Горькое молоко – 4. Кофе от баронессы Кюцберг

– Витя, ты молодчина и гениально талантлив, не меньше Славки Фролова. Ты не представляешь, как ты мне помог. Считай мы с тобой вдвоём, без чьей – либо помощи опустили эту ментовскую суку, не только в подвал, но и по работе.

– Владимир, а зачем тебе это надо, я не пойму? – спросил Витек, – плюнул бы к чёрту на него и жил спокойно, как сейчас, живёшь. Ты знаешь, какие разговоры, ходили в городе о тебе, просто легенды. Придёт Колчак, весь город выстроит по росту. А ты освободился, никого не строишь, даже галстук иногда одеваешь.

Колчак развеселился от слов Вити и сказал: – Витя, тебе не понять этого. Кто мне не даёт спокойно и хорошо жить, я перед ним сопли жевать не буду. Убивать и резать я никого не собираюсь, а действую их методами, отравляя им немного жизнь. И делаю, я это для того, чтобы живительным бальзамом ополоснуть свою душу. Я по жизни весёлый человек и приколы люблю.

– Такого я не пил, – сказал Витя. – Рижский пробовал, Корень один раз угощал.

– Я тебе, не об этом бальзаме толкую, – перебил его Колчак. – Ну ладно, после я тебе про бальзамы расскажу. Теперь слушай внимательно меня.

– Ланин кипишь, насчёт тебя подымать не станет после этой темноты. Даже фамилии твоей называть побоится. За такое привлечение непрофессионала он может с работы улететь. Но при случайных личных встречах, которые ты с сегодняшнего дня должен избегать, так же продолжай перед ним представляться лаптем. Говори, что ты действовал согласно вашей инструкции, больше ничего не знаешь. А будет на тебя давить. Скажи, что пойдёшь к начальнику или прокурору и потребую от них обещанные вами часы и костюм. Скажешь, что я, мол, жизнью рисковал не меньше вашего, так как вы были вооружены пистолетом, а у меня скажи, даже перочинного ножичка не было. Начинай сам на него давить. Требуй, чтобы он часы выложил тебе. Понял?

– Конечно, понял, – потирая ладони, ответил Витя, – умный ты Владимир как Ленин. А трап, куда девать будем? – спросил он.

– Положи его пока себе в сарай, когда может ещё пригодиться, – сказал Колчак.

– Да забыл тебе сказать, – вспомнил Витя, – Ланин с собой в подвал взял двое наручников, чтобы бы вас обоих сковать. Сказал, что с короля сегодня снимет корону, то есть с тебя.

– Пускай сковывает теперь себя ими сам, а корону я добровольно сбросил, как только вышел через турникет вахты учреждения заключённых, – ответил Колчак.

– А кто, такой Карабас? – поинтересовался Витя.

– Директор кукольного театра, – весело сказал ему Колчак. После чего он протянул с благодарностью Витьку руку на прощание и пошёл домой.

Он оделся и направился по улице Ворошилова к недостроенному зданию. Ланин в эту холодную субботнюю ночь сидел в глухой засаде, постоянно меняя подвальную дислокацию. Хорошо хоть, что можно было, куда – то спрятаться от дождя, но от пронизывающего холода спасти не удавалось. Он уже начал прыгать и приседать, похлопывая себя по кожаной куртке. Посмотрев на часы, стрелки показывали двадцать три часа тридцать минут. Он стал сомневаться в том, что, кто – то может появиться в это время в подвале. И не догадываясь, что сверху за ним наблюдали несколько пар любопытных глаз, закурил. Ланин пошёл к плите, где была спрятана коробка. Достав и открыв её, кроме свёрнутой бумаги он в ней ничего не обнаружил. Посветив спичками, он прочитал в записке.

ВОВАН

Всё в порядке, спасибо! Верну утром в ближайшую субботу тебе на чердак. Там и долю свою возьмёшь. Извини, что планы поменял, ситуация резко изменилась.

