Ритуал

Александр Титов

Ритуал

В кругах путешественников Клим Николаевич Васин считался человеком исключительной отваги и везунчиком, каких свет не видывал. В кругах же более широких каждое его приключение воспринималось едва ли не подвигом, а все центральные газеты с азартом смаковали сочные, порой даже не очень правдоподобные подробности. Впрочем иначе и быть не могло. Для столичных обитателей, изнеженных балами и светскими раутами, существование таких людей казалось вызовом привычному порядку.

Васин в одиночку преодолевал бескрайние океаны, взбирался на вершины, которые доселе считались непокоримыми, зимовал на дрейфующих льдинах, спускался в пещеры, глубиной едва ли не до преисподней, и проходил через леса, где иной егерь наверняка бы заплутал. Все свои похождения Васин изложил в пятитомнике, которым по праву гордился. Там он подробно описывал быт и традиции малых народов, встреченных в самых глухих уголках планеты.

К чужим культурам Васин испытывал особую любовь. В своих экспедициях он изучил более двух десятков языков, некоторые из которых поначалу казались забавным набором звуков, и ознакомился с сотнями обрядов. Одни поражали представителя христианского мира распущенностью и излишней сексуальностью, другие подчеркивали силу и крепость человеческого тела, но особой таинственностью туземцы всегда окружали обряды, вызывающие первобытный ужас. Именно они и были жемчужинами всех экспедиций.

Всё увиденное Васин тщательно описывал и зарисовывал, а по возвращении в Петербург представлял доклад в Русское Географическое Общество. После одобрения научной коллегией, он вёл частные лекции, и конечно те пользовались оглушительным успехом. К нему тянулись и студенты, и гимназисты, мещане и дворяне, офицеры и купцы. Даже трепетные барышни из дома благородных девиц, и те бывали на лекциях Васина.

Так проходил месяц-другой, пресная жизнь приедалась, и всё больше тянуло навстречу опасности, в лоно дикой природы на дальних берегах. Васин брался разрабатывать новый маршрут, готовил всё необходимое и с торопливостью беглеца вырывался из цепких лап цивилизации.

В этот раз целью стала Полинезия. Васин запланировал посетить две дюжины островов, на которых если и ступала нога европейца, то лишь для того, чтобы оставить свой след и немедленно убраться подальше. Там, кроме невероятной красоты пейзажей, не было ничего ценного, что могло заинтересовать колонистов. Ни ресурсов, ни плодородных земель, а туземцы прославились столь нелюдимым нравом, что дел с ними вести никто не решался. Впрочем, цену такой славы Васин знал. Чего ещё ждать от туземцев, если в один прекрасный день к ним на остров высаживается толпа чужестранцев, которые начинают с хозяйской наглостью осматривать окрестности, приставать к женщинам, да и в целом вести себя непристойным образом. Вот и получается, что некоторых таких авантюристов попросту съедают, обрекая себя на недельную изжогу, а молва о том расходится по всему миру.

Задумано это путешествие было давно, так что сборы и проработка маршрута не заняли много времени. Уже тридцатого сентября Васин провёл заключительную лекцию и в конце её неожиданно для всех слушателей объявил:

– Дамы и господа! Вынужден сообщить вам, что весьма вероятно сегодня вы видите меня в последний раз.

И замолчал, наслаждаясь реакцией.

Аудитория тут же возбудилась. Все разом принялись гадать, что Васин имеет ввиду и что может с ним случиться. Версии звучали настолько невероятные, что удивился бы даже знаменитый французский фантаст.

Наконец Васин удовлетворился всеобщим интересом, поднял правую руку, призывая к тишине, и продолжил:

– Все вы люди пытливые и неравнодушные к экзотическим культурам, неоднократно слышали о чудны́х традициях дикарей из Океании. Именно туда я и направляюсь в своей новой экспедиции.

От такой новости в глубине аудитории кто-то тоненько ахнул и грохнулся в обморок. Оттуда же раздались просьбы принести воды, расступиться и поскорее открыть окна. С другого края человек менее впечатлительный, но всё же подверженный этому недугу вскочил, протянул к Васину руки и во всеуслышание заявил:

– Дикари там питаются человеческим мясом и не знают пощады к добропорядочным христианам! Клим Николаевич, одумайтесь, Бога ради! Вы же там отыщите свой конец!

