Параллельная вселенная Пеони Прайс

Юстис Рей

Параллельная вселенная Пеони Прайс

«Будь аккуратен в своих желаниях – иногда они сбываются».

© Рей Ю., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Per aspera ad astra[1], или Невыносимая трудность бытия

Что, если ее поймают?

Скарлетт знала, чем это грозит: прилюдной казнью на городской площади. Столько ударов плетью, сколько не способен вынести ни один человек. Но это не остановило ее, не отвратило от мысли о побеге, не помешало, дождавшись, пока в доме воцарится тишина, выскользнуть черной тенью и бежать что есть мочи. Сердце колотилось бешеной птицей даже за мили от хозяйского дома. Страх попасться был настолько сильным, что что перед глазами все расплывалось и временами исчезало.

Еще одна казнь сделала бы ее калекой или, что более вероятно, мертвецом. Страх проникал глубже под кожу, разливался по венам. Но она бежала и не собиралась останавливаться, потому что сильнее страха смерти был только страх оставить все как есть.

Ричард Бэрлоу «Планета Красной камелии»

1

– Насыщенный вкус, яркий аромат и никаких калорий – это фитнес-коктейль «Хэлси ми». Заменив им всего один прием пищи, вы увидите результат уже через неделю. Скажите «да» идеальному телу. Прямо как у меня.

Подмигивание. Улыбка. Поворот головы к воображаемой камере. Лицо напряжено так, словно сейчас треснет. Правый глаз подергивается.

Внутренний голос, подсознание, альтер эго – чем бы оно ни было – не заставляет себя ждать: «Нет, слишком неестественно! Расслабься! Ты же рекламируешь не лизинговую компанию».

– Насыщенный вкус, яркий аромат и никаких калорий – это фитнес-коктейль «Хэлси ми». Заменив им всего один прием пищи, вы увидите результат уже через неделю. Скажите «да» идеальному телу. Прямо как у меня.

Подмигивание. Улыбка. Поворот головы. Уставший взгляд расходится с наигранно жизнерадостным тоном голоса.

Слишком искусственно!

– Насыщенный вкус, яркий аромат и никаких калорий – это фитнес-коктейль «Хэлси ми». Заменив им всего один прием пищи, вы увидите результат уже через неделю. Скажите «да» идеальному телу. Прямо как у меня.

Чересчур быстро!

– Насыщенный вкус, яркий аромат и никаких калорий – это коктейль… фитнес-коктейль… Коктейль, мать его!

Соберись, наконец!

– Никакого вкуса, никакого аромата… Да, блин.

Оговорка по Фрейду! В «Хэлси ми» столько заменителей сахара, что убьет и лошадь, а с помощью того, что останется, завалит стаю буйволов.

Громко выдыхаю, встряхиваю руками, а потом и всем телом. Но напряжение не спадает: ткни иголкой, и я сдуюсь, как шарик, выпустив напряжение.

– Насыщенный вкус, яркий аромат и никаких калорий…

Глухой стук в двери. Пропускаю его мимо ушей.

– …это фитнес-коктейль «Хэлси ми»…

Более нетерпеливый стук. Ручка беспокойно движется вверх-вниз, как в фильмах ужасов.

– …заменив им всего один прием пищи, вы увидите результат уже через неделю…

– Пеони, ты скоро?

– …скажите «да» идеальному телу. Прямо как у меня.

– Мне очень нужно, иначе я опоздаю в школу, а у меня сегодня тест. – В голосе Энн ни капли злости, только мольба. Но я не поддаюсь. Пусть она моя младшая сестренка, я ее безумно люблю и, если будет нужно, отдам за нее жизнь, но сейчас есть дела поважнее.

Снова выдыхаю, девушка в зеркале делает то же самое. Мне всего-то нужно немного времени, чтобы отрепетировать текст для прослушивания. Разве я многого прошу? Порой личная уборная – непозволительная роскошь.

– …Скажите «да» идеальному телу. Прямо как у меня.

Боже. Какой бред…

Мое тело вовсе не идеально.

Потираю взмокший лоб. Я только умыла лицо! Биение сердца отдается в висках.

Стук.

Нет, последний раз. Еще раз! Уверенно, четко и дружелюбно, но не заискивающе! Хватит заискивать!

– Насыщенный вкус, яркий аромат и никаких калорий – это фитнес-коктейль «Хэлси ми». Заменив им…

Снова стук, он окончательно сбивает с толку.

