Катарсис. Северная Башня

– Как будто после пятого ты разумником станешь!

– Дядя! – парень аж задохнулся.

Слышу смех с сеновала.

– А ты что смеёшься, бездарь? – кричит в двери сеновала Малакир. – Только и можешь – девкам юбки задирать!

– Вот как! – усмехнулся в усы Виламедиал. – И тут кузнец наш род обскакал! Горн, иди сюда!

Горн вываливается из сеновала под тихий смех Молота.

Дурдом! Я закатил глаза к небу. Тут такой большой и важный начальник, мочалок командир, а всё скатилось в балаган! Опустив глаза, вижу хитрый прищур наместника, его лукавую улыбку в усах. Следит за мной.

Горн, наконец, отряхнулся, предстал пред светлы очи Мойдодыра. Наместник машет призывно рукой. Пулей вылетает Молот, пристраивается к брату, тянутся оба, как на плацу.

Виламедиал внимательно их осмотрел, мимолётно глянул на меня, повернулся к Клему.

– Сколько не хватает?

– Половины, – вздохнул Клем.

– Выписывай. А что выписывай? Ты всё одно в Красную Гору собрался, обратно и привезёшь. Я недостающее сам оплачу. Таких богатырей вырастил! Чай, не чужие! Северянина возьми с собой, властитель всё одно прознает, замучает меня.

Смотрит на меня прожигающим взглядом. Потом поворачивается всем корпусом к Ромашке, говорит:

– И повитуху привези. Цветочек наш не дам погубить! Да, Ромашка?

Теперь – Клему, серьёзно, без улыбки:

– Расскажешь Светогору про Зеленую башню, про что Росток от тебя слышал. Вот это и передай. Завтра же и езжай! Да, там проволоку хорошую завезли. Вот деньги, возьми. Этому вот, пламенному, кольчугу хоть справить. Щит нормальный поставить не может. Не маг, а разорение одно!

На опять прыскнувших сыновей Клема цыкнул и припечатал:

– А вы, малые, посмеётесь, когда Глак вас воинами посчитает. Малакир ему испытание уже сдал. То-то! Кто-то лучше дерётся, кто-то юбки задирает, да, Клем?

Клем пожимает плечами, жена пытается что-то сказать, жестикулируя, но смотритель слегка качнул ладонью:

– Ромашка, в другой раз, хорошо? Я всегда рад твоему гостеприимству, но муж твой прав – твари неспроста так себя ведут. Южный Сток едва отбился. Поранков много. Как поля убирать?

И, ещё раз осмотрев всех, окинул взглядом двор и резюмировал:

– Так что, семья кузнеца Клема, мне нужны воины, оружие и доспех. У нас много работы! Клем, с тобой пойдёт десяток Крапа. Ямы проверите.

Смотритель и его свита ушли. Что это было?

Клем посмотрел на заходящее светило. Запихал свиток и кошель за пояс, сказал:

– Слышали? Всем спать! А ты, сучье племя, допрыгаешься! Хотан придёт – обженю. Будешь юбку жене заносить за угол, а не у Глака учиться. Гадёныш! И в кого только пошёл?

– В тебя, – взяла за руку разбушевавшегося мужа Ромашка, потянула в дом. – Отстань от него. Я эту сучку знаю. Сама в штаны залезет.

– Она не сучка! – крикнул Горн.

– Женю, сукин сын! – кричит Клем.

– Мама тоже не сука! – Горн готов расплакаться, убегает в кузню, кричит там: – Мама верна тебе была, не то что эта…!

– Заткнись! – кричит Молот, кидаясь на Горна.

Щаз-з! Ловлю обоих за воротники, раскидываю по углам, кричу:

– А ну, ша! Раскудахтались, петушки! Молчать! Куда со своими детскими, незрелыми умишками во взрослую жизнь полезли, а? Судят они, рот разевают. Молчать, на куй! Своих баб заимеете, детей народите, тогда судить будете. Ясно? Щенки! Горн, не угомонишься, в бочку с водой суну, враз остынешь. И вообще, марш скотину убирать! Наказан! Сегодня никуда не идёшь. Перетопчется твоя зазноба денёк, будешь знать, как пасть на отца разевать. А ты что скалишься, Молоток? Кузня твоя! Чтоб блестело, как котовы яйца. Баню стопил?

