Лето в Провансе

– Мир сходит с ума? – громко кричу я. Эхо от моего голоса мечется по пустой мастерской.

Ощущение обязательности, необходимости прыгнуть выше головы – вот что оторвало от меня мужа, и как бы не навсегда!

Я торопливо достаю из кармана телефон, не нахожу новых сообщений и начинаю писать:

«Новости на сегодня: я стою в мастерской художника и жду не дождусь, чтобы усесться с кистью или с карандашом в руке и с чистым листом бумаги передо мной. Путешествие началось».

Пальцы автоматически набирают текст, я признаюсь, как сильно по нему скучаю, но, не дописав, прерываюсь и по одной стираю буквы. Если Эйден перерос меня, перерос нашу любовь, то мне остается только отдать себе в этом отчет. Я еще не догадываюсь, как именно это сделать. Ведь он для меня – все. Он – центр моего мира, причина, по которой я встаю по утрам. Но его больше нет рядом, и у меня чувство, что не стало частички меня самой.

* * *

После приезда автобуса начинается суета. Люди, чемоданы, ручной багаж, какофония звуков… Впрочем, все держатся вместе, и я следую полученным инструкциям: помогаю разнести по комнатам вещи, а потом возвращаюсь в гостиную, чтобы помочь в столовой.

Марго выстраивает на длинном столе баррикаду из яств, в чем ей помогают несколько преподавателей. Сеана подходит ко мне и, пока я раздвигаю подносы, заводит разговор:

– Нико говорит, что среди приехавших есть девушка по имени Келли. Не знаю, заметили ли вы ее. Бледная, руки в браслетах и в татуировках драконов. Ей восемнадцать лет, он просит нас за ней приглядеть.

Она вскидывает брови, я киваю.

– Я отнесла ее чемодан. Она поселилась в коттедже.

– Если не возражаете, сегодня она побудет с вами. К вам может присоединиться еще одна женщина, Патриция. Она очень сдержанная, даже робкая. Келли неразговорчива, как вы, возможно, заметили, так что, думаю, получится неплохо. Не волнуйтесь, если Келли уйдет в себя. Пусть осваивается. Если вас что-то смутит, дайте мне знать.

– Жаль, что в группе нет ее сверстников. Она может почувствовать себя одиноко. – Я удивлена, что такая база отдыха приглянулась почти подростку.

– Мы часто убеждаемся, что возраст не играет роли. Выпадая из обычной рутины, люди пробуют необычные способы общения.

– Можно задать вам личный вопрос, Сеана?

Она кладет на расчищенное место на столе сырную доску.

– Спрашивайте о чем хотите, у меня нет секретов, – шепчет она.

– Я знаю, что вы садовник, а кто еще?

Она выпрямляет спину и чеканит:

– Еще я заведую психическим здоровьем и благополучием гостей.

Я киваю, и она возвращается в кухню.

Почему судьба забросила меня именно сюда? Вибрация на бедре заставляет меня спешно сунуть руку в карман.

«Моя первая новость: я на месте, и я в порядке. Познакомился с парой парней, они едут на разработки опалов. Подожду пару-тройку дней, но не уверен, что меня позовут. Наслаждайся уроками рисования. Я свяжусь с тобой, как только смогу. Скучаю по тебе, милая. Люблю тебя».

Я смотрю на сообщение, ужасно разочарованная. Добыча опалов? Вот, значит, как Эйден собирается избавляться от своей проблемы? Он с ума сошел, что ли? О добыче опалов в Австралии я знаю одно: это опасное занятие.

Я разрываюсь между тревогой и злостью из-за того, что мой любимый мужчина способен на такое глупое решение. К тому же с ним чужие люди! Это чревато бедой. Как я узнаю, если он угодит в переплет?

Эйден пытается придать своей жизни смысл – жизни, которую он вдруг счел слишком обыденной. А я махнула на него рукой. Надо было его отговорить, я ведь знала, какой у него сильный стресс. А стресс влияет не только на организм, но и на психику. Неудивительно, что меня саму качает, как тростинку на ветру.

6. Принятие

Пока все едят, Сеана показывает мне, где хранится садовый инвентарь. Я уже готовлюсь к первому коллективному занятию на неделе. Мы минуем сад, и я впервые вижу огород, оказывающийся очень большим. Вдаль тянутся бесчисленные грядки, и эта картина, если честно, действует на меня устрашающе.

– Вот это масштабы! Неожиданно! Где мне начинать?