Помятое отражение смотрит из параллельной вселенной зеркала, как недовольный родитель, вскидывая бровь. С чего я взяла, что попаду в рекламу, где надо выглядеть как модель из каталога нижнего белья? Я ведь просто Пеони – девчонка из штата Калифорния, которая жаждет того же, что и сотни других: денег, власти и славы, как в песне Ланы Дель Рей[2].

Становись в очередь!

Стук.

– Пеони, пожалуйста…

– Дерьмо!

Слабо ударяю себя кулаком по лбу – пытаюсь привести мысли в порядок. Останавливаю видео, запечатлевшее мой позор, прячу телефон в карман. Лоб блестит, как блин на сковородке. Покидаю ванную.

Иди-иди! Никакая ты не звезда. Ты просто неудачница!

2

– Думаешь, тебя возьмут? – спрашивает Мелани, подавшись вперед.

Мелани – человек-справочник, человек-энциклопедия, ярая фанатка деятельности Рут Бейдер Гинзбург[3], благоразумная, читающая молодая леди, а ко всему прочему моя лучшая подруга. Кто бы мог подумать? Мелани всегда на моей стороне, но ее рассудительные доводы сбавляют мой пыл.

– Это все-таки реклама… в бикини, – с бо́льшим сомнением продолжает она, произнося слово «бикини» так, словно она Гермиона, бикини – Волан-де-Морт, а я Хагрид[4], и ставит точку, отпивая давно остывший латте.

– Почему нет?

Я выуживаю из кармана телефон, пробегаю глазами требования объявления, хотя выучила их наизусть.

– Для роли требуется девушка не выше пяти с половиной футов, со светлыми волосами, не старше двадцати пяти, – хмыкаю и вздергиваю подбородок, – и вот она я!

– И вот она ты, – тенью отца Гамлета отзывается подруга. – Но разве там не написано, что требуется девушка не больше ста десяти фунтов?[5]

– Поэтому… – Я поднимаю чашку. – На завтрак, обед и ужин сегодня и следующие семь дней я буду пить этот отвратительный капучино с обезжиренным молоком. Получи роль или умри – или как там говорится?

– Если подумать, – продолжает Мелани, потирая заостренный подбородок, – такие требования – отличный пример дискриминации и серьезное законодательное нарушение. Да, это их реклама, и они вправе решать, кого хотят в ней видеть. Но мне кажется не очень хорошей идеей поддерживать эту сексистскую кампанию, призванную наполнить карманы белых старых мужиков, которые никогда в жизни не заменяли один из приемов пищи жижей, сделанной не пойми из чего…

Ей легко говорить!

Я прерываю фразу укоризненным взглядом. Дай-ка угадаю, дальше она скажет, что не стоит худеть ради роли, ведь такое сильное урезание калоража вредно, нездорово и противоречит принципам бодипозитива.

Возможно, она права. Но я слишком многим пожертвовала и не намерена упускать роль из-за лишних килограммов! Как бы трудно ни было, я должна это сделать…

– Как это – не пойми из чего? – наигранно удивляюсь я, пытаясь перевести разговор в шутку. – На этикетке есть состав.

– Видела я этот состав! Порошок киви, шпината, спирулины и, судя по всему, коки, иначе не знаю, кому пришло бы в голову это пить.

Я закатываю глаза и прячу телефон в карман.

– Знаешь, Мел, я ценю твою способность углубляться в подробности, но немного поддержки не помешало бы.

– Прости! Я переживаю за тебя. – Она с силой сжимает чашку, отчего костяшки пальцев белеют. – Но все не так уж плохо. Помнишь, с чего начинал карьеру Аарон Пол?[6] С рекламы кукурузных хлопьев. А Тоби Магуайр[7] – с сока.

Я улыбаюсь. Мел всегда подбадривает меня, приводя в пример известных людей.

– А Марк Руффало – с геля для прыщей… – подхватываю я.

– …а Киану Ривз – с кока-колы. И не забывай про Итана Хоупа.

Мелани знает, что его пример действует на меня безотказно. Итан Хоуп – суперзвезда и по совместительству любовь всей моей жизни. Он вырос в пригороде Лос-Анджелеса в семье, где часто не подавали ни завтрака, ни обеда, но пробился благодаря таланту и стал знаменитым.

– Но ты же понимаешь, они упорно работали, чтобы оказаться там, где они есть. – Мелани снова опускает меня с небес на землю. Прирожденный адвокат внутри нее не затыкается.

