания и влиянием этнических соседей. Пульнер пишет: «Все они <различные еврейские этносы> представляют собою отдельные этнические еврейские группы, проживающие обособленно друг от друга в окружении местных физико-географических условий, в окружении и тесной связи с местной социально-экономической средой, под влиянием которых и развивается культура каждой этнической группы»[38].

В июле 1939 года Е. Г. Кагаров рекомендовал присудить Пульнеру степень кандидата наук без защиты диссертации. Отмечая компаративный подход как достоинство, присущее работам Пульнера, он писал:

В своих исследованиях И. М. Пульнер проложил новые пути в исследовании малоизученных вопросов этнографии евреев в СССР. <…> Эти исследования автор проводит с учетом сложных взаимовлияний культуры и быта евреев СССР и окружающего населения. Особенно важны исследования т. Пульнера об обрядах и верованиях, связанных с рождением, свадьбой и смертью. <…> Автор привлекает собранные им впервые материалы, а также многочисленные аналогии из быта других народов[39].

Однако ни следа этих «аналогий» не найти в тексте диссертации.

Отсутствие теоретического обсуждения собранных материалов трудно объяснить незавершенностью диссертации, потому что хотя работа над оформлением машинописи не была закончена, но сама диссертация была доведена до конца, включая раздел «Общие выводы». Можно предположить, что причиной послужили прошедшие в СССР в 1930–1932 годах дискуссии о месте этнографии в ряду других общественных наук, которые привели к объявлению этой дисциплины «вспомогательной». Статус этнографии был резко понижен, что надолго отбило у этнографов интерес к теории, столь значимый для учителей Пульнера во второй половине 1920-х годах, то есть в годы его студенчества.

Что касается отказа от компаративного подхода, возможно, это было связано с тем положением, в котором находилась возглавляемая Пульнером Еврейская секция. На отдельное структурное подразделение в ГМЭ могли претендовать только этносы, обладающие административным рангом не ниже автономной республики. Вскоре после создания в 1934 году Еврейской автономной области (ЕАО) на Дальнем Востоке пошли разговоры о том, что вскоре ее ранг будет повышен до автономной республики. Еврейская секция была создана во многом под влиянием этих надежд и обещаний. После 1937 года, когда переселение в ЕАО было остановлено и разговоры о создании автономной республики стихли, положение Еврейской секции стало достаточно шатким. В этой ситуации обсуждать черты сходства между еврейской и славянской культурами означало провоцировать закрытие секции и возвращение ее материалов в Белорусский отдел, где они прежде находились[40].

Каковы бы ни были причины, подтолкнувшие Пульнера к отказу от теоретического анализа и компаративного подхода, это объективно означало шаг назад, возвращение еврейской этнографии на тот уровень, на котором она находилась во времена Ан-ского, то есть на уровень романтического национализма, подчеркивающего уникальность и особость еврейской народной культуры. Это объективно соответствовало тому реакционному повороту в общественных науках, который все больше давал о себе знать на рубеже 1930-1940-х годов.

7.

Анализируя собранные материалы, Пульнер, в основном, опирается на идеи своих учителей.

Ключевую роль в формировании Пульнера как исследователя сыграл Штернберг, за которым он следует даже в мелочах. Например, Пульнер пишет: «В связи с обычаем угощать молодых при разговении куриным бульоном следует отметить роль курицы и петуха в свадебной обрядности у евреев. <…> Курица и петух известны и в свадебной обрядности польских евреев (XVI век): по окончании обряда хупы родные кружили над головами молодых петуха или курицу как символ плодородия»[41]. В кружении курицы или петуха над головой отчетливо опознается обряд «капорес», характерный для Йом Кипура. Связь свадебной обрядности с идеей покаяния и очищения, то есть с Йом Кипуром, очевидна, говорит о ней в том числе и Пульнер[42], а то, что курица или петух являются «символами плодородия», он никак не обосновывает. Между тем это просто повторение рассуждения Штернберга о том, что различные птицы являются атрибутами солярного божества, влияющего на плодородие, в том числе на чадородие в браке. В частности, Штернберг пишет: «Вот почему в брачной церемонии такую роль играют птицы; между прочим, курица и петух и до сих пор еще играют местами роль в обрядах русской свадьбы, также у евреев и др.; у евреев жениха и невесту на свадебном пиру кормят специально птицей»[43]. Очевидно, Штернберг имеет в виду именно «золотой бульон», который подавали новобрачным. Характерно, что приведенная выше цитата из Штернберга присутствует в его опубликованных «Лекциях по эволюции религиозных верований, читанных в 1925/26 и 1926/27 учебных годах», то есть Пульнер должен был не только читать, но и непосредственно слышать это мнение своего учителя. При этом ссылка на работу Штернберга отсутствует. Впрочем, в тексте диссертации вообще отсутствуют, как уже было сказано, ссылки на какие-либо работы общего характера. Пульнер предусмотрительно старался держаться в стороне от всякой теории. В предисловии к вышедшему в 1936 году изданию избранных работ Штернберга его уже активно критиковали за «недопонимание» марксизма[44]. В 1940 году взгляды Штернберга выглядели еще менее приемлемыми.

