Где они все? Это НЕ сборник рассказов

Вдруг деревья, за которые так сильно цеплялось сознание Феликса, исказились. Ели устроили какой-то дикий ритуальный танец и неудержимым хороводом закружились вокруг. Очередной приступ боли в руке был просто невыносим, и Ходж, закатив глаза, упал в снег. Вьюга тут же принялась заметать его тяжело дышавшее тело.

***

– Мистер Моусли, можно? – спросил Феликс, стоя на пороге директорского кабинета.

Помещение было небольшим, стены из не штукатуренного красного кирпича с развешанными на них фотографиями семьи и различного рода мотиваторами, пара светильников и стол со стульями по обе его стороны. От остального офиса кабинет отделяла большая перегородка из толстого стекла.

– А? Да, конечно, заходи. И перестань все время меня мистером называть, – Питер Моусли сидел за своим столом и что-то набирал на клавиатуре, – у нас же стартап, а не какая-нибудь многомилионная корпорация. К чему весь этот официоз?

– Извините, – Ходж подошел к директорскому столу, – просто старая привычка, от которой сложно избавиться. Я ко всем, кто старше меня или по возрасту, или по должности, так обращаюсь. Мне мать всегда в детстве говорила: «Вежливость города берет», вот и прилипло.

– Точно, мать, – лицо Моусли мгновенно приобрело серьезный оттенок, – я слышал, она летела на том самолете.

– Да, сэр, – Феликс растерянно сел. На секунду в кабинете воцарилось неловкое молчание.

– Соболезную твоему горю, – директор захлопнул ноутбук, – могу я чем-нибудь помочь?

– Да, сэр, – повторил Ходж, – я бы хотел взять отпуск на неделю, проведать бабушку. Она еще не знает и…

– Во-первых, – перебил его Моусли, – считай, что с этой минуты ты в оплачиваемом недельном отпуске, и, во-вторых, перестань сэркать. Я всего на два года тебя старше, зови меня Питер, хорошо?

– Хорошо, – Феликс поднялся, поправил пиджак, единственный в этой компании, и, выходя из кабинета, остановился в дверях, – спасибо, Питер.

– Да не за что, счастливо тебе отдохнуть.

***

Ходж открыл глаза и обнаружил, что за ночь превратился в натуральный сугроб. От теплого дыхания внутренний слой снега подтаял и образовал своеобразный кокон, сохранявший тепло.

Сквозь белые стенки «спальни» просвечивало солнце. Все тело затекло, болели даже те мышцы, о существовании которых Феликс и не подозревал. Рука разболелась хуже вчерашнего, и появилось странное ощущение пульсации. Шевелиться не было ни сил, ни желания.

«Надо!» – подумал Ходж, собрал всю свою волю в кулак, приподнялся, встал на колени и выбрался из сугроба.

Буря закончилась. Всего за одну ночь лес из зеленого превратился в белый. Феликс вдохнул свежий морозный воздух и закашлялся. Его не покидало ощущение, будто вчера он изрядно напился, и теперь у него похмелье. Голова будто набита ватой, желудок крутит, а во рту явно кто-то ночью нагадил.

Стряхнув с лица и одежды снег, он, пошатываясь, встал на ноги и огляделся вокруг. Его следы, естественно, замело, и он не имел ни малейшего понятия, откуда пришел и куда нужно идти дальше.

– Хреново, – сказал он вслух, надеясь, что звук собственного голоса поможет прийти в чувство, – и что теперь?

– Надо было все-таки вытащить компас, идиот, – тут же ответил он сам себе, передразнивая басовитый голос Бриггса.

– И как, по-твоему, я должен был это сделать?

– Руками.

– Вот иди и сам его вытаскивай, раз такой умный, – рюкзак, висевший все это время у Феликса на спине, завибрировал.

– У меня башки нет, как я тебе его вытащу? Сам-то вон, даже ходить можешь, вот и постарался бы.

– Да привинчен он, ПРИ-ВИН-ЧЕН. Не мог я его руками достать!

– А ты особо-то и не пытался…

Тем временем вибрация стала настолько раздражающей, что Феликс скинул рюкзак на землю и начал рыться в нем в поисках ее источника. Им оказался мобильный телефон. Феликс нервно нажал на кнопку ответа.

– Ало! Кто это?

– Феликс? – голос был женским и до боли ему знакомым, но статика заглушала его, не давая возможности понять, чей он.

– Вас плохо слышно, алло, – как будто подчиняясь просьбе, помехи немного стихли.