– Может, тебе кажется, что я ничего не делаю, но я постоянно репетирую, будто вот-вот выйду на съемочную площадку. Я переполнена мыслями, чувствами, идеями. У меня вдохновение! Понимаешь, вдохновение?

– У тебя студенческий кредит и куча долгов, – родительским тоном припоминает она, поднимая указательный палец.

– Не напоминай.

Однако она права. И я никогда из этого не выберусь.

Ее рот изгибается в безрадостной полуулыбке. Я опустошаю чашку с нарисованной на ней зеленой чашкой и надписью «Кофейня». Какой идиот называет кофейню «Кофейней», это все равно что назвать собаку Собакой, верно?

– А если чисто гипотетически предположить, что ничего не выйдет? – спрашивает Мелани немного погодя и заправляет рыжую прядь за ухо. «Гипотетически» – ее любимое словечко.

– Значит, опять же гипотетически, – я специально использую это слово, чтобы поддразнить ее, и Мелани морщится, – придется искать другую рекламу.

– Я имею в виду не с рекламой, а вообще…

Откидываюсь на спинку стула, с силой выдыхаю и скрещиваю руки на груди. Смотрю на белые, в зеленую клетку салфетки – трудно подыскать более неподходящие для места, где продают кофе. Чтобы занять руки, беру одну из салфеток и раскладываю, а потом складываю, но по-другому – глупая привычка, которая на время дарит иллюзию, что перемена мест слагаемых приведет к другому результату.

– Значит, придется придумать план Б. – Я пожимаю плечами и откидываю салфетку.

– Такими темпами не добраться бы до плана Я.

– Да ладно. Прошло всего… – я запинаюсь, мысленно считая, – полгода, как я ушла из колледжа…

Уже шесть месяцев, как я бросила юридический колледж, за обучение в котором платят родители, а я так и не осмелилась сказать им. Вместо занятий и лекций я посвящаю свободное от работы время прослушиваниям и кастингам. Хотя нет, скорее очередям. Бесконечным, душным, напряженным очередям. Два, три, четыре, а может, и пять часов я вымениваю на пять минут и возможность показать себя под пристальным взглядом нескольких пар глаз. Три часа в очереди – и пять минут славы. Где же здесь справедливый обмен? Его нет! Но, когда я добьюсь желаемого, мне будет все равно, как я это сделала.

– Как говорил Альберт Эйнштейн, чтобы выиграть, нужно играть, – заявляет Мелани.

Я хмыкаю. Она любит не только вворачивать умные словечки, но и цитировать известных людей, особенно ей нравятся фразочки Эйнштейна и Платона.

– Ты же знаешь, я верю, что усердная работа поможет добиться чего угодно… – продолжает она, но я отвожу взгляд, будто разрезаю телефонный провод между нами, и она замолкает.

– Знаешь, я хотела тебе кое-что сказать… – признается она, не осмеливаясь поднять глаза.

– О, смотри! – восклицаю я, тыча пальцем в телик.

Она лениво оборачивается. По телевизору, висящему над барной стойкой, мелькают кадры из рекламы хлопьев с моим участием. Не обольщайся, ролик длится всего полминуты, и тебя в нем показывают пятнадцать секунд. Но зато крупным планом! Я мысленно показываю язык вечно спорящему внутреннему голосу.

Звука не слышно, но эта прилипчивая мелодия часто играет у меня в голове, да и слова я прекрасно помню: «Скажите “да” хлопьям “Гиннес” и “нет” лишним килограммам». Улыбка. Поворот головы.

– Это ли не знак? – усмехаюсь я.

– Удивительно. Ты так часто пробуешься на рекламу того, что призвано помочь похудеть, но ничего из этого не помогает…

– Пеони, – раздается вдруг голос, попадая в губы немого клоуна в следующей рекламе.

Мы с Мелани, как сурикаты из программы National Geographic[8], резко поворачиваем головы, почуяв опасность. Мой коллега Кевин указывает на соседний столик, где в лучах солнца скучают две пустые чашки.

– Ты менеджер, а не посудомойка. Почему он заставляет тебя мыть посуду? – спрашивает Мелани шепотом, наклонившись ко мне.

Потому что это мои прямые обязанности!

