Малявка. Часть 2. Дорога домой

– Милые, вы с нами до конца? – Спросила с надеждой в голосе, няня, когда автобус уехал.

– Да! – ответил за всех дед.

На улице у ворот остались катафалк, машина Павла и деда. Мужчины погрузили гроб, все расселись по местам и поехали в крематорий. Павел, няня и дед сели в катафалк.

– Павлуша, как я рада, что эти люди с нами, – няня смахнула слезу, погладила ему руку. – В садик Серёжин никого не пустили. И тебе подмога.

Дед немного смутился.

– Да, няня, да! Без них не выдержал бы всего. – Он обнял за плечо пожилую женщину, шофер, посмотрев на них в зеркальце, чуть покачал головой.

– Иван Сергеевич, не смущайтесь, без всех вас было бы очень тяжко. И многое не по-людски. Простите.

В крематории их ждали. Гроб на каталке забрали рабочие, через несколько минут всех пригласили в зал. Дали три минуты на прощание и… Зазвучала музыка Баха, когда стали раздвигаться створки, гроб на подставке спускался в печь. Мальчишки отвернулись. После окончания процедуры, всем предложили подождать полчаса во внутреннем дворике у фонтана, пока вынесут урну с прахом. Павла с шофёром подозвал служащий, сказав что-то. По жесту Павла было понятно, что он выразил благодарность, и они вернулись. На лице шофёра был вопрос.

– Хочу поделиться наблюдением, можно? – сказал задумчиво дед.

– Конечно. – Ответил за всех Николай.

– У Серёги садик появился, душа его, думаю, этим оживала. – Он светло улыбнулся. – Я когда с пансионата домой ехал, дамочка там одна была со странной причёской, думаю, расстроенная после парикмахерской, волосы то назад не приклеишь. Стала к пассажирам цепляться. Но Бог всё поправил, люди добры к ней были. А потом у неё из сумки пакетик выпал, когда она телефон искала, там была кружевная салфетка, красивая. И как всё сразу в этой женщине преобразилось, когда она стала говорить про своё увлечение, – кружево для души. Такие чудные моменты я заметил. Красота душу радует. Казалось бы, садик-розарий и воздушное, нежное кружево… Волшебство!!!

Когда урна была получена, все пошли на улицу, рассаживаться по машинам. Павел попросил всех поехать домой и близким кругом помянуть Сергея. Возражений не было. Перед тем, как зайти в дом, хозяин открыл калитку в розарий и жестом пригласил всех войти. Расселись в беседке и на скамейке.

– Я хочу вам кое-что рассказать, и вы поймёте… – мужчина очень волновался. – Чуть задержу ваше внимание. Мой дед в Отечественную сразу на фронт не попал, забраковали по здоровью, сильно хромал. Сергей очень на него похож телосложением, такой же здоровяк. Дед упорно ходил к военкому каждый день и, его послали на фронт шофёром. Так сложилось, что он вывозил по Ладоге ленинградских детишек по «дороге жизни». Второй рейс… Остановка. Впереди машина одним колесом пробуксовывала в каше из снега и льда. Шофера вышли из машин, чтоб толкнуть грузовик. В небе появился немецкий самолёт, стал снижаться и пулемётной очередью расстреливать машины. А в конце сбросил одну бомбу, дедова машина ушла под лёд. Кто толкал машину, были убиты, только дед чудом остался жить, ранило. Его после госпиталя списали окончательно. Я к чему это… всю оставшуюся жизнь он не мог себе простить, что живёт, а детишки все ушли под лёд. Мы даже с ним ездили на Ладогу, пускали на воду венки… Мне приснился после аварии Сергей и сказал такие слова: « …кремируй меня и отвези прах на Ладогу к детишкам, где ты с дедом пускал на воду венки».

Домой все вернулись к вечеру. Получили сообщение, что Игнат и Мария уже на комбинате. Сообща решили переночевать, а утром всем вместе поехать в деревню на недельку. Ольга сказала, что как раз заглянет в больницу, может что узнает, как дела у участковой. Ребята ушли к кришнаиту. Утром все встречали восход на смотровой. После завтрака отправились в деревню. В деревеньке была красота. Собирали грибы. Нашли художественное занятие. У Николая много было заготовлено деревянных ложек, мисок, половники, подносы, сам вырезал. Каждый взял себе по комплекту, даже дед и Анастасия. И все вместе садились на улице за длинный стол, расписывали, каждый по своей фантазии. Получились очень интересные работы. Мужчины ходили в пансионат. Где подбелить, подкрасить, починить, саженцы и кусты полить. Вызвали печных дел мастера, он с радостью приехал, проверил все печи в пансионате, зима не за горами, пообщались. С какой любовью он осматривал и разговаривал с каждой печью в пансионате, когда делал профилактику. Сколько интересного он поведал про изразцы на печках, кто изготавливал, когда… Неделя в делах и творческих трудах пролетела быстро. Вопрос о дедовой работе ещё не решился, хоть заявку Ольга Николаевна подала.