– Когда? – выдал петуха Молот.

– Я стопила, – тонким голосом говорит Пламя, – и воду мы натаскали.

Две головы в двери кузни – русая снизу, медная выше.

– Не стыдно, а, мужики? Девчонки малые воду вам, лосям, носят, а вы на отца хавальник разеваете, перед наместником рисуетесь! Щенки! Подальше от начальства, ближе к кухне. Бойся милости властителя больше его гнева! Бестолковые.

– Да ты кто такой вообще? Явился невесть кто из скверны, распоряжается тут! – визжит Горн.

Меня сносит в сторону ураган, Горн оказался перекинут через неостывшую ещё наковальню, штаны его оказались сдёрнуты, задница – выдрана ремнём. Клем порол сына и приговаривал:

– Знай своё место! Знай своё место! Держи язык за зубами! Держи язык за зубами! Не лезь прежде батьки в пекло! Не лезь прежде батьки в пекло!

Закончив воспитательную беседу, Клем забросил сыромятную полоску, которой порол сына, в угол, сплюнул на пол, вышел. Горн басовито выл у наковальни.

Я тоже вышел. Опрокинул ведро воды на голову, чтобы остудить эмоции, сел на лавку у колодца.

– Дядя Андр… – тонкий голосок.

– Что, малышка? – спрашиваю, не поднимая головы. Вода текла по волосам, по спине.

– А вы правда из скверны?

Боится? А почему на колени лезет?

– Нет, лапушка. Я и в церкви сегодня был. Этот милый дедушка чистильщик меня своей водичкой с ног до головы облил, всего обнюхал. Ничего не нашёл. Не бойся.

– Я и не боюсь, – гордо заявил этот русоволосый ангел.

– А сжигатель старый и нюх совсем потерял, – заявила Пламя, тряхнув медной косой. – И мы рады, что он ничего не унюхал. Ты нам понравился.

– Ты такой большой и красивый! И пироги у тебя вкусные, – заявила Росинка. – А на Горна не обижайся. Он не злой. Он как волос меж ног заимел, совсем глупый стал.

Я рассмеялся:

– Всё-то вы знаете!

– Мы уже большие! – гордо возвестило рыжее Пламя. – Я на будущую весну в школу магии поеду. Буду, как Малашка, красный плащ носить!

– Серьёзно? Да ты маг?

– Я буду магом! – гордо возвестила девочка, протянула ладонь, на которой затрепетал язычок пламени, как от зажигалки, но тут же девочка погрустнела: – Поэтому Горн и обижается. Говорит, мать меня нагуляла. Он не злой, маму тоже любит, но по своей скучает. Он хороший. Но совсем глупый.

Я опять рассмеялся. Разговор с девочками был как бальзам на душу – бестолковый, но приятный. Ничего я не узнал, ничего не понял, а полегчало. Расцеловал этих ангелочков, отпустил. Пошёл собираться в дорогу. Шмотки мои высохли. Утюга я не видел. Не предстану при параде, но и в коротких вещах Клема не поеду. Я не светская львица, конечно, но и не бомж какой! Имею гордость за мундир свой, хоть и оказался в нём случайно. Мог же и в спортивках угодить сюда. Усмехнулся, представив себя в трёхполосочных адиках. Чисто Колян. Что знает тропинки заветных полян.

Клем проводил жену с бани до дома, подошёл.

– В этом поедешь?

– Есть варианты?

– До Медногорска доберёшься в моём, а там на базаре купим. Сшить не успеют, готовое платье подберём.

– С хрена ли? Платья я не ношу, не баба, чай! Да и на какие шиши купим? Ты меня спонсировать собрался?