Она смеется:

– Не бойтесь, ваша задача – грядки лекарственных растений. Идемте!

Пока мы идем к дощатым навесам, меня не покидает тоска, навеянная сообщением Эйдена. Смогу ли я добросовестно трудиться, пока душой и телом нахожусь совсем в другом месте?

Сеана, оглянувшись на меня, видит мое уныние.

– Не все так плохо, уверяю вас. Грядки сформированы, вы просто будете двигаться с тяпкой вдоль одной, потом вдоль другой. Работа трудоемкая, зато приносит удовлетворение. Инвентарь вот здесь, больше вам сегодня ничего не понадобится. Главное, убедитесь, что дамы отличают сорняки от культурных растений. Я вам растолкую, какие бывают сорта.

Это весьма насущная помощь, потому что некоторые сорта кажутся на вид бесполезными, но Сеана объясняет, что травы растут не так аккуратно, как другие культуры. Одни кустятся, другие переукореняются и сильно разрастаются.

– Дай волю, например, мяте – и она все заполонит. Поэтому применяются деревянные перегородки, мешающие разрастаться ее корням… Как настроение?

– Как будто неплохо, – бормочу я.

– Я бы так не сказала.

Я удрученно киваю.

– Прежняя профессия научила меня, что проблемой бывает полезно поделиться. Все сказанное останется между нами, Ферн. Вы можете мне доверять.

– Дело не в доверии, Сеана, а в том, что я сама перестала понимать, что происходит в моей жизни, – грустно сознаюсь я.

Она молчит. Я машинально вытягиваю из земли сорняк-другой.

– Дело в моем муже. У него очень напряженная работа. Он – сотрудник благотворительной организации, на нем серьезная ответственность. У него не остается свободного времени, он весь в работе. Отсюда стресс, и боюсь, как умственный, так и физический. Сейчас он путешествует, но меня удручает не это… – Я прикусываю язык.

Сеана внимательно смотрит на меня:

– Вы решили сделать перерыв, чтобы разобраться в ваших чувствах?

– Нет, мы решили, то есть ОН решил, что мы устроим себе годичный отпуск. В молодости это было нам недоступно: закончив университет, мы оба бросились зарабатывать деньги, чтобы расплатиться за закладную. Недавно мы неожиданно получили кое-какие деньги, вот Эйден и решил… о, если честно, я понятия не имею, как ему пришла эта безумная идея – отправиться в самостоятельное путешествие. Он сказал, что нам надо изучить самих себя, что бы это ни значило. Ему захотелось путешествовать, а я не летаю на самолете и не плаваю на корабле. От мысли, что я перестала контролировать окружающее меня пространство, у меня начинается паническая атака. Из-за этого набор маршрутов резко сокращается. Сейчас он скитается с рюкзаком по Австралии, познакомился там с каким-то парнями, занимающимися добычей опалов. Опалы, представляете?

Я хрипну от огорчения. На самом деле это большое облегчение – выложить все начистоту, хотя я подозреваю, что шокировала Сеану. Не хочу создавать у нее впечатление, что приехала сюда не по тем причинам, которые указывала в своих письмах. Мне действительно хотелось выявить в себе творческую жилку, которую я всегда подавляла – уж больно нетребовательной она была. Я работала, получала профессию, занималась домом – в сутках не хватало времени на всё. Время на Эйдена и на мою семью приходилось выкраивать с большим трудом.

В междурядье растет гора вырванных мной сорняков, а я все не унимаюсь.

– Я знаю, чего вам недостает, Ферн: ПРИНЯТИЯ. Поразмыслите об этом сегодня за работой.

Она идет дальше, я машинально следую за ней. Принятие? Вряд ли махнуть рукой на чужие проблемы – эффективная тактика психологического консультирования. Или это надежда на шок?

* * *

– Берите перчатки, леди. Вот это – если кто-то не знает – называется «тяпка». – Я дружески улыбаюсь обеим моим подопечным.

Патриция и Келли смотрят на меня не так воодушевленно, как я надеялась.

– Мы посвятим два часа прополке. Я сегодня уже поработала. Как вы убедитесь, распознать сорняки не составляет труда. Узнаете эти культуры?

Я пытаюсь установить с ними контакт, но по виду Келли ясно, что она не горит желанием идти мне навстречу. Ее небрежность смущает Патрицию, с виду весьма сдержанную, даже скрытную особу. Повинуясь моему взгляду, больше похожему на молчаливую мольбу, она говорит:

– Я справлюсь, сама кое-что выращиваю дома в огороде: салат летом, немного картофеля. Кажется, здешние травы мне знакомы.

