Средневековая история. Чужие дороги

Когда дверь в библиотеку распахнулась, и на пороге встало золотоволосое видение, половина из присутствующих приняла сначала графиню Иртон за алкогольную галлюцинацию. Потом уж сообразили…

– М-да… – протянуло «видение». И направилось к Брану, небрежно отшвыривая с дороги пустые бутылки и кубки. – Поздравляю, папаша. У вас еще один сын.

«Вино было паленое».

Это была единственная мысль Джерисона, когда он увидел, с какой скоростью протрезвел Гардрен.

– Анжелина?

– Все в порядке. Я же сказала, мальчик, здоровый, крепкий, хоть в полк записывай. И с супругой все отлично.

– А…

– К ним – можно. Но сейчас и ненадолго, пока она кормит малыша.

Брана словно ветром сдуло. Даже не пошатнулся. А вот Джесу такая ловкость не грозила. Лиля посмотрела и покачала головой.

– М-да. Закусывать надо!

– Ка-ак сак-кажешь, дор-рогая.

Лиля сказала бы. Но – ладно уж! Пускай живут. Повод-то достойный!

Человек родился!

***

– Какой он страшный!

Джолиэтт смотрела с плохо скрытым отвращением. Лиля хмыкнула.

Понятное дело, дети не рождаются красивыми. Если кто-то думает, что через пять минут после родов ему покажут этакого купидончика – пухлого и с золотыми кудряшками, лучше бедолаге сразу передумать.

Дети рождаются страшными, красными, сморщенными и очень громко орущими. И их можно понять, если вспомнить, откуда они вылезают. Тут любой заорет.

Но комментировать наивность молодой женщины Лилиан не стала. Вместо этого улыбнулась.

– Все малыши такие. Потом будет намного лучше… вы-то не собираетесь?

– Нет, – сморщила носик Джолиэтт. – Теперь – точно не соберусь.

Ивар Эдоард Гардрен разинул ротик и издал какое-то маловразумительное хрюканье. Лиля ловко подхватила кулек и передала Анжелине.

– Кормите, мамочка.

Анжелина послушно распустила завязки сорочки. Чмоканье было таким, словно вакуумный насос работал. Правда, никто кроме Лили этого сравнения не знал.

Да и сама Лиля…

Так, вырвалось мимоходом. А она наблюдала за Джолиэтт.

У девушки на лице явно читалось отвращение. Хотя… понять ее можно.

Когда пару лет назад с Вирмы вернулась Анжелина… ох! Только благодаря его величеству все прошло мирно. Но аристократия все равно взбесилась. Они-то уже рассчитывали на браки, прикидывали, кому и что достанется, облизывались – и такой афронт!

Бран Гардрен оказался весьма и весьма зубастым хищником. Лично Лиля еще в том, оставленном ей мире, знала одного такого типа. За плечами у него было около сорока лет работы в КГБ. Менялись времена, меняла названия и организация, а люди оставались.

Умные, жестокие, с характерным взглядом.

Тяжелым таким, пронизывающим, словно разлагающим тебя на молекулы и не торопящимся собирать обратно. Связываться с таким?

Лиля не просто не хотела, да боже упаси! Наоборот, лично она предпочла протянуть руку дружбы. И мужа подтолкнуть к тому же. Съездить в гости, пригласить на охоту, вместе отправиться на верфи, посмотреть на корабли, поболтать с Августом…

Бран оценил жест, и семейство Гардрен стало поддерживать теплые отношения с семейством Иртон.

А аристократы, которые пробовали показать зубы?

Лиля подозревала, но не знала точно. И никто, наверное, не узнает. Но после двух несчастных случаев, остальные притихли. Что-то у Брана было на многих, графиня и не сомневалась.

Компромат, он всегда действует, хоть там третий век до рождества Христова, хоть двадцать первый после означенной даты.

Анжелина-то была счастлива. Но кость кинуть псам все равно пришлось.

Джолиэтт.

Вторая принцесса тоже должна была выйти замуж, она и вышла, за герцога Леруа. Увы, любви в браке не возникло.

Герцог был малым не на тридцать лет старше невесты. Даже его младший сын был старше Джолиэтт. Но – политика.

Будь Эдоард в силе, он бы окоротил дворян, будь Ричард в силе, он бы справился не хуже отца, но такой уж выдался неудачный момент.