– Я иной раз тебя совсем не понимаю. Ладно, говор странный, но иной раз вообще ничего не разобрать. Платье – это готовая одежда полностью. Штаны, портки, рубаха, кафтан, куртка, плащ, шапка. На что купим? А ты свои накопители будешь продавать?

– Какие накопители?

Клем сходил куда-то за отхожее место, покопался там, вышел, отряхаясь. Ах, брюлики с ювелиркой!

– А я забыл про них. – Я их оставил в карманах и даже не обратил внимания, что после стирки их не оказалось.

Клем сел рядом на лавку, повесил голову, помолчал. Потом посмотрел на меня, сказал:

– Иной раз ты меня удивляешь. Разумностью своей. Действуешь и говоришь как маг. Или как благородный. А иной раз – ей-ей, блаженный. Ну, как можно забыть про такое? На это весь наш городок купить можно. Вместе со смотрителем.

– Так дорого стоит?

– Накопители сейчас не умеют делать. А маг без накопителя – боец на полчаса. Ну, Малек точно. Есть, конечно, сильные маги. С большой внутренней силой. Но чем сильнее маг, тем больше он готов заплатить за эти камни.

– Значит, я богат?

– И ещё как!

– А я вот тебя и Об… того молокососа не понимаю. Носитесь со мной, блаженным, как дурачок с писаной торбой. Что бы – клинком по горлу, голову чистильщику, и ваше всё, а?

– Вот я и говорю, удивляешь ты меня. Ты правда к богатству равнодушен? Или настолько рассеян?

– Ты правда работал на предка Обереста? Или настолько глуп, что служишь теперь сопляку?

Клем зашипел, как рассерженный кот, бросил мешок мне под ноги и ушёл в дом.

Глава 9

Светило ещё не встало, а подворье кузнеца – рассерженный улей. Разбуженный шумом, высунул голову из сеновала, застал картину примирения – Горн положил буйну голову на грудь Ромашки, она его гладит по волосам, что-то говорит с нежностью. Клем и Молот суетятся у запряжённой Лохматки.

Сбегал до удобств, умылся из поильника в конюшне – вода там тоже чистая, у Клема не забалуешь. Пальцами расчесал короткие волосы, выгоняя травинки. Только тогда явил себя народу.

– Меряй, – кивнул Клем на висящую на коновязи кольчугу и надетую на кол большую глубокую каску, больше похожую на миску с кольчужной сеткой. Типа шлем.

Натянул. Молот помогал. Ага, а кольчуга – не сплошная рубаха, имеет кожаную основу, а под мышками до низа – распашная. Продеваешь в ворот голову, подтягивается в размер кожаными ремешками с боков. Такая кожаная куртка, усиленная кольчугой. Нормально, чё!

Шлем тоже не миска. Имеет подшлемник. Так же в размер подгоняется.

Я так понимаю, что это вариант для ополчения. Когда размер не имеет значения.

Клем осмотрел меня, скривил морду, махнул:

– Пойдёт. Всё одно подогнать что-то стоящее не успеем. Каким оружием владеешь?

– Автоматом, – усмехнулся я.

– Не знаю такого. Меч, копьё, топор? Лук?

– Нож, – вздохнул я, – штык.

– Штык? Что это? Как? Покажи!

Молот принёс двухметровое копьё. Я показал. «Штыком коли, прикладом бей!»

– Сойдёт. Ножи свои возьми. Щит. Если на бродяг нарвёмся, отобьёмся. Не одни будем, чай.

Поверх кольчуги надел подаренную портупею. На кольца на ней нацепил нож. А, что мелочиться! И туристский топорик тоже. В чехле. И складную лопатку в чехле. На поясницу. А вдруг? Артналёт – окопаюсь. Ха-ха!

Клем махнул рукой на мою придурь. Спросил:

– Что решил по накопителям?

– Думаю, везти с собой всё – неразумно, – бросил ему обратно мешок с ювелиркой. – Отбери столько, сколько нужно. У тебя маг в семье растёт. И вообще, неразумно продавать то, что купить нельзя.

– Нет, ты не совсем блаженный. Просто дурак, – усмехнулся Клем. – Какое тебе дело до моей дочки?

