Счастливчики

– Кто эти люди? – снова запаниковал Билл. – Я не допущу, чтобы ее оперировал кто попало, – с внезапной яростью прорычал он, словно лев, защищающий своего детеныша. – Я хочу знать, кто эти люди. Мы можем вызвать специалистов?

– В этом нет необходимости. У нас тут прекрасные врачи, самые лучшие.

Он выглядел уязвленным, но Биллу было наплевать. У Лили должны быть лучшие из лучших. Если нужна операция, он не подпустит к ней местных коновалов. Да, эта оборудованная по последнему слову техники больница в Тахо-Сити специализируется в области травматологии и ортопедии, но это не означает, что он может доверить им своего ребенка.

– У нас может не быть времени, чтобы пригласить кого-то еще. Ее необходимо стабилизировать, сделать рентгенографию и томографию, а также взять анализы. Сейчас именно это и делается. Как только что-то прояснится, заведующий отделением травматологии побеседует с вами.

Ординатор поднялся, стараясь не выдавать своего волнения. Скажи он что-то не так или если его дочь не спасут, Билл, пожалуй, придушит его. Ординатор понятия не имел о том, смогут ли спасти Лили – ее вид не внушал особого оптимизма. Спасатели и врачи «Скорой помощи» поначалу решили, что она погибла, и очень удивились, когда прощупался пульс.

Затем он ушел, а Билл два часа сходил с ума. Он подумал было позвонить Пенни, но на самом деле говорить с ней ему не хотелось. Они неплохо проводили время вместе, но даже после двух лет знакомства не были настолько близки. Он не знал, кому звонить, и давно не чувствовал себя таким одиноким – в последний раз это случилось четырнадцать лет назад, в тот вечер, когда погибла мать Лили. Но с ней он такого не допустит.

Он снова был готов прорываться в смотровую, когда появился главный травматолог. Биллу он показался студентом. Сопровождавший его высокий темноволосый мужчина был в халате, на кармане которого вышитыми буквами значилось «Бен Штайнберг, доктор медицинских наук». Он выглядел немногим старше своего коллеги – ему было под сорок или чуть больше – и оказался хирургом-ортопедом, о чем он сразу сказал Биллу.

– Как моя дочка? – убитым голосом спросил Билл.

– Мы стараемся ее стабилизировать. Прежде чем предпринимать какое-либо вмешательство, ей нужно поднять температуру. Мы определяем тяжесть ее повреждений. Она по-прежнему без сознания, что отчасти связано с гипотермией. Она провела в снегу несколько часов, – пояснил он. – Степень внутренних повреждений пока нам неизвестна. У нее сломана рука и травмирован позвоночник, но какие осложнения с этим связаны, мы тоже пока не знаем. Проведена обзорная рентгенография и МРТ тела, но их данные не окончательные. Моя коллега – нейрохирург, и я хотел бы, чтобы она осмотрела вашу дочь.

– На какой предмет? И что за травма позвоночника? Она парализована?

Говоря это, Билл напоминал загнанного в угол быка, и Бен Штайнберг понял, что с ним надо держать ухо востро. Ординатор предупреждал его об этом, и сейчас он сам убедился в том, как сильно Билл переживает за дочь. Казалось, еще чуть-чуть, и он слетит с катушек. Он просто не мог слышать о том, что с ней произошло.

– Пока мы ничего не знаем, именно поэтому я хотел бы показать ее нейрохирургу. Моя коллега – один из лучших специалистов в своей области. Я позвонил ей несколько минут назад, и она уже в пути. Нам в любом случае еще нужно немного времени, чтобы стабилизировать Лили. Чтобы она могла перенести операцию, необходимо поднять температуру тела и давление.

– Я не давал согласия на операцию, – возразил Билл. – И я задал вопрос, не парализована ли она.

Он сверкнул глазами на Бена.

– Пока она находится без сознания, об этом сложно судить, но, судя по всему, двигательная активность ног у нее частично ограничена. Нам необходимо определить тяжесть повреждений, прежде чем мы сможем дать вам обстоятельный ответ. Пока мы просто не знаем степень ее повреждений.

– И когда ждать этого нейрохирурга и почему, черт побери, ее до сих пор здесь нет?!

Его раздражали их ответы, но главным образом, что тянут с помощью Лили.

– Она приедет через пятнадцать-двадцать минут. Я только что звонил ей, – спокойно сказал доктор Штайнберг.

