Байки последнего лета

Stepart

Байки последнего лета

Выбор.

На неуместно большом для деревенского дома балконе чердака, смотрящем на поле и лес за ним, а не на дорогу, как все окна и крыльцо дома, отдыхал темноволосый молодой человек. Он потягивал компот из стеклянного синего бокала и смотрел на плывущие по небу редкие облака, расположившись на небольшом диване, который ему с другом пришлось затаскивать на чердак в разобранном виде и собирать тут же на балконе. Тётя Роза посчитала диван “очень неприятным на ощупь”, и застелила его мягким бирюзовым покрывалом. Раз в неделю она меняла его на такое же, но фиолетовое, и, пока одно покрывало лежало на диване, второе проветривалось на бельевой верёвке в огороде.

Поставив бокал на деревянный пол, Семён, так звали молодого человека, достал из металлической коробочки самокрутку и подкурил её. Наблюдая за закатным солнцем, юноша пускал клубы дыма под крышу балкона. Иногда струйка дыма путалась в его густых вьющихся волосах и неспешно проползала через них наверх, постепенно растворяясь в воздухе.

– Семён, кушать давай, – донёсся снизу, с огорода, голос тёти Розы. Семён промолчал.

– Я вижу дым, спускайся, потом вернёшься к своим картам, – настояла хитрая женщина. Семён посмотрел на пачку старых карт, лежащую на полке шкафчика, и подумал о том, что к ним и вправду неплохо бы вернуться.

– Иду! – крикнул он, и, затушив окурок в пустой керамической пепельнице с изображением Кипра, направился к крутой лестнице, ведущей в сени.

На ужин были макароны по-флотски и винегрет. Шипящие помехи то и дело перебивали встревоженные голоса в телевизоре.

– Ну что, Кэпвелл выкарабкается? – поинтересовался Семён, с трудом сдерживая улыбку. Тётя Роза вздохнула и покачала головой, поправляя пепельные с проседью волосы. На её пухлых и, как обычно, румяных щеках образовались ямочки, когда она поджала свои объёмные и зачем-то подкрашенные к ужину губы.

– У Саманты всё ещё хуже, – ответила она после небольшой паузы.

– Ого. Видимо, я что-то пропустил.

– Так я звала тебя утром на повтор вчерашней серии, но ты остался спать.

Семён уже начал жалеть, что взялся изображать заинтересованность в бесконечном сериале, но тут же понял, что не сможет отказать себе в таком удовольствии, как обсуждение перипетий «Санта-Барбары», и не откажет в нём тёте Розе.

– Насчёт этих побудок. Не надо меня поднимать так рано, – с напускной серьёзностью произнёс Семён, и посмотрел на женщину, прищурив свои небольшие, но выразительные, опоясанные густыми ресницами, карие глаза. Тётя Роза кивнула:

– Я и не собиралась, но ты сам проснулся, когда я принесла родниковую воду. Это же ты просил с утра её ставить у твоей кровати.

– Воду ставить надо, но желательно при этом не будить. И утром можно не носиться по сеням так, что доски под моей кроватью ходуном ходят.

Тётя Роза всплеснула руками и выпалила:

– А ещё можно не будить всю деревню, когда ты со своими дружками на мотоциклах по деревне носишься всю ночь! Не дай бог кого задавите или сами убьётесь! На той неделе вон как в канаву улетели напротив Антоновых, да ещё и пьяными! Мотоциклы эти – самое опасное, что можно придумать. И комнату же на чердаке сам отремонтировал. Зачем в сенях спишь, если я мешаю?

От таких неожиданных нагоняев Семён нахмурился:

– “Урал” с коляской – самая безопасная вещь на свете! Да и не сильно-то пьяные мы были, колесо заклинило просто. И откуда ты про канаву знаешь?

Тётя Роза подняла брови:

– В деревне, чай, живём.

Семён улыбнулся:

– Понятно. Давай лучше серию досмотрим.