Еще один минус в мою карму. Обычно я не вру подруге, но сказать, что меня взяли уборщицей-посудомойкой, я не смогла. Будь Мелани страшненькой неудачницей, мои поражения были бы не столь болезненны, верно? Пожалуй, да. А вот признаваться в собственной несостоятельности стройной рыжеволосой красотке, нашедшей призвание с первой попытки, невероятно трудно. Да, я люблю Мел всем сердцем, однако иногда ненароком закрадывается удушающая мысль: каков срок годности неравной дружбы и когда Мелани поймет, что я недостаточно хороша для нее? Я пытаюсь отсрочить эту дату и считаю, что если небольшая ложь сделает пребывание здесь менее болезненным для моего самоуважения, то так тому и быть.

– Не переживай, мы решим этот вопрос самым цивилизованным способом из возможных, – заявляю я, бросая недовольный взгляд на Кевина, а потом уже тише продолжаю: – А если нет, то придется отравить его кофе.

Шутка не вызывает улыбки.

– Что ж, я пойду. Не буду мешать.

– Созвонимся вечером.

Я встаю, стряхивая с себя невидимые пылинки.

– И помни, я буду любить тебя даже без «Оскара». – Она берет меня за руку и притягивает к себе, заключая в объятия. Вот бы она не уходила! Хочешь, чтобы она лицезрела, как ты таскаешь грязную посуду?

Отстранившись, я киваю и не без усилий растягиваю рот в улыбке. Мелани берет рюкзак со спинки стула и выходит из кофейни. Провожаю ее взглядом и, убедившись, что она ушла, надеваю передник с чашкой на груди и надписью «Кофейня», хватаю наши пустые чашки и подхожу к соседнему столику за двумя другими.

– Вот уж спасибо, – бурчу я, с грохотом ставя чашки на столешницу барной стойки.

Кевин – мой единственный нелюдимый коллега, бариста и гей. Самая большая заноза в моей далеко не тощей заднице. Наши отношения довольно напряженные: не скажу, что хочу убить его, – просто не хочу видеть его среди живых.

Он поднимает на меня непонимающий взгляд, будто не знает, чем я недовольна.

– Слушай, Кевин…

– Я Крег.

Я знаю, в конце концов, мы работаем вместе полгода. Но мне нравится его бесить. В свое оправдание скажу, что он тоже не святой. Я искренне верю, что у него есть занудное альтер эго, которое любит сообщать никому не интересные мысли и факты и раздражать своим присутствием, а так как он раздражает меня бо́льшую часть дня, то я бо́льшую часть дня зову его Кевином.

– Слушай, Крег, – поправляюсь я, – не надо дергать меня, как собачку, когда сюда приходят мои друзья.

Вообще-то, с друзьями у меня напряженка. Но мне хватает и Мелани, ведь она настоящий друг.

– Прости, – говорит он, наклоняя голову набок, – но разве это не твоя работа?

– Надолго я здесь не задержусь, так что необязательно кричать на весь квартал, что я посудомойка. Может, объявление на двери повесишь?

Его лицо искажается. Он задумывается, темные глаза без зрачков, смотрящие из-под нависших век, не выдают его мыслей, и это бесит, словно говоришь со стеной.

– Как скажешь, – наконец произносит он «иди-на-фиг»-тоном.

Я открываю рот, готовая спорить до последнего, но тут же закрываю его. Взгляд останавливается на грязных чашках.

– Почему нельзя наливать кофе в одноразовые стаканчики? – бурчу я себе под нос.

– Ты хоть представляешь, насколько они губительны для окружающей среды?

– А ты что, Гринпис? – подкалываю его я. – Да и разве они сделаны не из картона?

Он усмехается:

– Попробуй как-нибудь свернуть лист картона и налить в него горячую воду. Тебя ждет множество чудесных открытий.

– Я уже начинаю думать, что все в этом мире искусственное и пластиковое…

– Неожиданно мудрая мысль. Но на твоем месте я не озвучивал бы настолько революционные идеи, так и работы лишиться можно.

Да что ты говоришь, мистер Умный Умник?

– К тому же если все чашки заменят на одноразовые стаканы, что же ты тогда будешь мыть?

Вопрос повисает в воздухе.

– К счастью, – выдыхает Кевин, – Джон кое-что понимает в заботе об экологии и из двух зол выбирает меньшее: ты явно разложишься быстрее, чем одноразовый стаканчик.

Разложишься быстрее стаканчика. Ты разложишься быстрее. Разложишься…

К слову, Джон – хозяин кофейни. Он похож на Джорджа Мартина, но не стар, у него нет бороды и живота, просто появляется с такой же периодичностью, как и новые части «Игры престолов»[9].