– Феликс, сынок…

– Мама? – он не мог поверить своим ушам.

– Сынок, привет! Я просто хотела позвонить и узнать, как у тебя дела. Так давно с тобой не виделись.

– Мам? Это правда ты? – голос Ходжа предательски задрожал.

– Ну конечно, я, кто же еще? Такое скажешь иногда, – она рассмеялась, – как ты там? Не болеешь?

– Я… эм… – он взглянул на свою руку, пальцы на которой уже начали чернеть. – Нет, мам, все хорошо, не волнуйся. А ты как?

– Да что со мной станется? Так, временами спина побаливает, но ты же знаешь, возраст уже не тот.

– Да какой у тебя возраст, мам? Тебя же всегда с моей сестрой путают.

– Ой, прекрати, я никогда не любила подлиз, ты же знаешь. Как твоя работа, по-прежнему единственный ходишь в костюме?

– Хожу… – ему было сложно сконцентрироваться и подбирать слова.

– Это хорошо. Уверена, рано или поздно все твои сотрудники тоже станут их носить, но ты этого не увидишь, если не начнешь идти.

– Что?

– У тебя встреча, Феликс, или ты забыл? Тебе пора. Тебе нужно идти, иначе ты опоздаешь. Пунктуальность – вежливость королей, а вежливость города берет. Помнишь?

– Конечно, помню, мам. А куда идти? – спросил он, но телефон молчал. – Алло? Мам? Мама?

Ходж взглянул на мобильник, который по-прежнему был покрыт густой сетью трещин. Слезы заволокли глаза, а губы скривились в немом стоне. На мгновение он поверил этой галлюцинации. На один микроскопический миг он решил, что его мать действительно жива, что не было никакой авиакатастрофы, кто-то просто очень сильно ошибся.

Простояв, бездумно пялясь в телефон, несколько минут, Ходж стал замерзать и немного пришел в себя. Во избежание повторения таких неприятных инцидентов он хорошенько размахнулся и закинул все равно бесполезный мобильник подальше в лес. Затем, скомкав немного снега, вытер лицо и понял, что уже не чувствует щек, да и кончик носа ощущался как-то странно. Скорее всего, начиналось обморожение.

«Нужно идти, – подумал Ходж, – но куда? Мама сказала, что у меня какая-то встреча, а где и с кем – непонятно. Это всего лишь игра моего воображения, здесь на мили вокруг никого нет. Тем не менее, идти надо. Не буду же я просто сидеть и умирать? Или буду? Да нет, это как-то глупо».

Накинув рюкзак на плечо, Феликс снова зафиксировал сломанную руку в свободной лямке.

– По ощущениям, сейчас первая половина дня, – начал думать он вслух, – допустим. Значит, если я хочу идти на юг, то… солнце должно быть слева от меня.

Ходж поднял голову и, сощурившись, посмотрел наверх. Солнце было ярким, но совсем не грело. Он развернулся так, чтобы оно оказалось над левым плечом, наметил приблизительное направление движения и неуверенно пошел вперед.

Первые шаги давались с трудом, задубевшие мышцы нехотя подчинялись воле, но чем больше он двигался, тем больше согревался, и дорога постепенно становилась легче.

Стараясь держать ритм и не терять направления, Феликс двигался к своей цели. Его не покидали мысли о том, что сказала ему мать. Он прекрасно понимал, что это не могла быть она, что телефон сломан и даже не включается, а человек, чей голос он слышал в трубке, давно лежит в могиле, но сознание зацепилось за спасительную соломинку и не давало думать ни о чем другом. Он прокручивал телефонный разговор в своем сознании снова и снова, надеясь, что найдет зацепку. Где же его ждут, и кто?

Лес постепенно редел, и Феликсу показалось, что он слышит запах воды. Мало кто знает, но для человека, испытывающего сильную жажду, вода имеет особый запах – запах жизни.

– Не верю, – прошептал он вслух, – у меня жар, и это просто очередная иллюзия. Нужно идти дальше.

Но чем дальше он заходил, тем отчетливее был этот запах.

– Тихо, Феликс, спокойно, – он старался говорить полушепотом, концентрируясь на собственном голосе, – твой мозг уже подвел тебя раз, значит, может и повторить. Держи себя в руках и оставайся спокойным.

Он взял немного левее и через пару шагов где-то на грани слышимого различил что-то отдаленно напоминавшее журчание ручья. Стараясь не быть импульсивным и не упиваться ложными надеждами, он пошел по направлению этого звука.