– А как смотреть-то? Помехи вон какие… Гроза идёт, значит. А ночью совсем спать не давали своими мотоциклами, ещё потом на крыльце сидели и галдели. Глаза слипаются, – недовольно причитала тётя Роза, пока Семён прикидывал, стоит ли сегодня пойти в ночное или остаться дома. Сомнения были развеяны затарахтевшим неподалёку мотоциклом. Семён встал из-за стола и, поправив причёску, сказал:

– Ладно, пойду прогуляюсь. Утром пересмотри серию и расскажешь обе.

Тётя Роза тоже вскочила и скомандовала:

– Сидеть, пока не соберу закуску! А то опять на голодный желудок самогонку эту паршивую пить будете.

– Почему же паршивую? Она три раза фильтрована и на можжевельнике настоялась, – смеясь, не согласился Семён. – Я на крыльце подожду. Отличный ужин, спасибо.

Он вышел на крыльцо и закурил. На задворках на всю округу загудел компрессор доильной установки на ферме, но скоро этот звук был заглушен рёвом Лёниного “Урала”. Мотоцикл выскочил из-за поворота, поднимая клубы пыли. Водитель пытался выжать из техники все соки. Поравнявшись с домом, Лёня заблокировал задний тормоз и с юзом развернул мотоцикл к крыльцу, останавливаясь. Заглушив двигатель, он слез с мотоцикла, осмотрел выписанную задним колесом дугу и констатировал:

– Коляска, сука, не тормозит.

Подойдя к Семёну, Лёня пожал ему руку и, улыбнувшись своими озорными, но проницательными глазами, спросил:

– Ну что, Сэм, долго вчера ещё сидели? Или она у тебя осталась?

Семён покачал головой:

– Почти сразу разошлись, как ты ушёл. Спать рубило.

– Понятно, надоела она тебе. Какой план?

Семён посмотрел на вечернее небо с несколькими облаками на горизонте:

– Грозу обещают. Может, на балконе посидим или в сарае видак врубим? Без пьянок и тусовок.

Лёня хмыкнул себе под нос и задумчиво произнёс:

– Самообманом займёмся, значит. Ну ладно. Давай посидим да по маленькой.

Семён рассмеялся:

– Хорошо, поехали в лес. Там больше шансов в тишине побыть.

– А что, в лесу нас не найдут, что ли? Здесь их твоя Роза разгонит в момент, если надо. Вот и говорю – самообман.

– Логика! – кивнул Семён. На крыльце появилась тётя Роза с корзинкой в руках, накрытой полотенчиком.

– Здравствуйте, тётя Роза! – практически крикнул Лёня, то ли демонстрируя таким нелепым образом своё уважение, то ли чувствуя свою вину за шумное поведение под её окнами прошлой ночью. Впрочем, и то и другое было бы уместно.

– Чего орёшь опять? И так всю ночь твой гогот слушала, – недовольно кинула женщина и протянула Семёну корзинку. Лёня виновато улыбнулся:

– Больше не буду, тётя Роза!

Когда Лёня завёл мотоцикл и они с Семёном друг за другом уселись на него, тётя Роза крикнула им вслед:

– Корзинку не забудьте вернуть! Каждый раз что-то в лесу оставляете!

Семён взглянул на стоявшую на поросшей гусиной лапкой лужайке в колышущемся на ветру сарафане тётю Розу. Немолодая, но пышущая силой, она с какой-то печалью смотрела на них. Он махнул ей рукой и мотоцикл понёс друзей к дороге, ведущей к лесу.

“Урал” резво бежал с холма, бубня тяговитым двигателем. Лёня что-то говорил, но за шумом мотоцикла и ветра Семён ничего не слышал. Он смотрел на дорогу и приближающийся лес, пытаясь понять причину внезапно появившейся тревоги. Дорога нырнула в лесок, но скоро выскочила на поляну. Не доезжая брода, Лёня сбавил скорость, и, съехав с дороги, не спеша покатился по невысокой общипанной коровами траве к месту для посиделок.