Глава 3. Дивеево

Марина с Петром в покаянном паломничестве. Геннадий с женой Люсей, кое-что разузнали после собрания и организовали помощь друзьям. На джипе их доставили в Дивеево, – Четвертый, последний Удел Божией Матери на Земле. Всего на Земле существует четыре Удела Богородицы. Первый Удел находится в Грузии. Второй Удел находится в Греции на Святой горе Афон. Третий Удел находится в Киеве в Киево-Печерской лавре. И четвёртый Удел находится в Нижегородской области, в Серафимо-Дивеевском монастыре.

Генка скинул обоим на телефоны запись собрания, тоже в помощь. Частная гостиница, не дорогая была в десяти минутах ходьбы от женского монастыря. Два дня ребята знакомились с обстановкой. Вставали засветло и весь день проводили на территории монастыря. Ещё не тронутой осенью, встретившей их множеством оттенков зелёного, ухоженной, как райский сад розариями, торжественными клумбами, ангелами на траве, чистыми тротуарами, божественной тишиной и своей неспешностью. Посетили музей, прослушали лекцию. Людей было немного. Службы, послушания: – приглашали расфасовывать сухарики, протирать иконы, дежурить у подсвечников, чистить картошку, убирать территорию. Купание в источниках вокруг монастыря: иконы Божией Матери Умиление; святого Пантелеймона; Казанской иконы Божией Матери; источник Матушки Александры; Иверской иконы Божией Материи. На третий день в храме, увидев, что никого нет, подошли на исповедь, впервые в жизни, даже не подумав, что оба не крещёные. Подошла женщина лет шестидесяти, посмотрев на них с возмущением, стала что-то шептать священнику.

– Иди, милая, иди, мы тут сами разберёмся, – сказал он ей.

Им повезло, священник попался любящий. Он не стал интересоваться, что нет нательных крестов, сердцем почувствовав, что надо принять и выслушать, памятуя, что сама Богородица здесь хозяйка, не ему решать. Батюшка сказал после исповеди:

– Хорошо, что приехали. Хорошо, что подошли и облегчились. Отправляю вас на Канавку. Но по ней мало просто пройти. Нужно еще успеть прочитать сто пятьдесят молитв Богородице (и через каждый десяток «Отче наш»). А это совсем не так просто, как кажется. Кто-то пройдёт быстро и глядь, вот уже конец пути, а он и сотню молитв не прочёл. Значит, ещё не готов, не угомонился по жизни, и нужно приехать сюда ещё раз. Чтобы уже по-другому весь этот путь пройти. Одни идут медленно-медленно, никуда не спеша. Эти – успеют. Другие торопятся, им всё времени нет на молитву. Канавка, – как жизнь: одни выходят в путь раньше, а приходят позже других. А другие, напротив, ранние, пробежали всех быстрее и не в срок закончили путь… – он достал из кармана две маленькие иконки «Умиление», на обратной стороне молитва. – Раз время есть, два дня походите по Канавке, пообщайтесь с Матушкой сердцем, за это время молитву выучите. Потом чётки приобретёте для счёта и уже с молитвой идите. Ступайте с Богом, благословляю!

Остальные дни в основном была Святая Богородичная Канавка и источники, омовение в которых было в радость.

…Так что же такое Канавка Богородицы в Дивеево? Это особое, Святое место, единственное в мире. Священная земля, по которой каждое утро незримо ходит, Сама Пресвятая Богородица. На данный момент это сооружение представляет собой действительно огромную канаву, и имеет протяженность 777 метров и глубину в человеческий рост. Ее склоны обсажены дерном и крыжовником. Сам вал канавы, по которому ходят, вымощен брусчаткой и огорожен изгородью. Весной и летом, осенью и зимой, идут и идут по Канавке люди,… кто-то даже идёт босиком… Канавку, Дивеево, преподобного Серафима Саровского уже знает весь мир. Идут люди разных национальностей, профессий, социального положения и достатка… известные и просто обычные люди, каждый со своими радостями и горестями… Последнее время бывают представители и других вероисповеданий… Святые места, они для всего человечества. Канавка лечит, Канавка очищает, Канавка просвещает!!!