КАРАБАС.

«Выходит, они раньше меня побывали здесь, – расстроено думал он. – Значит, они, где – то пересеклись и поменяли время. Ах, злодеи, ну в субботу я вас встречу. Теперь надо сообразить, как выбраться отсюда. Высота бункера метров пять, мне её не одолеть. Несущей стены и того больше все пятнадцать метров будет. Подвальные окна, по настоянию милиции, чтобы мальчишки не лазили, давно были заложены кирпичом, что ни одной щелочки нет». Он вспомнил про служебную старенькую рацию, но из этого глубокого подвала связь была не доступна. Раздавался только один треск. Опустив рацию в карман куртки, он с досады громко выругался и опять начал вслух рассуждать: «Надо будет Трубу с Владыкой на этого урку натравить. Они ему мозги выбьют без промедления. А сейчас буду встречать рассвет, когда народ на работу пойдёт и кричать громко, чтобы быть услышанным». Он пробежал несколько кругов по помещению, чтобы согреется, но тепло к нему всё равно не приходило.

– Сегодня – же воскресение, – вспомнил он. – В девять часов народ, как на демонстрацию идёт на рынок. В это время я и буду кричать. Теперь, нужно, как – то согреться. Костёр, разве разжечь? Не то воспаление лёгких в такую погоду опять заработаешь.

Он стал рыскать по подвалу, обойдя все каморки, но не нашёл, ни одной палки. Главное помещение находилось под открытым небом, где росла рябина, с прогнувшими от тяжёлых гроздьев, ветками.

Ланин наломал рябиновых веток, оборвав ягоды, и занёс их в ближайшую каморку, но разжечь костёр не удалось. Ветки были пропитаны многодневной дождевой влагой. Он был в гневе и зол на весь мир. Даже с костром ему не повезло. Неудача обогреться, ему удвоила злость и ненависть к Колчаку.

– Сволочь, тюремщик, – орал он на весь подвал, – я доберусь до тебя. Попадёшься ты мне.

– Мужик ты чего, туда залез? – услышал он сверху голос пацанов.

Он поднял голову кверху. На краю стены Ланин увидел двух парней, лиц которых было не видно.

– Ребята выручайте, там внизу около бункера бадья валяется, возьмите под ней верёвочную лестницу и спустите мне её оттуда? Я вам за это на жвачку и мороженое денег дам, – посулил он им, радуясь, что среди такой мерзопакостной ночи он встретил живые души.

– Ты чего мужик промок там совсем, что детские угощения нам предлагаешь? – кричали они. – Мы давно вино и водку употребляем. Дашь пятьсот рублей, исполним твою просьбу, а не дашь, сиди там до посинения.

– Я уже и так синий. Дам без вопросов, только вытащите? – умолял он ребят.

– Покажи деньги, вдруг обманешь? – крикнули они ему.

– У меня портмоне, вы с такой высоты и в темень ничего не увидите, а деньги у меня есть.

– Мы тебе сейчас проволоку спустим, – вторил ему голос мальчишки. – Ты нам привяжешь к ней купюру, потом мы всё сделаем для тебя.

– Добро, только быстрее, ребята, пожалуйста, шевелитесь там?

Через некоторое время по стене поползли куски проволоки, скрученные между собой. Ланин прикрутил пяти сотенную купюру к концу проволоки и крикнул, чтобы они тянули к верху её. Парни приняли денежный воздушный перевод и ушли с поля зрения Ланина. Выкурив по сигарете, пацаны вновь появились перед его взором.

– Мужик, там нет никакой лестницы, мы всё кругом облазили, – сказали они.

– Верёвочная лестница должна обязательно там быть, – доказывал им Ланин.

– Была бы, скинули, но там пусто, – уверяли они его.

– Тогда найдите, какую – ни будь доску, – длинную только. И спустите её в бункер, я вылезу по ней.