Остановив мотоцикл возле крутого невысокого обрыва над небольшой речушкой, которая делала поворот, чтобы извилисто устремиться вглубь леса, Лёня заглушил двигатель. Дрова собирать не пришлось, остались с прошлого раза. Пока Лёня разводил огонь, Семён вытащил из коляски корзинку с едой и можжевеловую самогонку, налитую в стеклянную бутылку из-под импортной водки. Тут же под сиденьем нашлись две металлические кружки и пластиковая бутылка с компотом. Семён принялся накрывать на стол, вернее, на доску, лежавшую между двух пеньков.

– Надо было на дальнее место ехать, там стол нормальный, – проворчал Лёня и стал дуть на принимающиеся дрова. Глотнув дыма, он закашлялся и отошёл от костра. – Сейчас разгорится. Давай выпьем, пока суть да дело, – сказал он, подошёл к импровизированному столу и взял в свою крепкую, как кувалда, руку кружку. Семён взял свою.

– Погодь, Сэм, сказать кое-что надо, – задумчиво и очень серьёзно произнёс Лёня. Тревога, которая начала забываться, вновь вернулась в грудь Семёна и опустилась к животу. Он с опаской посмотрел на друга. Тот провёл ладонью по своей лысеющей макушке и дальше вниз к ещё по-юношески гладкому подбородку.

– Да не томи ты. Чего случилось? – не выдержал Семён.

– В город перебраться хочу. Учиться и работать на заводе, – выдавил Лёня и осушил кружку, после чего шумно выдохнул и запил компотом. Семён опешил, поставил кружку и недоумённо посмотрев на друга, выпалил:

– Так а нахера я тут обустраиваю всё и готовлюсь к переезду?

– Я решил всё обсудить, пока не поздно. Нечего здесь делать. Власть тут тоже ничего делать не будет и нам не даст, в этом уже сомнений нет. А работать надо, – пояснил своё решение Лёня и подал Семёну кружку обратно, – ты выпей, успокойся.

Семён выпил до дна и стал шарить по карманам, ища коробочку с самокрутками. Лёня подошёл к нему и обнял его за плечи:

– Не кипишуй, брат. Так правильно.

Семён отошёл в сторону и покачал головой:

– С чего ты взял? А с ними ты советовался? – спросил Семён, кивая подбородком в сторону леса за рекой. Лёня вздохнул и, вернувшись к столу, наполнил кружки.

– Ещё нет. Как стемнеет, сходим и посоветуемся. Но ты и сам знаешь, что я прав. Более того, я тебе скажу, что думаю, что они и сами уходят.

Семён нервно усмехнулся:

– Куда это они уходят?

Лёня повернулся в сторону дороги и посмотрел на север:

– Туда. Всё меняется. Там им будет спокойней.

– А нам что делать? – растерянно пробормотал Семён, где-то внутри ощущая, что друг может быть прав. Лёня передал ему кружку:

– Ты умеешь их искать и со временем найдёшь их новое место, а пока подождём, делами займёмся. Тоже полезно. Тебе бы вот доучиться неплохо. Но нынешнее лето – всё наше, они это нам уже дали понять.

Семён покачал головой:

– Как-то пока что не укладывается всё это в голове.

Лёня усмехнулся:

– Если они нас чему-то и научили, так это ничему не удивляться и никогда не раскисать. Мы им нахер не нужны, когда в унынии, сам знаешь. Да и себе мы такими не нужны.

Семён озадаченно посмотрел на друга:

– А тут ты прав. Я решил себе удобное гнёздышко свить и сидеть в ус не дуть. А им такое не по нраву.

– И я о том же. Если мы останемся, то быстро загрустим и начнём ерундой страдать. А пока мы делаем то, что должны, они всегда с нами.

– Я поддерживаю твой выбор. Поступим так, как ты говоришь, – сказал Семён. Неожиданно он понял, что не имеет права поступить по-другому.