– А какое ей до меня дело? А тебе? Я же брат твой, забыл? Родственник. А вот и наше светило! Иди сюда, дитя!

Пламя, сонная, не убранная, в ночной рубашке, босая, подошла. Я отобрал мешочек у Клема, высыпал его содержимое. Осмотрел. Вот! С рубином. Или не рубином, но тоже красный. Да и просто красивый кулон. Водрузил на шею девочке. Огромными, не верящими глазами смотрит на меня. Сказать ничего не может. Сейчас расплачется.

– Ну-ну, будущий великий маг! Не пристало такой взрослой и красивой девушке сопли пускать! Это твоё. Пусть этот хлыщ в красном плаще удавится.

Ну, вот, улыбнулась. Кинулась ко мне на шею, тщетно стараясь её, шею, сломать. Потыкалась мягкими губами в щетину.

– Задушишь! – притворно хриплю я. – Папу твоего накажут, что не довёз арестованного до следственного комитета.

– Я покажу маме? – спросила сияющая девочка.

– Твоё же. Маме – покажи. И Росинке. Больше никому не говори. Люди знаешь какие злые? Отобрать захотят.

– Не дам! – пискнула Пламя, зажала кулон в руке и порхнула в дом.

– Описается от радости. В отхожее место же шла, – вздохнул Молот.

– Зачем? – спросил строго Клем у меня.

– Что легко пришло, легко должно уйти, – пожал я плечами. – Иначе беду накликает. Да и нравится мне делать подарки. Особенно красивым девочкам.

Клем покачал головой:

– Теперь спать с топором надо. С женой – приятнее.

– А ты не говори никому.

– У баб язык что помело, – буркнул Горн.

– Чья бы корова мычала, а ты бы молчал, – ответил я. Горн опустил глаза.

Клем выбрал кольцо с круглым камнем тёплого цвета, засунул за пояс, остальное спрятал в мешок, пошёл ныкать в схрон.

– Клем, – спросил я, когда тот вернулся, – меня в темницу посадят или отпустят?

Он пожал плечами:

– Властитель ко мне неплохо относится. Но время сейчас тяжелое. Соседи наглеют. Легче же прийти и отобрать, чем потеть самому. Власть императора совсем ослабла, распоясались властители и князья. Друг дружку режут, кровь как водичка стала. Нервный Красная Гора. Потому не знаю, чем обернётся.

– А как бы его умолить? Может, ему подарок какой? За прописку на его земле. У нас так принято. Не подмажешь – не поедешь.

– И у нас так же. Но Гора гордый. Благородный. Ещё и осерчает.

– А давай ему меч лича подарим. Сам же сказал, хорошая сталь. Пока я научусь мастерству меча, сколько времени пройдёт. Если вообще дойдёт до обучения.

– Хм, а это мысль! Меч взят с боя, с легендой. Не умалит его чести, наоборот!

Клем кинулся в кузню, притащил чёрный от угля свёрток, бросил в телегу. А я – щит, копьё и шлем туда же. Тащить на себе ещё!

– Надо только ножны подобрать, – говорит кузнец.

– Не надо. Легенда должна быть достоверной. И сломанный артефакт тащи. Ружьё моё. Как будем обосновывать победу над тварью?

– Нет. Ты не дурак, я понял. Ты придуриваешься.

– А то! С дурака взятки гладки.

Выехали. И сразу же увидели разгадку причины скверного запаха на улицах без наличия источника запаха – вонючая бочка на колёсиках, два быка в упряжи и трое «узбеков», собирающих мусор с улиц в бочку. Круто! Имеется понятие гигиены.

Оказалось, не совсем так. Когда покинули стены города и внешнего вала, уткнулись в длинную вонючую компостную кучу. Понятно. Удобрения. Не говно это, а ценный стратегический ресурс для выживания. Почвы бесплодные. Вон, кругом голая степь. Травы стоят бедные, блеклые, редкие. Деревца как в тундре – маленькие, перевитые, слабенькие, больные. Ничего само не растёт. Прежде чем полопать, надо хорошенько потопать.