Васин, не скрывая улыбки, выслушал оратора и зааплодировал.

– Браво, милейший! Должно быть вы прослушали весь курс лекций по культурам малых народов Южного Полушария, но так ничего и не поняли. – сказал он, а затем произнёс нечто такое, что даже отдалённо не напоминало ни один из европейских языков.

В аудитории повисла гробовая тишина, и только застенчивый сутулый гимназист в очках с толстыми линзами картавым голосом предположил:

– Мне кажется… поправьте, если ошибаюсь, вы сказали: «Кто лежит под банановой пальмой, никогда не пойдёт на крокодила с копьём».

– Верно. – кивнул Васин. – Из вас получится отличный лингвист.

– Но ведь каннибалы…

Стоило только гимназисту упомянуть об этом жутком явлении, как вновь на задних рядах кто-то ахнул и упал в обморок.

– Господи, да выведите уже несчастную барышню на свежий воздух. С такими нервами только в кружок рукоделия ходить полагается! – возмутился Васин. Он дождался, пока женщина и всё её сопровождение покинут аудиторию, и продолжил: – Каннибализм, извращённые брачные ритуалы и кровопролитные военные обряды встречаются и в более близких странах, но чаще всего это практикуют достаточно малочисленные племена. В основном же всё куда обыденнее, хоть и не всегда совпадает с нашими представлениями о морали и нравственности. Ко всему прочему я прекрасно владею таитянским и тонганским языками, из чего делаю предположение, что смогу найти с туземцами взаимопонимание. Главное проявлять к ним уважение, как и к любому другому представителю рода людского. На этом, дамы и господа, у меня всё. Если Бог даст, увидимся через полтора года.

Прозвучало несколько вялых попыток задать уточняющие вопросы, мол откуда экспедиция начнётся, да где закончится, да на каком корабле, да сколько человек в команде. Васин их игнорировал. О таких подробностях он предпочитал не распространяться, оставляя пометки о них только в путевых дневниках.

Постепенно аудитория опустела. Васин собирал зарисовки культовых масок племён центральной Африки, о которых последние месяцы только и рассказывал, складывал в потёртый портфель и всё чаще поглядывал в окно, где среди крыш легко просматривались трубы того самого парохода, который сегодня вечером отчалит к мысу Доброй Надежды. Оттуда ещё один переход до Новой Гвинеи и начнётся экспедиция. На одноместной яхте, без лишних разговоров и уточняющих вопросов.

Неожиданный стук в дверь оторвал Васина от мечтаний. Он даже вздрогнул, хотя пугливым нравом уж точно не обладал.

На пороге аудитории стоял всё тот же сутулый гимназист, только теперь от смущения он сжался ещё сильнее, а взгляд не отрывал от своих латанных-перелатанных башмаков.

– Что вы хотели? – спросил Васин.

– Извините пожалуйста, Клим Николаевич, я… у меня… Бога ради, как же неловко…

– Вы что-то спросить хотели? Так смелее, а то я решу, будто вы мне в любви объясниться изволили. – усмехнулся Васин в бороду.

Но гимназист не оценил шутку. Он грозно, хоть и не очень умело, взглянул на лектора и затараторил:

– Что вы себе позволяете! Не знаю, какие там у дикарей нравы, но меня с ними ровнять не смейте! Иначе… иначе…

Он не успел сказать, что именно сделает «иначе», очки предательски сползли на кончик носа. Дрожащей рукой гимназист начал их поправлять, и в этот момент Васин решил сбавить напряжение:

– Спокойнее, молодой человек. Если задел ваше достоинство, то приношу свои извинения. Но, право, переходите уже ближе к делу, а то придётся продолжить череду неудачных шуток.

Гимназист справился с очками и глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

– Да, простите мою вспыльчивость. Иной раз как нахлынет, так сам себя не узнаю.

– Молодой человек!

– Да, да, прошу прощения. Я хотел спросить вот о чём. Вы так живо описываете мистические обряды, но никогда не уточняли, принимали ли сами в них участие?

– Знаете, у многих племён есть обряды гостеприимства, отказ от которых может стать смертельным оскорблением. По-моему я рассказывал о них. Кроме того мне встречались такие сентиментальные вожди, которые, подозреваю, впервые видели белого человека и на ходу придумывали ритуалы, дабы почтить его, то есть моё, появление.