– Спасибо, брат! Но за советом сходим. Если они придут, то они нас поддержат.

Семён ощутил неизвестно откуда пришедшую силу, наполнившую его грудь. Тревога ушла, а вместо неё появилась радость от внезапного понимания того, что всё встаёт на свои места. Он посмотрел на Лёню и тихо произнёс:

– Тогда за последнее лето, брат!

Юльки.

Когда первая бутылка была на исходе, со стороны дороги послышался свист. Негромко беседующие друзья замолчали и прислушались. Свист повторился, и к нему добавился лязгающий металлический звук.

– Трохар. Это его незатянутая цепь о раму велика на кочках стучит,

– выдохнул Лёня. Семён встал и прошёл к мотоциклу, где в коляске отыскал пару пластиковых стаканчиков.

– Захвати там ещё, первая закончилась почти, – попросил Лёня.

– А что, ещё есть? – улыбаясь, уточнил Семён. Лёня рассмеялся и развёл руками:

– Обижаешь, брат. Мы же сегодня вроде как отмечаем. Там ещё четыре снаряда за сидушкой.

Семён хлопнул себе ладонью по лбу и простонал:

– Ух ты ё ж ты…

– А чего? Сейчас эта саранча налетит и чего ты с ними делать будешь?

– Так, может, они сами чего принесут.

– Кто? Эти? Да не в жизнь. Им же без халявы в горло не лезет, – раздражённо выпалил Лёня. Уже приблизившийся к кустам, за которыми сидели ребята, лязгающий звук неожиданно оборвался, но перед этим что-то хрустнуло, а потом громко звякнуло.

– Есть контакт! – довольно усмехнулся Лёня.

– Что это было? – спросил Семён, ставя на стол бутылку и стаканчики.

– А я палку положил поперёк тропинки. Серенькая такая, ольха. В сумерках не видно как раз. Ещё и напротив коровьей лепёшки пристроил.

Семён рассмеялся, но тут же спохватился:

– Как бы не сломал чего себе…

– Этот не сломает.

Из-за кустов вышел Трохар, стряхивающий с тёмной, коротко стриженной шевелюры песок и траву.

– Ветка, сука. Прямо на тропку упала, – ругался он, подходя к костру. Но на лице у него, как обычно, сияла улыбка, обнажающая крупные передние зубы чуть выступающей челюсти.

– А ты не гоняй так, – порекомендовал товарищу Лёня. – В говно не упал, случаем?

– Я не в говно. Как стекло! – не понял вопроса Трохар. – Ты сам сказал мчать к вам, как придут бабы.

– Чего орёшь? На, накати, – Лёня протянул гостю пластиковый стаканчик с самогонкой. Трохар залпом осушил его и попросил закурить.

– Ну так чего там бабы? – поинтересовался Лёня, протягивая товарищу пачку «Chesterfield».

– Пришли. Вас спрашивали. Роза их послала на трассу работать, а не приставать к вам.

Трохар задымил сигаретой и продолжил отряхиваться.

– Бабы-то какие? И чего они сейчас делают? – уточнил Лёня.

– Известно какие. Лядинские. Какие ещё? Сидят возле моего дома. Сказал им, что схожу вас поищу. Батя датый, веселится над ними сидит. Долго они не продержатся.

– К нам много откуда могут приехать, мы люди видные. И Лядинские – какие? Там их целая шобла-мобла.

Лёня налил Трохару ещё одну, на этот раз почти что полный стаканчик.

– Лёнь, куда столько? – запротестовал Трохар, но стакан забрал.

– Лядинские, которые Тверские.

– Юльки, значит. А это тебе на ход ноги, точнее, педали. Тебе сейчас обратно к ним ехать.

Трохар тяжело вздохнул, потом выпил. Лёня предложил ему закуску, но тот отказался и попросил ещё одну сигарету в дорогу, получив которую, спросил:

– И чего мне им сказать? Сюда звать?