Журчание становилось все громче и отчетливее. Уже через минуту у Ходжа отпали все сомнения, звук был настоящим, и его издавала текущая вода. Забыв про всю усталость и боль, он вприпрыжку побежал навстречу спасению.

Это был ручей. Вид текущей воды заставил Феликса осознать, что он не пил уже больше суток, и жажда, все это время скрывавшаяся где-то в дальнем уголке сознания, вышла на свет и предстала во всей своей красе.

Он упал на колени и принялся зачерпывать здоровой рукой ледяную воду. Большая часть вытекала сквозь пальцы, но то, что попадало в рот, обжигающими волнами пробегало по горлу. Каждый глоток понемногу рассеивал туман, обволакивавший голову Ходжа.

Напившись и хорошенько умывшись, Феликс встал с колен и взглядом проследил за ручьем. Вода маленькой змейкой извивалась вокруг камней и впадала в озеро. Да, именно в озеро. Настроение на миг взлетело до небес, но тут же рухнуло на прежний уровень отчаяния.

Водоем был слишком мал. Феликс, даже не подходя, мог сказать, что никакого порта Алсворт на его берегу не было и быть не могло.

Разочарование было настолько велико, что замерзший, совершенно разбитый и потративший все силы на эту отчаянную попытку выжить, Ходж готов был готов сдаться прямо здесь и сейчас. Он готов был лечь на снег, закрыть глаза и, вслушиваясь в успокаивающее журчание ручейка, умереть. Но его останавливала одна, внезапно возникшая при виде воды, мысль, а вернее, любопытный факт, прочитанный когда-то на бескрайних просторах интернета.

Большая часть населения земли живет на берегах водоемов.

Конечно, раньше это знание пригождалось сугубо для разбавления разговора где-нибудь в баре или на вечеринке, но сейчас оно могло спасти жизнь. Какова вероятность того, что посреди бескрайних лесов Аляски, на берегу безымянного озерца будут жить люди? Он собирался это выяснить. Оставалось только немного пройтись и поорать.

Феликс шагал вдоль ручья в направлении озера и думал о том, что будет делать, если никого не найдет. Сил у него совсем не осталось, и добраться до порта Алсворт ему вряд ли удастся, даже если он будет знать наверняка, куда именно нужно идти. Рука не давала покоя, а эпизод с мобильным заставлял усомниться в собственной адекватности. Что может быть хуже?

– Ральфу хорошо, – говорил он сам с собой. – Раз – и готово. Ну, может, немного испугался перед смертью. А я? Что мне прикажешь делать? Так и бродить по лесам, пока голод или мороз окончательно меня не доконают? Может, попробовать построить убежище? Ну, допустим, построю, хотя и не знаю, как. Откуда программисту такое знать? А дальше-то что? У меня даже спичек нет. Вот надо было тогда в школе взять сигарету, предлагали ведь. Сейчас бы как король возле костра сидел, ну или в больнице с раком легких. Всяко лучше, чем здесь.

Нет, нужно посмотреть правде в лицо, если на этом чертовом озере никто не живет, то мне придется несладко. Не знаю, что прикончит меня раньше, жажда, холод или рука, – он посмотрел на пальцы, они выглядели очень скверно. – Ну уж нет, не собираюсь я ждать такой смерти, лучше уж самому, быстро… как пластырь сорвать.

Дойдя до берега, Феликс остановился и обвел взглядом окружавший его лес. Пристани видно не было, да и домов тоже. Взяв за точку отсчета ручеек, он начал терпеливо обходить озеро по кругу. Идти оказалось легче, слой снега у берега намело не такой толстый, как в лесу, и не надо было постоянно плутать между деревьями.

Пройдя половину пути и не найдя никаких признаков человеческого присутствия, он остановился и уставился в воду: она была спокойной, без единой волны. Ветер здесь не дул, а до ручья было далеко, и его журчание не нарушало воцарившуюся тишину. До этого момента Ходж не замечал, что идет по краю огромного зеркала, в котором отражается голубое небо.

Молчаливая красота дикой природы во всем ее великолепии. Молчаливая и смертоносная.

«Пора признать очевидное, Феликс, – подумал он, разглядывая свое отражение в воде, – ты единственный человек здесь. На многие мили вокруг – никого, кто бы мог тебе помочь. У тебя нет еды, а холодная вода все сделает только хуже. Сколько ты сможешь протянуть в таких условиях? Неделю? Вряд ли. Твои пальцы уже почернели, и заражение крови убьет тебя раньше, чем голод, это точно. Ты действительно хочешь умирать в мучениях, пока инфекция уничтожает твое тело?