– Что ж, если это мудрая мысль дня, то я не впечатлена.

Мысль дня – один из многочисленных тараканов Кевина. Он всегда придумывает ее либо заимствует, с умным видом сообщая источник. Вчера, например, была такая: «Если ты не живешь, то ты просто умираешь», а позавчера – «Не ты делаешь ошибки, а ошибки делают тебя». Вот такими фразочками наполнена его волосатая голова. Не кофейня, а чертов кабинет философа.

– Надеюсь, ты удовлетворил жажду поучения, – продолжаю я, кривя рот в самой мерзкой ухмылке, на какую способна. – А теперь сделай мне капучино.

Пожалуй, бесплатный кофе и его насыщенный аромат, наполняющий это скучное заведение, – единственная хорошая часть моей работы.

– Напомни, сколько чашек ты сегодня выпила?

Я цокаю. Как. Он. Может. Так. Меня. Бесить? Неужели я прошу невозможного?

– Бесплатно не больше двух, – напоминает он, – иначе у меня будут проблемы.

Настоящая проблема – это его прическа! Ладно, может, и не проблема, если ему плевать на внешний вид. Однако его слегка вьющиеся русые волосы, то стянутые в пучок на затылке, то собранные в хвост, выглядят странновато, он похож на хиппи, кочевавших по стране в конце 60-х годов ХХ века, а сегодня на календаре уже XXI – я проверяла. Ему стоило бы серьезно задуматься над этим.

– С двойной порцией соленой карамели, – отчеканиваю я, давая понять, что не намерена платить или спорить на этот счет. За то, что я батрачу здесь, меня обязаны бесплатно обеспечивать кофе до конца жизни. – Хотя нет, – осекаюсь я, вспомнив о рекламе в бикини, – без карамели. С обезжиренным молоком.

Он стоит как вкопанный.

– Тебе надо послать письменное приглашение?

Выдохнув, он идет к кофемашине.

Через пару секунд открывается входная дверь, и в зал вплывает симпатичная брюнетка лет двадцати пяти. Она подходит к кассе и мило улыбается, заправляя темную прядь за ухо. Боже, я знаю эту улыбку – я называю ее улыбка-флиртун. Жаль, направлена она не на того, ведь Кевин, как обычно, помнется, пробормочет: «Добрый день. Чем могу помочь?» – а следующие пять минут будет делать вид, что не замечает знаков внимания. Может, сразу сказать ей, что он гей? Нет, пусть помучается – я как раз уволилась из благотворительного фонда, помогающего геям-неудачникам и тем, кто на них западает.

Хватаю пустые чашки и несу их на кухню, до меня долетает:

– Добрый день. Чем могу помочь?

Скрываюсь за дверью с круглым окном. Мою чашки в ржавой раковине.

И как меня занесло в эту дыру?

3

К концу дня накатывают бессилие и усталость, хотя я выпила не одну чашку кофе. Раскалывается голова. Пустой желудок то и дело дает о себе знать, превращаясь в мелкого хищника из джунглей – звуки он издает недружелюбные. Все события будто происходят в слоу мо. Смотрю на часы – стрелка волочится нещадно медленно, до конца рабочего дня двадцать минут.

Ты никогда отсюда не выберешься! Ты разложишься быстрее одноразового стаканчика…

Играет музыка из портативной колонки Кевина. Он всегда включает ее, убавляя звук телевизора. На этот раз до меня доносится песня I Want It All группы Queen:

Listen, all you people, come gather ʼround.Вы услышьте, люди, мой громкий глас.I gotta get me a game plan, gotta shake you to the ground.Я попытаюсь серьезно потрясти вас, и не раз.Just give me what I know is mine.Отдайте то, что мое и так.People, do you hear me? Just give me the sign!Люди, вы слышите? Подайте мне знак!It ain’t much I’m asking, if you want the truth.Не так уж много я прошу сейчас.Here’s to the future for the dreams of youth.Надежды юных не заботят вас.I want it all, I want it all, I want it all, and I want it now.Я все хочу, я все хочу, я все хочу, и все – сейчас.

Устроившись за одним из скрипящих столов, коротаю время, просматривая ленту соцсетей. Хоть кто-то живет красиво, не то что я в окружении столов и чашек! Платья из новых коллекций Chanel и Elie Saab, красные ковровые дорожки, стильные дома в Беверли-Хиллз и Малибу, шикарные спортивные машины и белоснежные улыбки мелькают все быстрее на экране под моим пальцем. Да, хоть над чем-то я имею власть в этой жизни.

