Гораций

В Платоновской академии Гораций учился, скорее всего, у философа Феомнеста, поскольку, если верить Плутарху, в Афинах в то время блистали лишь академик Феомнест и перипатетик Кратипп57. Среди римской молодежи, обучавшейся у них, был и сын знаменитого оратора Цицерона, а также юный аристократ Мессала Корвин. Цицерон-младший в одном из своих писем так пишет об учебе в Афинах: «С Кратиппом я, знай это, связан теснейшим образом – не как ученик, а как сын; ведь я и охотно слушаю его и меня чрезвычайно привлекает его личное обаяние. Я провожу с ним целые дни, а нередко часть ночи; ведь я упрашиваю его обедать со мной возможно чаще. После того как установилось это обыкновение, он часто заходит неожиданно для нас во время обеда и, отбросив строгость философии, добродушнейше шутит с нами. Поэтому постарайся возможно скорее повидать вот такого, столь приятного, столь выдающегося мужа. Что мне сказать о Бруттии, которого я не соглашаюсь ни на минуту отпустить от себя? И жизнь его честна и строга, и общение с ним приятнейшее. Ведь любовь к науке и ежедневное совместное изучение не исключают шутки. Я снял для него жилье рядом и, насколько могу, из своих скудных средств поддерживаю его бедность. Кроме того, я начал декламировать по-гречески у Кассия; по-латински же хочу упражняться у Бруттия. Я близко знаком и ежедневно общаюсь с теми, кого Кратипп привез с собой из Митилены, – с людьми учеными и пользующимися его большим расположением…»58. Возможно, и Гораций вел в Афинах похожий образ жизни.

Первые свои стихотворения Гораций стал сочинять на греческом языке, вероятно, в Афинах, или ранее, еще в римской школе Орбилия. Однако он быстро понял, что это ни к чему хорошему не приведет:

Я ведь и сам, хоть не грек, сочинял по-гречески прежде;Но однажды средь ночи, когда сновиденья правдивы,Вдруг мне явился Квирин и с угрозой сказал мне: «Безумец!В Греции много поэтов; толпу их умножить собою –То же, что в рощу дров наносить, – ничуть не умнее!»59

Глава вторая. Суровые годы

Что же происходило в Римском государстве в годы детства и юности Горация? Уже вскоре после рождения поэта разразился очередной политический кризис. Луций Сергий Катилина (108–62), талантливый политик и бывший соратник диктатора Суллы (138–78), собрал вокруг себя недовольных властями и жаждущих реванша сторонников покойного диктатора и организовал заговор, чтобы захватить верховную власть. О характере Катилины хорошо сказал римский историк Саллюстий: «Луций Катилина, человек знатного происхождения, отличался большой силой духа и тела, но злым и дурным нравом. С юных лет ему были по сердцу междоусобные войны, убийства, грабежи, гражданские смуты, и в них он и провел свою молодость. Телом он был невероятно вынослив в отношении голода, холода, бодрствования. Духом был дерзок, коварен, переменчив, мастер притворяться и скрывать что угодно, жаден до чужого, расточитель своего, необуздан в страстях; красноречия было достаточно, разумности мало. Его неуемный дух всегда стремился к чему-то чрезмерному, невероятному, исключительному. После единовластия Луция Суллы его охватило неистовое желание встать во главе государства, но как достичь этого – лишь бы только заполучить царскую власть, – ему было безразлично. С каждым днем всё сильнее возбуждался его необузданный дух, подстрекаемый недостатком средств и сознанием совершенных преступлений; и то и другое усиливалось из-за его наклонностей, о которых я уже говорил»1.

Впервые Катилина попытался добиться желаемого в 66 году до н. э., когда решил принять участие в выборах консулов на следующий год. Очевидно, он намеревался получить должность консула для того, чтобы в дальнейшем узурпировать власть и установить свое единоличное правление. Однако Катилина был исключен из избирательных списков по причине обвинений в вымогательствах и коррупции. Консулами 65 года до н. э. стали Луций Аврелий Котта и Луций Манлий Торкват. Неудача не остудила пыл Катилины и он решил действовать более активно. По его инициативе был организован заговор, целью которого являлось убийство новоизбранных консулов в день их вступления в должность 1 января, но заговорщики действовали вяло, и поэтому у них ничего не вышло2.