Один еще не сложил власть, второй еще ее не принял и не укрепился, проще не раскачивать весы. Да и опять же, что такого страшного делают с девушкой?

Замуж выдают?

Это всем грозит, особенно принцессам. Рано или поздно, для блага страны. Судьба у них такая.

Без любви?

Увы. Принцесса, которая выходит замуж по любви, это редкое исключение. Впору чучело набить и в музее поставить. Лиля искренне подозревала, что если бы не бунт, не общая обстановка, не союз с Вирмой – овдовела бы Анжелина в пару месяцев и была бы опять пристроена в добрые руки.

А может, и нет.

После возвращения с Вирмы Ричард был настолько потерянным…

Однажды они с Джерисоном напились до свинского состояния. А Лиля, в чем она никогда не признается мужу, подслушала их разговор. И посочувствовала.

Бедный Рик.

Бедная Тира.

Что лучше – никогда не любить, или любить и потерять? Над этим вопросом уже не первую сотню лет бьются писатели и поэты, над ним размышляют менестрели и драматурги, а людям все равно больно. Хоть в первом, хоть во втором случае.

Может, это и заставило Ричарда отстаивать сестру и ее брак. Когтями, клыками… у меня не сбылось?

Пусть хоть у нее сбудется!

Пусть хоть она будет счастлива!

Джолиэтт же…

Лиля знала, что сердечко второй принцессы свободно. А если так – почему нет? Она принцесса, к ней всегда будут относиться уважительно, ее будут ценить, холить и лелеять. Что еще надо?

Любовь?

Обычно в договорных браках ее ищут на стороне. Да и нет пока любви, вот придет, тогда и будем разбираться. Лиля понимала, что это жестоко, что это двойные стандарты, но сделать-то она ничего не могла!

Кто бы стал ее слушать?

А если на то пошло, то и ее не сильно-то спрашивали. Вот тебе муж, иди и мирись. Нравится, не нравится, сложится, подавится… Сложилось. И никто не подавился, но это ведь благодаря самой Лилиан, а не абстрактному доброму дяде с волшебной палочкой!

Джолиэтт хотя бы какой-то выбор дали, и супруга она выбирала сама, из нескольких представленных ей мужчин. На что надеялась, на что рассчитывала – неизвестно, но то ли у нее сил не хватило, то ли у него – мудрости.

А сейчас девочка несчастна, это видно. Супруга она не любит, детей от него не хочет. Что будет дальше?

Да кто ж теперь знает! Точно не Лилиан Иртон.

– Анжи, – Бран вошел в комнату.. И Лиля еще раз убедилась, что все правильно, все у этих двоих хорошо. Таким светом сияли голубые глаза вирманина, когда он глядел на жену.

И когда она, покормив ребенка, отложила его в сторону.

И когда улыбнулась пасынку и падчерице – дети Брана жили с ними и Анжи искренне постаралась стать им если и не матерью, то хотя бы другом. С мальчиком так и получилось, Иан сначала настороженно относился к мачехе, но потом принял ее, как старшую сестру. А малышка Хильда другой матери и не знала никогда, и не узнает. Она и называла Анжелину мамой, так к ней и относилась.

И когда все трое дарили Анжелине шикарный набор украшений – голубые топазы в золоте, кстати, заказанные у мастера Хельке Лейтца, и когда надевали их на Анжелину…

Любовь окутывала их сплошным облаком. Лиля не завидовала, у нее было примерно так же, Джес любил ее – как мог и как умел, она тоже любила мужа и не желала иного.

А вот Джолиэтт…

Лиля положила себе поговорить об этом с Джесом. А лучше…

Действительно, так будет намного лучше.

***

Случай побеседовать с Браном Гардреном представился ей только через несколько дней.

Бран заехал в Тараль, заказать крестильную рубашку для ребенка. Кружевную, конечно.

Лиля приняла его лично, обсудила заказ, предложила еще пару новинок – и постепенно разговор переместился в кабинет.

Там-то, под чай с медом, Лиле и представилась возможность заговорить о том, что ее тревожило.

– Мне кажется, Джолиэтт завидует сестре.

Бран прищурился.

– Я мало общался с герцогиней. Она не считает меня ровней и старается уйти до моего прихода.

Лиля кивнула.

– Я не стала ни с кем об этом говорить, только с вами. Но зависть – это чудовище, способное сожрать любого.

Бран медленно кивнул.

– Я пригляжу за ней. Обещаю.