– Рано ещё. Займи их чем-нибудь на часик, потом сюда веди, – ответил Семён. Трохар недовольно крякнул:

– Они уже датенькие. Сами пойдут искать.

– Тогда веди их на Сушилку, скажи, что мы там. Они поверят, знают же, что мы там часто сидим, пока её не запустят к сезону, – предложил Семён. Трохар замотал головой так сильно, что его оттопыренные уши затряслись:

– Они меня там и прибьют, когда вас не найдут.

Лёня подошёл к мотоциклу и достал из-под сиденья в коляске бутылку. Вернувшись к столу, он протянул её Трохару, потом залез в карман своего кителя и вынул оттуда пакетик Zuko.

– Разведи на литр. В бутылке спирт, разбавленный до пятидесяти. Смешаешь всё в одной бутылке и им на час хватит.

Трохар расплылся в улыбке. Схватив бутылку и порошок, он встал и попросил ещё одну на дорожку.

– И так уже окосел немного, – отказал ему Лёня. – С ними накатишь. Главное, задержи их, но чтобы не ушли.

Трохар кивнул и хотел направиться к велику, но Лёня его остановил:

– Важная инструкция, – понизив голос, сказал он. Трохар подошёл к Лёне поближе и замер, ожидая указаний.

– Смешай, но не взбалтывай, – выдавил Лёня и заржал в самое ухо товарища. Трохар выпучил глаза, сдержал смех и смачно ругнулся. Семён и Лёня в голос засмеялись. Когда посыльный оседлал своего стального друга и залязгал в сторону деревни, Семён негромко произнёс:

– Пора, наверное.

– Да, самое время, – согласился Лёня. Догорающий сырыми дровами костёр тушить не стали, поскольку поднявшийся от реки туман хорошо увлажнил лес и поляну вокруг стоянки.

Выйдя на дорогу, ребята спустились к броду, который пересекли по большим камням, оставшимся от разрушенной плотины. За бродом начиналось окружённое лесом небольшое поле под названием Койвика. По его краям росли берёзы, а за ними, в глубине леса, торчали еловые пики. В центре поля, примерно там, где когда-то стоял хутор, вымахали большие кусты и высокая крапива.

Ребята остановились и поклонились полю. Дальше следовало ожидать знак, но ждать пришлось совсем недолго – не успели они перевести дыхание, как с ветви одной из высоких берёз, стоящей на краю леса рядом с дорогой, соскользнул ворон и, спланировав над дорогой, приземлился в высокую траву метрах в ста от ребят. Семён глянул на Лёню, тот кивнул ему, и Семён отправился к месту, куда только что приземлилась птица. Лёня остался стоять на дороге, ожидая знака для себя.

Не спеша, раздвигая потёртыми английскими кожаными ботинками высокую влажную траву, Семён продвигался вглубь поля в поисках места, куда приземлился ворон. Он знал, что саму птицу он не найдёт, но нужное место будет отмечено. И он не ошибся в своих ожиданиях: не дойдя каких-то пару десятков метров до кустов в центре поля, он увидел небольшой пятачок примятой травы, от которого исходило чуть заметное зеленоватое свечение. Распознать его получилось только боковым зрением – смотреть прямо на свечение было бесполезно: оно тут же растворялось в сумерках.

Семён ощутил приятное волнение, когда усаживался на примятую траву, но настроение было правильным, и мысли не стали отвлекать его. Поэтому очень скоро в теле появилась знакомая лёгкость, а зрение перестроилось на несколько иной способ восприятия. Взгляд плохо фокусировался на чём-то конкретном, но зато поле зрения стало намного шире, чем обычно. Глядя перед собой в сторону горизонта, Семён мог видеть и белые облака, ползущие по сероватому небу, и траву под собой, и кромки леса у правого и левого плеча одновременно. Но самое удивительное было в том, что во всём этом диапазоне можно было разобрать любые, даже небольшие движения как возле себя, так и на приличном удалении. Не ускользала от внимания ни шелохнувшаяся на ветру ветка берёзы, ни ползущая по травинке у левого колена гусеница. Семён знал, что главным условием для сохранения такого способа восприятия является не вовлечённость в ход мыслей, текущих в голове, и не вовлечённость, которая в какой-то момент создаёт ощущение, что мыслей просто нет.