В 64 году до н. э. Катилине удалось, наконец, выдвинуть свою кандидатуру и принять участие в консульских выборах, но он провалился по причине распространившихся слухов о новом, подготовляемом им, заговоре. Консулами 63 года до н. э. стали уже упомянутый оратор и философ Марк Туллий Цицерон (106–43) и Гай Антоний Гибрида (около 110–42)3.

Тем не менее Катилина и после этого поражения не отказался от своих притязаний и в следующем году вновь решил выставить свою кандидатуру на выборах консулов на 62 год. Помимо всего прочего, он обещал избирателям отменить все их долги, если будет избран. В итоге к нему примкнули не только обедневшие аристократы, но и многие сулланские ветераны, а также представители городской и сельской бедноты. При этом Катилина не только вербовал участников нового заговора, но и собирал деньги и оружие. Благодаря счастливой случайности, Цицерон узнал о новом заговоре и постарался сделать всё от него зависящее, чтобы Катилина вновь потерпел поражение на выборах4.

Взбешенный очередным провалом, Катилина послал своих соратников в Этрурию и другие области, приказав им набирать воинов, чтобы организовать вооруженный мятеж и силой захватить власть. Когда об этом стало известно, Цицерон 21 октября 63 года до н. э. созвал сенат, доложил сенаторам о сложившейся обстановке и добился введения чрезвычайного положения. Через несколько дней в Этрурии действительно началось восстание приверженцев Катилины под руководством Гая Манлия, и сенат спешно стал снаряжать войска. Обеспокоенный Катилина в ночь с 6 на 7 ноября тайно собрал в доме Марка Порция Леки находившихся в Риме заговорщиков и убедил их совершить покушение на Цицерона, которое, по счастью, не удалось. 8 ноября Цицерон созвал сенат и выступил со своей знаменитой первой речью против присутствовавшего там же Катилины, после чего последний посчитал разумным тем же вечером убраться из Рима, отправившись в Этрурию. В начале декабря остававшиеся в городе заговорщики, планировавшие поджечь Рим и устроить резню при приближении войск Катилины, были разоблачены, арестованы и казнены по решению сената 5 декабря 63 года до н. э. Прибыв в Этрурию, Катилина возглавил армию, состоявшую в основном из бывших ветеранов Суллы, и собирался двинуться на Рим. Узнав в декабре о гибели соратников в столице, он изменил свои намерения и попытался оторваться от преследовавших его правительственных войск, но безуспешно. В сражении при Пистории 5 января 62 года до н. э. армия Катилины была полностью разгромлена, а сам он бесславно погиб в бою5.

По словам Саллюстия, «только тогда, когда битва завершилась, и можно было увидеть, как велики были отвага и мужество в войске Катилины. Ибо чуть ли не каждый, испустив дух, лежал на том же месте, какое он занял в начале сражения. Несколько человек в центре, которых рассеяла преторская когорта, лежали чуть в стороне, но все, однако, раненные в грудь. Самого Катилину нашли далеко от его солдат, среди вражеских тел. Он ещё дышал, и его лицо сохраняло печать той же неукротимости духа, какой он отличался при жизни. Словом, из всего войска Катилины ни в сражении, ни во время бегства ни один полноправный гражданин не был взят в плен, так мало все они щадили жизнь – как свою, так и неприятеля. Однако победа, одержанная войском римского народа, не была ни радостной, ни бескровной, ибо все самые стойкие бойцы либо пали, либо покинули поле боя тяжело раненными. Но многие солдаты, вышедшие из лагеря осмотреть поле битвы и пограбить, находили, переворачивая тела врагов, один – друга, другой – гостеприимца или родича; некоторые узнавали и своих недругов, с которыми бились. Так всё войско испытывало разные чувства: ликование и скорбь, горе и радость»6.

В конце 62 года до н. э. в Италию из Азии возвратился Гней Помпей Магн (106–48) со своей армией. Этот талантливый военачальник прославился тем, что блистательно завершил последнюю войну против понтийского царя Митридата VI Евпатора (III Митридатова война, 74–63). Ещё в 66 году до н. э. Помпею удалось разбить армию Митридата в битве в верховьях реки Евфрат и заставить царя бежать сначала в Армению, затем в Колхиду, а потом в Боспорское царство, где он и погиб в 63 году. В результате под власть Рима перешла большая часть Малой Азии; некогда могущественное Сирийское царство было официально упразднено и превратилось в римскую провинцию7.