– Мало ли, что нашепчут Анжелине. На что подтолкнут, – объяснила Лиля. – Как докторус, я могу сказать, что женщины после родов мыслят… своеобразно.

Бран хмыкнул.

– Я понимаю, что вы имеете в виду.

Сложно было бы не понять.

– Я почему-то забеспокоилась. Я не знаю, почему, – развела руками Лиля. – Надеюсь, я неправа, но…

– Я пригляжу за этим. И благодарен за предупреждение. Я выпустил этот аспект из вида, – Бран отпил еще глоток чая.

Лиля предлагала травяной сбор многим, но только Брану он понравился. И вирманин с удовольствием смаковал душистый напиток. Даже Джес предпочитал ягодный взвар, а вот чай…

Мужчина и женщина переглянулись. Они поняли друг друга.

Может быть, это женская интуиция. Может быть, паранойя. Но если у вас паранойя, это не значит, что за вами никто не следит. Лучше уж поволноваться сейчас, чем страдать потом.

Лиля поговорила и выкинула этот вопрос из головы.

А Бран?

Гардрен никогда и ничего не забывал. Жрецы Холоша вообще не склонны к излишней забывчивости. Такой уж у них бог.

Такая вера. Такое служение.

Глава 2.

Гость в дом

Море

Леди Ирида Сейнель была довольна и счастлива. И у нее были поводы для довольства.

Первый – она понадобилась его величеству. Да, поручение… своеобразное, но зато – воля короля! Если она все сделает правильно, она получит королевское благоволение, а это немало, это очень немало. Это богатство, удачное замужество, возможно, поместье или крупная сумма денег.

Второе – она уезжает от двора. Все же она была чуточку неосторожна в выборе мужчин, и слава о ней пошла по Авестеру.

Слово там, сплетня тут, намек здесь, а репутации-то и нет, одни лохмотья остались.

Спору нет, женщина может позволить себе многое, если она вдова и свободна, но…

Но!

Есть то, что она позволить себе не может.

Она не должна быть шлюхой.

Куртизанкой, подругой, любовницей – безусловно, распутницей – при некоторых обстоятельствах, но не шлюхой. А леди Ирида чуть перегнула палку. Ей требовалось время, чтобы все и всё забыли, но как лучше обустроить перерыв? Уехать в глушь?

Туда, где нет ни развлечений, ни мужчин, ни, увы, денег на достойное существование?

Ирида пока не придумала, как лучше поступить, в планах было найти себе любовника и уехать с ним на несколько месяцев, а тут – вот! Ей предлагают уехать, но к другому двору, где ее никто не знает, где…

Где придется выполнять приказ его величества Энтора.

Но ведь никто ей не мешает о себе, любимой, позаботиться?

Его величество уже о ней позаботился, у нее есть новый гардероб и некоторая сумма денег, а драгоценности… неужели никто не подарит симпатичной девушке ни одной побрякушки?

Так не бывает!

В свои чары Ирида верила свято.

Вот, кстати, повод их опробовать. На палубу корабля вышел барон Лофрейн, и внимание Ириды переключилось на него. Они еще не приехали в Ативерну, так что…

Почему нет?

Барон молод, красив, главное – не женат… ах да, еще он богат, имеет неплохие земли, состояние… ладно, не то, чтобы вровень с графами и герцогами, но на молодую жену ему хватит. С избытком. Почему бы и не заняться?

И в постели такой мужчина будет способен на большее, чем просто кряхтеть.

Ирида в этом и не сомневалась.

А раз так…

Она поправила вырез платья и шагнула вперед. Плавание обещало быть интересным…

– Достопочтенный Лофрейн? – и реверанс, чтобы показать грудь.

– Леди Сейнель, – ответный поклон и взгляд в нужном направлении.

– Нас, увы, не представили…

Игра началась.

Ативерна

Его величество Эдоард умирал.

Лиля могла сразу сказать, сколько ему осталось.

День, может, два…

Это было видно каждому хорошему лекарю. Такая своеобразная печать смерти, которая легла на лицо человека.

Мужчина уже не вставал. Едва говорил. И проводил большую часть дня в полузабытье.

Двор притих.

Король умер, да здравствует король – это вслух. Слезы по одному, восторги для другого, а как на самом деле? А на самом деле смена короля, это всегда потрясения. Новая метла, знаете ли. Смена части сановников, чистка рядов, назначение новых людей – все это предстоит пережить. Ричарда еще более-менее знали и могли спрогнозировать его поступки. Но и то…

Мало ли что?