Пульнер настойчиво повторяет: различные этапы брачной обрядности у ашкеназов содержат элементы купли невесты. Брак путем приобретения или умыкания невесты при родовом строе – одна из ключевых концепций для Моргана и Энгельса, а также для Штернберга, который всецело разделял их взгляды. Однако все литературные свидетельства и этнографические наблюдения, в том числе во множестве приводимые Пульнером, свидетельствуют о том, что эта концепция не имеет никакого отношения к ашкеназам: семья невесты, если она обладала достатком, наоборот, стремилась «купить» жениха, то есть выплачивала приданое, преподносила жениху подарки, оплачивала свадьбу, брала молодую семью на содержание. Тем не менее Пульнер постоянно пишет о «купле невесты», например: «Тноим (условия, заключаемые при помолвке) предусматривали обоюдные обязательства родителей обеих сторон о материальной помощи новобрачным, то есть содержали наличие элементов купли невесты»[45]. Понять, в чем тут заключаются элементы «купли невесты», решительно невозможно; впрочем, Пульнер никак не пытается свое мнение обосновать. «Купля невесты» становится догмой для всех советских этнографов. Раз у Энгельса сказано: «Со времени возникновения парного брака появляются похищение и покупка женщин. <…> Перед свадьбой жених делает подарки родичам невесты <…>; эти подарки считаются выкупом за уступаемую девушку»[46], – значит, приходится находить эту «куплю» везде, несмотря на то что у Энгельса речь идет об ирокезах, а не об ашкеназах.

Следование догматам Штернберга порой приводило Пульнера к ни на чем не основанным выводам. Например, в «Общих выводах» диссертации он написал: «Главным актом в комплексе свадебных обычаев был акт перехода жены в дом мужа и приобщения ее к его роду»[47], хотя в тексте диссертации подробно рассказывал о том, что в зажиточных еврейских семьях молодожен не только переходил на содержание семьи своей жены, но и поселялся с ее родителями. Штернберг писал о том, что у нивхов после свадьбы жена переходит в род мужа[48]. Пульнер механически повторил эту мысль в выводах своей диссертации. У евреев Восточной Европы нет ни родовой структуры, ни экзогамии, и вообще они не имеют никакого отношения к живущим в до-классовом обществе аборигенам Дальнего Востока, но всё это не так важно, как необходимость слепо следовать догме. К счастью, таких мест в тексте диссертации немного.