Он понимал, что отец переживает за дочь, и старался его успокоить, но сейчас Билла могли обнадежить только слова о том, что Лили вне опасности, а этого не мог сказать никто, даже нейрохирург. Она серьезно пострадала и выживет ли после этого несчастного случая – это был вопрос открытый.

– Можно мне ее увидеть? – В глазах Билла читалась боль, и ортопед кивнул. Не стоило отцу видеть дочь в таком состоянии, но отказать он не посмел. Возможно, тогда он поймет, насколько все хрупко. Ее жизнь висела на волоске.

Билл молча проследовал в отделение травматологии. Лили перевезли в интенсивную терапию, где возле нее находились две медсестры и врач – они снимали витальные показания и делали неврологический осмотр до приезда хирурга. Лили по-прежнему была укрыта электроодеялами, ее длинные темные волосы были убраны под шапочку, лицо выглядело призрачно-бледным. Во рту у нее торчала дыхательная трубка, зафиксированная пластырем, – аппарат помогал ей дышать. В обе руки были поставлены капельницы, мониторы, соединенные с датчиками на теле, регистрировали необходимую информацию и подавали звуковой сигнал в случае остановки сердца или прекращения дыхания.

Как только Билл ее увидел, его потрясение стало еще сильнее. К ней было просто не подступиться: ни подержать за руку, ни поцеловать, он мог лишь смотреть и осторожно коснуться пальцем ее уцелевшего предплечья. Другая рука была загипсована, а на той стороне лица, которой она упала, уже проступал жуткий кровоподтек. Билл стоял и тихо плакал, а несколько минут спустя медсестра вывела его из помещения. Там все на него натыкались, и, как бы ни хотелось ему быть рядом с дочерью, мешать врачам все же не стоило. Он окончательно понял, что ситуация была критической, – в приемном покое он снова опустился на кушетку, а медсестра предложила ему кофе и перекусить. Он помотал головой и, откинувшись на спинку, закрыл глаза. Теперь, когда он увидел ее, ему почти не верилось, что она выживет. И впервые за четырнадцать лет он стал молиться.

Глава 3

Джесси Мэттьюз весь день сбивалась с ног. По выходным всегда было так, что неизбежно с четырьмя детьми, и ей это нравилось. Ее старшему, Крису, уже исполнилось восемнадцать, ему пора бы было повзрослеть – у него были права и машина, но он по-прежнему нуждался в помощи по любому поводу. Он обращался к родителям по мелочам и важным вопросам, просил помочь с рефератами и школьными проектами, опустошал холодильник и забывал мыть посуду. Джесси стирала ему белье, а он спрашивал у нее совета о том, как строить отношения с девушками. Еще он любил играть в баскетбол с отцом, когда у того находилось время. Его родители были занятыми людьми. Мама была нейрохирургом, а отец, Тим, – анестезиологом. Обычно они работали в разные смены, за исключением экстренных ситуаций, которые случались часто, и тогда они вместе отсутствовали, а за младшими присматривал Крис и отвозил их куда требуется. Осенью он собирался в колледж и надеялся поступить либо в Университет Колорадо в Боулдере либо в Денверский университет из-за действующих там лыжных команд. Он буквально считал дни до отъезда. И его одиннадцатилетний братишка Адам тоже считал дни до его отъезда – складывалось ощущение, что эти двое начали ругаться с самого рождения Адама, хотя у них было семь лет разницы.

Хизер было пятнадцать, и она училась в той же школе, что и Крис, только на два класса младше. Они неплохо ладили, за исключением тех случаев, когда он, по ее словам, вел себя как полный придурок или отказывался везти ее куда-нибудь, ссылаясь на свидание. Впрочем, когда она перешла в старшую школу, их отношения улучшились – к большой радости родителей.

А шестилетний Джимми, появившийся на свет через пять лет после Адама, был всеобщим любимцем. Джесси его «проморгала», и сейчас они с Тимом были бесконечно этому рады. Более ласкового малыша и представить было невозможно, он у всех вызывал улыбку. Он любил всю свою семью. Он разряжал обстановку и умилял, и Тим, только взглянув на него, тотчас простил Джесси за то, что в их финансово напряженной жизни нежданно-негаданно появился четвертый ребенок. Джимми подкупал своим обаянием, все его обожали. Вся его жизнь проходила под знаком безусловной любви. Покупатели в супермаркете сразу проникались к нему симпатией, он везде заводил друзей. Джимми улыбались даже бездомные на улице, когда он здоровался с ними и спрашивал, как жизнь.