Джес и Лилиан практически переселились во дворец.

Август и Алисия тоже. Да и Анжелина с Джолиэтт не отходили от отца, и Ричард сидел рядом с ним чуть ли не сутками.

Но – сколько веревочке не виться.

Лиля понимала, если бы не она, для Эдоарда могло бы все закончиться еще пять лет назад. Тогда, во время мятежа, когда он приговорил родную дочь и внуков. Она смогла отбить его у смерти, но дама с косой далеко и надолго не уходит. А сейчас – сейчас Эдоарда не спасли бы и лечебницы двадцать первого века.

От смерти не лечат.

Увы…

Эдоард то уходил куда-то далеко, в свои сны, то возвращался. А во сне иногда разговаривал.

Звал Джайса, звал Джесси…

Разговаривал с Эдмоном, с Имоджин, пытался что-то объяснить им… только Амалию не вспоминал никогда. Отрезал себя от этого.

Словно и не было у него никогда дочери.

Словно и не выносил он приговор.

Наверное, так ему было легче. Так он мог продолжать жить.

Вот и сейчас Лиля дежурила у королевской постели. Именно Лиля, чужим такого было не доверить. Если бы король не бредил, можно было бы просить людей, но его величество мог сказать слишком много лишнего. Абы кому такое услышать не доверишь. Слишком уж много грязи у трона, боли, чужих секретов, страстей, сомнений…

– Джес… сынок…

Лиля держала королевскую руку в своих ладонях.

Сколько лет она уже в этом мире? Сколько нитей связало ее с Ативерной? Были и хорошие, и плохие дни, но его величество – хороший человек. Хотя и король в первую очередь. Но и король он хороший.

– Лилиан?

Король пришел в себя и смотрел серьезными глазами.

– Ваше величество.

– Давно вы здесь?

– Давно, – кивнула Лиля.

Эдоард улыбнулся.

– Ты хорошая девочка, Лилиан. Не бросай его, ладно?

Лиля медленно склонила голову.

– Пока я жива, буду рядом.

– Благодарю тебя. За сына благодарю.

Все они знали, и все понимали. И ничего не могли сказать. Не те тайны, которые надо произносить вслух, ох, не те…

– Моему сыну повезло. Как мне.

Эдоард опять закрыл глаза. А Лиля вздохнула.

Это даже не признание. Это – принятие. Для Эдоарда она стала такой же дочерью, как Джес – его сыном. Это дорогого стоит.

Она погладила высохшую ладонь, обтянутую желтой, словно пергаментной кожей.

– Я его не брошу. Я их всех не брошу. Пока жива – буду рядом, буду беречь свою семью и защищать ее. Клянусь…

Эдоард уже не слышал. Он опять ушел туда, где был молод, где танцевал на балу с Джесси Иртон, и синие глаза искрились совсем рядом, и счастье было так близко и возможно, и не было еще ни боли, ни грязи…

А Лиля сидела, смотрела на огонь свечей и о чем-то плакала, сама не замечая слез, катившихся по щекам.

О чем?

Кто знает…

Уже позднее. Спустя несколько часов, она пригляделась к Эдоарду и встала. Да, уже скоро. Надо сказать Ричарду. И остальным… пусть хоть попрощаются.

***

Его величество ушел на рассвете.

Открыл глаза, посмотрел на рассвет и улыбнулся. Тепло и счастливо.

По первому солнечному лучу, как по дороге, шагали к нему те, кого уже давно не было рядом. Как и в те времена, веселые, молодые, еще не принявшие на свои плечи весь груз забот и лет.

Его Джессимин – легкая, веселая, шестнадцатилетняя, как при первой их встрече, на балу. И Джайс – нахальный, храбрый и готовый всей своей жизнью защищать сестренку.

Сильно заколотилось сердце. Эдоарду безумно захотелось дотронуться, подойти к ним, хотя бы позвать… и он потянулся, даже попробовал встать. Протянул вперед руку…

– Джесс! Джайс!

Друг и любимая женщина тоже переглянулись. И одновременно протянули к нему руки.

– Эд, идем к нам! Сколько можно тебя ждать…

Где-то там, на солнечном лучше, на шею молодому королю бросилась счастливая синеглазая женщина. И хлопнул по плечу верный друг, оставшийся таким и за чертой смерти.