Парень лет двадцати-двадцати двух, приехавший на своей машине из соседней области в тот день, когда супруги исповедовались, поселившийся с ними в одной гостинице, пригласил их с собой на источник Серафима Саровского. Дело было уже вечером. Хозяйка шепнула поговорить с шофёром, очень дельный совет может дать, хоть и молод. В машине через один динамик наушника Пётр слушал запись собрания, немного злился, думая: «…батюшке, хозяйке расскажи, теперь вот этому кренделю расскажи, а жизнь то не возродится, и старшего не вернуть, что он молодой понимает, умники… Маринке только лишняя боль», но молча сопел, видя, что жена начинает приходить в себя, оживает. Он и на питание сухариками с водой согласился, хозяйкин совет, чтоб Маринке спокойнее было. Понял за месяцы скорби, как дорога ему жена, боится её потерять. И после лишних рюмочек и обильных закусочек жирком чуть подзаплыл. Вроде как безучастно поглядывая в окно, одним ухом прислушивался. Марина в смущении не знала, как начать разговор, всё поглядывала на шофёра в зеркало. И Пётр решился.

– Вы, похоже, частый гость в этом монастыре? И что, это как-то помогает в жизни? – спросил он.

– Меня Матвеем зовут, – они встретились с Петром взглядом в зеркале.

– Я Петр, супруга Марина, – про себя хмыкнул, подумав, что шофёр увиливает от ответа.

– Не смущайтесь. Бываю здесь часто. Хозяйку знаю. Про себя могу сказать, что просто возродился к новой жизни. Благодарю Бога, что тут пережил дни скорби и утраты, радости и счастья. Святое место, – хмыкнув, – кстати, здесь понял, чужих просто не существует. Слышал, вы аскезу взяли хорошую?! Всю неделю в обед, если не против, буду брать вас на этот источник.

– Мы никаких аскез не брали, налегке приехали, – у Петра в интонации прозвучало раздражение.

– Купание в источниках, сухарики с водой, послушания, Канавка, молчание – это и есть аскеза Пётр, – мужчины опять в зеркальце встретились глазами. – А поможет или нет посещение этого Святого места, зависит только от вас. Здесь идёт Божественная помощь, чтоб научиться одинаково относиться к счастью или горю, обретению или потере, победе или поражению. Это первый шаг к излечению и решению любой проблемы, – полное принятие внутри, как милость Бога, болезнь или несчастие, а на внешнем плане нужно прикладывать все силы, чтобы ее разрешить в полном принятии. Когда мы не принимаем ситуацию, тогда почти вся наша энергия пойдет на ее «пережёвывание».

– Принял я эту ситуацию, принял… и что дальше? Детей уже не вернуть. Аборт и гроб из армии. Не вернуть! – мысли и слова Петра метались, как загнанный в угол зверь. – Что ж это за милость такая…

– Вы можете на Канавке сделать покаяние каждый за свой род по поводу абортов, покаяние, что в прошлых жизнях могли бросать детей, те же аборты, не любовь и плохое отношение к детям. И к родителям, кстати, тоже. Из многочисленных жизней грехов по этим вопросам много у каждого из нас набралось. О том, что жили без Бога. Поклоны можно делать на Канавке. Только будьте осторожны, вражина будет пакостить.

– Да я любому дам отпор, – Пётр перешёл на хрип, зыркнув выпученными глазами от такого заявления. – И жену в обиду…

Он поперхнулся, вспомнив, что первый заговорил об аборте, чтоб пожить для себя.

– Петь! Ты чего?! – Марина взяла его за руку. – Потерпи! Всё легче будет. За ошибки ответ надо держать.

– Не знаю, – мотнув головой, он резко высвободил руку.

– Вражина, наше эго. Сопротивление может быть внутри, очень трудно признавать ошибки. Истинное покаяние заключается в том, чтобы контролировать свои эмоции, мысли, слова и действия. У вас много было двоек в школе? – спросил шофёр.

– Товарный состав и маленькая тележка, – опешив, ехидно бросил Пётр.

– Вы до сих пор убиваетесь за нагруженные двойками вагоны и тележку?

– Слышь, крендель, ты чё прикопался? – взвинтился Пётр.