Скоро Семён заметил, что от кромки леса слева от него будто бы отделилась тень и стремительно пересекла поле, приблизившись к нему вплотную. Оказавшись прямо перед ним, тень растворилась. Если бы Семён задумался, то он бы понял, что никакой тени у кромки леса в сумерках он увидеть не мог, тем более что тень не смогла бы переместиться к нему. Но Семён оставался вне мыслей, и поэтому мог видеть больше, чем позволяет ум.

Несмотря на то, что тень пропала из виду, Семён ощущал её присутствие. Что-то лёгкое и с трудом ощутимое навалилось на его спину. По телу разбежалось тепло, а к глазам подступили слёзы от осознания того, что тень подтвердила догадки о том, что скоро всё в этом лесу изменится. Тень, как и другие, собиралась покинуть эти места.

Семён ощутил, что существо разделяет его печаль о предстоящем расставании. Оно ещё более ощутимо навалилось на спину и обволокло своим теплом и мягким давлением всё тело, а через мгновение Семён осознал себя находящимся не на поле в лесу, а парящим в небе над каким-то небольшим озером. На озере недалеко от берега стояла лодка, в которой на разных её концах сидели два человека. Когда он проскользил над лодкой, рассекая влажный воздух, сидящие в ней подняли головы и посмотрели на него, и он увидел постаревших, но легко узнаваемых себя и Лёню.

Видение прекратилось, и тёплое давление, обволакивающее тело, отступило. Выскочив из-за спины, тень переместилась обратно в лес, оставив за собой чуть заметный шлейф, вытянувшийся через поле. Когда шлейф растворился в сумерках, Семён встал и ощутил, как его тело пробивает дрожь. Возвращаясь на дорогу, он осмотрел поле в поисках друга, но увидел его только выйдя на дорогу – Лёня сидел в высокой траве неподалёку от того места, где Семён свернул в поле. Несколько минут Семён осматривал окрестности, ощущая, что всё, что он видит сейчас, не является реальностью – нереальным был он сам. Уловить эту разницу не представлялось возможным, но Семён и не желал этого, он просто любовался незамутнённым взглядом на окружающую его красоту. Когда Лёня встал и поклонился кому-то невидимому, Семён на всякий случай тоже поклонился. Обратно к стоянке шли молча.

– Дров маловато. Сейчас накидаю последние, потом собирать

придётся, – сказал Лёня, подойдя к костру.

– Скоро уже собиратели должны нарисоваться, – усмехнулся Семён.

– Точно! Пусть сделают свой вклад, – согласился Лёня, подкидывая дрова. Пока он возился с костром, Семён налил приятно пахнущей можжевельником самогонки и задумчиво произнёс:

– Тебе не кажется, что мы какой-то ерундой занимаемся в свободное время? Выпивка, девчонки, мотоциклы… Всё это как-то бессмысленно.

Лёня подошёл к столу и покачал головой:

– На то оно и свободное. Ты знаешь, в чём смысл, что ли?

Семён пожал плечами и подвинул кружку другу.

– Кинан твой и писатель тот, которого ты постоянно читаешь – они что, не любят с другом джина хряпнуть и с девчонками пообщаться? – спросил Лёня.

– Да вроде любят.

– Ага. А говоришь, что они дохера чего понимают. Я, правда, сомневаюсь, что они больше нашего поняли, но всё же.

– Аргумент, – согласился Семён, поднял кружку и взял ватрушку.

– Да и лучше сейчас, чем в сорок, – добавил Лёня и выпил.

– Хотелось бы понять, как оно всё устроено на самом деле, – сказал Семён и тоже выпил.