– Отлично! Как насчет тебя, Келли?

– Ага.

Немногословно!

– Давайте так: одна встает на одном конце, вторая на другом, я беру на себя середину.

Келли хватает голой рукой тяпку и уходит на дальний конец грядки. Оттуда она ничего не услышит, из чего я делаю вывод, что ей хочется одиночества.

Я кошусь на Патрицию, та видит, что я провожаю взглядом Келли.

– Бедняжка! – говорит она.

Я киваю и тихо отвечаю:

– Думаю, свежий воздух пойдет ей на пользу.

Не хотелось бы, чтобы Келли знала, что мы ее обсуждаем, но Патриция и не собирается: она молча принимается за работу.

Исподтишка поглядывая на Келли, я удивляюсь, как активно она взялась за дело. Работа кропотливая, потому что травы, в отличие от овощей, высаженных прямыми рядами и не мешающих прополке, растут как попало. Розмарин представляет собой кустики, в тени которых вольготно чувствуют себя сорняки, а лимонная мята, наоборот, прибита дождем к земле. Но я отдаю должное Келли: она не халтурит и не менее старательна, чем Патриция или я.

В четыре часа мы закругляемся. Идти обратно молча как-то странно, поэтому я заговариваю первая:

– Я сама новенькая, только вчера приехала. На то, чтобы привыкнуть, нужно время.

Я не рассчитываю на реакцию, но Келли меня удивляет.

– В гостиной висит гитара, – сообщает она. – В списке занятий не было музыки, а жаль.

Любопытно!

– Действительно, жаль. Но раз есть гитара, значит, кто-то на ней играет. Если хочешь, я могу узнать.

– Спасибо, было бы славно.

Я вижу на лице Патриции улыбку. Считаные часы не особо тяжелого физического труда творят чудеса!

* * *

– Привет, Ферн! Как ты там?

Это Оуэн. Я откидываюсь в шезлонге, закрываю глаза и представляю себе лукавую улыбку брата.

– Я хорошо, рада слышать твой голос. Как учеба?

– Не передохнуть. Но конец уже виден. Ты не поверишь, у меня теперь кубики на животе.

Моего брата превращают в воина! Такую подготовку выдерживают только самые упертые, но решимости ему всегда было не занимать, надо было только определить, чего ему хочется больше всего.

– Чудеса! Надеюсь, вас хорошо кормят. – Сомневаюсь, что узнаю при следующей встрече своего подтянутого братца, бывшего домоседа, любителя компьютерных игр.

– Если честно, я хожу голодный и уминаю подчистую все, что кладут. Ничего, все съедобно. Несколько дней мы проведем на полигоне Солсбери-Плейн, вот я и решил справиться перед отъездом о тебе. Странновато, наверное, оказаться оторванной от всех?

Знаю, Оуэн за меня беспокоится, но не в его правилах в этом сознаваться.

– Здесь хорошо! Днем я возилась в огороде вместе с двумя другими новенькими. Завтра утром то же самое, зато днем я впервые за много лет сяду за мольберт. Горю от нетерпения!

Он смеется.

– Что тебя насмешило?

– Пытаюсь представить, как ты в порядке исключения делаешь то, что хочешь сама. Давно пора!

Да, делаю – потому что я здесь. Если бы я осталась дома, то…

– С тобой не соскучишься, Ферн. Обещай мне, что в этот раз ты расслабишься и получишь удовольствие. Хватит возиться с Эйденом и тревожиться за всех нас. Мы можем сами о себе позаботиться – каждый в определенной степени. Ханна тебе не перезвонила, хотя обещала, потому что помогает Лиаму у него в квартире. Я сам ей только что звонил, и ей совсем не хотелось мне отвечать. Бедный, он не знает, во что влип. Наша сестренка – не сахар!

Я вздыхаю:

– Я так и думала, что она никак не простит мне отъезд во Францию. Она уже немаленькая, если ты не заметил. Пора обходиться с ней уважительно, – сурово наставляю я брата.

– Она продолжает витать в облаках. Она тоже будет скучать по Эйдену. А вообще, она всегда была здоровенной занозой у меня в… я хотел сказать, закладкой у меня в книге. С младшими всегда так.