Тебе пора решиться. Это всего лишь пластырь, который нужно сорвать, и дело с концом».

Тяжело вздохнув, он сделал первый шаг. Его левая нога проломила тонкий слой льда и по щиколотку погрузилась в холодную воду. Мурашки пробежали по спине, и сердце затрепетало в груди.

Второй шаг. Дно оказалось довольно крутым, и он погрузился по колено. Зубы начали выбивать барабанную дробь, аккомпанемент смерти Феликса Ходжа.

Третий шаг – и вода подступила к ребрам, ледяным кольцом сковав легкие. Вдох застрял где-то на полпути между грудью и ртом.

Замерев на мгновение, Феликс отдышался и сделал четвертый шаг. Вода подступила к горлу и намочила подбородок. Все тело теперь было под водой, но чувство холода ушло. Страх постепенно заменило спокойствие, а за ним пришло и смирение. Сердце замедлило свой бег, и он был готов сделать последний шаг.

***

– Дым, черт тебя дери! – Феликс, весь промокший до нитки, бежал, спотыкаясь и кашляя. – Настоящий дым!

Перед тем как погрузиться с головой, он решил в последний раз взглянуть на мир, с которым собирался расстаться, приоткрыл глаза и увидел, как недалеко к югу тонкая струйка дыма поднималась над деревьями.

Пулей вылетев на берег, он побежал к своему спасению. Вода ручейками стекала с одежды, а внизу на куртке начали намерзать маленькие сосульки. Несмотря на невыносимую боль в руке и полное отсутствие сил, Феликс бежал, бежал, будто сам дьявол гнался за ним по пятам.

***

Домик был маленьким, но ухоженным. Стены из бревен, покатая крыша и каменная печная труба, из которой клубился дым. Рядом с домом стоял небольшой навес, под ним лежала гора нарубленных дров. Сложно было на глаз определить возраст жилища, но непередаваемую ауру древности невозможно не заметить.

Обессилев и с трудом дыша, Ходж доковылял до дверей и постучал. Ответа не последовало. Тогда он постучал еще раз, и как можно громче, но снова ничего.

«Похоже, никого нет дома, – подумал Феликс, – и что мне теперь делать? Может, подождать хозяина снаружи? А вдруг никто не придет сегодня? Я же в ледышку превращусь. Хотя нет, не могут же люди уйти надолго, при этом растопив печку?»

Он ударил по двери еще пару раз, да с такой силой, что на ребре ладони начал расплываться синяк. Никто ему не открыл. Из дома не доносилось ни единого звука.

Промокший до нитки Феликс почувствовал, как мороз начал пробираться сквозь одежду. По всему телу пробегала неприятная дрожь. Необходимо было срочно переходить к решительным действиям.

Сделав шаг назад, он поднял ногу и, вложив весь свой вес в удар, приложился в то место, где, по идее, должен был находиться замок. Засов, державший двери закрытыми, не выдержав, треснул пополам, и они распахнулись, впуская в дом уличный мороз.

В помещении было темно, приглушенный свет проникал внутрь сквозь маленькие грязные окошки и по пути терял добрую половину своей силы. Феликс неуверенно перешагнул порог и закрыл за собой дверь.

– Есть кто дома? – почему-то шепотом спросил он. – Мне помощь нужна.

Глаза постепенно привыкали к полумраку, и из темноты то там, то тут всплывали новые детали интерьера. Комната была небольшой, что-то среднее между кухней и кладовой. Убранство скромно и минималистично. Стены увешаны пучками каких-то засушенных растений и корешков. Возле окна стоит небольшой стол и табурет. По центру – древняя печь из камней и глины, делящая дом пополам.

Феликс подошел к пышущей жаром печи. Тепло, от которого он уже успел отвыкнуть, нежно ласкало его лицо. Скинув рюкзак на пол, он попытался снять заледеневшую куртку, это оказалось немного сложнее, чем он ожидал. Сломанная рука распухла и застряла в рукаве. Он аккуратно высвободил здоровую конечность и что есть силы дернул за пуховик. Правый рукав вывернулся наизнанку, но все же слетел. Комнату заполнил неприятный сладковатый запах. Судя по очертаниям, проступавшим через свитер, конечность стала, по меньшей мере, в два раза больше обычного.