В некоторых случаях, когда теория плохо согласуется с материалами, выходом из положения для Пульнера служит формула, предложенная еще одним его учителем – Зелениным. Зеленин ищет и находит в славянских свадебных обрядах пережитки языческого прошлого, что делает сравнение с ирокезами несколько более уместным. Например, он пишет: «В свадебном обряде восточных славян отчетливо прослеживаются напластования трех эпох. Основа восходит к эпохе экзогамии, к языческим временам умыкания и покупки невесты. Пережитки этой эпохи в изобилии прослеживаются и свадебном ритуале всех восточных славян»[49]. Таким образом, формула Энгельса оказывается более обоснованной применительно к славянской этнографии. Чтобы это обоснование выглядело устойчивым, элементы «купли невесты» Зеленин объявляет пережитками: «Пережитки некогда существовавшей покупки невесты у чужого рода встречаются у всех славян, в том числе и у восточных, однако это именно пережитки»[50]. Слово «пережитки» становится универсальной «отмычкой» для Пульнера всякий раз, когда ему приходится объяснять пресловутую «куплю». Однако он пользуется понятием «пережитков» гораздо менее искусно, чем Зеленин, так как при всем желании невозможно обнаружить пережитки язычества и родового строя у евреев-ашкеназов. Как правило, ссылка на «пережитки» следует в диссертации безо всяких объяснений или с минимальными объяснениями. Например, Пульнер находит даже «пережитки» умыкания невесты в том, что ее незаметно для гостей уводят со свадьбы в спальню. Он пишет: «Внезапное исчезновение, увод молодой в брачный покой представляло собою, надо полагать, пережиточный элемент брака путем умыкания», и далее поясняет: «Это предположение подтверждается, как нам кажется, двумя моментами <…> а) спохватившись “пропажи”, женщины переставали танцевать, уступая свое место мужчинам, и б) последние затевали более шумный танец с участием молодого»[51]. Аргументация малоубедительная и даже комичная.

Наибольшее влияние на Пульнера как на ученого оказали работы Кагарова. Кагаров был не только одним из его учителей в университете, но проявлял постоянный интерес к исследованиям своего бывшего студента вплоть до замечаний в тексте диссертационной работы.

Начиная очередной раздел диссертации, например описание сватовства или бракосочетания, Пульнер сначала излагает особенности этих обрядов в библейский и талмудический период. Это очень похоже на работы Кагарова, по образованию археолога и филолога-классика, постоянно сопоставлявшего современные этнографические материалы с античными обрядами. Пульнер следует по его стопам, но не всегда успешно. Сопоставление древних текстов с современными практиками выглядит неубедительно. Непосредственное влияние Библии и Талмуда на обрядность, если речь не идет о прямых галахических предписаниях, минимально. Что касается именно галахи, то ее обсуждение было бы уместно, но для этого гораздо лучше подошли бы не пассажи из Талмуда, а соответствующие галахические кодексы и раввинские респонсы. Но как раз их Пульнер цитирует в небольшом объеме и не систематически. Пульнер – вовсе не знаток раввинистической учености. Библию он цитирует в Синодальном переводе, Мишну – в основном в переводе Переферковича или по статье «Свадебные обряды» из Еврейской энциклопедии. Его экскурсы в древность выглядят наиболее слабой частью диссертационной работы.

Наряду с «куплей невесты», второе универсальное объяснение, часто используемое Пульнером, – это апотропеические практики. В некоторых случаях это объяснение кажется вполне уместным, но часто – избыточным. Например, Пульнер пишет:

Магической охраной (обманом «злых духов») являлось также кружение поезда жениха (три или семь раз) вокруг центра местечка или города. Отъезд к хупе в «счастливый» день, надо полагать, имел своей целью сокрытие от «злых сил» момента отъезда жениха, а кружение по местечку или городу – его местопребывания[52].

Чуть выше Пульнер справедливо замечает, что объезд центра местечка женихом давал ему возможность покрасоваться перед друзьями и невестой. Почему это же действие должно было одновременно скрыть его от «злых духов», совершенно не ясно.

Такое злоупотребление «апотропеическими» объяснениями связано с работой его учителя Кагарова «Состав и происхождение свадебной обрядности». В этой статье Кагаров предлагает все свадебные обряды объяснять наличием в них магических функций, разделяя их, в свою очередь, на две: предохранительную, защищающую от злых сил, и побудительную, то есть обеспечивающую молодым всевозможные блага[53]. Пульнер делает упор именно на предохранительной, апотропеической функции.

Работа Кагарова вышла в 1929 году, когда полемика по важным идеологическим вопросам была еще возможна. Он спорит с универсальной концепцией «купли или похищения невесты», предлагая вместо нее свою «магическую» теорию. Например, рассуждая о славянской свадебной обрядности, Кагаров пишет:

Народ заслоняет <свадебному> поезду дорогу. <…> Действие это направлено не против жениха, невесты или поезжан, но против недоброжелательных духов, злой силы. Хотя некоторые исследователи объясняют этот обычай пережитком выкупа в пользу родовой или сельской общины, которой принадлежала девушка, но правильнее усматривать здесь, как мне кажется, апотропеический акт[54].