Он, конечно, несправедлив к ней. Уверена, каждый случай неповторим, хотя в отношении Ханны он отчасти прав.

– Она возьмется за ум, – продолжает он. – Успокойся, она жива-здорова. Знаю, ты там места себе не находишь.

Забавно, что мой суровый братец способен, оказывается, на сочувствие, тогда как у сестренки один способ справляться с темами, связанными с эмоциями, – отворачиваться от них.

– Спасибо, что ты такой внимательный, Оуэн. Думаю, одним из уроков предстоящего года будет для меня наука отходить в сторону и оставаться равнодушной. Но знай, ты всегда можешь на меня положиться.

Не хочу настаивать, потому что очень надеюсь, что моя помощь ему не понадобится – во всяком случае, экстренная. Мне нужна уверенность, что он не ошибся с карьерой, что проявит благоразумие и не станет рисковать. Он всегда был позитивным парнем, а теперь наращивает это свое качество при помощи армии, укрепляет свою выносливость.

– Опять ты за свое! Всего два дня отсутствуешь – и уже волнуешься. Слушай, мне пора, тут еще двое в очереди, я их задерживаю. – Слышен смех. – Все, пока!

– Ступай, не обращай на меня внимания. Напиши или позвони, когда вернешься из Солсбери. Спасибо, Оуэн, я попробую последовать твоему совету. Люблю тебя. Береги себя!

– Обязательно. Пока, Ферн.

Щелчок.

Воздух вокруг меня становится легче и прозрачнее. Пускай младшая сестра мне грубит, главное, чтобы она была счастлива. Что до брата, то он всегда был моей главной опорой. Рано или поздно он найдет достойную его женщину, а пока его сбережет хорошая голова на плечах. Я все время забываю, что Ханне всего девятнадцать, она только на год старше Келли.

Оуэн в свои двадцать четыре года, конечно, гораздо более зрелый человек, чем она, хотя она еще не успела поучиться в университете. Мама с папой всегда рядом, всегда готовы всех нас выслушивать, но это как раз те вещи, которыми не хочется делиться с родителями из страха их взволновать. Что ж, по крайней мере, я получила от брата честный, непредвзятый совет.

Прежде чем спуститься к ужину, я успеваю посмотреть в интернете, что представляет собой добыча опалов в Австралии. Я уже заношу палец, но он почему-то набирает слово «принятие». Несколько часов оно не выходило у меня из головы. Я знаю его смысл, но не знаю, почему Сеана усмотрела в этом решение.

«В психологии принятие – признание человеком реальности той или иной ситуации».

Велика премудрость!

Я скольжу вниз по экрану. Синонимы: согласие, признание, одобрение. Антонимы: несогласие, отвержение, отрицание. Вот это отражает мои ощущения!

Я привыкла все держать под контролем; я все время управляю людьми и ситуациями дома и на работе. Откуда тут взяться принятию ситуации, с любой точки зрения не имеющей ни малейшего смысла? Эйден не может объяснить свои чувства. По мнению моей семьи и вообще всех наших знакомых, год врозь, не как семья, – это форменная нелепость. За это время мы еще больше отдалимся друг от друга.

Подступает головная боль, потому что этот внутренний диалог не прекращается ни на минуту, стоит мне остаться без дела.

Я печатаю в строке поиска «добыча опалов в Австралии» и начинаю читать. Первая же реакция: лучше бы я этого не делала.

7. Татуировка дракона

Многого я от вчерашнего вечера не ждала, но после волнующего общения с братом на меня хорошо действует большая группа людей. Ничто так не способствует сближению незнакомых людей, как совместный прием пищи в конце дня. Потом Нико принялся знакомить сидевших вокруг стола. Каждый должен был дать представление о себе одной короткой фразой.

Любопытно было наблюдать, как неважно у людей получается такого рода «самообобщение». Некоторым это давалось очень трудно, другие просили дать им дополнительное время. В итоге процесс затянулся.

Лично у меня затруднений не возникло.

– Мой муж и я, – сказала я, – взяли год на то, чтобы по отдельности разобраться в самих себе, прежде чем перейти к следующей стадии совместной жизни. Некоторые, допустим, вскинули брови, но тут же переключили внимание на следующего отвечающего.

Келли, сидевшая рядом со мной, сказала:

– Я нахожусь в поисках, сама не знаю, чего ищу, пока не найду.

Все оценили ее обнаженную искренность.

То, как описал себя Нико, тоже всех взволновало.

