Полная версия
Пророк
Маркус не обратил на ее слова никакого внимания и переместился на место, с которого начал осмотр. Убийца наверняка изучил местность – должен был убедиться, что его не заметят на подходе к дому. Да, в осторожности ему не откажешь: просчитал и проанализировал каждый шаг. Возможно, в обычной жизни убийца работает с математическими данными. Он явно исследовал район, осмотрел переулок, оценил расположение дома Джесси, обзор из окон соседских коттеджей и отметил для себя наличие заборов, деревьев и иных препятствий. Наверное, он надвигал на лицо капюшон или надевал маску – одним словом, старался скрыть лицо и цвет волос. И скорее всего предпринял меры, чтобы его автомобиль не отследили.
Маркус вновь приблизился к дому, пройдя по той дорожке, которую, вероятно, и выбрал преступник. У крыльца задней двери он остановился. Крыльцо представляло собой просто бетонную плиту, над которой хозяева соорудили навес. От внимательного взгляда такой навес не защитит. Открыть раздвижную дверь обычной пластиковой карточкой не удастся. Замок можно взломать – как, собственно, и поступили Маркус и Эндрю, – однако и это было крайне рискованно. Преступник обязан учитывать, что его могут увидеть, поэтому случайному свидетелю должно казаться, что в дом входит человек, имеющий на это право. Никакого взлома, особенно если хозяева на ночь оставляют свет над крыльцом. Убийце требовался ключ.
– Следов взлома не обнаружено, верно?
– Неужели вы соблаговолили со мной заговорить? – съязвила Васкес.
Маркус молча окинул ее бесстрастным взглядом. Через несколько секунд Васкес отвела глаза и подтвердила:
– Взлома не было.
Маркус кивнул. Он пошарил вокруг двери, тайника с запасным ключом не обнаружил и снова исследовал крыльцо, где стояло несколько горшков с цветами. Перед крыльцом хозяева выложили небольшую площадку из разноцветных камушков, ограниченную по периметру красным ландшафтным кирпичом; дальше из‐под снега торчали стебли засохших растений. Ключ могли прятать под любым из кирпичей, однако при необходимости его не так просто было оттуда достать: не слишком приятно шарить рукой в грязи, натыкаясь на червей и жучков.
Маркус подошел к горшкам с цветами и начал один за другим их переворачивать. Под третьим цветком лежала небольшая черная коробочка с белой надписью: «Запасной ключ».
– Коробку не проверяли на отпечатки пальцев? Не исключено, что нам повезет: вдруг убийца забыл надеть перчатки до того, как вытащил ключ.
Маркус в такой возможности сомневался, однако человеку свойственно ошибаться.
– Наверняка проверили, – ответила Васкес. – Уточню.
Маркус открыл дверь, вошел в дом и внимательно осмотрелся в красно‐белой кухне, затем, впитывая запахи и вкусы дома, окинул взглядом столовую с гостиной. Обычные скрипы и шорохи рассохшегося дерева, легкий цветочный аромат. Ирис. На дубовой горке стоит оплывшая свеча с биркой «Свечи от Мейпл‐Валли».
Он прошел через гостиную и поднялся на лестницу, ведущую в спальню. Под ногами громко заскрипели ступеньки. Маркус надавил ногой на каждую из них, определил те, что скрипят, и подумал, что убийца знал и об этом. Неужели он настолько хорош в своем деле?
Маркус свернул с лестничной площадки к спальне Джесси и увидел, как наяву, мирно спящую в своей кровати девушку. В памяти начали всплывать материалы, которые он изучил перед выездом. Убийца накачивал женщин наркотиком, почему те и не сопротивлялись. Вот он вводит шприцем раствор, берет жертву за руку, тихонько шепчет, успокаивая ее…
Как узнать наверняка, что женщина уснула?
Анархист настолько внимательно относился к каждой мелочи, что вряд ли стал бы полагаться на случай. Допустим, он открывает дверь, а жертва читает в постели или просто не может уснуть, переживая события прошедшего дня. Наверняка последует отчаянная борьба, женщина начнет царапаться, кусаться, попытается убежать, будет швырять в убийцу вещи… Ни при одном похищении подобного не происходило.
Оставались и другие вопросы. Откуда убийца знал, что мужа Джесси не будет дома? Почему был уверен, что не помешает случайный прохожий или гость? В какое время Джесси обычно ложилась спать? К какому часу ее ждали на работе?