Шофёр спокойно продолжал, наблюдая в зеркальце.

– Вот, вот! Теперь у вас урок жизни посложнее, для Души, надо с ним справиться. Прощение, – это дар, который нам преподносит судьба. «Я прощаю и становлюсь свободным». Детей не вернуть… значит не загонять себя в угол. Всё принять и идти дальше. И кто его знает, как бы вы себя вели с ребёнком, если бы оставили.… Может, держали бы его всю жизнь в клетке своего страха потерять, как старшего. Душу прерванной жизни надо поблагодарить за то, что через аборт попали в Святое место. – Шофёр остановил машину, повернувшись, выдохнул, с болью смотря на Петра, – Знаешь, сколько у нас сирот в стране?!?!?! Говоришь детей не вернуть. Мы же одна большая семья, – россияне, земляне. Усыновляйте. Детей чужих не бывает. Вы не можете поменять прошлое, но вы можете поменяться сейчас и здесь с Божьей помощью и помогать другим. Ваша помощь в это время, ох как необходима.

Супруги притихли, на удивление внутри как-то стало спокойнее, светлее…

Петр, сопя, стал молча смотреть в окно, тяжело вздохнул, подумав: «…чего я на него взъелся? За род, так за род, точно знаю, что аборты были. Прошлые жизни конечно как-то странно, но Иван Сергеевич о них говорит на собрании тоже. Значит Петя, по максимуму, посмотрим, что из этого получится».

– А с болью что делать? – спросила тихо Марина…

– Нет необходимости притворяться. Больно, по себе знаю. Оставьте всю печаль, страхи и боль из-за своих прошлых ошибок тут, на Канавке. – Машина тронулась дальше. – И будьте готовы начать все сначала. Не судите других, не осуждайте себя. Мне один знахарь давно сказал: «Жить для себя самое последнее дело, не по-человечески». Попросите Богородицу помочь вам настроиться дальше жить, теперь для других. И принять, что придёт с благодарностью. За этим служением забудете о своей боли. Думаю, вы не просто так сюда попали… Нужны вы где-то очень!

– А как это можно понять? – увереннее спросила Марина.

– Я теперь помощи всё время прошу у Бога и руководства, – сказал шофёр.

– А чё, самому слабо? – поражаясь себе, съехидничал Пётр.