– Я протру столы, а ты подмети пол, – доносится голос Кевина.

– Не могу, я очень занята, – отмахиваюсь я, не отвлекаясь от фото на экране старого смартфона. Это же подвеска от Tiffany.

Расслабься, у тебя такой никогда не будет!

– И чем же?

– Ладно, перефразирую: щетка грязная, и мне не хочется.

Кевин подходит ближе. Я неохотно прячу мобильный в карман джинсов и встаю.

– Зачем делать уборку каждый день? Тут и так чисто.

– Потому что я верю в теорию Энгельса[10].

Я недовольно хмыкаю, упирая руки в бока.

– Не ленись, Пеони! Труд превратил обезьяну в человека, так что для тебя тоже не все потеряно.

Он вручает мне щетку для пола, а сам протирает столы.

В конце дня, когда на город опускаются сумерки, становится ужасно грустно от обыденности вокруг. На фото в соцсетях люди проводят время в модных клубах в стиле лофт, в уютных домах на берегу океана и в дорогих пентхаусах на Манхэттене. Здесь же обстановка располагает к унынию, апатии и неминуемой смерти: плохо освещенный зал, скрипучие столы и стулья, картины в черных рамах с изображением кружек, зеленые салфетницы и сахарницы, полотенца и салфетки в зеленую клетку – все это навевает угнетающую тоску. За дверью с круглым окном и облупившейся ручкой еще унылее: проржавевшая раковина, древний холодильник (тоже ржавый), каморка, где хранится кофе (самое чистое место в кофейне и, что уж скрывать, вкусно пахнущее), и туалет.

За окнами с логотипом кофейни снуют незнакомцы, имена которых я никогда не узна́ю. Какие события их ожидают? Понятия не имею.

Проезжает полицейская машина. Куда и зачем она едет? Это мне неизвестно.

По телевизору одна реклама сменяет другую: чипсы, смартфон, пылесос, газировка, помада, прокладки…

– Интересно, есть ли в этом мире что-то, что не нуждается в рекламе? – бормочу я себе под нос. – Нечто, что есть у всех и никогда не заканчивается…

– Человеческая глупость, – встревает в мой разговор с собой Кевин, – она, как известно, бесконечна.

Я перевожу на него взгляд:

– Думаешь, я тут навечно?

Он теряется, но все же отвечает:

– Думаю, реклама хлопьев – неплохой старт.

Я поражаюсь тому, как нагло это звучит.

– У меня талант! – восклицаю я и становлюсь на стул, который неприятно скрипит подо мной. Представляю, что это сцена.

– …выводить меня из себя.

Прочищаю горло и с чувством декламирую произведение Роберта Фроста[11] «Другая дорога» – мое любимое стихотворение:

В осеннем лесу на развилке дорогСтоял я, задумавшись, у поворота;Пути было два, и мир был широк,Однако и я раздвоиться не мог,И надо было решаться на что-то.Я выбрал дорогу, что вправо велаИ, повернув, пропадала в чащобе.Нехоженнее, что ли, она былаИ больше, казалось мне, заросла;А впрочем, заросшими были обе.

Кевин смотрит на меня исподлобья, опершись рукой на столешницу.

И обе манили, радуя глазСухой желтизною листвы сыпучей.Другую оставил я про запас,Хотя и догадывался в тот час,Что вряд ли вернуться выпадет случай.Еще я вспомню когда-нибудьДалекое это утро лесное:Ведь был и другой предо мною путь,Но я решил направо свернуть —И это решило все остальное.

Я вскидываю подбородок. Кевин молчит. Вопросительно смотрю на него в ожидании мнения. Что скажешь на это, мистер Умный Умник?

– Убийственно, – отмечает он. По тону я понимаю, что он хотел сказать нечто вроде: «Это самая большая куча дерьма, которую я только видел, скорее убери ее с моих ботинок», но почему-то не стал.

Я спускаюсь на пол.

– Отличное стихотворение, но… что это за голос?

– Мой голос. Для выступлений и декламирования.

– Не надо! Когда ты так говоришь, у тебя сильно кривится рот, будто ты собираешься обзавестись черными усиками и начать мировой геноцид.

Я вскидываю руки:

– Думаешь, я всю жизнь буду вот так подметать полы в забегаловках… – Вопрос становится утверждением, потому что я знаю, что так и будет.