– Ого, – удивился Ходж, разглядывая руку, изгиб перелома уже перестал быть заметен из-за отека, – похоже на большую проблему.

Повесив пуховик на край печки, он снял свитер (таким же болезненным способом), и перед ним предстала неприятная картина. Вся рука ниже локтя гнила, и довольно интенсивно. Рука стала похожа на плохо завязанный воздушный шарик, который за ночь слегка сдулся и покрылся небольшими морщинками. Серая, с синеватыми отливами, кожа покрылась крупными волдырями с гноем. Все это явно свидетельствовало о том, что из-за нарушения кровообращения при переломе у Феликса началась гангрена. Без экстренной медицинской помощи он мог не дожить и до завтрашнего утра, но, к своему счастью, он об этом не знал.

Теперь, когда большая часть промокшей одежды сохла у печи, можно было спокойно исследовать остальную часть дома.

Второе помещение было примерно такого же размера, что и кухня, только немного уютнее. Кресло-качалка, односпальная кровать и два больших шкафа, забитых книгами. Судя по всему, хозяин любит читать, и это совершенно понятно. Чем еще можно развлечь себя в такой глуши?

Но было в этой комнате и кое-что еще, очень странное. В дальнем углу, между кроватью и шкафом, лежала куча сена высотой примерно с метр. Феликс сначала удивился своей находке, но потом подумал, что как человек, всю жизнь проживший в мегаполисе, он может не знать каких-то тонкостей обитания вдали от цивилизации. Может быть, у каждого отшельника, живущего в подобной хижине в глухом лесу, есть такая куча сена возле кровати. Но подойдя поближе, понял: то, что он в полумраке принял за сено, вовсе им не являлось. Это были волосы. Между шкафом и кроватью лежала целая гора человеческих волос.

По спине Ходжа пробежал неприятный холодок. «Спокойно, Феликс, – подумал он, – это просто волосы. Что тут такого? Все нормальные люди держат у себя в спальне кучу волос. Подумаешь! Главное сейчас – это получить медицинскую помощь, а уж личная жизнь спасателей меня никак касаться не должна. С другой стороны, если спасатель вовсе и не спасает? Что если это домик маньяка-убийцы? Что если мне повезло выжить в авиакатастрофе только ради того, чтобы попасть в руки к чокнутому коллекционеру волос с черепов своих жертв?»

Он сделал осторожный шаг вперед, затем еще один. Подойдя поближе к странной куче, Ходж наклонился, чтобы получше ее разглядеть. Солнце медленно закатывалось за горизонт, и в хижине стало еще темнее. Прищурившись, будто это помогает видеть в темноте, Феликс заметил какой-то странный блеск в глубине. Встав на одно колено, он пододвинулся еще ближе, пытаясь понять, что же там блестит, и с ужасом осознал, что это глаза. Влажные, живые человеческие глаза смотрели прямо на него.

От неожиданности Феликс вскрикнул и, отшатнувшись, упал. Тем временем куча медленно приподнялась над полом, и под ней показались худые костлявые ноги. Куча шагнула к Феликсу, и его сердце екнуло, он попытался отползти назад, но единственная рука не слушалась его. Тем временем куча волос шагнула еще ближе. Страх сковал сознание Ходжа, он хотел кричать, кричать что есть силы, но сил у него совсем не осталось.

Подойдя совсем близко, ноги согнулись, и глаза, блестевшие в глубине волосяных переплетений, пристально уставились на него.

– И… извините меня, – промямлил Феликс, дрожа от страха, – мне была нужна помощь, и я…

– Уходи! – вдруг сказала куча. – Здесь тебе не помогут.

Ходж боролся с поглощавшим его страхом, но дикость происходящего рубила все попытки на корню.

– Но… я не могу уйти. Я болен, – практически теряя сознание, он протянул вперед раздувшуюся руку, – видите? Если я уйду, то точно умру!

На секунду копна волос замерла и, казалось, о чем-то думала.

– Что тебе нужно? – наконец спросила она с ноткой раздражения в голосе и, отступив, села на кровать.

Холодный пот градом хлынул по спине Феликса. Адреналин играл в его крови и заставлял все тело дрожать.

– Для начала пообещайте, что не будете меня есть.

Куча пристально посмотрела на Ходжа, а затем рассмеялась. Смех показался ему каким-то гортанным и старческим. Так обычно звучат голосовые связки, повидавшие на своем жизненном пути немало морозных вечеров.