Вот и видимый результат слева от дороги – квадрат леса. Идёт по следу компостной кучи. Ещё дальше – уже вырубка. Сонные лесорубы разбредаются по рабочим местам под охраной воинов. Как конвой. Еду в Магадан! Вот откуда древесина появляется. Ещё дальше – справа от дороги – чисто лагерь римских легионеров: квадрат со стороной в километр, образованный рвом и валом. На углу схода валов стоят три рубленые башни. Четвёртая в процессе. Блестит свежей древесиной. Уже визжат пилы и стучат топоры. Правильно, светило встало – арбайтен, шнеллер, швайне! Ассоциации не верные, но периметр, деревянные вышки, работяги и охрана. Не хватает мотоцикла БМВ с МГ-34 в коляске и эсэсовцев в горшках на головах, с закатанными рукавами и МП-40, и горжета фельджандармерии на шее. В детстве столько фильмов пересмотрено «про немцев»!

У дороги, руки в боки, стоят двое – один явно стражник, ибо в броне, второй мастеровой, одет как Клем. Останавливаемся, приветствия. Видя интерес, Клем представляет меня. Ну, угадал. Один начальник стражи этого БАМа – село Рассветное (на восток от Медвила), он же директор и главный администратор, второй – мастер-строитель. Прораб. У воина медная цепь с вилами, у строителя – знак масонов на железной цепи. Такой вот вольный каменщик. Усмехнулся – и тут они! Прямо масонским заговором завоняло. А, не, это Лохматка. Вносит посильный вклад в плодородие этой дороги.

Клем перетёр с масоном какие-то производственные вопросы – что-то про рукоятки и древки для оружия. Дружески поматерились, торгуясь, подкалывали друг друга. Один сетовал, что Клем ограбил всю Зелёную башню, а всё цены жмет, другой отбрехивался, что масон получил олигархическую должность и пилит государственный пирог госзаказа, а цену ломит – за бесплатные отходы лесопереработки. На том и порешили – что отпускные цены не изменятся.

А стража перетирала своё. Хмурились, шушукались. Вот руку даю на отсечение – не вопросы правопорядка. У нас в Афгане ротный с начштабом полка так же шушукались. Оказалось, в баках задних дверей брони вместо топлива была заправлена брага. Пока везли, взбалтывали, да на жаре по блокпостам развезли отличные антидепрессанты. И такие вот спецоперации иной раз проводила наша бравая разведрота.

Зато позавтракали из котла строителей коммунизма – тьфу, строителей населённого пункта, он же блок-пост Рассветное.

Двинулись дальше. Как мы удачно едем! Прямо вижу вживую весь техпроцесс освоения целины. За Рассветным опять возня. Охрана, мужики – быками выкорчёвывают пни. Думаете, сжигают? Сжигают. Но в городе. В домашних печах. Это дрова. Бережно отбивают землю, корни рубят, тащат в кучи. Камни – в другие кучи.

Ещё дальше появляются лесополосы вдоль низеньких каменных стен. Вот куда пошли выбранные из земли камни! Деревья пока молодые. Меж лесополос поля. Маленькие лоскутки. Ну, тут комбайнов нет. Это сухопутным кораблям простор нужен, а тут быки и лошадки. Более манёвренные, но менее производительные.

Кстати, привык, что хлеба у нас растут, как моря. Ветер гонит желтые волны. Тут злаковые – хиленькие, колос жиденький, зерно меленькое. М-да, борьба за существование. Земля бедная. Так ещё и твари разные достают. Мы уже встретили за наш короткий путь под сотню здоровых мужиков с оружием. Они не пашут и не сеют. Они защищают. А их тоже кормить надо. И коней их. И семьи. Понятно, почему свиной окорок – праздничное блюдо. Тут или сам зерно ешь, или скотину кормишь. Или траву для скотины выращиваешь, или зерно для хлеба себе.