Сенат с тревогой ждал прибытия Помпея, опасаясь, что прославленный полководец не распустит легионы и попытается захватить власть. Тем не менее, высадившись в декабре в Брундизии (современный Бриндизи), Помпей, как и положено, распустил свои войска и с небольшой свитой отправился в Рим. Он потребовал от сената права на триумф, а также утверждения всех своих распоряжений на Востоке и разрешения наделить землей его ветеранов. Опасаясь растущей популярности Помпея, сенат всячески затягивал решение этих вопросов. Тем не менее, право на триумф полководец получил и постарался сделать так, чтобы этот праздник надолго запомнился римлянам8.

Римский триумф представлял собой чрезвычайно пышное зрелище. Провозглашенный «императором» своими солдатами и удостоенный триумфа, полководец облачался в роскошные пурпурные одежды бога Юпитера Капитолийского, расшитые золотыми нитями; лицо его покрывали киноварью (красной краской). В одну руку он брал лавровую ветвь, а в другую – скипетр из слоновой кости с изображением орла. Затем триумфатор садился в особую золотую колесницу. Рядом с ним стояли его дети, а сзади – государственный раб, который держал над его головой золотой венок и время от времени говорил ему: «Помни, что ты смертный человек». Шествие открывали магистраты и сенаторы, а за ними шли трубачи. Непосредственно перед колесницей везли трофеи и добычу, захваченную у противника; шли знатные пленники. За колесницей шествовали офицеры и легионеры триумфатора, участвовавшие в битвах. Вся эта пышная процессия медленно вступала в Рим и двигалась к Капитолию, где триумфатор торжественно приносил жертву Юпитеру9.

Согласно сообщению Плутарха, «триумф Помпея был столь велик, что, хотя и был распределен на два дня, времени не хватило и многие приготовления, которые послужили бы украшению любого другого великолепного триумфа, выпали из программы зрелища. На таблицах, которые несли впереди, были обозначены страны и народы, над которыми справлялся триумф: Понт, Армения, Каппадокия, Пафлагония, Мидия, Колхида, иберы, альбаны, Сирия, Киликия, Месопотамия, племена Финикии и Палестины, Иудея, Аравия, а также пираты, окончательно уничтоженные на суше и на море. В этих странах было взято не менее тысячи крепостей и почти девятьсот городов, у пиратов было захвачено восемьсот кораблей, тридцать девять опустошенных городов были заселены вновь. Кроме того, на особых таблицах указывалось, что доходы от податей составляли до сих пор пятьдесят миллионов драхм, тогда как завоеванные им земли принесут восемьдесят пять миллионов. Помпей внес в государственную казну чеканной монеты и серебряных, и золотых сосудов на двадцать тысяч талантов, не считая того, что он роздал воинам, причем получившему самую меньшую долю досталось тысяча пятьсот драхм. <…> Но что больше всего принесло славы Помпею, что ни одному римлянину ещё не выпадало на долю, это то, что свой третий триумф он праздновал за победу над третьей частью света. До него и другие трижды справляли триумф, но Помпей получил первый триумф за победу над Африкой, второй – над Европой, а этот последний – над Азией, так что после трех его триумфов создавалось впечатление, будто он некоторым образом покорил весь обитаемый мир»10.

Отпраздновав в сентябре 61 года до н. э. великолепный триумф, Помпей не отказался от намерения обеспечить своих ветеранов земельными наделами и утвердить все свои распоряжения на Востоке. Сенаторы продолжали этому противодействовать и, чтобы сломить их сопротивление, Помпей в 60 году до н. э. заключил негласный союз с двумя крупнейшими политическими деятелями того времени – Марком Лицинием Крассом (115–53), желавшим укрепить власть всадников в провинциях, и Гаем Юлием Цезарем (100–44), который незадолго до этого провел успешную военную кампанию по усмирению испанских племен и намеревался добиваться должности консула. Этот союз, инициатором создания которого был Цезарь, вошел в историю как «первый триумвират» (союз трех мужей)11.