Когда Джесси вернулась с покупками, Тим только что проснулся. Она уже успела провернуть в свой выходной уйму дел: Хизер отвезла на желанный шопинг, а Адама – на ненавистную стрижку, отчего тот пришел в ярость. Теперь ей предстояло дважды загрузить стиральную машину, а еще она обещала приготовить ужин. Они с Джимми разбирали покупки на кухне, когда там появился зевающий Тим в пижаме. Он работал всю ночь, у него впритык были четыре операции, и домой он попал только в десять утра. Он поставил кофе и помог положить продукты в холодильник.

– Я смотрю, ты вся в делах.

Он улыбнулся ей поверх головы Джимми. Все эти годы при виде его улыбки у нее радостно билось сердце. Они поженились в медицинском колледже, когда им было по двадцать четыре. И сейчас, девятнадцать лет спустя, родив четверых детей, они по-прежнему любили друг друга, и это было видно. Адам выпучивал глаза и корчил физиономию, когда они целовались, а Крис и Хизер выглядели явно смущенными. Джимми находил это забавным и на уроке «покажи и расскажи» продемонстрировал фотографию целующихся родителей, которую, судя по всему, сделал тайком от Джесси. Фотография была вполне невинной, и весь класс сошелся на том, что это забавно. Тим и Джесси знали, что сохранить такую любовь по прошествии почти двадцати лет редко кому удается, но их дети считали это нормальным.

– Прости, что не помог сегодня, – извинился Тим, когда Джесси убрала пустые сумки, а Джимми отправился наверх. – Я совершенно отрубился.

– Все в порядке, у тебя выдалась тяжелая ночь.

Она видела, что он был на пределе усталости.

– Да уж, пришлось попотеть, – признался он, наливая себе кофе и усаживаясь за кухонный стол. – Тяжелый множественный перелом, старушка восьмидесяти семи лет с переломом шейки бедра, перфоративный аппендицит и роженица с двойней на тридцать второй неделе. Одного мы чуть не потеряли, но неонатологи совершили чудо и спасли его. Затем у мамочки открылось кровотечение, которое чуть не закончилось летальным исходом, но и ее тоже удалось спасти. А анестезиологов-то было всего двое – двое в отпуске, трое болеют, так что пришлось обходиться собственными силами. Сумасшедшая выдалась ночка.

Такое у него случалось сплошь и рядом, но она знала, что он любит свою работу.

– У меня, похоже, телефон не работает. Весь день – ни одного экстренного звонка. Просто удивительно.

Она улыбнулась ему и наклонилась поцеловать, а он обнял ее за талию. Фигура у нее даже после рождения четверых детей осталась такой же стройной, как в день их знакомства. Длинные светлые волосы она обычно заплетала в косу, у нее были большие голубые глаза и россыпь веснушек, которые делали ее похожей на девчонку.

– Какие планы на сегодня? Может, десантируем батальон по друзьям и знакомым и устроим себе романтический вечер, не омраченный потасовками Криса с Адамом и нытьем Хизер? – с надеждой спросил он, а она рассмеялась.

– Не получится. Хизер идет в кино с подругами, и я сказала, что подброшу ее. У Криса, по-моему, свидание. Адам останется ночевать у Паркеров, и его придется отвезти к ним. А Джимми был обещан боулинг. Если хочешь, пойдем с нами. Он ждет целую неделю, у меня духу не хватит отложить еще раз.

– Классно, – уныло улыбнулся он. – А я-то надеялся, что у нас будет боулинг на двоих.

Он усадил ее к себе на колени, намереваясь поцеловать, и тут у нее зазвонил телефон.

– Доктор Мэттьюз, – сказала она, отстраняясь от Тима.

Голос звучал официально, но она улыбалась мужу и видела на дисплее BlackBerry, что это звонил Бен. Последние десять лет, с тех пор как после рождения Адама Тим убедил ее переехать в Тахо, они трудились бок о бок. Прежде они жили в Пало-Альто, она недавно начала работать в Медицинском центре Стэнфордского университета, и уезжать оттуда ей было очень тяжело. Но она принесла эту жертву ради Тима и детей, хотя знала, что в Скво-Вэлли у нее не будет таких возможностей для профессионального роста, как в академической клинике типа Стэнфорда. Но здешняя жизнь ей пришлась по душе – Тим был счастлив, и детям тут было хорошо. И даже работа оказалась интересной. Она специализировалась на позвоночно-спинальных травмах и каждый год сталкивалась со сложными случаями. Они с Тимом окончили Гарвардскую медицинскую школу, а затем ординатуру в Стэнфорде. Жизнь на природе у озера Тахо была им обоим по душе. Тим всегда любил бывать на свежем воздухе, Джесси слегка скучала по городу, но в выходные они время от времени наведывались в Сан-Франциско.