Ответ ясен. Убийца все знал, потому что досконально изучил свою жертву, был в курсе ее привычек и распорядка дня. Это человек крайне организованный, все просчитывает, исключая случайности.
И все же в рассуждениях Маркуса имелось слабое место. Как узнать наверняка, что женщина уснула?
Он уставился на огромную красную А, обведенную кругом. Букву преступник изобразил на стене спальни, воспользовавшись баллончиком с краской. Подпись убийцы, его визитная карточка. Отсюда и прозвище – Анархист.
Вот убийца несет тело девушки по коридору, по ступенькам, выходит на заднее крыльцо – и снова подвергает себя риску. На заднем дворе его могли увидеть.
– Свидетели есть?
– Мы установили, что каждое из похищений и последующих убийств совершалось в три часа ночи. Большинство людей в это время спят. Нашли одного парня при расследовании предыдущей серии убийств – он как раз вышел покурить и заметил машину, свернувшую в переулок. На этом ниточка оборвалась. Лучший свидетель у нас был по последнему похищению. Женщина видела, как человек парковал машину в переулке, и обратила внимание, что он подошел к дому. В тот момент она ничего плохого не предположила.
– Я хотел бы поговорить с ней.
Васкес потерла виски, вытащила из кармана жевательную резинку и отправила в рот, не выплюнув две предыдущие.
– Как угодно. Организуем. Здесь закончили? Гашу свет, запираю?
Маркус еще раз обвел взглядом комнату и кивнул.
– Да, здесь все.
Выйдя на холодный воздух, Маркус ощутил приступ отчаяния. Кое‐что он здесь увидел, кое‐что понял, однако этого было недостаточно. Анархист – профессионал, и у Маркуса появилось тревожное чувство, что остановить его не удастся: последуют новые убийства.
17
Элеонор Адар Шоуфилд нагнулась над столом и поцеловала мужа на ночь. Тот сжал ее руку, приложил к своей щеке.
– Люблю тебя. Не засиживайся, – шепнула жена. Она работала медицинской сестрой в госпитале Оук-Фореста и на смену уходила рано утром.
– Я тебя тоже люблю, – ответил Шоуфилд, наблюдая, как Элеонор поднимается по лестнице на второй этаж их чудесного дома.
Темные деревянные полы ретродизайна делали на заказ. По периметру протянули длинные дубовые доски, инкрустированные тонкими полосками орехового дерева, а в каждом углу комнаты орех уложили квадратиками. Дизайн Шоуфилд подсмотрел в интернете. Выяснилось, что инкрустация и сложные узоры вошли в моду во времена промышленной революции. Деревянные покрытия тогда подешевели, так как изобрели новые способы обработки дерева. Особняк, облицованный красным кирпичом, занимал площадь в 4656 квадратных футов, не считая подвала, в котором еще шел ремонт, и вместил в себя пять просторных спален и три большие ванные комнаты. Столешницы вырезали из темного гранита. В главной ванной Шоуфилд установил джакузи и роскошную душевую кабину с многочисленными насадками, струи из которых били под самыми разными углами. У них с женой имелись гардеробные размером с жилую комнату в обычных домах. Высота потолков составляла двенадцать футов, а в гостиной поднимались прямо‐таки кафедральные своды.
Дом стал воплощением их мечты, идеальным жилищем. И все же кое‐чего Шоуфилду недоставало.
Он не ощущал счастья. Похоже, ничто не могло заполнить пустоту, поселившуюся в его сердце, точно ненасытная раковая опухоль. Шоуфилд не испытывал никаких чувств, он был пуст, бесполезен.
Несколько лет назад Элеонор нашла ему психиатра – немолодого человека с жалкой седой бороденкой, и Шоуфилд согласился пройти небольшой курс лечения. Миновало несколько месяцев, и врач сообщил, что необходимы дальнейшие исследования, поскольку пациент страдает отсутствием способности испытывать удовольствие. Отметил он и резистентность больного к новым приятным впечатлениям. Доктор заключил, что недуги Шоуфилда осложнялись убийственной комбинацией умеренной депрессии и тревожного расстройства личности. Подобное сочетание, пояснил он, вызывает ощущение собственной неполноценности, повышенную чувствительность к отрицательным оценкам и боязнь социального взаимодействия.
Шоуфилд точно знал, что дело не только в этом, и вскоре после долгого разговора с врачом предпочел завершить лечение. Психиатр не помог. Средства от его болезни еще не придумали.