При поддержке Помпея и Красса Юлий Цезарь был избран консулом на 59 год до н. э. Это позволило триумвирам не только расширить свое политическое влияние, но и провести, несмотря на противодействие сената, несколько важнейших законов в свою пользу, в том числе тех, которые полностью удовлетворяли все требования Помпея. Вот что пишет о принятии законов Цезаря Плутарх: «В сенате все лучшие граждане высказались против этого, и Цезарь, который давно уже искал к тому повода, поклялся громогласно, что черствость и высокомерие сенаторов вынуждают его против его воли обратиться к народу для совместных действий. С этими словами он вышел на форум. Здесь, поставив рядом с собой с одной стороны Помпея, с другой – Красса, он спросил, одобряют ли они предложенные законы. Когда они ответили утвердительно, Цезарь обратился к ним с просьбой помочь ему против тех, кто грозится противодействовать этим законопроектам с мечом в руке. Оба обещали ему свою поддержку, а Помпей прибавил, что против поднявших мечи он выйдет не только с мечом, но и со щитом. Эти слова огорчили аристократов, которые сочли это выступление сумасбродной, ребяческой речью, не приличествующей достоинству самого Помпея и роняющей уважение к сенату, зато народу они очень понравились»12.

Второй консул Марк Кальпурний Бибул, являвшийся представителем сенатской олигархии, был фактически лишен какой-либо власти. Он пытался противодействовать Цезарю, но столкнулся с мощным отпором со стороны триумвиров. По словам Плутарха, «во время этих событий Бибул сидел взаперти в своем доме; в течение восьми месяцев он не появлялся для выполнения своих обязанностей консула, а лишь издавал указы, полные злобных обвинений против его противников – Помпея и Цезаря»13. Благодаря этому консульство Цезаря фактически превратилось в его единоличное правление. Чтобы упрочить триумвират, он выдал свою единственную дочь Юлию замуж за Помпея, и хотя последний был намного старше её, их брак оказался очень счастливым. По истечении срока консульских полномочий Цезарь смог добиться для себя пятилетнего наместничества в провинциях Цизальпинская Галлия, Нарбонская Галлия и Иллирик, что открывало ему огромные возможности для обогащения14.

Отбывая в провинции, Цезарь позаботился о сохранении своего политического влияния в Риме и привлек на свою сторону одного из самых популярных среди народа политиков – народного трибуна 58 года до н. э. Публия Клодия Пульхра (92–52). Однако Клодий отличался весьма неуравновешенным характером, крайней беспринципностью и авантюризмом. Проведя несколько важных законов в пользу плебса в самом начале 58 года до н. э., Клодий обеспечил себе полную поддержку народа и добился временного изгнания из Рима одного из противников Цезаря – Цицерона, обвинив его в незаконной казни соратников Катилины15. Через некоторое время Клодий принялся нападать уже на самого Помпея и, возбудив несколько судебных процессов против его друзей, вынудил триумвира присутствовать на них. Однажды, как сообщает Плутарх, чуть было не дошло до прямого столкновения: «Когда Помпей лично выступил на одном из таких процессов, Клодий в окружении толпы бесстыдных негодяев поднялся на возвышение и задал такие вопросы: “Кто разнузданный тиран? Кто этот человек, ищущий человека? Кто почесывает одним пальцем голову?” На каждый вопрос толпа громко и стройно, словно хорошо обученный хор, выкрикивала, едва лишь Клодий встряхивал краем тоги, – “Помпей”»16. Всё это, безусловно, не могло не сказаться на сплоченности триумвирата. Помпей начал сближаться с олигархами, подозревая, что выпады Клодия против него осуществляются с согласия Цезаря.

В марте 58 года до н. э. Юлий Цезарь покинул Италию и с большой свитой друзей и приближенных отправился в Галлию. Эта страна делилась на три части: Цизальпинская Галлия, Нарбонская Галлия и Трансальпинская Галлия. Первые две уже являлись римскими провинциями, а последнюю ещё только предстояло покорить. Огромная Трансальпинская Галлия в основном охватывала современные территории Франции и Бельгии, часть Голландии и Швейцарии, и была населена многочисленными кельтскими племенами, находившимися на разных ступенях развития, нередко воевавшими друг с другом и нападавшими на владения римлян. Практически сразу по прибытии Цезарь был вынужден начать военные действия. Благодаря его полководческому таланту, в 58–56 годах до н. э. римские войска разбили племя гельветов, отразили нападение германцев, покорили белгов, венетов и многие другие племена17. В итоге под властью Рима оказалась огромная территория от Рейна до Пиренейских гор, а сам Цезарь, благодаря большому количеству военных трофеев, попавших в его руки, стал одним из самых богатых римлян.