Гимназиста интересовало что-то другое. Он дослушал Васина и заговорщицким шепотом спросил:

– Это всё понятно, Клим Николаевич, но я не об этом. Бывали ли, скажем так, ситуации, когда вас допускали до сокровенного?

Гимназист резко замолчал, будто сам испугался своих слов, но на раскрасневшемся его лице было видно, сколь скабрезный смысл в них вложен. Васин колебался с минуту, рассказывать ли о таком малознакомому человеку, но в итоге плюнул и ответил как можно расплывчатей:

– Конечно, несколько раз я пытался уговорить туземцев на моё участие в некоторых мероприятиях, и даже иногда мне шли навстречу, но могу вас заверить, упоминание личного опыта не сказать, что добавило бы много деталей в лекции.

– Ничего не понял. – признался гимназист, нахмурив брови. – Так вы принимали участие в тех половых сношениях, о которых рассказывали на прошлой неделе?

– Молодой человек! Вы переходите грани дозволенного! – громогласно возмутился Васин.

Гимназист вновь сжался, втянул шею и отступил к двери.

– Но… но я… я просто… – мямлил он что-то бессвязное в своё оправдание.

– Во-он!!! – заорал Васин.

И гимназист бросился прочь из аудитории.

Разочарованию не было предела. Васин только обрадовался, что кому-то так же интересны первобытные племена, как и ему, но всё оказалось вульгарно и пошло. Нечто глубокое задел в его душе гимназист и долго ещё вспоминался. Уже на пароходе Васин охотно делился своим возмущением с матросами и офицерами, но ни у кого не находил понимание. Лишь на широте озера Виктория услышал он то, что расставило всё на свои места.

В один из тех живописных африканских вечеров, от которых захватывает дух вне зависимости от того, сколько раз его видел, Васин отправился на прогулку по палубе и встретил мичмана Андрусева. Крепкого, дочерна загорелого моряка, слывшего среди побратимов под прозвищем «Котик». Странное для обитателя суши имя Андрусев приобрёл благодаря прямым длинным усам, что давало сходство с крикливым морским животным. Поговаривали, что такими усами он обзавёлся ещё в детстве и с тех пор без них его никто не видел, но здесь побратимы скорее всего безбожно врали. Впрочем никаких других сплетен про Андрусева не ходило, потому как человеком он был хоть и замкнутым, но исключительно уважаемым.

Андрусев с трубкой устроился на перекур, устремил задумчивый взгляд в бесконечную даль и только выпустил первое кольцо дыма, как рядом пристроился Васин. Они долго молчали, словно могли спугнуть и без того скоротечный закат, а когда стемнело и небо украсила россыпь ярких, мерцающих звёзд, Васин заговорил:

– И всё-таки мне это не понятно. – заявил он так, будто продолжал недавно прерванный разговор. – Как же это? Я им рассказываю о вещах, которые они никогда не увидят. Вот здесь, например! – Васин махнул в сторону материка. – Есть одно племя, где вся верхушка это женщины от тринадцати до тридцати лет.

– Хм… – многозначительно озвучил свою позицию Андрусев.

– Ну, да я не об этом. Видите ли, не понимаю я, как при таком разнообразии они могут так плоско мыслить? Ничего их, кроме пошлости, не интересует. Считают, что могут многое, что могут перевернуть мир, но охотнее всего спотыкаются и стремглав катятся к самой презрительной низменности. Как же это омерзительно, милостивый государь, если бы вы только знали.

– Трусы. – кратко подытожил Андрусев.

– Ну, почему же сразу трусы? Они ведь чуть что, так сразу в драку лезут. О, нет, смелости им не занимать. Тут что-то другое.

– Они боятся увидеть, насколько велик мир. Поэтому и трусы.

Андрусев вытряхнул прогоревший табак из трубки, встал и удалился, раскачиваясь вместе с кораблём. А Васин так и остался сидеть, поражённый столь простым, но точным ответом.

Вскоре пароход причалил в Кейптауне и Васин сошёл на берег. Неделю он провёл компании двух знакомых буров, после чего направился в Гвинею, два дня погостил у старого приятеля Миклухо-Маклая, а затем погрузился на яхту и дал начало экспедиции.

