Вор крупного калибра

– М‐мать, – процедил Николай, но вовремя прикусил язык.

– Что, сынок? – немедленно спросила она.

– Это я так. Спокойной ночи.

«Спокойной» не получилось, он проворочался, кусая подушку, до утра.

Уж сколько воды утекло со времени его исторического звонка на «ноль-два», и до сих пор при воспоминании об этом от стыда по-прежнему пальцы в ботинках поджимаются.

* * *

– Итак, что у тебя по дачам? – осведомился Сорокин.

Акимов подавил вздох. По дачам все было настолько кисло, что перспектива спуска на землю уже не пугала, а скорее, напротив. Устал Сергей разочаровываться в своих силах.

Начиналось все мирно, даже юмористически. Прибежала растрепанная почтальонша Ткач, разносившая корреспонденцию зимующим на Летной и Пилотной, что в поселке Летчик-Испытатель, и сообщила, что на Гастелловской «что-то не то».

«Чем-то не тем» оказалась вскрытая генеральская дача, заколоченная досками на зиму. Сколько ни осматривал Сергей участок, скрупулезно, по часовой, с привязкой по ориентирам, никакого особо жуткого криминала на генеральском участке не обнаружил. Дверь, впрочем, вскрыта вроде бы стамеской. Ну и, знамо дело, в доме полный бардак: в воздухе белым-бело от пуха и пера, как в курятнике во время переполоха. Каждая подушка, вплоть до невинных думок, была вспорота, причем на панцирной кровати выпотрошенные подушки зачем-то сложили стопкой и прикрыли обратно салфеткой с кружавчиками. Шкафы, шифоньеры, тумбочки – все вывернуто, какие-то сундуки и саквояжи тоже опустошены, все содержимое валялось на полу. Абажур, заботливо укутанный на зиму кисейкой, сорван и отброшен в угол. На кухне – разоренный буфет, груды битых тарелок, вскрытые банки. За оградой, в кустах нашелся ватный матрас, безжалостно выволоченный из родных стен и выпотрошенный до последнего клочка.

При таком разгроме как-то напрашивались пропавшие ценности и кровавые лужи, но их не было. Более того, сколько ни пытался уразуметь Акимов, не было ни логики, ни смысла в этом бардаке. Беспорядок – не улика, мало ли ключи от городской квартиры искали в спешке. А иных необычных вещей на месте происшествия не имелось.

Хотя… в версию о хаотичных поисках ключей не вписывалось то, что было очевидно: безобразничали старательно и методично, не оставив без внимания ни сантиметра помещения. На фоне всего этого было глупо спрашивать, не видит ли что-либо необычное товарищ Ткач, по долгу службы в доме неоднократно бывавшая. Товарищ Ткач только хлопала глазами – она же письмоносица, не пинкертон. Составив пространный и бестолковый протокол, Акимов вздохнул и вернулся в отделение.

Хорошо, еще ядовитого Сорокина не было, отбыл на три дня по каким-то служебным надобностям. Акимов, раскинув мозгами, состряпал лишь одну версию: вандализм на фоне личной неприязни. Надо полагать, насолил кому-то герой-летчик. Самому воину морду набить, понятно, руки коротки, вот и решили хотя бы так напакостить.

Идея в целом была здравая (за неимением иных мыслей) и, главное, удобная.

Беда поджидала Акимова на следующий день в виде пожилой, подтянутой пары физкультурников.

– На лыжах отправились, – пояснял мужчина, – смотрим, вроде как калитка открыта…

И снова отправился Акимов в Летчик-Испытатель, теперь уже на Чкаловскую, и снова застили глаза перья вспоротых подушек. Такая поганая штука, никак они не хотели угомониться и улечься на пол – чуть двинешься, и опять поднимается снежная метель. Снова разгром, разоренные шкафы-чемоданы, только теперь, помимо подушек-думок, пострадал еще и ни в чем не повинный матрас с огромной генеральской кровати. Тиковый, полосатый, который вытащили во двор и подвергли надругательству, выпустив кишки-пружины.

И вот вернулся Сорокин и задал вопрос со своеобычным началом: «Как у тебя с…?» И пришлось признаться, что никак, и версий, помимо стремления насолить из личной неприязни, никаких нет.

– Ах, личная неприязнь, – со значением протянул капитан. – И небось по-пьяни?

Акимов засмущался. Кивнув, начальство продолжало:

– Я тут делишки разбирал, ну, знаешь, висячки всякие ваши. Старые в том числе. И наткнулся на интересную папочку… Ты-то, конечно, понятия о ней не имел, да? Не твое дело, пусть другие разбираются, у меня своих дел по горло. А вот что мы имеем на сейчас.

Николай Николаевич извлек из сейфа новехонькую, хотя и пыльную папочку. Очевидно было, что лежит она нетронутой давно.

– Вот тут, сударь ты мой, еще два рапорта о таком вот, как ты говоришь, стремлении насолить из личной неприязни. Два!

– То есть как это? – пробормотал Сергей.

– А вот таком кверху. Два случая имели место на разных дачах в поселке Летчик-Испытатель. В сентябре – дом Сичкина Николая Ионыча, в октябре – Пьецуха Алексея Ивановича. Как прикажешь понимать? Все летчики не угодили кому-то одному?

– Ну я и говорю – хулиганит чокнутый.

– Ну да, чокнутый, – поддакнул Сорокин, – хорошо, удобно, да неувязочка. Ты небось грамотный, книжки читал. Может, что и помнишь. Особенно такое умное выражение: первый раз – случайность, второй – совпадение, третий…

– …закономерность.

Сорокин с одобрением кивнул:

– Или враждебные действия. Если так, тогда что такое два случая из сейфа и два твоих – это уже не три, а целых четыре. Серия, так?

– Так.

– Во‐о‐от. И скажу тебе по большому секрету – и по соседним окраинам, по сводкам судя, еще как минимум парочка-троечка официально зарегистрированных «хулиганств», подчеркиваю – только зарегистрированных. И именно с подушками-матрасами, и именно по офицерским дачкам. Намек понял?

Акимов кивнул.

– А теперь к нашим баранам вернемся. Вопрос у меня к тебе, товарищ следователь: зачем дураку с ножом матрас на потрошение на улицу переть?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.