Поля сменились полосой лесонасаждений. Теперь по обе стороны дороги. Ух ты, ульи! Пасека! Мед! А, ну да, сахарный тростник – это там. А тут сладкое – мед да патока. Да слова льстивые и лживые – в уши. Диабет не страшен. Тут, скорее, рахит. Вон сколько их, с явными признаками рахита. Даже среди стражи.

Опять вырубка, корчёвка. Зачем-то сняли плодородный слой и засыпали всё белым порошком. Известь, мел, гипс? Не знаю. И зачем сыпят этот белый толчёный минерал под слой плодородной почвы, тоже не знаю. Ни хрена себе севооборот! Поле под паром на тридцать лет! Вместо клевера – деревья. А трудозатрат сколько! Умопомрачительное тут сельское хозяйство. А говорили, у нас в СССР Минсельхоз – чёрная дыра. Их бы сюда, говорунов! Птичек-петухов, отличающихся умом и сообразительностью. Быстро бы поняли, что здесь им не тут!

Но восточнее урожайность явно лучше. Прямо волна идёт по полю. Нарастили плодородный слой? Или белые удобрения так сработали? Не знаю. Не почвовед я. И не агроном. И не сын Агропрома. Я – детдомовец. Отец мой Хаос, мать – Война. Как убивать и умирать, я знаю. Как выживать в бою – знаю. Как прокормить себя в таких вот условиях – понятия не имею! Те навыки выживания, которым нас учили, тут слабоприменимы. За пределами этих тщательно возделанных и охраняемых клочков – пустыня. Одному тут не выжить. Надо налаживать коммуникации с аборигенами.

Глава 10

К вечеру открылся с возвышенности ещё городок. На воротах тоже красные вилы на стягах, полощущихся на порывах ветра. Это Ямы. Почему ямы? Потому что земля несколько раз проваливалась в округе. Почему проваливалась, Клем не знает. Село уже старое. С него и начались землевладения бывшего сотника наёмников по прозвищу Медные Вилы.

– Он же не рыжий. Почему Медные Вилы?

– Зато Гора рыжий. Спас ему жизнь Вилы. И на земле помог удержаться. Только всех своих людей потерял. Тогда и стал Медными Вилами. Не Кровавым же Вилом его называть?

– Ну, не всех же. Мы-то с тобой живы, – вставил десятник. Как его там – Крап? А где берет твой краповый?

– Получил Вилли наш надел земли, приставку в имя. Теперь он знать. Ему бы ещё наследственный титул получить, чтобы дети его прямо дворянами рождались, – продолжил рассказ Клем. Так вот причина таких неформальных отношений аристократа и кузнеца! Аристократ-то свежеиспечённый. А вчера – простой рубака.

– Ну, не все! – смеётся Крап. – Я знаю по крайней мере одну его дочь, что дворянкой не станет. Никак.

Клем стеганул его плёткой, но не попал. Ловкий этот Крап. Отъехал, ржёт. Весь его десяток – тоже.

– Это он про кого?

– Росинка.

– Да ты чё? А ты? – удивился я. – Вот это поворот!

Клем косо посмотрел на меня, вздохнул, пожевал усы, начал неуверенно:

– Не знаю, как у вас, а у нас тут апокалипсис случился. Людей погибло столько, что ещё тыщу лет будут вылезать бродяги – не перебить. Людей выжило очень мало. Меж поселениями связь… ну, какая связь? Друг о друге и не знали порой. Знаешь такое – вырождение крови?

– Знаю. Понял тебя.

– Это сейчас стало полегче. Вишь, полдня едем – ни одного бродяги. А раньше из-за стены нос не высунуть было. Ничего нет, жрать нечего, одарённые рождаются – научить их некому. Любая свежая кровь – выживание рода. Право первой брачной ночи. Дворянами обычно становятся не самые слабые. Ребёнок от такого – радость в дом. Это сейчас стало как-то неловко от этого всего. Дремучими обычаями стали называть. Вот и Горн не понимает. Ну, прижила мне моя зазноба двух деток. Так и я раскидал семя своё. Понимаешь? Или осуждаешь?