Тим видел, что жена хмурится, слушая Бена, а потом ее взгляд стал удивленным.

– Я слышала сирены, но подумала, что произошла дорожная авария из-за непогоды. Я была занята весь день и еще не включала радио.

Она продолжала слушать, потом задала несколько вопросов. Тим понял, что речь идет о травме позвоночника и что в боулинг они с младшим сыном, судя по всему, пойдут вдвоем. Джесси закончила разговор, пообещав приехать как можно скорее, и вид у нее был очень озабоченный. Она поднялась и посмотрела на мужа потрясенным взглядом.

– На подъемнике оборвался трос. Ума не приложу, как я пропустила эту новость. Несколько погибших, много пострадавших. У Бена в смотровой семнадцатилетняя девочка с гипотермией и спинальной травмой. Он просит, чтобы я приехала, – извиняющимся тоном произнесла она.

– Понятно. – Тим встал и поцеловал ее.

– Отвезешь Джимми в боулинг? Он ждет. Еще я обещала вечером сделать тако. Если нет настроения готовить, я купила кучу замороженной пиццы. Мне действительно жаль. Возможно, мне тоже предстоит бессонная ночь.

– Я справлюсь. Думаешь, придется оперировать?

– Похоже на то. Бен говорит, ее сейчас стабилизируют и все еще осматривают. Если удастся стабилизировать, будем оперировать. Если нет, придется ждать до завтра. Перспективы не ахти. Она упала с подъемника с большой высоты. Инструктор, с которым она была, погиб.

– Меня, пожалуй, тоже вызовут, – сказал Тим, глядя на свой телефон, но сообщений не поступало, и он предположил, что на дежурство заступил кто-то из коллег.

– Надеюсь, что нет. Если тебе позвонят, Крису придется отвезти Хизер и Адама и вызвать няню для Джимми. Тогда его свидание расстроится, и он будет злой как черт.

– Постараюсь не испортить ему вечер, – сказал Тим, когда Джесси пошла наверх переодеться.

Она была в рваных джинсах и старом свитере, а в голосе Бена слышалась тревога, когда он просил ее приехать как можно быстрее. Через пять минут она спустилась – переплела волосы, надела свитер с высоким воротом, черные джинсы и ботинки и сняла с вешалки в прихожей тяжелую парку. Теперь она выглядела чуть солиднее, чем в старом свитере и рваных джинсах, но все равно слишком молодо для своих сорока трех лет.

– Я позвоню, как только определюсь, что к чему и затянется ли это на всю ночь.

На пути к выходу она поцеловала мужа и несколько минут спустя уже ехала на его джипе в направлении больницы, оставив свой минивэн Тиму, потому что ему предстояло развозить детей. На дорогах была наледь, поэтому она старалась ехать осторожно, думая о пациентке, про которую говорил Бен, и о людях, пострадавших в аварии на подъемнике. На горнолыжных курортах подобное случается, как это ни прискорбно. При одной мысли об этом и о собственных детях она содрогнулась. А вдруг кто-нибудь из них оказался бы сегодня на подъемнике? Машина пошла в занос, и она принялась ее стабилизировать, отбросив эту мысль. Она умела ездить по снегу и льду, и несколько минут спустя въехала на стоянку, припарковала джип и вошла в больницу. Там Джесси направилась к своему шкафчику и надела поверх одежды белый халат, на кармашке которого была вышита ее фамилия. Через пять минут была в отделении травматологии, где принялась осматривать Лили, одновременно слушая объяснения Бена. Лили стабилизировали, но она по-прежнему не приходила в сознание, и Джесс склонялась в пользу его диагноза. Он подозревал повреждение на уровне десятого позвонка грудного отдела, и если так, то это означало, что Лили никогда не сможет ходить. Джесси хотела оперировать немедленно, чтобы сделать все возможное.