Климат Полинезии был чем южнее, тем мягче, жара становилась всё более сносной, а солнце не таким белым, как на экваторе.

Васин всё реже вспоминал о неприятном разговоре в петербургской аудитории, а затем и вовсе забыл, когда появились первые объекты для исследований. Встреченные племена не обладали особой уникальностью, но всё же несколько ценных наблюдений Васин сделал.

Уже к середине путешествия стала заметна связь между ними, которая вполне могла быть вызвана развитым морским сообщением. Заключалась она в легендах о появлении племён архипелага. Все они отсылали к Великому Духу острова Наори. Он был настолько суров и беспощаден, что позволял жить рядом с собой лишь тем, кто способен доказать свою храбрость. Его испытание несло смертельную опасность и многие в страхе за свои жизни покидали остров. С тех пор возвращение на Наори стало непреложным табу, а предания о нём рассказывались по любому поводу и даже без него.

– Поразительно! – воскликнул Васин, когда впервые услышал про остров Наори и Великого Духа.

– Что так развеселило тебя, белый человек? – удивился старейшина. Он, как и все прочие племена архипелага, разговаривал на том диалекте языка маори, который Васин прекрасно знал.

– Многое я слышал и многое видел, но такого ещё не встречал. Обычно народы берут своё начало в великих подвигах и битвах, а то и от духов.

– Да, может это и не то, чем можно гордиться. – ответил старейшина. – Но предки хотели, чтобы мы об этом помнили, а значит нет причин говорить об этом шепотом. Предки были мудры.

Васин тщательно записал историю во всех подробностях. Позже он не раз с ней сверялся и удивлялся, насколько точно повторяется одно и то же предание на каждом острове. Вскоре стало очевидно, что посетить Наори необходимо чем скорее, тем лучше. Он находился в стороне от архипелага и был так мал, что не очень-то верилось, будто там кто-то живёт.

Все опасения пропали, когда в подзорную трубу Васин увидел береговую линию Наори, усеянную маленькими свайными хижинами. Деревня оказалась довольно крупной и уходила в глубь острова, где раскинулся густой тропический лес. На другой стороне острова возвышался кратер вулкана с каменистыми чёрными склонами.

Жители Наори отличались от обитателей архипелага строгим нравом. Они не испугались появления чужака, а многие и вовсе не обратили на него никакого внимания. Никто не бросился ощупывать и осматривать Васина, когда его лодка пристала к белоснежному песку пляжа.

Очень быстро стали понятны отличия наорийцев от беженцев. Они почитали силу, и все, от малого ребёнка до седого старика, практиковали ежедневные упражнения. Копья и пращи, кулачный бой и бой с шестом, даже сделанные из камня мечи. Туземцы умело обращались с любым оружием, которое смогли придумать. Кроме того они с азартом развивали ловкость и запросто взбирались по голым стволам пальм.

Такое преклонение перед военным искусством вызывало у Васина множество вопросов. На острове не было других племён, с которыми бы приходилось беспрерывно воевать. Даже крупных хищников в лесу не обитало. Что же тогда туземцы считали угрозой, к какой битве так самоотверженно готовились?

Как-то вечером, отужинав у старшего костра, Васин обратился с этими вопросами к вождю Каили.

– Разве нужен враг, чтобы воспитывать в себе мужество? – вскинув брови, удивился он.

– Наверное вы правы, мудрейший вождь, но я видел многих людей, которые без постоянного соперничества становились слабыми.

– Верно ты говоришь, белый человек. Главный наш враг это мы сами. Вот только тебе, жителю далёкой земли, не понятно, чего стоит слабость здесь.

– Вы имеете ввиду Великого Духа? – с осторожностью кошки спросил Васин. За те дни, что он провёл в деревне, не нашлось ни одного человека, кто согласился бы об этом рассказать.

На этот раз повезло. Вождь был в хорошем настроении и не стал увиливать:

– О нём. Это ноша, которую мы обречены нести, чтобы остальной мир продолжал жить и бояться мелочей.

В который уже раз за последнее время Васин был поражен. Редко когда первобытные племена мыслят шире окрестных лесов или гор. В лучшем случае их кругозор ограничен долиной или низиной на несколько сотен квадратных километров. Но чтобы жители крохотного островка рассуждали про целый мир? Впрочем вождь мог иметь ввиду нечто куда менее обширное, чем вся планета.