– Я – художник, бьющийся за контроль за своими творениями, но так, чтобы не убить свою непосредственность.

Потом мы неспешно пили кофе; некоторые отправились прогуляться, некоторые ушли к себе, в гостиной задержалась всего лишь небольшая группа. Келли осталась сидеть, и мне не захотелось оставлять ее одну, как бы ни подмывало уйти и пораньше завалиться спать.

Она спросила меня, трудно ли было разлучиться с семьей, и я почувствовала в ее вопросе непритворный интерес.

– Да, нелегко, – стала отвечать я. – Эйден, мой муж, отправился бродить по свету с рюкзаком. Ему всегда хотелось забраться куда подальше, а я, к несчастью, не летаю на самолете. Оуэн, мой брат, недавно записался в армию и сейчас проходит тренировку в учебном лагере новобранцев. Ханна, младшая сестра, в октябре поступила в университет Кардиффа. Она сняла дом с еще тремя сокурсницами, все они в свободное от учебы время подрабатывают. Так что мне было в самый раз предпринять то, что мне по душе. Больше всего мне сейчас хочется взяться за кисть.

Келли искренне удивилась:

– Наверное, вы с мужем очень друг другу доверяете. Мои родители живут как кошка с собакой, но ленятся что-то предпринять. Расставание – большая возня, хотя оставаться вместе… – Она задумывается. – Это тоже возня. Все вместе называется «жизнь».

– Несладко тебе приходится! Представляю, каково присутствовать при отношениях, дающих сбой. Даже когда люди ладят, это не каждому под силу.

– Вот именно, сущий ад! Когда они ссорятся, я пытаюсь отключиться: надеваю наушники, врубаю музыку. У меня двое братьев, но я младшая, дома остался жить только один.

На этом наш разговор прервался: кто-то предложил перекинуться в карты, и мы глазом не успели моргнуть, как оказались среди картежников.

Келли была не против, я тоже. Разбрелись уже после одиннадцати, и только тогда я вспомнила, что собиралась узнать про гитару. Решив, что музыка важна для Келли, я сделала себе мысленную заметку навести справки с утра.

Помню, как упала головой на подушку, как вздохнула – на этом воспоминания обрываются.

* * *

– Нико, прежде чем отправиться на прополку, позвольте у вас спросить: чья эта гитара в гостиной? Келли говорила, что любит музыку, возможно, она даже играет. Нет ли у кого-нибудь из наставников музыкального опыта?

Он удивленно смотрит на меня:

– Тейлор – хороший музыкант в жанре кантри. Я тоже немного поигрываю, но не настолько, чтобы кого-то учить. Спросите его сами, уверен, он не откажет.

– Отлично, так и сделаю, спасибо.

Мы улыбаемся друг другу на прощание, и я иду искать Сеану. Интересно, с кем выдастся трудиться сегодня? Во дворе я сразу замечаю ее.

Сегодня в моей бригаде четыре человека: двое вчерашних картежников, Келли и Патриция.

– Ферн – моя помощница, она вам все покажет, – говорит им Сеана. – Желаю удачно провести утро!

Ее слова вызывают у меня улыбку. Я получила повышение!

У Келли бравый вид, но Патриция стоит отдельно и явно нервничает. Я киваю Сеане.

– За мной! – говорю я своей четверке. – Одно ясно: утро выдалось что надо.

Двое мужчин шагают слева и справа от меня, Келли и Патриция плетутся следом. На ходу я беспрерывно замечаю что-то для себя новое. Все переговариваются друг с другом.

– Красота! – радуется Куин, поймав мой взгляд.

– Эти холмы и горы вдали – визитная карточка Прованса, – говорю я. – Знаю, многие туристы считают сердцем региона его городки, но для меня именно здесь каждый вдох полон аромата с лавандовых полей и из оливковых рощ.

– Это так вдохновляет! – поддерживает меня Патриция. – Природа – это подлинная душа Прованса.

Она права. Именно поэтому многие художники стремятся сюда, мечтают испытать здесь неповторимые ощущения. Свет, краски, разнообразие и контрасты природных красот! На повороте дороги, на горной прогулке виды меняются молниеносно, но от каждой новой картины неизменно захватывает дух.

Я улыбаюсь Патриции, радуясь, что она полностью пришла в себя.

– Куда ни глянь, всюду виды просятся на открытку. Но здесь, среди деревушек, где время как будто остановилось, вся суть – это семья, работа на земле и праздники. Здесь все подлинное!