Они с Беном вместе пришли в приемный покой, чтобы поговорить с Биллом. Он сидел на кушетке, откинув голову на подушку и вытянув ноги. Он выглядел измученным и чувствовал себя не лучше. Как только они вошли, он сразу открыл глаза – Джесси серьезно посмотрела на него и назвала себя, а Бен сказал, что она и есть тот самый нейрохирург, которого они ждали. Увидев перед собой молодую женщину, Билл был явно раздосадован.

– А кого-нибудь постарше у вас не найдется? – без обиняков заявил он, и Джесси даже опешила. Ничего подобно ей слышать не приходилось. Но она видела, как он переживает за дочь, и отнеслась к его словам с пониманием.

– Мы – специалисты высшей квалификации, – мягко сказала она, указывая на Бена, – и работаем в этой больнице десять лет.

– А раньше где работали? – продолжал допрашивать он, буровя ее взглядом.

– В Медицинском центре Стэнфордского университета, где я училась в ординатуре.

Бен выглядел уязвленным, но Джесси держалась невозмутимо. Ее старшие дети были одного возраста с Лили, а Бен жил холостяком.

– А какую медицинскую школу окончили? – Билл смотрел на нее агрессивно, с вызовом, и Джесси видела, что Бена покоробило от этого вопроса.

– Гарвардскую, – спокойно сказала она, и тут Бен не выдержал:

– Что за нелепый допрос! Доктор Мэттьюз – один из самых уважаемых нейрохирургов штата. К ней приезжают на консультации по спинальным травмам. А я, если вам угодно, окончил Медицинскую школу Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и ординатуру в Сан-Франциско.

Он кипел от возмущения из-за того, что их компетенцию ставили под сомнение, но Джесси не осуждала отца. Если бы речь шла об операции ее детей, она задала бы те же вопросы.

– У меня сын почти такого же возраста, как Лили. Я понимаю ваши чувства, – с состраданием сказала она, но Билла это не убедило. Он был слишком испуган, чтобы соблюдать приличия и разводить церемонии.

– Откуда мне знать, что вам можно доверять? – заявил он, но Джесси не дрогнула.

– Вам придется мне довериться. Вариантов у нас немного. Я хочу прооперировать Лили сейчас, мистер Томас. Если хотите удостовериться в нашей компетентности и ждать до утра, я вас пойму, но для Лили лучше, чтобы операция была сделана как можно скорее. Отек может увеличиться, а это еще сильнее скажется на ее двигательной активности.

– То есть? – Он смотрел на нее, сузив глаза, и его взгляд не выражал ничего хорошего.

– Реальные масштабы поражения нам неизвестны. У нее спинальная травма, но томография и рентгенография, в частности, не дают всей необходимой информации о повреждениях спинного мозга. Если травма полная, девочка больше не сможет ходить. – Она знала, что с ним нужно быть честной. Казалось, он вот-вот рухнет замертво. – Если частичная, тогда у нас есть шанс. Я надеюсь, что второе, но пойму это лишь по ходу операции. Но если вы предпочитаете ждать до утра, тогда ладно. Я бы ждать не стала, но пусть будет по-вашему.

Она переложила всю полноту ответственности на его плечи.

– А если вы будете действовать наобум, искалечите ее и она останется на всю жизнь парализованной, что тогда? – яростно воскликнул он.

Но то была ярость на судьбу, которая это допустила, прежде предала его и сейчас отнимала Лили. У него на глазах закипали слезы, и поэтому Джесси простила его за резкость. А Бен – нет, ему сильно хотелось схватить Билла за шиворот и хорошенько встряхнуть, но он сдержался.

– Давайте считать, что я действую не наобум, – произнесла она ровным голосом.

– Операция опасна для ее жизни?

– Тут без вариантов, – просто объяснила она. – Единственный вопрос – когда ее делать. И это решать вам, мистер Томас.

Он кивнул и с мучительным выражением в глазах провел рукой себе по волосам.

– Если вы убьете ее, клянусь, я убью вас, – проговорил он, и, судя по всему, это была не пустая угроза.

Бен хотел вмешаться, но Джесси остановила его урезонивающим взглядом.

– Понимаю ваши чувства, – твердо сказала она. Ее голос звучал успокаивающе, но на Билла это не подействовало. Он обезумел от страха за дочь. – Вы тут подумайте, а я буду рядом. Я никуда не уйду.

Они с Биллом вышли из приемного покоя, проверили Лили, состояние которой оставалось стабильно тяжелым, а потом пошли в кафетерий выпить кофе. Джесси предвидела очень долгую ночь. Ей хотелось позвонить Тиму и узнать, как дела, но перед этим нужно было определиться со своими планами.