– Весь мир? Вы о тех островах, которые видны отсюда в самый ясный день?

Вождь расхохотался, и смех его подхватили пять старейшин, которые до сих пор сидели молча и слушали беседу.

– Ты приплыл издалека, но так говоришь, будто всю жизнь провёл в изгнании под одинокой пальмой. – сказал вождь, просмеявшись. – Мы знаем, что мир огромен. Мы знаем и то, как далеки звёзды, как глубок океан и как высоки горы. Это не тайна для нас, но всё это зависит от нашей стойкости.

– В чём же она заключается?

– Каждое полнолуние один из нас должен победить Великого Духа. Это смертный бой и далеко не все способны в нём выжить. Одно поражение, и где-то схлестнуться враги, или воды восстанут, или дожди зальют поля. Второй раз Дух станет победителем, и лютый голод придёт к людям, войны разгорятся с необузданной силой и слёзы прольются неисчерпаемым потоком. Третий раз не встретит Дух отпор, и конец наступит всему сущему.

Вождь замолчал и выжидающе посмотрел на Васина. Было в его взгляде нечто странное. Туземцы всегда искренне уверены в мистической силе своих обрядов и рассказывают о ней с такой обыденной простотой, как житель Санкт-Петербурга будет говорить про разведение мостов. Но в глазах вождя отражалась бездонная глубина, в которой Васин почувствовал себя едва заметной крупицей. Так смотрят цари на исходе лет, познав всю важность жизни подданных и всю их ничтожность.

– Скажите, мудрейший вождь, часто ли испытание Великого Духа заканчивается неудачей?

– Каждый, достигнув пятнадцати лет, должен пройти испытание. Если его сил не хватает, а это бывает часто, то на следующую полную луну наступает черёд одного из старейшин. К тому времени Великий Дух набирается сил и справиться с ним могут только они. Бывали случаи, когда и старейшина не находил в себе достаточно храбрости. Пять лет прошло с последнего такого случая. – на этих словах вождя у Васина мелькнула мысль, что странным образом это совпало с годом начала Крымской войны, но виду он не подал. – Тогда на бой выхожу я, потому что нет среди наших людей более сильного воина.

– Нисколько в этом не сомневаюсь. – согласился Васин. – Насколько я помню, завтра ночью как раз будет полная луна.

– Верно.

– И обряд будет проводиться?

– Верно.

– В таком случае, мудрейший вождь, могу ли я понаблюдать за этим испытанием, от которого зависит судьба всего мира?

Вождь покачал головой и ответил:

– Бой проходит в лесу, когда воин остаётся с Великим Духом наедине. Белый человек может принять участие в проводах, это будет честью для нас.

– Вы очень великодушны, мудрейший вождь. – с поклоном принял дозволение Васин, но про себя решил, что непременно постарается увидеть этот бой.

На следующий день Васин выяснил, кто будет проходить испытание. Оказалось, совсем молодой парень по имени Набонди. Васин долго наблюдал за ним в надежде увидеть нечто такое, что выделяло бы его из всех, но так ничего и не заметил.

Набонди вёл себя ровно так, как и любой его ровесник в любой части света. Изо всех сил храбрился на людях, демонстрировал физическую мощь, наслаждался всеобщим вниманием и активно ухаживал за молодыми туземками. Но стоило ему остаться в одиночестве, как всё волнение вырывалось наружу. Однажды он и вовсе сел на корточки и заплакал, обхватив голову руками.

Такая обыденность и простота разочаровали Васина. Ещё вчера, всматриваясь в лица вождя и старейшин, он был готов поверить, что в племени острова Наори нет места для слабости и сомнений, но всё оказалось куда банальнее, а люди это просто люди.

Ближе к вечеру начались проводы. На пляже разожгли большой костёр, забили марши в барабаны, закружили вокруг огня женщины в нарядных одеждах, и мужчины пустились в шуточную схватку.

Набонди сидел на почётном месте по правую руку от вождя. К его ногам подносили все возможные явства, на какие был богат остров, и украшения из пёстрых цветов и ракушек.