Пульнер описывает похожий еврейский обряд: «В Захарьевке и Гусятине при въезде жениховского поезда в местечко нееврейские обитатели местечка перегораживали едущим дорогу веревкой. Веревку снимали только после уплаты выкупа»[55]. Но спорить с авторитетной теорией «купли или похищения невесты» не приходится, и Пульнер отказывается от всякого объяснения, зато в следующем абзаце использует «апотропеическое» объяснение кружения поезда жениха по местечку.

Значение работы Пульнера заключается в первую очередь не в анализе собранных им материалов, а в их разнообразии. Кроме собственных полевых материалов он широко использовал многочисленные сборники еврейского фольклора, публикации по еврейской этнографии (их было гораздо меньше), художественную и мемуарную литературу. Весь этот обширный и разнородный материал Пульнер систематизировал, постоянно обращая внимание на региональную специфику вариантов того или иного обряда. Основное внимание в своей диссертации он уделил обычаям евреев Белоруссии и Правобережной Украины, то есть тех регионов СССР, в которых перед Второй мировой войной была наибольшая плотность еврейского населения. Кроме того, именно в этих регионах Пульнер сам бывал в экспедициях и собирал этнографические материалы.

8.

Диссертация Пульнера, как уже было сказано, не была завершена. Мы видели свою задачу в том, чтобы превратить этот незавершенный текст в полноценную, удобную для чтения книгу. При подготовке текста к публикации мы стремились сделать его интересным одновременно и специалистам, и широкому читателю.

Диссертация «Свадебные обряды у евреев» представляет собой машинопись с большим количеством рукописных фрагментов (включая первые 23 рукописных листа) и рукописной правки как на лицевой, так и на оборотной стороне листов. При подготовке текста к печати все эти правки были учтены и отмечены в примечаниях, сопровождающих каждую главу. Например, в итоговом тексте напечатано: «У литовских и белорусских евреев в XVII в. существовал обычай помощи отцу невесты»[56], а в примечании отмечено: «Первоначально в тексте: “У польских и белорусских”.

Слово “польских” зачеркнуто, вместо него карандашом вписано “литовских”»57.

В машинописи были оставлены пробелы для того, чтобы вставить тексты на идише. Также в тексте отмечены подстраничные сноски, содержащие как примечания автора, так и ссылки на источники. Все сделанные автором подстраничные сноски остались на своих местах, то есть под текстом.

Примерно в две трети объема машинописи цитаты на идише не были вписаны, а ссылки на источники отмечены в тексте, но в подстраничных сносках не указаны. Нашей задачей было отыскать все цитаты и ссылки. К сожалению, в некоторых случаях это оказалось невозможно. Все такие пробелы оговорены в примечаниях. Если же восстановить пропущенную цитату или ссылку удалось, то это специально не оговорено.

При подготовке текста диссертации Пульнера к печати были перепроверены все ссылки и цитаты. Также были перепроверены все ссылки на книги Библии и трактаты Талмуда, так как Пульнер не всегда верно указывал источник. Все ссылки на книги Библии, трактаты Талмуда и другие книги религиозного содержания приведены прямо в тексте, непосредственно после соответствующей цитаты.

Машинопись не была вычитана автором и содержит значительное количество опечаток, видимо, допущенных машинисткой. Некоторые из них носят систематический характер: например, в машинописи неоднократно перепутаны слова «почтенный» и «почётный», в результате чего появляется комическое словосочетание «почётные женщины». Все эти опечатки, а также орфографические и пунктуационные ошибки были исправлены, и эти исправления специально не оговорены.

Также была предпринята некоторая стилистическая правка рукописи. Это спорное решение, но мы решились на него исходя из того, что, во-первых, машинопись диссертации не была вычитана и отредактирована, а значит, не выражает окончательную волю автора, и, во-вторых, без этой правки текст книги плохо читается, а наша задача состояла в том, чтобы донести работу Пульнера до возможно более широкого круга читателей. Ниже приведены примеры такой правки. Зачеркивания и подчеркивания показывают сделанные замены.

«Главными и существеннейшими являлись остальные пункты тноим, предусматривавшие размеры приданого, расходы на свадьбу и материальное обеспечение новобрачных на известный период после свадьбы»[57].