В период отсутствия Цезаря политическая ситуация в Риме резко обострилась. Между Помпеем и Крассом вновь вспыхнула старая вражда, и триумвират готов был распасться, что было крайне невыгодно для Цезаря, боявшегося потерять крепкий тыл в период войны против галлов. Желая примирить Помпея и Красса, а также продлить свои полномочия в Галлии, он предложил триумвирам весной 56 года до н. э. устроить встречу в городе Луке в Северной Этрурии. Предложение было одобрено, и в апреле в Луку прибыли не только триумвиры, но и многие римские сенаторы и магистраты. Состоялся большой совет, на котором было принято несколько важнейших решений: во-первых, Цезарю ещё на пять лет продлевалось наместничество в Галлии, во-вторых, Помпей и Красс становились консулами 55 года до н. э., а по истечении полномочий Помпей получал на пять лет испанские провинции и Африку, а Красс – Сирию. Решения триумвиров в Луке были негативно восприняты не только плебеями, но и олигархами под руководством Катона Младшего. Тем не менее, несмотря на их противодействие, консулами 55 года до н. э. всё же были избраны Помпей и Красс, а полномочия Цезаря были пролонгированы18.

В 55 году до н. э. Цезарь предотвратил очередное вторжение германских племен в Галлию, а затем предпринял не совсем удачный поход в Британию, носивший скорее разведывательный характер. В 54 году до н. э. он подготовился более основательно и с большим флотом отплыл к берегам Британии. Покорив несколько племен, Цезарь обложил их данью, а потом возвратился на материк. В 54–53 годах до н. э. в Галлии произошло несколько восстаний местного населения, недовольного новыми римскими порядками. И хотя римляне успешно подавили эти восстания, они не подозревали, что это только начало войны19.

Красс же, собрав огромное войско, отправился в конце 55 года до н. э. в назначенную ему провинцию Сирия. Он намеревался завоевать Парфию, поскольку ему, вероятно, не давали покоя лавры Помпея. В 54 году до н. э. легионы Красса форсировали пограничную реку Евфрат, овладели несколькими греческими городами Месопотамии и нанесли поражение незначительному парфянскому военному контингенту. Эти победы заставили полководца забыть об осторожности и, оставив в завоеванных городах небольшие гарнизоны, осенью он вернулся со своими легионами на зимние квартиры обратно в Сирию и тем самым опрометчиво дал парфянам время для военных приготовлений20.

Весной 53 года до н. э. римские гарнизоны, оставленные в Месопотамии, были атакованы врагом. Красс вновь перешел Евфрат близ Зевгмы, желая немедленно вступить в бой с парфянами. Плутарх сообщает, что во время переправы «много раз прогрохотал небывалой силы гром, частые молнии засверкали навстречу войску, и ветер, сопровождаемый тучами и грозой, налетев на понтонный мост, разрушил и разметал большую его часть. Место, где Красс предполагал разбить лагерь, было дважды поражено молнией. Одна из лошадей полководца в блестящей сбруе увлекла возничего к реке и исчезла под водою. Говорят также, что первый орел, который был поднят, сам собою повернулся назад. И ещё совпадение: когда после переправы солдатам стали раздавать еду, в первую очередь были выданы чечевица и соль, которые у римлян считаются знаками траура и ставятся перед умершими. Затем у самого Красса, когда он произносил речь, вырвались слова, страшно смутившие войско. Ибо он сказал, что мост через реку он приказывает разрушить, дабы никто из солдат не вернулся назад»21.

Узнав о переправе Красса, парфяне пошли на хитрость и, сняв осаду с римских гарнизонов, сделали всё для того, чтобы заставить римского полководца опрометчиво отвергнуть безопасные пути через города Месопотамии или вдоль Евфрата. В итоге он двинулся по бесплодной пустыне вслед за отступавшей парфянской конницей, которая заманивала римлян всё дальше и дальше в глубь страны22.

Близ города Карры (современный Харран в Турции) легионеры Красса, обессиленные невыносимой жарой и многодневным переходом, были внезапно атакованы основными силами парфян. Римский полководец едва успел построить легионы в боевой порядок. Плутарх пишет, что «первым намерением парфян было прорваться с копьями, расстроить и оттеснить передние ряды, но, когда они распознали глубину сомкнутого строя, стойкость и сплоченность воинов, то отступили назад и, делая вид, будто в смятении рассеиваются кто куда, незаметно для римлян охватывали каре кольцом. Красс приказал легковооруженным броситься на неприятеля, но не успели они пробежать и нескольких шагов, как были встречены тучей стрел; они отступили назад, в ряды тяжелой пехоты и положили начало беспорядку и смятению в войске, видевшем, с какой скоростью и силой летят парфянские стрелы, ломая оружие и пронзая все защитные покровы – и жесткие, и мягкие – одинаково. А парфяне, разомкнувшись, начали издали со всех сторон пускать стрелы, почти не целясь (римляне стояли так скученно и тесно, что и умышленно трудно было промахнуться), круто сгибая свои тугие большие луки и тем придавая стреле огромную силу удара. Уже тогда положение римлян становилось бедственным: оставаясь в строю, они получали рану за раной, а пытаясь перейти в наступление, были бессильны уравнять условия боя, так как парфяне убегали, не прекращая пускать стрелы»23.