– Думаешь, сидя на балконе и глядя вдаль, поймёшь? Хрен там. Жить надо, чтобы понять.

– Так я и пытаюсь понять, как жить.

– Ты свои мудовые страдания разводишь, а не пытаешься. Ща ещё по сотке, потом Юльку за мягкое место ухвати и посмотри, не прояснится ли чего,

– договорив, Лёня залился таким заразительным смехом, что Семён поперхнулся ватрушкой, а откашлявшись, тоже рассмеялся.

Девчонки в сопровождении изрядно косого Трохара, катящего рядом с собой велосипед, нарисовались незаметно, поскольку магнитофон, подключённый к аккумулятору, лежащему в коляске, на приличной громкости заполнял тишину монотонным голосом Цоя, а друзья увлечённо беседовали и ничего не слышали.

– Трохар, ты чего такой бухой? – возмутился Лёня, перекрикивая Цоя. Трохар отпустил велосипед и тот мягко шлёпнулся в траву.

– Убавь, Лёнь, ща расскажу, – весело попросил Трохар. За весну он успел загореть так, что его лицо сливалось с сумерками.

– Сейчас сама закончится, последняя песня на кассете, – не успел Лёня договорить, как музыка оборвалась, а через несколько секунд шипения магнитофон щёлкнул кнопкой Play.

– Чего такие тихие? – удивлённо обратился Семён к девчонкам, молча стоявшим у костра всё это время.

– Потому что Трохар вылакал бóльшую часть их коктейля, – смеясь, догадался Лёня, и отодвинулся от костра так, что огонь осветил Трохара. Тот подпёр подбородок кулаками и погрустнел лицом.

– Ну вот. Испортил историю. Концовку рассказал, – пробубнил он. Лёня с Семёном рассмеялись, а девчонки недовольно подтвердили Лёнино предположение.

– Исправим, – успокоил их Лёня и подошёл к коляске мотоцикла, откуда извлёк бутылку и стаканчики.

– О… Другое дело, – довольно крякнул Трохар.

– Ты уже окислился, сиди давай, – осадил его Лёня, который казался совершенно трезвым, несмотря на выпитое.

– Нам соком разбавить надо, – попросила Юля, которую все звали Сорокой.

– Запивки мало, пейте так, – отрезал Лёня, разливая. Юля подошла к столу и взяла один из стаканов, на что её подруга, Юля Барашкина, негромко кинула:

– Дура, что ли, чистую пить?

– А что делать? Я замёрзла, – выдохнула Сорока, сделала небольшой глоток и поморщилась.

– Замёрзла она, ну-ну. Бахнуть охота, так и скажи, – рассмеялся Лёня и подал девушке стакан с компотом.

– Лёнь, мы с Лядин пёрлись, а потом из вашей деревни в лес. Я уже задолбалась. И все ноги мокрые, – попробовала оправдаться Сорока.

– Так и не пёрлась бы, в чём проблема? – съехидничал Лёня и протянул двум другим Юлям по стаканчику. Барашкина покачала головой и отказалась, а вот ещё одна Юля, такая же высокая, но чуть более пышная, чем Сорока, стаканчик забрала и подошла к столу. Семёну она казалась самой симпатичной из всех трёх Юлек. Она была такой же гоготушкой, как и Сорока, в отличие от Барашкиной, которая никогда не смеялась, а только как-то глупо улыбалась. Но на такой манер она улыбалась по любому поводу, поэтому понять, когда ей на самом деле весело, было очень сложно. Семён силился вспомнить фамилию или прозвище симпатичной Юли, но ничего не выходило.

– Давайте все вместе тогда, – предложила просто Юля.

– Так я и хотел с тостом, но Сороке надо было трубы залить, – пошутил Лёня и рассмеялся своей же шутке.

– Я проверила, что у вас тут за бормотуха, – не согласилась Сорока.

– Сама ты бормотуха. Можжевеловая, от сердца отрываю. Мы заманались запас делать.