– Тебя? – переспросила она, а затем засмеялась еще громче. – Да не приведи господь! – Откуда-то из-под волосяной копны показалась худощавая морщинистая рука и вытерла с глаз выступившую от смеха слезу. – Даже если бы я умирал с голоду. Ты себя нюхал? Ты когда куртку снял – весь дом стал для жизни непригодным. Хотя, конечно, некоторые любят мясо с душком… Читал как-то, что чукчи жрут тухлых оленей или вроде того.

Феликс лежал на полу и не мог понять, бредит он или нет? Все происходящее уж больно смахивало на очередную галлюцинацию. «Может, я и не в доме вовсе? Лежу сейчас в сугробе и бормочу себе под нос, а зараза, жрущая мою руку, постепенно доедает и мозги?»

– Есть хочешь? – перебила ход его мысли куча.

Он неуверенно кивнул.

Куча ловко спрыгнула с кровати и, громко топая босыми ногами, направилась на кухню. Феликс расслабился и прильнул лицом к полу. Холодные доски освежали мысли и немного разгоняли туман, который с каждым часом становился все гуще и гуще.

Пока из кухни доносились какой-то грохот и еле слышное бурчание, он потратил последние силы, чтобы перебраться на кровать. Матрас был жестковат и пах то ли сеном, то ли залежавшейся травой. Но по сравнению с теми местами, где ему доводилось спать после катастрофы, очень даже ничего.

Куча заглянула в комнату и бросила ему скомканную старую тряпку, внешне сильно напоминавшую половую.

– На, подложи, а то всю кровать мне изгадишь.

Ходж послушно постелил под руку тряпку и откинулся на подушку, которая, по-видимому, тоже была набита сеном.

***

Сон ушел так же неожиданно, как и пришел. Феликс открыл глаза и увидел сидящую рядом с кроватью кучу.

– На, – она протянула ему тарелку с хорошо прожаренным куском мяса и какой-то неизвестной зеленью, – ешь! А то помрешь еще… Мне мертвяков здесь не надо. Земля холодная, не копается, а если так оставлю – звери набегут.

– Спасибо, – еле слышно ответил Феликс и привстал на кровати.

Мясо было самым вкусным, что он пробовал в своей жизни. Скорее всего, из-за того, что он не ел уже двое суток, и даже выброшенный на помойку протухший мясной пирог в данной ситуации показался бы ему деликатесом.

– Так откуда ты такой больной свалился на мою голову? – спросила куча, неотрывно следя, как он уплетает ужин.

– Самолет упал, – сказал Феликс и чуть не подавился.

– Тише, тише, сначала прожуй.

– Самолет, на котором я летел, разбился в лесу, а я выжил. Вот брожу теперь по округе, ищу спасения.

– Самолет, значит? – куча встала и подошла к шкафу с книгами. – Интересно…

– А вы? – неуверенно спросил Ходж. – Вы человек?

– Не знаю, тебе видней.

– В том-то и дело, что нет. Вас под волосами не видно, и это, по правде говоря, пугает.

– В точку, – откуда-то из-под волос показалась рука и пальцем указала в потолок, – человек всегда боится того, чего не понимает. Именно поэтому я и живу здесь, в лесу. Нет людей – нет проблем.

– Почему-то всегда думал наоборот, – Ходж заглотил очередной кусок мяса, практически не прожевывая, – мои проблемы начались как раз из-за того, что людей в округе нет. Разбились бы мы где-нибудь возле большого города, и все было бы хорошо… – в его памяти всплыло безголовое тело Бриггса, вцепившееся мертвой хваткой в штурвал. – По крайней мере, для меня. Вертолет со спасателями забрал бы меня в госпиталь, врачи бы вправили мне руку, и через недельку я бы уже был дома. Видите, люди – это не так уж и плохо, как вам кажется.

– И то верно, – кивнула куча, – но не в моем случае.

– А что у вас за случай такой?

– Не хочу об этом говорить, – отмахнулась куча, – лучше доедай быстрее, мне еще тарелку надо помыть, а с теплой водой здесь туго.

– Да бросьте вы, – Феликс отложил недоеденный ужин в сторону. Любопытство – не очень полезная черта, но в такой ситуации хуже не будет, я же вижу, что вы любите читать. Столько книг на полках – признак того, что вы скучаете по людям. Вы читаете их истории, чтобы снова почувствовать себя частью того мира, частью общества.

– Нету никакого МОЕГО общества. Оно давным-давно исчезло. А книги я читаю, чтобы не сойти с ума в этой дыре. Все эта треклятая борода…