– Здесь чурки не найдёшь, не то, что доску, – ответили они.

– Ребята, а вы где живёте, если рядом, то может, сбегаете домой, принесёте лестницу или верёвку.

– Мы здесь недалеко, на Ворошилова улице живём, – но просто так не пойдём. Погоди минутку, мы посоветуемся, – и скрылись из виду.

Через минуту они вновь показались.

– Эй, мужик, – крикнули ребята, – привязывай ещё пятьсот рублей? Так и быть, через пять минут мы лестницу принесём из дома.

Ланин тяжело вздохнул, но деваться было некуда, и он крикнул: – Согласен, спускайте проволоку?

По стене поползла проволока, но на конце было уже привязано дырявое ведро. Подняв наверх деньги, парни, крикнули, чтобы он их ждал, и скрылись в ночи.

– Неужели стервозы обманут? – размышлял он вслух, – все деньги вытянули у меня почти.

– Мужик, – услышал он и подняв голову вверх увидел стоявшего на перекрытии всего одного парня.

– Принесли лестницу? – спросил Ланин.

– Бяку, родители не выпустили, он ещё молодой, а я один тяжёлую лестницу не донесу. Я отцу сказал, про тебя. Он у меня сегодня брагу весь день лакал. Говорит, если вы и на его долю, стольник пришлёте, то он поможет донести и спустить лестницу. Он просил спросить, не бандит – ли вы?

– Я работник милиции, у меня мотоцикл Хонда через дорогу, у госбанка на Интернациональной улице стоит. Опускай для своего бати, проволоку?

Вытащив наверх, ещё сто рублей, парень по кличке Жаба спустился спокойно вниз по лестничным маршам парадного входа, где его ждали Колчак и друг Ус. Эти были те парни, которые за Витю Леонова получили от Колчака совсем недавно селёдкой по щекам.

– Ещё сотню, вытянул у него, – протянул он купюру Колчаку.

– Эту себе возьмите, заработали, – сказал Колчак.

– Языком лишнего не болтать. Меня вы не знаете, ко мне на работу не приходить пока. Хотя я временно не работаю. Нужны будете, я вас сам найду, – и он направился домой.

Парни от графских развалин вышли на Интернациональную улицу. Проходя мимо госбанка, они увидели сиротливо стоявшую без присмотра Хонду.

– Может, на ней доедем до посёлка? – предложил Жаба Усу. – В баню затащим, никто не заметит, все спят. Время уже, наверное, два часа, а потом на запчасти разберём, и продадим.

Ланин в это время, не дождавшись ни преступников, ни парня с лестницей и отцом, отчаявшись и замёрзнув от холода, начал бегать по подвалу, раздумывая о нечестности людей. Мерзкие и сопливые шкеты нажгли меня, на бабки. Жалко лиц не видел их, но голоса у меня в мозговом полушарии сохранились, тем более живут, где – то рядом. В это время он не знал, что лишился и своего байка, – элитного японского мотоцикла. Из подвала его вызволили только в восемь утра, когда он охрип от крика и начал стрелять в воздух. На выстрелы приехали два наряда милиции. Они окружили графские развалины, надеясь арестовать возмутителей спокойствия и тишины, но нашли там простуженного и охрипшего Ланина. Они сбросили ему чалку из автомобиля и вытащили его из подвала. За использованные пули и странное проникновение в подвал ему пришлось давать объяснение начальнику милиции Ермошину.

– Ты как оказался в заброшенном здании, да ещё в цокольном этаже, – грозно спросил начальник.

Удушающей жары не было в кабинете, но с лица Ланина катился пот ручьём. Создавалось такое впечатление, что на него вылили ведро кипятка.

– Баня тебе позже будет, – рыкнул на него Ермошин, – а сейчас рассказывай всё по порядку.