После заката из леса послышалось гулкое урчание. Тогда вождь приготовил кашицу из лиловых ягод и поднёс её Набонди. Тот с торжественным видом съел всё одним махом.

На этом проводы кончились. Набонди обнял родных и близких, взял копьё, факел и направился по узкой тропе навстречу зловещему звуку. Засобирался и Васин, сказав вождю, будто должен вернуться на корабль. Пользуясь тем, что все занялись уборкой, он ушёл подальше от деревни и шмыгнул в лесную чащу.

Найти Набонди было не сложно. Даже сквозь густую листву его факел виднелся издалека.

Васин двигался параллельно мальчику. Старался ступать как можно тише, но всё равно раз за разом под ноги попадались сухие ветки, а звери в испуге шарахались прочь. Набонди же так ничего и не заподозрил. Лишь мотал головой, если звук был слишком громкий, словно отгоняя ненужные мысли.

Дорога привела к поляне у самого подножия вулкана. Здесь стоял каменный идол в три человеческих роста, имеющий с людьми самое отдалённое сходство. Такое чудовище мог породить лишь суеверный страх. Огромная пасть, полная хищных клыков, три пары горящих ненавистью глаз, устремлённых в одну точку по центру поляны, и восемь распростёртых рук.

Перед идолом располагался выложенный костями круг, занимающий почти всю поляну. Был и второй круг. Из факелов, установленных на земле и призванных освещать место жертвенного боя.

Васин устроился в кустах так, чтобы видеть одновременно и круг, и идола. Он предчувствовал что-то зрелищное и не хотел упустить ни малейшего детали. Приготовил блокнот, карандаш и приготовился делать зарисовки.

Набонди обошёл поляну и поджёг факела. Он волновался, это было видно. Быть может, даже не знал, чего ждать. В какой-то момент вовсе показалось, что он собирается увильнуть от испытания и пробездельничать до рассвета, а затем с триумфом вернуться в деревню. Но нет. Постояв немного, Набонди глубоко вздохнул, отошёл к центру круга и заорал во всё горло.

Дальше началось то, что вызвало у Васина сдавленную усмешку. Набонди бросился вперёд, перекувырнулся, рассёк воздух копьём и отскочил. Он боролся с ничем. С фантазией, в которую сам то до конца не верил. Всё это напоминало цирковое представление. Перевороты, взмахи руками и ногами, выпады копьём.

Васин уже пожалел, что пробрался сюда. Но чего он ждал? Боя? С кем? То, что происходило сейчас, было совершено предсказуемо, а всё остальное просто мистификация.

Разочарованный и огорченный, Васин уже собирался уходить, когда внезапно невидимая сила подхватила Набонди и отшвырнула на другой край круга. На очередной акробатический трюк это не походило: уж слишком неловким было падение.

Васин замер и присмотрелся, пытаясь найти этому объяснение.

За первым падением последовало ещё одно, и ещё. Набонди только и успевал вставать, чтобы опять взлететь как тряпичная кукла и рухнуть на землю. Его покрыла грязь и кровь, но он стоически продолжал сражаться.

Сколько Васин не всматривался, никак не мог понять, что же ускользало от его взора, и почему такого мощного врага невозможно увидеть.

Набонди заметно вымотался, перестал наносить удары и лишь вяло пытался уворачиваться. Он выжидал момент, привыкал к движениям противника. И вот! Со звериным рыком он сделал выпад копьём, но тут же нечто схватило его за руку и подняло. Секунду ничего не происходило, а затем… чвакнуло, хрустнуло… рука осталась висеть, а Набонди с силой врезался в землю.

Васина передёрнуло от отвращения. Он не мог дольше оставаться в стороне. Мальчику срочно требовалось помочь, пока не стало слишком поздно. В несколько прыжков Васин добрался до границы круга, но там встал как вкопанный. Переступить линию из костей он не мог. Всё его нутро стремилось туда, где кричал и извивался от боли Набонди, но ноги не слушались.

Минутное промедление и вновь невидимое нечто взялось за туземца. Ухватилось за ногу и будто ножом отсекло её по колено. Тут бы сдался любой, кто не скончался от болевого шока, но Набонди проявил чудеса отваги. Последней рукой он нащупал копьё, что лежало поблизости, и вонзил в нечто, нависшее над ним.