Красс, опасаясь полного окружения, послал на прорыв своего сына Публия с большим отрядом, но парфяне заманили его в ловушку. Сделав вид, что отступают, враги заставили Публия преследовать их, а затем, окружив его отряд превосходящими силами, «выстроили против римлян лишь своих броненосных конников, остальную же конницу не построили в боевой порядок, а пустили скакать вокруг них. Взрывая копытами равнину, парфянские кони подняли такое огромное облако песчаной пыли, что римляне не могли ни ясно видеть, ни свободно говорить. Стиснутые на небольшом пространстве, они сталкивались друг с другом и, поражаемые врагами, умирали не легкою и не скорою смертью, но корчились от нестерпимой боли, и, катаясь с вонзившимися в тело стрелами по земле, обламывали их в самих ранах, пытаясь же вытащить зубчатые острия, проникшие сквозь жилы и вены, рвали и терзали самих себя. Так умирали многие, но и остальные не были в состоянии защищаться. И когда Публий призывал их ударить на броненосных конников, они показывали ему свои руки, приколотые к щитам, и ноги, насквозь пробитые и пригвожденные к земле, так что они не были способны ни к бегству, ни к защите»24. Тогда Публий попытался отбросить парфян с помощью своей конницы, но безуспешно. Остатки его отряда укрылись на ближайшем песчаном холме и были уничтожены парфянами, а сам он покончил с собой. Отрубленную голову Публия парфяне водрузили на пику и продемонстрировали римскому войску, пришедшему от этого зрелища в глубокое уныние. Однако Красс призвал легионеров не падать духом, заявив, что смерть Публия касается только его одного, а сами они должны до конца выполнить свой воинский долг25.

Бой утих лишь с приходом ночи. Враги отошли в пустыню, а Красс приказал легионерам немедленно отступать к Каррам. Бросив на произвол судьбы 4000 раненых, римляне закрепились в городе и напрасно стали ждать подкрепления. После попытки парфян взбунтовать деморализованных солдат Красс отдал приказ оставить Карры и отступать. С остатками армии он решился идти через горы Армении, выбирая труднопроходимые для конницы противника места. Близ горного местечка Синнака парфяне вызвали Красса на мирные переговоры и коварно убили 9 июня 53 года до н. э. Огромная римская армия была почти полностью уничтожена, а выжившие легионеры оказались в позорном плену. Чудом спасся лишь отряд Гая Кассия, квестора Красса, решившего по своей инициативе отступать из Карр по старой дороге к Евфрату и добравшийся в конце концов до римской провинции26.

Отрезанная голова Марка Красса была отправлена ко двору парфянского царя. Вот как описывает это событие Плутарх: «Когда ко двору привезли голову Красса, со столов было уже убрано, и трагический актер Ясон из Тралл декламировал из “Вакханок” Эврипида стихи, в которых говорится об Агаве. В то время как ему рукоплескали, в залу вошел Силлак, пал ниц перед царем и затем бросил на середину залы голову Красса. Парфяне рукоплескали с радостными криками, и слуги, по приказанию царя, пригласили Силлака возлечь [на пиршественное ложе]. Ясон же передал одному из актеров костюм Пенфея, схватил голову Красса и, впав в состояние вакхического исступления, начал восторженно декламировать следующие стихи: “Только что срезанный плющ – / Нашей охоты добычу счастливую – / С гор несем мы в чертог”. Всем присутствующим это доставило наслаждение. А когда он дошел до стихов, где хор и Агава поют, чередуясь друг с другом: “Кем же убит он?” / “Мой это подвиг!” – то Эксатр (непосредственный убийца Красса. – М. Б.), который присутствовал на пире, вскочил с места и выхватил у Ясона голову в знак того, что произносить эти слова подобает скорее ему, чем Ясону. Царь в восхищении наградил его по обычаю своей страны, а Ясону дал талант серебра»27.