– От своего проверенного осведомителя я узнал, что готовится преступление с применением огнестрельного оружия, – прохрипел Ланин. – Источник верный и надёжный, он изъял записку, которую я прочитал, где было написано нахождение пистолета. Записку поместили на старое место, а я решил проследить, кто придёт за стволом. Спустился и устроил засаду, но пистолет, по-видимому, взяли раньше, так как в коробке я обнаружил эту записку, – протянул он записку начальнику милиции.

– Ты мне басни не рассказывай? – взял записку у коллеги Ермошин. – Ты майор уголовного розыска, а ведёшь себя как не оперившийся стажёр. Полез в логово самовольно один, не согласовав ни с кем свои действия. Можно было с Гридиным посоветоваться? Или ты сам с усами?

– Товарищ подполковник, время было на исходе, – кривил душой Ланин.

Ермошин прочитал записку.

– Ничего не понимаю? – сказал он. – Здесь об оружие ничего не сказано.

– О пистолете было сказано в первой записке, которую необходимо было вернуть на старое место, чтобы обнаружить преступников, – доложил Ланин.

– Гридин, – обратился начальник милиции к своему заму, – нужно срочно проверить по нашей картотеке этого Карабаса Барабаса. «А кто хозяин пистолета?» – спросил он.

– Полагаю, что хозяин и автор первой записки, недавно освободившийся из мест заключения Владимир Колчин, по кличке Колчак.

– Известная личность, – сказал Гридин. – Он был осужден и приговорён к четырём годам за хранение огнестрельного оружия, когда я ещё в майорах ходил. Вальтер он нашёл у своего покойного дядьки известного законника Минина. По моим данным и словам участкового он ведёт себя вполне прилично. Женился, работает и в институт, кажется, поступил. Надзор соблюдает. Я сомневаюсь, чтобы этот парень взялся за старое. Второй раз ему родные не дадут споткнуться.

– Товарищ подполковник, – обратился Ланин к Гридину, – а вы не допускаете такой возможности, что в голубятне был не один ствол, а несколько?

– Всё возможно, – сказал Гридин, – но невозможно, чтобы Колчин вторично наступал на те же грабли. Тебя или развели как мальчишку или информатор твой что – то напутал.

– Ты вот, что Вячеслав Андреевич, особо на майора не дави. Не забывай, как он один банду взял на катамаране «ОТДЫХ». Лучше разработайте совместный план мероприятий на ближайшую субботу и мне доложите. Чувствую я, что здесь крупная рыба плавает, – сказал начальник милиции. – А мотоцикл Ланин, сам ищи. На то ты и опер. Такой техники в городе мало. По пальцам можно пересчитать.

– Я думаю, его найду, пускай не сейчас. Весной и летом он будет летать по нашим дорогам обязательно, – подогревал себя надеждами Ланин.

… На следующий день в воскресение Колчак спал до обеда, а после с Мареком пили пиво в Утюге. Это была пельменная, где пиво потреблялось посетителями больше, чем пельменей. Там всегда было много народу, а мухи не вымирали даже зимой. Колчак рассказал, о ночной вылазке на графские развалины и что он намеренно вызвал огонь на себя. И что в субботу на него будет совершена милицией нулевая облава, которая им ничего не принесёт. Он предложил Саньке, быть свидетелем и даже поучаствовать в веселом спектакле, на что Марек без слов согласился.

– Это будет спектакль века, и он мне удастся, – говорил Колчак. – Мы зарядимся прекрасным настроением на целый год, и вспоминать будем всю жизнь. И если будет, так как я хочу, то думаю, Ланина они понизят в должности или совсем уволят из рядов милиции.

– Нет, их сейчас не выгоняют, а переводят на другую работу, – сказал Марек.

– Мне глубоко плевать, что с ним сделают, главное, чтобы он меня не касался. Я понимаю, попадаются хамы, в автобусах, на улицах, но в милиции, это слишком. Мало того он не просто хам, а злопамятный хам.