А в реальности Эдоард откинулся назад.

Лицо серело, из него уходило нечто неуловимое, Лиля коснулась руки и вздохнула.

– Его величество умер.

Анжелина разрыдалась, бросаясь на шею мужу. Джолиэтт отступила подальше, в тень, но Лиля видела слезы на ее лице. Принцесса любила отца, а вот мужа не любила. Его здесь и не было.

Ричард замер у постели отца скульптурой олицетворенного горя.

Мария коснулась его плеча и застыла так. Джес покачал головой, взял ее за руку и без лишних церемоний заставил стиснуть ладонь мужа.

– Держи его крепче. Пусть не будет один. Не оставляй его сегодня.

Фамильярность прошла незамеченной, даже наоборот, Мария посмотрела с благодарностью.

Лиля подошла к мужу и крепко обняла. Джес не считал Эдоарда своим отцом, но все равно любил. И терять близкого человека ему было больно и горько.

Несколько минут все молчали, свыкаясь с мыслью, что Эдоарда больше нет.

А потом Ричард поднялся и расправил плечи, словно привыкая к тяжести короны. Поднял голову, вздохнул.

– Дамы и господа, прошу вас оставить меня с отцом. Я скоро приду. Джес, распорядись там… ты знаешь.

Джерисон кивнул.

Все вышли. Ричард остался один. Мария хотела задержаться, но его величество… да, теперь уже его величество, покачал головой.

– Не надо, Мари. Оставь меня – ненадолго.

– Я подожду… – Мария бросила взгляд на Джеса и получила в ответ одобрительную улыбку. И задержалась под дверью.

А что?

И королеве не зазорно спросить совета, Джес-то Ричарда знает дольше, чем она на свете живет! И любит его величество, ценит, желает ему только добра. Дурного не подскажет.

Джерисон отправился распоряжаться.

Смерть короля это не только трагедия. Это еще похороны, коронация… да уйму всего надо сделать. И если Ричарду требуется пара минут, чтобы прийти в себя, надо ему их дать. Ему сейчас придется очень нелегко. Как и самому Джерисону.

***

Вечером Лиля долго ждала мужа.

Он пришел усталый, с запавшими глазами, и вином от него крепко припахивало. Но ругаться графиня Иртон не стала, хотя обычно не поощряла подобного поведения.

Молча помогла Джерисону раздеться, молча прижалась к нему под одеялом и крепко держала за руку.

Любовь?

Да о чем вы!

Не до того ему сейчас было, никак не до того. Просто в какие-то моменты жизни человек не должен оставаться один. Никак не должен.

Сейчас Джерисону будет очень сложно, и задача Лилиан – поддержать его. Успокоить, утешить, точно так же, как ее отец сейчас успокаивает «старую гадюку» Алисию, как Мария вьется вокруг Ричарда…

Умная девочка.

Лиля тоже кое-что ей посоветовала. А Мария, после Уэльстера, готова была и доверять и принимать советы графини Иртон. Тем более, Лиля действовала только в ее интересах.

Тиру Ричард никогда не забудет. Это невозможно. Он однолюб, равно как и его отец.

Но Мария может занять свое место.

Жены, подруги, советницы, поддержки… это ей – дано. Если поведет себя правильно, Ричард отплатит ей благодарностью и признательностью. Плохая замена любви?

Могло и того не быть.

Плясал огонь в камине, дремала на ковре собака, а Лиля смотрела в окно.

Лежала, сжимала руку мужа и думала, что им многое предстоит пережить. Но главное ведь – они будут вместе. Правда же?

Она не оставит Джеса, она обещала. И Мири, и детей, и…

Все будет хорошо.

Пока они вместе – они с чем угодно справятся.

***

Называйте это глупостью.

Называйте как хотите. Но ночью Лиля долго не спала, а когда уснула, увидела его величество Эдоарда. Он шел по королевскому парку под руку с симпатичной молодой девушкой, темноволосой и синеглазой, а следом за ними торопился молодой человек с лицом веселым и нахальным, придерживая у бедра шпагу. И выглядели все трое бессовестно довольными и счастливыми.

– Ваше величество, – окликнула Лилиан.

Эдоард заметил ее и остановился.

– Лили?

– Да.

Лиля привычно присела в реверансе.

– Я рада вас видеть, ваше величество.

– Я же… Ах, да! Лили, милая, скажите мальчикам – я буду за ними приглядывать. Обязательно.