Мы ненадолго останавливаемся, и я указываю на пейзаж впереди.

– Как не восхититься этой картиной! Жилье карабкается на отвесные склоны, отвергая всякую логику, дома лепятся к скалам. Издали кажется, что жить так опасно, но когда вы сами там окажетесь, вы посмотрите на это по-другому. Так строили, заботясь об обороне, а теперь это настоящая мечта фотографа!

Мы идем дальше, и я показываю на два амбара и на кузницу. В отдалении поблескивает озеро. Умолкнув, я слышу, как Патриция спрашивает Келли про ее татуировку с драконом.

– Это кельтский дракон, символ силы. Считалось, что у таких татуировок волшебное врачующее действие. Красный цвет – символ огня и страсти, крылья – символ кельтского узла, подразумевающего Троицу.

– Какая красота, Келли! – доносится до меня голос Патриции. Я тронута вкрадчивостью ее тона.

Татуировка покрывает у Келли почти всю правую руку, от плеча до кисти. Она носит на обеих руках широкие серебряные и черные браслеты. Патриция резко от нее отличается: она выглядит традиционно, даже старомодно; услышав, что она спрашивает Келли про татуировку, я даже забеспокоилась, какой будет ее реакция. Татуировка оказалась сделана мастерски, и когда Патриция отдала ей должное, у меня отлегло от сердца.

– Так, – говорю я. – Берем под навесом садовые перчатки и тяпки. Вчера мы разделались с первой грядкой, осталось еще четыре. Работайте, как вам больше нравится: либо по одному, либо кучей.

Я раздаю тяпки и зову за собой мужчин, чтобы быстро показать им правила прополки. Оказывается, оба умеют отличать культурные растения от сорных, поэтому я почти сразу сворачиваю инструктаж.

Подойдя к Келли и Патриции, я замечаю, что они трудятся меньше чем в метре друг от друга, и радуюсь, что им нравится быть вместе.

– Я ненадолго отойду, скоро вернусь, – говорю я им.

Моя цель – найти Тейлора. Судя по звукам, доносящимся из-под одного из навесов, он демонстрирует там, как пользоваться цепной пилой.

Я присоединяюсь к троице, наблюдающей этот шумный процесс. Тейлор кромсает толстое бревно, начав с отделения коры, и вгрызается в древесину так легко, словно это растаявшее масло. Всего за пару минут он отпиливает от бревна добрых две трети, и остаток вдруг приобретает очертания головы животного. Он отпускает рукоятку: возвращается блаженная тишина. Мы восторженно хлопаем.

– Готово. Теперь вы поработаете стамесками над деревянными заготовками. Делайте что хотите. Сначала подумайте, какого результата хотите добиться, потом сосредоточьтесь на форме. Хотите сделать птичку – берите большую колоду, хотите выточить фигурку на токарном станке – начните с удлиненного куска.

Все разбредаются в поисках подходящих деревяшек. Тейлор вешает пилу на стену и подходит ко мне.

– Привет, Ферн, как поживаете?

Он вальяжен и дружелюбен, но из тех, кто разговаривает только тогда, когда к нему обращаются. Он высок ростом, с мускулистыми руками. Глядя на меня сверху вниз, он улыбается.

– Хорошо, спасибо. Впечатлена вашим мастерством.

– Все дело в практике, как и в любом деле. Я учился у своего отца.

– Отдаю должное вам обоим. Но я пришла попросить вас об услуге. Келли заметила в гостиной гитару и спрашивает, играет ли здесь на ней кто-нибудь. Я обратилась к Нико, он посоветовал поговорить с вами.

Тейлор запрокидывает голову и хохочет.

– Тренькаю помаленьку: кантри, вестерн… А что, малышка Келли – музыкант?

– Да. Думаю, она уже поигрывает, но ей не помешает помощь.

Он почесывает подбородок, раздумывая. Я стараюсь не смотреть на длинный, от правой брови до мочки уха, шрам у него на лице. Это старая рана, оставшаяся по какой-то причине без должного лечения. Набухший шрам придает его красивому лицу суровости.

– Я не умею учить музыке, но не против попробовать. Я возьму мою гитару, Келли – гитару Нико, почему бы нет? Хоть сегодня вечером.

Я признательно киваю.

– Спасибо, Тейлор. Знаю, Келли это оценит.

– Я обратил внимание, что слова некоторых песенок часто имеют больше смысла, чем человеческая болтовня.