Шоуфилд был не способен ощущать радость, потому что родился без души.
Нет, он любил свою семью, хотел обеспечить ее благополучие. Они заслуживали всего самого лучшего. Ему необходимо стать для них образцовым мужем и отцом, а для этого существовал лишь один способ.
Шоуфилд нажал кнопку на пульте, и с мелодичным сигналом включился большой плоский экран телевизора. Следующий час Шоуфилд просидел в одиночестве, в полной темноте, составляя планы на вечер, а затем поднялся по лестнице, заглянув к жене и детям. Все мирно спали.
Пора за дело.
Он прошел через мастерскую в гараж и открыл багажник «тойоты». Джесси еще спала. Шоуфилд периодически вводил ей дополнительную дозу наркотика с учетом ее роста, веса и количества жировой прослойки. Осложнения сегодня вечером ему не нужны.
Девушка напоминала ему девчонок из лагеря в лесу, где прошло его детство. Это и привлекло внимание Шоуфилда, когда он увидел Джесси в первый раз, в кофейне торгового центра. Много лет назад он знал одну девочку; повзрослев, она очень напоминала бы Джесси Олаг. Девочку звали Мэри Кэтрин, и Шоуфилд одно время даже был в нее тайно влюблен.
Перед его глазами предстало жуткое зрелище: дети визжат, сгорая в ревущем пламени, их глаза вытаращены от ужаса… Все смотрят в центр круга, на него.
Шоуфилд тяжело сглотнул, кинул последний долгий взгляд на Джесси и прикрыл багажник. Пришло время принести новую жертву.
День четвертый. 18 декабря, утро
18
Прицелившись, Мэгги отправила шесть девятимиллиметровых пуль в центр круга на груди черного силуэта. Следующую обойму, на пятнадцать патронов, она расстреляла в две маленькие мишени – одну на груди, другую на голове ростовой фигуры.
Мэгги смахнула с глаз светлую прядь и, сняв наушники, повесила их на крючок сбоку от огневой позиции. Она умело переломила ствол «глока», взявшись одной рукой за затвор, другой – за фиксаторы с обеих сторон пистолета, толкнула вперед пружину, вытащила ее; то же самое проделала со стволом. Теперь необходимо было обработать части пистолета смесью из баллончика, протереть их и смазать, после чего пистолет можно собрать.
Мэгги вышла со стрельбища, трижды щелкнула выключателем и зашагала по длинному коридору ко второй двери направо. Туалет был оснащен старой белой раковиной и типовым американским унитазом. Мэгги трижды намылила руки антибактериальным мылом, каждый раз споласкивая их под струей воды. В коридоре она снова три раза включила и выключила свет, заставив замигать лампочки наподобие стробоскопа.
В конце коридора находилось большое помещение, которое текстильная фабрика использовала как сортировочную. В комнате сохранилось хаотическое нагромождение постепенно осыпающихся кирпичных перегородок. Между покрытых красной ржавчиной потолочных опор стояло лучшее компьютерное оборудование в мире. Серверные шкафы и рабочие станции были заключены в большую металлическую клетку. Мэгги вспомнила, как Стэн Макаллан, технический гений их подразделения, что‐то рассказывал об экранированной камере, которая защищала компьютеры от атак электромагнитными импульсами. Сетевые шнуры и электрические кабели змеились по полу, свиваясь в запутанные кольца. Помимо компьютерного оборудования в клетке стоял телевизор с экраном на восемьдесят два дюйма, два черных кожаных диванчика, кофейный столик и «Плейстейшн‐3». На экране телевизора застыла на паузе картинка какой‐то игры. Рядом, на кофейном столике, мигал красным индикатором джойстик.
Стэн сидел за одним из терминалов и с сумасшедшей скоростью барабанил по клавишам. Мэгги еще до встречи была наслышана об основных этапах его карьеры и представляла себе огромного хакера совершенно иначе. Стэн окончил Массачусетский технологический институт, после чего организовал небольшую фирму, занимавшуюся программным обеспечением. Впоследствии маленькую компанию выкупил «Гугл», щедро расплатившись акциями и наличными.