– А мне какую ты роль отведёшь в своём спектакле? – попивая пиво, поинтересовался Марек.

– Утром часиков в десять придёшь ко мне домой. Я тебе дам чемоданчик, там будет лежать шпон красного дерева, лобзик и наждачная бумага. Зайдёшь на чердак, сделай вид, что озираешься, пройдёшь к моему выброшенному старому дивану, сунешь туда чемодан, и сразу иди оттуда ко мне. Через глазок в двери посмотрим, выйдет, кто за тобой следом или нет. Если увидим кого – то, через пяток минут возьмёшь у меня мешок с маленьким трёхтонным домкратом и положишь его тоже под диван. И опять тихонько зайдёшь ко мне. Понаблюдаем за дальнейшей обстановкой в глазок. Я в это время буду разводить казеиновый клей. Потом я поднимусь на чердак, а ты останешься у меня. Через десять минут ты мне банку с клеем принесёшь на чердак. А финал спектакля мы, возможно, увидим в отделении, если они усердно рогом упрутся. Но предупреждаю, нам ничего они не предъявят и отпустят сразу. Этим спектаклем я дам понять руководству милиции, что Ланин не опер, а натуральный чабан, который вводит в заблуждение всё управление отвлекая их от важных дел. Можно иначе поступить, закрыть засаду на замок, но они догадаются вылезти на крышу, и спустится по пожарной лестнице. Мне неизвестно, сколько их человек будет. Думаю, не меньше двух.

– Ты Колчак, как был авантюристом, таким и остался, – сказал Марек. – А мы тебе все почему – то верим. С нечистой силой, наверное, знаешься?

– Нечистая сила, это люди из вонючей среды Ланина, но ты сам знаешь, как я с ним «обнимаюсь».

Глава 4

В понедельник, приехав с института, Колчак зашёл по пути к пацанам с посёлка, которые помогли ему вытащить деньги у майора Ланина. Их постоянное пристанище у озера пустовало. Он заглянул в баню, где дверь была приоткрыта. В нос ударил запах бензина. На полу лежал, разобранный по частям мотоцикл.

– Откуда такая красота? – спросил Колчак у вихрастого Уса.

– Это не чешская Ява, а японка, – ответил Ус, – люкс, а не точило. Мы с графских развалин на нём с Жабой доехали до посёлка.

– Погоди Ус, как я понимаю, мент Ланин оказал вам ещё бесплатную транспортную услугу. Подсказал, где стоит его байк.

Ус грязной рукой провёл по носу и весёлым голосом произнёс. – А, что нам пешком надо было возвращаться в дождь? Мы мимо проходили, стоит, как беспризорник под ёлочкой напротив банка, красивый, словно подарок от деда Мороза. Подкатили его вручную к ветеринарной аптеке, а там завели и поехали. Сейчас до конца разберём и по частям продадим, а раму в озере утопим. Там у нас уже кладбище этих рам.

– Имейте в виду, Ланин, – это может и никудышная, но ищейка. Он будет весь город обнюхивать. Подключит, не только милицию, но и своих дятлов, чтобы найти пропажу. Нужно срочно избавиться вам от деталей, где имеются номера и другие приметы. Вы серьёзно можете пострадать за мотор. А в озеро ничего не скидывайте, если там найдут, то на вас в первую очередь подумают.

– Почему на нас? – спросил Ус.

– Возраст у вас мотоциклетный. На мужика пятидесятилетнего не подумают. Потому что ему от велосипеда счастья хватает.

– А у нас в озере ничего не найдут, – успокоил Колчака Жаба, – водолазы утопленников уже отсюда не достают, ждут, когда они сами всплывут, тут такие глубокие места есть что замерить невозможно. Перед рассветом погрузим с Усом в лодку и утопим все улики. А остальные детали, мы знаем, кому продать.

– Главное не попадитесь на пустяке и патлы свои состригите. Участковый обязательно нырнёт и в ваш посёлок, – предостерёг их Колчак, – мотоцикл этот дороже любой машины.