Лиля кивнула.

И – не удержалась.

– Выходит – ТАМ все-таки что-то есть?

Улыбка у Эдоарда была совершенно не королевская. Нахальная, веселая, даже чуть-чуть озорная, словно не король, а соседский мальчишка, который только-только подсунул понравившейся девочке ужика в платье. Или лягушку в тапочку.

– Вам ли об этом не знать, Лилиан?

И удалился.

Молодой человек подмигнул ей, произнес нечто вроде: «Повезло сыну» – и тоже ушел, а Лиля осталась стоять посреди парка, дура дурой. И постепенно парк сменился лесом, лес – полем, потом набором цветных картинок, ну а проснувшись утром…

Разве что-то было?

Ничего и не было.

И говорить тут не о чем. Точка.

***

Танец!

Смертельный, кровавый танец!

Человек ведет его, словно в бальном зале.

Вот брызнула кровь, вот на белом плече расцвел алый цветок…

Крики, мольбы…

Его это давно не трогало.

Он пытался согреться, всего лишь согреться. Пытался найти нечто для себя, задержаться на краю бездны, в которую катился…

Бесполезно.

Капелька крови попала на губы.

Человек слизнул ее – и продолжил танец.

Удар.

Порез.

Опять удар.

Что за тоска, если добыча падает на колени, умоляет о пощаде, просит не убивать. Что за скука!

Как эта тварь может так ломать ему радость охоты?

Сопротивляйся, гадина!

Человек сильно бьет женщину, но та уже не может бежать, забивается в угол, скулит, хнычет…

И тоска накатывает лавиной, затуманивает яркие глаза белесой мутью…

Удар!

Тело остается лежать в углу. Человек пинает его кончиком сапога, отрезает мизинец и прядь волос на память, собирает памятные сувенирчики…

– Стерва.

Все чаще он думает о той, единственной, чья кровь может его насытить.

Все чаще…

Как она бы сладко скулила под кинжалом…

Но они умирают. Они все умирают… а если вместе с ней он убьет и себя?

Человек пока еще не решил эту задачу, но время идет и его терпение на исходе.

Авестер

Его величество Энтор прочитал письмо и улыбнулся.

Медленно.

Жестоко.

Умер.

Эдоард наконец-то умер.

Туда ему и дорога.

Его величество жутко раздражал король Ативерны. Разве это справедливо?

Все ушли. Ушел его отец, ушла тетя Имоджин, ушел Эдмон… Эдоард все коптил и коптил небо, словно надеясь пережить всех, кто был рядом. А теперь его нет. И что же вы чувствуете, ваше величество?

Энтор прислушался к себе.

Удовольствие?

Да, безусловно. Враг умер, пусть даже не зная о том, что он враг.

Разочарование?

Да, безусловно. Враг умер, не зная о том, что он враг.

А что еще?

Удовлетворение, предвкушение, интерес?

Определенно.

Партия начинается. Она только начинается, но если Альдонай будет милостив, еще дети Эдоарда увидят крах всех дел своего отца. И это будет триумф.

Что такое – смерть?

Да ничего! Меньше, чем ничего… человек умер – и все, он не страдает, не мучается, ничего не испытывает, его попросту нет. Его уже ничем не заденешь.

Нет, уничтожить человека можно лишь одним способом – убить его дела на земле. Убить то, во что он вложил свою душу. Вот когда о нем не останется памяти, или останется только плохая память, тогда – да. Тогда можно сказать, что месть свершилась.

Энтор сейчас делал свои первые шаги по направлению к мщению. И довольно улыбался, предчувствуя длинную партию и – победу. Обязательно победу, другого варианта у него нет.

Только победа.

Ативерна еще ляжет у его ног. Его величество даже не сомневался в этом…

Энтор сидел, улыбался и строил планы. И хорошо, что в тронном зале никого не было, кроме любопытного солнечного зайчика. Но даже легкий весенний лучик, пробежав по скорченному судорогой ненависти лицу короля, поежился, замерз – и опрометью бросился обратно на солнышко, греться.

Страшные все же существа – люди.

Ативерна

Ганц Тримейн пнул носком сапога стену и выругался так, что повяли цветы в кадках.

Стена отплатила за себя взрывом боли в носке.

Сволочи, твари, суки…

Нет, ну какие ж сволочи!!!

КТО!?

Знать бы…

Но это уже не первое тело. И даже не десятое.