– Не осуждаю. Понимаю. Любишь её, не осерчал на неё – это главное. Твоя жизнь, твоя жена. Свою… Не знаю. Погоди, ты сказал двое. Горн?

– В том-то и дело, Горн и Молот – мои. И народится – мой.

– Пламя? – удивился я. – Чья?

– Увидишь, – усмехнулся Клем. – Да ты, кстати, тоже свежая кровь. Если не найдёшь себе пару, будут сложности. Бабы они такие змеюки, такого тебе наворочают, замучаешься к чистильщику бегать.

– Во как!

– И мужья их тоже. Кому не захочется такую башню в семью?

– Икать колотить! Вот я попал!

– Ещё как! Будь готов, что бабы вокруг тебя начнут хороводы крутить. А ты думал, я для чего тебя к Сластёне водил? Обо всём договорился.

– Так вы разговаривали? – разочаровался я.

– Одно другому не помеха. А с ней бабьё боится связываться. Проклянёт – матка отсохнет.

– И стоять не будет.

– А ты за языком следи. Вот, взял и обидел её. Ладно, платок ей красивый в Медной Горе купишь – оттает.

– Понял. Слушай, ещё вопрос. Вот сотник Вилли стал дворянином…

– Да, знаменосцем Медной Горы.

– Что это значит?

– Если Гора поднимет знамя, ну, воевать кого соберётся али отбиваться от кого – Медвил выставит войско под знамёна Красной Горы. А Гора – знаменосец Гороха. А Горох – знаменосец Волков.

– А Волки?

– Волки – великие князья. Кровь великого дома.

– Император – Волк?

– Сейчас император – Лебедь. Прошлый был Сокол, – и смотрит так хитро на меня.

– Понял. А до Сокола?

– А до Сокола были Драконы.

– Драконы – это герб? Или реально – драконы?

– Герб. Но говорят, что до апокалипсиса драконы им были кровной роднёй.

– Всё, приплыли… Хорош, голова лопнет. Смешались в кучу кони, люди. Пожрать бы.

– В Ямах трактир неплохой. Плохо, что единственный в округе. Пива выпьем, – Клем мечтательно закатил глаза.

– Дорого, наверное.

– Не дороже денег.

– Слушай, только коротко – дворяне только те, у кого земля?

– Нет. Совсем нет. Есть личное дворянство. Правда, не наследственное. И «ал» не приставляется. Но цепь серебряную носить можно, – характерно посмотрел на меня. Ё! Александр. Ал-экс-андр. И цепь серебряная. Бывший властитель Андр. Так переводит дефектный дешифратор моё же имя моим же языком. Надмозг хренов! Устроил мне игру слов, сука! Так, завязали представляться полным именем!

– За личную достойность могут произвести, – продолжал кузнец. – От властителя и выше родом имеют право производить в дворянское достоинство. Правда, те, кого произвел властитель, дворянами считаются только при его же дворе. А вот князья производят в дворяне без оговорок. Да, маги, закончившие Университет и защитившие звание мастера на выпускном испытании, получают полное личное дворянство. То же касается мастеров света и чистоты и мастеров-охотников за тьмой.

– Так. Стало хуже. Голова щас лопнет. Но первое – что будет с самозванцем?

Клем усмехнулся:

– Разоблачение и очищение светом. Костёр.

– Не забалуешь. Цепь придётся снять.

– Не обязательно. Поверх одежды не носи – тогда это твоё личное дело. А вот когда поверх одежды, то ты этим требуешь к себе соответственного обращения. А это должно быть обоснованно.

– Второе – что за охотники?

– Одна из гильдий. Была одной из гильдий наёмников, но потом стала заниматься только тварями, нечистью, нежитью и скверной. За заслуги перед императором в очистке мира от порождений хаоса имеет особое положение.

– Они только всяких тварей изводят?

– Ага. Там такие воины – мрак! Маги через одного. Благо, в дела мирские не влезают. Договоры обычных наёмников не берут. Они вне войн людей с людьми, людей с иными светлыми разумными и вообще – светлыми меж собой. Они только тьму изводят. Но не бесплатно. И услуги их стоят очень дорого.