– Нам бояться нечего, – уверенно сказал Жаба, – мы по этой части спецы и к тому же нас скоро в армию обоих заберут. У Уса повестка уже на руках, а я завтра за ней иду.

Вовка ушёл домой, раздумывая, дорогой о поступке пацанов, которые при его содействии, так жестоко наказали ненавистного, ему Ланина.

– Ни капельки не жалко. Правильно пацаны сделали. Таких тварей только так учить и надо. После субботы он совсем озвереет или прижмёт свой куцый хвост, – тихо рассуждал Колчак, идя приволжскими лугами. – Если, конечно, не поймёт, что я его за нос вожу.

 В субботу Марека к Колчаку домой пришёл к десяти утра.  От Сани за версту разило чесноком.

– Ты чего с утра чесноку нажрался? – спросил его Колчак.

– У меня в доме все гриппуют, а чеснок хорошо оберегает от этой напасти, – ответил Марек.

– Вином надо лечить этот недуг. Ладно, бери дипломат, как я тебя учил, ничего не бойся. «Всё будет окей», – протянул он Саньке старый дипломат. – Я дверь не захлопываю, жду тебя здесь.

Марек взял дипломат и поднялся на чердак. Он подошёл к козырьку фонаря, от которого через щели падали лучи света на старый диван. Осмотревшись шпионским взглядом вокруг, он быстро сунул дипломат под низ и спешно вышел, плотно закрыв за собой толстую и перекошенную дверь. Затем тихо вошёл в квартиру.

Колчак не успел прильнуть к глазку, как услышал знакомый со скрежетом звук чердачной двери.

– Я тебе, что сказал Марек. Поп – Арт для ментов состоялся. «С премьерой нас!» – шкодливо сказал он, смотря в глазок.

С чердака крадучись на цыпочках спускался мужчина, держась за перила лестницы, и смотрел на нижние этажи. Лицо его определить было невозможно.

– Кто там не Ланин? – спросил Марек.

– Не знаю, вроде нет. Ланин меньше меня ростом, а этот кажется, выше будет, – сказал Колчак.

Через пять минут, убедившись, что один из членов засады не вернулся назад, Марек взял мешок с домкратом и проделал ту же процедуру, что и в первый раз. На этот раз за ним никто не вышел.

– Ясно с одним человеком засаду никто не будет устраивать. Менты не дураки. Они не оставят объект без наблюдения. Там на чердаке всё равно кто – то ещё есть, – предположил Колчак. – Теперь мой выход, я пойду подготовительными работами заниматься, а ты Саня через десять минут берёшь с плиты банку казеинового клея, свёрток на столе, обмотанный изоляционной лентой, и приходишь ко мне, – понял?

– Я давно понял, – смеялся Марек, от предвкушения насладиться весёлым зрелищем.

Колчак вошёл на чердак специально создавая небольшой шумовой эффект в виде куплетов лагерного шансона. Подпрыгнув, он ухватился за перекладину, которую с Мареком смастерил, когда учились в седьмом классе. Отжавшись несколько раз, он вновь запел. Но это был уже не шансон. Это была исполненная фальцетом искажённая песня о Родине.

Родина слышит. Родина знает. На чердаке её сын пребывает.

Он подошёл к дивану и вытащил оттуда дипломат и мешок. Спокойно положил на диван, и, не прерываясь, с песни перешёл на громкую декламацию.

Вдыхая кошачьи кругляшки.

Время напрасно теряя

Из темноты за врагом надзирая.

– Аминь!

– Вы меня слышите скворцы? Враг не дремлет, – крикнул Колчак.

Он достал домкрат, поднёс его к двутавровой балке. Раскрутив до максимального вылета и оставив его в таком положении, подошёл к дивану. Со скрипом сел на старый диван и закурил сигарету. Открыв, дипломат, он отобрал пять лучших листов шпона. В это время в дверях появился Марек.