Исправления иногда касались порядка слов. Пульнер систематически тяготел к инверсиям; это иногда делает его текст неудобочитаемым. Например, фраза «Отношение народа и разных социальных групп его к приданому сохранилось в ряде еврейских пословиц» была заменена на «Отношение к приданому народа в целом и разных социальных групп в частности сохранилось в ряде еврейских пословиц»[58].

Естественно, сделанные исправления никогда не касались смысла формулировок. Если какая-то из авторских формулировок казалась нам неверной или даже непонятной (такое тоже встречается), она оставлялась без изменений, а возникшее несогласие или непонимание оговаривалось в примечании.

Еще одно существенное изменение в тексте диссертации – переводы с идиша. К сожалению, переводы Пульнера не всегда удовлетворительны как с точки зрения точности, так и с точки зрения литературности. Перевод большинства цитат, если они были доступны, был скорректирован, часто они были переведены с идиша на русский заново. Особенно существенной была такая правка для приведенных в диссертации выступлений бадхенов. Пульнер не понял многие древнееврейские обороты и просто пропустил их. Перевод Пульнера, безусловно, оставлен без изменений в тех случаях, когда он существенен для дальнейших выводов. Без изменений остались также переводы из Шолом-Алейхема, так как Пульнер использовал доступные ему старые, но вполне литературные переводы. В примечаниях даны ссылки на новые, более совершенные в художественном отношении переводы.

В тексте своей диссертации Пульнер приводил используемые им термины и цитируемые тексты поговорок и песен в оригинале, то есть на идише, или по крайней мере оставлял для них место в машинописи. При воспроизведении отдельных слов и текстов на идише было принято спорное решение, пренебрегающее последовательностью в пользу удобства чтения. Мы транскрибировали термины кириллицей (несмотря на то что идиш в настоящее время чаще транскрибируют латиницей), затем воспроизводили его в еврейской графике, а рядом помещали русский перевод. Например: «Еврейская девушка, достигшая брачного возраста и не вышедшая замуж, получала презрительную кличку “алте мойд” (אלטע מויד, старая дева)»[59]. Выбор в пользу кириллической транскрипции был сделан потому, что дальше сам автор, широко пользуясь этими терминами, воспроизводит их по всему тексту на кириллице. Мы следуем за ним в этом решении, так как превращать текст в мешанину кириллических и латинских литер кажется нам неправильным. В то же время небольшие по объему тексты, прежде всего пословицы и поговорки, которые автор воспроизвел (или планировал воспроизвести) в еврейской графике и сопроводил русским переводом, были дополнены транскрипцией на латинице, выполненной по правилам, рекомендованным YIVO. Например:

אַז אַ מױד פֿ אַרזיצט, איז זי װי אַן אָפּגעלעגענע סחורה;

Az a moyd farzitst, iz zi vi an opgelegene skhoyre;

Когда девка засиделась, она как залежавшийся товар[60].

Еще одной особенностью рукописи Пульнера является то, что все цитируемые им тексты песен (но не прозаические отрывки) он воспроизводил (или намеревался воспроизвести в оставленных пробелах) не только в переводе на русский, но и в оригинале, на идише в еврейской графике. Проблема, однако, в том, что многие песни были воспроизведены не целиком: Пульнер часто опускал несколько куплетов, а то и приводил только один куплет. Все процитированные им песни были воспроизведены нами целиком в отдельном приложении, называющемся «Песни о сватовстве, свадьбе и свадебные песни, процитированные в диссертации И. М. Пульнера». В этом приложении текст каждой песни на идише сопровождается транскрипцией на латинице, переводом на русский и, если есть возможность, нотной записью. Получился небольшой сборник свадебных песен, имеющий, на наш взгляд, самостоятельную ценность. Составление этого приложения избавило нас от необходимости воспроизводить достаточно объемные тексты на идише внутри диссертации. Появление в тексте оригиналов песен, а не только подстрочных переводов на русский, утяжелило бы издание и, по нашему мнению, отпугнуло бы от книги читательскую аудиторию, более широкую, чем немногочисленные знатоки идиша. Кроме того, это означало бы дублирование фрагментов основного текста и приложения и способствовало бы неоправданному увеличению объема книги. В то же время небольшие фрагменты на идише, отдельные слова и выражения остались на своих местах, так как они составляют неотъемлемую часть ткани текста и не могут быть из него изъяты.