Что касалось не всегда безупречной биографии сотрудников, «пастухи» придерживались неписаного правила: «Не выспрашивай, не рассказывай». Каждый из членов организации понимал, что его кандидатуру выбрали вследствие имевших место в прошлом травм или инцидентов, открывших в них уникальные способности. Все они представляли собой своего рода подпорченный товар. Например, Мэгги знала, что у Эндрю когда‐то была семья – жена и дочка, а Директор ранее служил психологом‐криминалистом в подразделении поведенческого анализа ФБР.
Мэгги также пережила одну историю, в которой фигурировали ее младший брат и серийный убийца, известный как Забирающий Жизни. Она поежилась при мысли, что убийца брата до сих пор на свободе.
Стэн был здоровяком ростом далеко за шесть футов и весил двести семьдесят фунтов. Его руки покрывали татуировки, а рыжеватая борода тянулась аж до пупка. На столе стояли полупустая бутылка шотландского виски двадцатилетней выдержки и пластиковый стаканчик.
Мэгги развернула стул, уселась рядом со Стэном и поздоровалась.
– Как работа?
– Маркус считает, что Анархист вовсе не ложился на дно на последние полтора года, – пробурчал Стэн, не отрываясь от монитора. – Он полагает, что убийца сменил modus operandi или уехал в другой город. Вот, рыскаю по сети в поисках чего‐нибудь полезного.[3]
– И что выловил?
– Пока пусто. Чем сама занимаешься?
Мэгги плеснула в пластиковый стакан на пару сантиметров скотча и выпила одним глотком.
– Как видишь.
Стэн вытаращился на нее, приоткрыв рот.
– Не встречал еще женщину, к которой меня влекло бы больше, чем к тебе. Не хочешь снять рубашку и повторить?
Мэгги толкнула его в плечо и налила себе еще.
Стэн глянул на часы и спросил:
– Правильно понимаю, что Маркус еще не звонил?
– Не звонил.
– Наверное, рановато.
Мэгги промолчала и выпила снова.
– А знаешь, я с тобой согласен, – продолжил Стэн. – Дерьмово Маркус поступил, оставив тебя здесь. Интересно, как он сам поступил бы в такой ситуации?
– Предложил бы начальнику засунуть свое решение в одно место и делал бы то, что считает нужным, – засмеялась Мэгги.
Впрочем, веселье быстро прошло. Именно так и следует поступить.
Стэн подъехал к ней на кресле и заявил:
– На твоем месте меня бы уже ветром отсюда сдуло. – Он сгреб со стола листок бумаги, валявшийся рядом с монитором, и протянул Мэгги. – Взял на себя труд забронировать билет на следующий рейс до Чикаго. Вот твой посадочный талон. Собирайся.
19
Шоуфилд уселся завтракать в окружении двух дочерей и сына. Младшему из детей стукнуло пять, старшей, Алисон, – пятнадцать. Алисон поставила в центр гранитной столешницы тарелку с оладьями. По утрам они всегда завтракали вместе, собравшись вокруг островка посреди кухни. Обычно на завтрак в их семье ели овсянку или кукурузные хлопья, однако у Алисон начались в школе уроки домоводства и дочь настояла, что хотя бы раз в неделю будет готовить на завтрак «настоящую» еду.
Шоуфилд понимал, что должен испытывать гордость за Алисон, радоваться ее ответственности и заботливому характеру. Кроме того, старшая дочь уже превращалась в девушку. И все же эмоций почти не было, если не считать тупой боли, наполнявшей всю его жизнь.
Шоуфилд постоянно совершал над собой насилие, лишь бы дети не поняли, что на самом деле чувствует их отец. Он глубоко вздохнул и натянул на лицо фальшивую улыбку.
– Пахнет чудесно, Алисон. Горжусь тобой, дочь! Прекрасно поработала.
Она уселась и подмигнула отцу.
– Ты же знаешь, кто тут у нас самая потрясающая дочь года, в конце‐то концов!
Шоуфилд улыбнулся и запустил вилку в блюдо с оладьями.
– Папа? – подала голос пятилетняя Мелани. – Сначала надо помолиться!
– Разумеется, дорогая. Начнешь?
Они взялись за руки, и Мелани заговорила писклявым голоском:
– Благодарим Тебя за то, что наш мир так прекрасен, благодарим за еду, которую даруешь нам. Спасибо Тебе, что есть птицы, поющие по утрам. Спасибо Тебе за все, Господи!