– Всё нормально? – спросил его Колчак громко, – тебя не засекли?

– Порядок, никто не видел, там нет никого, – так же громко ответил Марек.

– Спрячь пока под диван, а то они могут сюда пришлёпать. Не дай бог увидят.

Марек засунул свёрток вниз и сел рядом с Колчаком.

– Что, тишина? – тихо на ухо спросил он, – кулисы задёрнулись на твоей сцене?

– Не спеши? Я сейчас полезу на верх чердачного входа, а ты, не двигаясь, сиди здесь, – дал установку Мареку Колчак.

Колчак проворно залез на крышу пристройки входа чердака, которая находилась внутри помещения.

– Саня здесь темень страшная, – крикнул он сверху, – подай фонарик? – он в дипломате лежит.

Марек подал ему фонарик. Колчак посветил там и громко сказал.

– Фу. Слава богу, нашёл, – я спускаюсь.

Не успел он слезть сверху, как перед ним вырос мужчина с лицом въедливого мента. Второй стоял около Марека.

– Вы чего там, наверху потеряли? – спросил он у Колчака.

– А вы кто, архангелы? – начал издеваться Колчак. – С неба спустились? Покажите крылья?

Мужчина извлёк из кармана служебное удостоверение, и показал его в открытом виде, не давая в руки.

Колчак посветил фонариком и прочитал:

– Ебланов, – намеренно Вовка исказил фамилию.

– Евланов, – поправил его сотрудник милиции.

– Извините, свету мало. Не разобрал, – включил дурака Колчак, – пойдёмте к дивану, там светло?

– Вы не ответили на мой вопрос, что вы делали наверху? – переспросил опер.

– Вот напильник полукруглый искал, – показал Колчак, сжатый в кулаке напильник.

Они подошли к дивану, где начали обыскивать Колчака и Марека, вытаскивая из кармана всё содержимое. Рулетку метровую, что лежала в заднем кармане джинсов у Колчака, они тщательно проверили по очереди. Тут в дверях появился и третий опер, который выслеживал Марека.

– Попались молодчики, – строго произнёс он, видя, что обыск идёт полным ходом.

– А это зачем? – показал Евланов на шпон.

– Не видите шпон, а рядом банка с клеем казеиновым.

Колчак поднёс к носу опера банку с вонючим клеем. Тот, вдохнув неприятный запах, быстро отвернул лицо.

– Из этого материала мы делаем теннисные ракетки. В дипломате у меня лобзик лежит. У балки домкрат. Секрет технологии изготовления ракеток, я вам открывать не буду. Хватит того, что вы узнали, с каким клеем я работаю.

– Ты Ваньку нам тут не валяй, ракетки он делает, – сказал Евланов, – они в магазине продаются по сотне за пяток.

Колчак плюхнулся на диван и вальяжно положил нога на ногу, сказал.

– Пятьдесят рублей, самая дешёвая ракетка.

– Цена невелика. Покупай и играй, сколько душе угодно, – не веря Колчаку, сказал Евланов.

– Колчак посмотрел на его кожаные дорогие туфли и спросил.

– А почему вы в дорогих туфлях по чердаку лазаете. Для таких целей сгодились бы кеды дешёвые или лапти лыковые.

– Я офицер милиции, зачем в лаптях ходить, мне по штату положено такие туфли носить.

– А я мастер спорта, – соврал Колчак, – мне по штату положено играть ракеткой спец заказ изготовленную из африканских пород дерева, а не фанерными ракетками, на которых только лук и морковь можно резать.

– Насколько мне известно, ты мастер спорта по Греко – римской борьбе, а не по настольному теннису.

– Я перешёл на вечный вид спорта, которым можно заниматься до ста лет.

– Убедительно, но я тебе не верю, – сказал опер, который обыскивал Марека. – Встаньте с дивана, пожалуйста? – вежливо попросил он.