– Слабо Пётр, слабо! – задумавшись, помолчал и продолжил. – Знал я, что родился очень слабым и крошечным, не жилец. А за нашей деревней жил знахарь, дед Назар. Сколько ему было лет, никто не знал, а он запамятовал. Травками лечил, пчёлами, молитвами, заговорами, деревьями, камнями и многими старинными методами. Помогал Душе, а исцелялось тело. К нему не только местные обращались, также вся ближняя и дальняя округа. Он помог выходить меня. Родители мои очень хорошие. Деревенские, чистые, светлые и простые люди. Старались не тянуть рано в свой взрослый мир, моим жили. Для полной идиллии родители подарили мне сестрёнку, когда мне было два с половиной. Радости моей не было предела, полный семейный комплект. Она копия папы, когда подросла характер мамин. А вот я ни на кого из них не походил, и не задумывался раньше над этим. Меня успокоили, мол, на прадеда знаменитого похож. К четырём годам я уже отличался от своих сверстников, по хозяйству помогал по мере сил, был сообразительным, серьёзным, полон жизни и не в меру любопытен. Анютку нянчил. Мы с малой часто к травнику на пасеку бегали, гостинцы от родителей и деревенских носили, назад с мёдом возвращались. Когда лет семь было, спросил, зачем ему столько мёда одному. И он тогда взял меня в помощники, учил всем премудростям пчеловода. После Медового спаса были в трёх детских домах, отвозили мёд. По приезду я поинтересовался: « Ты, небось, уже миллионер, ведь не первый год мёд возишь?» « Мёд дарю деткам» – улыбаясь, ответил дед. Я аж дар речи потерял, подумав: «Сколько деньжищ дед за столько лет потерял…», моя мама с юности помнила, что у него уже пасека была. А дед, как прочитал мои мысли, и говорит: «Жить для себя самое последнее дело, не по-человечески». С тех пор запомнил это, очень старался ему помогать. Кроме пчеловодства, которому он меня обучал, я узнал о Боге, живущем в нашем сердце, Вселенной, Законах, на которых всё создалось и держится. О растительном, животном, минеральном и Тонких мирах. «Работа пчеловода невозможна без интереса к живой природе, наблюдательности, способности к концентрации, внимания. Очень важна склонность к ручному труду, хорошая координация движений, хорошая зрительная память», – так говорил дед и всё это мне прививал. Я в свою очередь собирал деревенскую детвору и всё им рассказывал про миры, закреплял, значит, этим знания. Самым внимательным слушателем была сестрёнка. «Живая природа, есть самый ценный дар Бога для людей. За это надо благодарить Создателя и приумножать его дар», – так говорил дед, такой плакат я написал крупными буквами, и мы его повесили дома в большой комнате, где нам разрешали собираться. Каждую встречу повторяли эти слова вместе. В семнадцать, поступил в сельхоз колледж, в ближайшем городке. Перед отъездом, на чердаке долго разговаривали с сестрой. И незаметно как-то вывели одну мысль, которая посещала обоих, – « Жалко, что мы родные, так бы поженились и не расставались никогда». Я уехал. Собрал все деньги по книгам, что мне дед за помощь выдавал и купил старенький рабочий ноутбук, в учёбе хороший помощник. Учился хорошо. Только никогда прежде не сталкивался с таким пренебрежительным отношением к деревенским жителям у городских. И несколько преподавателей часто высказывались о недалёкости деревенских ребят. Я старался не замечать этого, моё дело учёба. Но где-то внутри росло недовольство. Очень скучал по сестре, видя в колледже девочек, своим поведением, рассуждением близко не похожих на сестру, – пустота в разговорах, интересах, косметика, буд то им по сто лет, очень вызывающие наряды. Многие баловались сигаретами. Были скромные, но их было две или три. Как-то зашёл в храм, написал записку о здравии всех своих и Назара конечно. Женщина её приняла и удалилась. Я рассматривал храм, интересный, старинный. Из угла появился парень в чёрном длинном засаленном одеянии, забрызганном красной краской, волосы растрёпаны, слипшиеся, руки и босые грязные ноги. Он больно вцепился длинными, поломанными ногтями в мою руку, стал выспрашивать: «кто, откуда, чего пришёл, какой грех принёс…». Я ему ответил, что грехов не принёс, силой высвободил руку и побежал из храма. В след этот сумасшедший мне крикнул: «Грех! Грех сестру так любить!». Мне было непонятно. Кто он? Почему так кричал… Я никак не мог освободиться от его крика, он всё время стоял у меня у ушах, преследовал меня. Старшекурсники в общежитии, узнав, что у меня есть ноутбук, зачастили ко мне в гости, закачали игры-стрелялки, где участники убивают своих противников. Я стал было сопротивляться, но услышав, – «что, слабо?! пчёлка Мотя», сам стал с ними играть в эти игры, стараясь победить и доказать, что «не слабо»… так и втянулся, за этим занятием крик парня из церкви отошёл. Внутри меня стал нарастать гнев на себя, он мне даже часто снился, но «слабо» затягивало меня всё яростнее в эти игры-стрелялки. Я чувствовал, что как бы разделился на два человека. Через четыре месяца я стал замечать частую боль в правом боку (он передохнув, помолчал) …Это было в субботу вечером, я был один в комнате, меня так прихватило, что открыв окно, я жадно вдыхал свежий прохладный декабрьский воздух. На тёмно-синем небе были яркие звёзды. Я вспоминал дом, родителей, сестру, деда и мне стало так стыдно, что я их всех подвёл, втянулся в эти дурацкие игры, забросил учёбу… нет, у меня были хорошие отметки, но это были просто прошлые хорошие знания. Я услышал под окнами хруст морозного снега от шагов. Потом тишина, чирканье спичками, с улицы потянулся запах сигарет и голоса: «…завтра вылазка с новенькими, встречаемся на пустыре утром, часиков в девять, где тётка устроила для собак приют в заброшенном доме, потренируемся. А потом одному старому хрычу надо долг отдать… Ключ от сарайчика сейчас вынесешь, чтоб я биты и маски привёз, травку заварю сам. Этого лопуха «пчёлку Мотю» желательно тоже выгулять»… « Постараюсь, только он последнее время всё за бок держится, какой-то зелёный стал…» – я узнал голос старшекурсника, жившего напротив. Глядя в небо на звёзды я взмолился о помощи, чувствуя для себя опасность. Закрыл окно, когда шаги стихли, полускрюченный от боли, постарался как можно быстрее спуститься на проходную. Увидев меня, комендант выскочила из своей будки навстречу и усадила на стул: «Матвей, сынок, ты чего? – она повернулась к незнакомому парню, стоявшему у входной двери, – Молодой человек подойдите». Тот, подняв на неё пустые глаза, не собираясь покидать своё место, сказал: «Тебе надо тётка, ты и подойди», – уткнулся опять в телефон. Я только успел подумать, что это он зря так сказал. Незнакомец не знал характер нашего коменданта. Через секунду он, от неожиданной звонкой оплеухи сидел на полу, а комендант с его телефона вызывала мне «скорую». Спустился сосед, которого ждал пострадавший. Помог дружку встать, забрал телефон, извинившись, они удалились. Скорая приехала быстро, погрузили и повезли в больницу. Доктор нажал какую-то точку. Увидев, что меня отпустило, стал расспрашивать: «Как зовут?» «Матвей». «Нус, Матвей, что значит Дарованный Господом, чем недовольны, гневаетесь на кого?». И тут меня как прорвало: «К нам, деревенским относятся, как к второсортным и не только учащиеся, есть и преподаватели». А доктор: «Понятно. Есть одна притча. Я суть перескажу, слушай. Тебе принесли подарок, а он тебе не нравится, не нужен. И ты его не принял. Чей тогда это подарок?». « Кто принёс, тот и хозяин…» – я даже чуть повеселел, забыв о боли, смешной и лёгкий вопрос. «Так, а если перенести на то, за что ты гневаешься?». «Если не буду принимать это в себя, на себя, оно останется с говорящим?!» – я был поражён простотой решения. «И второе, если тебя это задевает, ищи, где ты себя считаешь второсортным, – сказал врач. – Что ещё? Вываливай! От этого решится исход операции». И я рассказал про наш с сестрой разговор, каких вижу девочек на учёбе, про парня в храме и его реплику: «Грех! Грех сестру так любить!». Врач мне пояснил, что это больной парень, его дядька убил его мать, и теперь он всегда это кричит. «Сестру можно так любить. А вот в девочках надо найти что-то хорошее, в каждой, не всем повезло вырасти в деревне. Что ещё?» – он улыбался. «Как дурак, повёлся на «слабо», стал играть в стелялки… теперь Свет на моём пути еле горит». «Молодец! Правильно всё понял, – он внимательно смотрел на меня. – Ты ещё о чём-то думаешь, говори, время ещё есть до операции». «Пусть полиция отследит передвижение номера, с которого была вызвана мне скорая, что-то нехорошее затевают». Доктор тут же созвонился с кем-то и передал мои подозрения.