У Мелани выпал зуб, и вместо «с» она выговаривала «ф», но Шоуфилд этого маленького дефекта даже не заметил. Мысленно он вернулся во времена своего детства, когда произносил точно такие же молитвы, а учил его человек, которого все называли Пророк. Тогда они жили в коммуне «Апостолы анархии», где процветал культ поклонения Сатане. Он вспомнил других детей их общины, их крики; представил, как они сгорают заживо…
– Папа! – окликнула его Мелани.
Шоуфилд тут же вернулся в настоящее.
– Что, солнышко?
– Хочу сироп!
– Сейчас, детка.
Шоуфилд подтолкнул к дочери бутылку, наклонился и поцеловал Мелани в макушку. Девочка заулыбалась. Оказывается, у нее выпал даже не один зуб, а сразу два передних. Расплылся в улыбке и Шоуфилд, глядя на свою маленькую красавицу. Как же я их всех люблю, подумал он. Радость оставалась для него чувством недоступным, а вот любовь, привязанность и нежность он ощущал вполне. Семья просто придет в ужас, если вдруг узнает, каким чудовищем оказался их муж и папа. Шоуфилд прилагал все силы, чтобы они были счастливы, и сам пытался к этому счастью прикоснуться хоть на минуту. В глазах стояла страшная картина: любимые дети плюют в него, называют уродом, с искривленными ангельскими лицами швыряют в него камни…
Шоуфилд подумал о Джесси Олаг, вспомнил, как накануне она истекала кровью, корчась в огне… Да, он заслужил такую судьбу, заслужил каждый камень.
20
Аллен Брубейкер подошел к номеру и собрался было постучать, когда заметил крошечное устройство, прикрепленное к стене дверной ниши на уровне колена. Маленький аппарат напоминал кусочек лейкопластыря и практически сливался с кремовой стеной. Обычный человек его не разглядел бы, однако специальная подготовка Аллена дала о себе знать, к тому же он предусмотрительно надел очки. На самом деле почти невидимый кружок на стене был датчиком движения, который отправлял текстовое сообщение на сотовый телефон или на компьютер, стоило чужаку лишь сделать шаг к двери. Аллен подумал, что Маркус наверняка выяснил, в какие часы приходит убираться горничная, чтобы не реагировать на ее визиты. На ручке двери висела табличка «Не беспокоить».
А мальчик‐то становится настоящим параноиком, решил Аллен.
Он покачал головой и снова поднес руку к двери, однако коснуться ее не успел. Сзади раздался голос:
– Кто идет?
Аллен едва не подпрыгнул от неожиданности, поднял руки вверх и медленно обернулся.
– Руки можно опустить. Не ставь себя в неловкое положение. – Маркус улыбнулся. – Кто это говорил, Профессор? Шекспир?
Аллен, большой знаток истории и литературы, отозвался:
– Вообще‐то Авраам Линкольн.
– Что‐то я о нем слышал… Бородатый, в большой шляпе, верно?
– Точно, – хмыкнул Аллен и хлопнул Маркуса по спине.
«Профессор» опекал Маркуса в начале службы в «Пастухе», и они успели подружиться. К едким замечаниям Маркуса Аллен привык, а вот его способности к расследованиям до сих пор впечатляли. И все же мальчику еще многому предстоит научиться.
– Пригласишь меня в номер?
– Мы остановились здесь, Профессор, – указал на соседнюю дверь Маркус, – а тот номер – ложная цель. Я снял его на свое имя, а тот, другой, – на Генри Джонса‐младшего.
Господи, да он и вправду параноик…
Аллен перешагнул порог соседнего номера и приветствовал Эндрю, восхитившись тем, как разместились коллеги. Номер состоял из двух комнат. В передней стояли раскладной диван, пара кресел, маленький холодильник и телевизор с плоским экраном. Ребята задвинули тумбочку с телевизором в дальний угол, а вместо нее поставили сенсорный дисплейный терминал. Маркус, только присоединившись к «Пастуху», говорил Аллену, что неплохо бы приобрести такое современное оборудование. Экран представлял собой складной, не толще бумажного листа, жидкокристаллический монитор с активной матрицей на органических светодиодах. Монитор смонтировали на стеклянном щите с добавками силиконового каучука. Суперэластичный материал был чрезвычайно прочен на разрыв. Впервые подобную технологию изобрел «Самсунг», и она все еще находилась на стадии прототипа.
– А где моя старая доска для записей?
– Отдал Стэну, – пожал плечами Маркус. – Приказал сжечь. Добро пожаловать в будущее, Профессор.