– Почему ты позволила этой ослиной заднице обращаться с тобой подобным образом? – негодующе осведомился Бен, протягивая ей стаканчик кофе. Он был на взводе.

– Он отец, Бен. Судя по истории болезни, она – его единственный ребенок. Он потерял жену и сейчас в ужасе от мысли, что может лишиться дочери или что она останется парализованной. Чтобы понять это, вероятно, нужно самому иметь детей.

Она сделала глоток обжигающего кофе, и они сошлись во мнении, что большей гадости просто не бывает, но тем не менее допили его как всегда.

– Он угрожал убить тебя! – возмущался Бен, брызжа слюной. – Разговаривал с тобой так, точно ты – вчерашняя студентка. – И тут он рассмеялся. – А ты, пожалуй, сбила с него спесь, сказав, что окончила Гарвард. А чего он ожидал? Что ты раздобыла диплом в Интернете?

– Он в отчаянии, – сказала она, когда они допили кофе и отправились наверх. Билл ждал их возле палаты Лили в отделении интенсивной терапии. Все было без перемен, и Джесси знала, что при отказе от операции ждать их не стоило. Для Лили это была единственная надежда.

– Ладно, я согласен, – прорычал ей Билл. – Оперируйте мою дочку, но клянусь, если…

На этот раз он не договорил, и Джесси кивнула.

– Сейчас я оформлю бумаги.

– Когда будет операция? – нервно спросил он. Он бы с радостью пожертвовал ради Лили собственной жизнью – сейчас или когда потребуется.

Джесси уже выяснила, какая операционная свободна, и сверилась с часами.

– Лили нужно подготовить. Думаю, через пару часов. Нам с доктором Штайнбергом нужно еще раз посмотреть данные томографии, рентгенографии и анализов. – Она взглянула на Бена, и тот кивнул.

– И сколько она продлится?

– Трудно сказать. Часов восемь, возможно, дольше. До двенадцати часов. Все зависит от того, что выяснится по ходу дела. Операция сложная.

Биллу очень не нравилось, что приходится иметь дело с незнакомым врачом и нет времени навести о ней справки. Но Бен был прав – Гарвард и Стэнфорд произвели на него впечатление. Он надеялся, что принял правильное решение. Тянуть с операцией было рискованно, особенно если это было чревато дополнительными осложнениями. Он доверял жизнь Лили этой женщине.

– Мы сделаем все возможное, – снова сказала она.

– Спасибо.

Это было единственное, что он произнес дрогнувшим голосом, и пошел назад в приемный покой, между тем как Джесси с Беном отправились смотреть рентгенограмму, а медсестра принялась готовить бумаги. Несколько минут спустя она принесла их Биллу, и он подписал, а по щекам у него текли слезы. Потом медсестра, не говоря ни слова, забрала у него планшет с бумагами.

Совещаясь с Беном, Джесси отправила СМС Тиму. «Пациентка крайне тяжелая. Отец на нервах. Операция через час. До завтра. Люблю, Дж.».

Через минуту пришел ответ.

«Удачи. Люблю тебя, Т.».

Улыбнувшись, она сунула телефон в карман, надеясь, что Тим отвез Джимми в боулинг, но ответное сообщение писать не стала. Перед операцией им с Беном предстояло обсудить уйму вопросов. Он должен был ей ассистировать, и они принялись разрабатывать план оперативного вмешательства, а травматологическая бригада начала готовить Лили.

Билл сидел в приемном покое с ощущением, точно попал в кошмар наяву. Перед тем как Лили повезли в операционную, он зашел взглянуть на нее, наклонился и поцеловал в лоб – его слезы упали ей на лицо. Джесси уже ожидала ее наверху. Когда Лили увезли, Билл вышел на несколько минут подышать свежим воздухом. Он стоял на парковке и рыдал в ночи. Было ужасно холодно, слезы обжигали ему глаза и щеки. Возвращаясь назад в больницу, он едва не поскользнулся на наледи. Это была худшая ночь в его жизни. В приемном покое он лег на кушетку и закрыл глаза. Он не мог уснуть, все его мысли были заняты дочерью. Он надеялся, что нейрохирург знает свое дело и поможет ей. Так он пролежал всю ночь, страстно желая, чтобы дочь выжила и снова могла ходить.