«А откуда вы про мой гнев знаете»? – не удержался я.

«Запомни, тело наш самый честный и лучший друг, так задумано Богом. Через болезни, травмы нам дают знать, что мы что-то делаем не так. Ты сказал « повёлся на слабо, теперь свет на моём пути еле горит»… Хорошо, что понимаешь. Забудь эго. Ты можешь, конечно, сам. Но Божественный замысел намного круче, благостнее, интереснее и волшебнее, чем можно вообразить. Единственно верно, воплощать его надо самому. Проси помощи всё время у Бога и руководства» – вот такой был его совет.

Операция аппендикса прошла успешно. На поправку я шёл быстро.

Ребята были поражены откровенным признанием и молчали. Какой-то внутренний туман рассеивался. И после источника тоже было хорошо и легко.

– Брат! Ты это, прости, – сказал Пётр примирительно. – Про вражину понял, учту.

– А вы простите, что нарушил ваше молчание, больше такого не будет, будем принимать источник молча.

…Утром и вечером купание в источниках вокруг монастыря и набирали для питья водицы. В обед источник Серафима Саровского с соседом. Уставая от поклонов, ходили в молчании ума (на Канавке как то всё часто отключалось), или сердечном разговоре с Богородицей, чувствуя в этом утешение и несказанную радость. Делились с Пречистой мыслями, горестями, каялись, спрашивали совета, благодарили. И это было как-то волшебно, естественно. Всё время выходили на поверхность какие-то вопросы. Ответы приходили из сердца. И что-то худое уходило, освобождая место для светлого и благостного, рождавшегося в сердце. Каждый проживал это сокровенное время в своём режиме. Каждый в монастыре был предоставлен сам себе, только источники посещали вместе. День их заканчивался Крестным ходом по Канавке с монахинями. Приходя домой, слушали запись собрания в наушниках, иногда вместе. Супруги за это время очень мало разговаривали словами, больше сердцем, прикосновением рук, объятиями и благодарными взглядами.