Аллен недовольно заворчал, потом, смирившись, обратился к Маркусу:
– Покажи, чем мы располагаем.
– Материалы ты читал, поэтому должен быть более‐менее в курсе дела. Кое‐что меня беспокоит. Во‐первых, откуда убийца знает, что его жертва уже легла спать, когда он заходит в дом? Он аналитик, грубая сила – это не про него. Еще не пойму, как ему каждый раз удается избежать сопротивления жертвы. Во‐вторых, почему, забрав девушку, он убивает ее именно следующей ночью?
– Наверное, хочет насладиться новым приобретением, – предположил Эндрю. – Как коллекционер. Получает кайф от чувства обладания, от ощущения власти над жертвой.
Маркус задумчиво прикусил нижнюю губу, рассматривая оперативные заметки на экране, поднял руку и поменял две из них местами.
– Может быть…
– Каждый раз, когда говоришь «может быть», ты уверен, что этого быть не может, – закатил глаза Эндрю.
– Может быть, – кивнул Маркус.
Эндрю глянул на Аллена в поисках поддержки, но тот лишь ухмыльнулся. Ему было приятно, что за время его отсутствия кое‐что осталось неизменным.
– И еще, – продолжил Маркус. – Глаза. Он заставляет их держать глаза открытыми. Зачем? Фиксирует веки, чтобы жертва не могла отвести взгляд в сторону.
– Хочет, чтобы жертва смотрела, чтобы она его видела. Возможно, это один из немногих моментов, когда убийца показывает свое лицо.
– Может быть, – криво усмехнулся Маркус.
Эндрю метнул на напарника раздраженный взгляд.
– Маркус, что ты думаешь о связи с ритуалами сатанинских культов? – спросил Аллен.
– Что бы там ни говорили, во время таких ритуалов убийства происходят нечасто. Да, изредка встречаются заблуждающиеся последователи культа, которые утверждают, что дьявол заставил их убивать. Фактически с тем же успехом можно сказать: меня заставил убить мой пес или, допустим, Элвис Пресли. Просто бред. И все же я не исключаю, что мы действительно имеем дело с сатанистом. Однако, если даже связь с культом и есть, судя по обстановке на местах преступлений и по анализу почерка, которым убийца пишет свои символы, имеются основания утверждать, что преступник действует в одиночку. Об этом говорят и отпечатки обуви. Стэн сейчас работает с версией религиозной секты.
Маркус ткнул ярлык в нижнем правом углу экрана. Перед ними всплыло окно с крутящимся символом загрузки. Через несколько секунд на мониторе появился Стэн.
– Великий мастер кунг‐фу к вашим услугам!
– Что нашел по букве А в круге?
– Это символ анархии. От него и плясала пресса, когда дала убийце прозвище. Видимо, кто‐то из копов слил фотографию его подписи. Думаю, денег ему хватило, чтобы прошвырнуться в Санта-Лючию или Аспен, а может – и в Диснейленд. Ну или на любовницу.
– Стэн, не отвлекайся.
– Есть не отвлекаться, шеф! Копнул чуть глубже и нашел один источник, согласно которому А, заключенная в круг, – символ Антихриста, высшего олицетворения анархии и апокалипсиса.
Маркус поднял руку, останавливая Стэна.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты вошел в базу данных каждой больницы, каждой психиатрической и психотерапевтической клиники в Чикаго и нашел связь с этим символом или человека, который считает себя Антихристом или действует от имени Антихриста. Дальше. Проверишь наличие любых связей буквы А в круге с любой группой сатанистов или сатанистом‐одиночкой. А потом найди мне сведущего человека, который захочет с нами поговорить; человека, который знал бы, чем дышит местная субкультура.
Стэн затих, лишь рябило его изображение на экране. Наконец он поморщился и заявил:
– Босс, вы представляете, сколько психиатров и психологов работает в Чикаго?
Маркус скрестил руки на груди и без тени сомнения сообщил:
– Две тысячи четыреста девяносто.
– Черт, откуда вам это известно?
– Это было в статистических выкладках, которые ты готовил по моей просьбе.
– Я хочу сказать – как вы это запомнили?
Маркус на секунду задумался.
– На самом деле я не запоминаю цифры. Просто у меня в голове хранится зрительный образ каждой странички. Когда нужно, я вызываю его из памяти, как из каталога с цифровыми снимками на компьютере.