Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

Найф заржал в полный голос и прибавил скорость. Бетон здесь хороший, можно и побыстрее. Сейчас он закатится… да, к Рыжей Сильве. Ох, и хороша стерва. С перцем. Конечно, до Перепёлочки ей как до неба, но и ему Перепёлка была не по губам. Тогда. А сейчас… а когда он это дело провернёт… голова Ковбоя дорого стоит. У Ковбоя в Ансамбле не один голос. Это тоже товар. Ходкий и дорогой. Пауку нужны деньги. Деньги у Счастливчика. Пока Ковбой жив, Счастливчика не взять. Здесь всё просто. Эти деньги Пауку отдадим, по уговору. А за остальное – пускай платит по полной. Задарма хапать теперь Паук не может, укоротили русские ему хапалки. А вот кто у русских всем этим крутит… Нет, до этого пока слишком далеко.

Он считал, прикидывал, спорил сам с собой, хихикал над удачным ходом, а под колёса его машины летел серый шершавый бетон.

АлабамаГрафство ОлбиОкруг Краунвилль«Лесная Поляна Бредли»

Распоряжение Джонатана было недвусмысленным, как, впрочем, и все предыдущие.

– Послезавтра в девять машина должна быть готова.

– Слушаюсь, сэр. Послезавтра в девять, – склонил голову Чак.

Ответный кивок, и Чак, подобно остальным, пулей вылетел из кухни.

Вчера вечером, когда Джонатан въехал во двор на такси – с шиком прикатил, – Чак, стоя в дверях барака, с еле заметной презрительной усмешкой смотрел, как толпятся вокруг Джонатана, наперебой рассказывая ему о последних событиях. Усмехался, пока Джонатан не посмотрел на него. И сам не понял, какая сила сорвала его с места и поднесла к Джонатану. Выслушав его краткий отчёт о проделанном, Джонатан кивнул и отпустил всех отдыхать. Они вернулись в кухню к прерванному обеду, сели за стол, и Роланд, широко ухмыльнулся.

– Ох, и дадут нам завтра разгон.

– Так хозяин же, – прогудел в ответ Сэмми.

– Насыплет вычетов, – кивнул Стеф.

Чак слушал внимательно, не вмешиваясь. Что ж, хозяин – он хозяин и есть. Тут уж, как положено.

После обеда обычно занимались своими делами. И сегодня всё шло по заведённому порядку. Стирка, починка, малышей усадили за азбуку, словом, каждый нашёл себе дело. И вечер прошёл как обычно.

А с утра и началось. Джонатан пришёл на завтрак и… словом, каждый услышал своё. Ни одного грубого слова, голоса ни разу не повысил, по машине и гаражу вообще замечаний не сделал, но холодом Чака пробрало… как ни разу за всю прошлую жизнь.

Что Фредди пашет не меньше, а то и побольше остальных, Чак уже понял. Чудно́, конечно, зачем киллеру пахать, но, поглядев на Джонатана, понял: у такого лендлорда запашешь. И если киллер, после Уорринга, не трепыхается, то ему-то…

Полуразобранный «ферри» стоял над ямой. Чак приготовил инструменты и спрыгнул вниз. Ну, поехали…

Обойдя все службы, выслушав длинное рассуждение Сэмми, что обугленные концы досок в Большом Доме надо отпиливать прямо здесь же, а в кладовки сносить уже готовые к дальнейшему использованию, и согласившись с этим, Джонатан пошёл к конюшне. Лошадей он всегда смотрел в последнюю очередь, чтобы разговору с Фредди ничего не мешало. Проходя мимо гаража, он ограничился тем, что мельком посмотрел на распахнутые для света и воздуха двери. Вчера, когда они сели перед камином, он сразу спросил Фредди о Чаке.

Фредди задумчиво, отхлебнул из стакана, погонял во рту и проглотил. Потом так же задумчиво спросил:

– И что же это у меня получилось?

Джонатан терпеливо ждал.

– Бывало хуже, Джонни. Держать такого в узде несложно. При одном условии.

– Каком? – с интересом спросил Джонатан.

– Он должен сам хотеть этого. А он хочет, Джонни. Свобода – тяжкий груз, Джонни, не каждому по плечу.

– Он волк, Фредди.

– Он пёс. Лагерная псина, но не волк.

Джонатан кивнул.

– Что ж…

– Натаскан он как надо. И машину знает. Нам нужно большее?

– Пока нет, – согласился Джонатан. – Через два дня съездишь за Кренкшоу.

– Затрепыхалась старушка? – весело удивился Фредди.

– У её горничной браслет-змейка, – подчёркнуто равнодушно сказал Джонатан.

Фредди довольно заржал. И, уже вроде отсмеявшись, о чём-то вспомнил и заржал с новой силой.

– Ну-ну? – заинтересовался Джонатан.

– Сам узнаешь. Не буду портить тебе удовольствия.

– И всё же?

– Думаю, завтра тебе скажут.

Джонатан кивнул.

И сегодня, идя по службам, он среди прочих дел ждал. Но ничего такого, что могло вызвать у Фредди столь бурное веселье, не было. Роб, как это и раньше частенько бывало, следовал за ним, выдерживая почтительную дистанцию. Опять же ничего нового и необычного. И когда Мамми, достававшая из кладовки мешочек с сахаром, пошла к нему, Джонатан остановился, но ничего особого не ожидал.

– Тут такое дело, масса Джонатан, – начала Мамми. – Из соседних имений забегали, так обносились все, – она сделала выразительную паузу.

– Ну-ну, – подбодрил её Джонатан.

– Давай, – сказала Мамми куда-то вниз. – Заварил кашу, так хлебай.

Из-за юбки Мамми высунулась мордашка Роба.

– Лишнее продать нужно.

– Та-ак, – Джонатан с искренним интересом рассматривал Роба. – И что же лишнее продавать?

– А одёжу из кладовки, – Роб смелел с каждой фразой. – Сколько там всего, нам до смерти всего не сносить, а другие денежку заплотют. И совсем маленькое есть, на пискунов, на Тома не налезет, а меньше его нету. Это всё продать. А то лежит и выгоды не даёт.

Джонатан слушал так серьёзно, что колыхавшаяся от сдерживаемого смеха Мамми смотрела на него с уважительным удивлением.

– Резонно, – пробормотал Джонатан. И громче: – И почём продавать?

– А как нам считали, – вмешалась Мамми.

Но Роб замотал головой.

– Нее, чужим дороже надо. А то зачем своим быть, если как все платишь.

– Резонно, – уже другим тоном сказал Джонатан. – Что ж, и много лишнего в кладовке?

– Совсем маленького? – Роб уже вылез из-за Мамми и стоял перед Джонатаном, глядя снизу вверх прямо ему в лицо. – Совсем маленького десять и ещё девять. А сапожек…

– Ладно, – остановил его Джонатан и улыбнулся. – После ленча посчитаем и прикинем. Возьмёшься торговать, Мамми?

– С таким-то помощником, – фыркнула Мамми.

– Хорошо, – кивнул Джонатан. – Так и сделаем.

Мамми понесла сахар на кухню, а Джонатан продолжил свой обход, но уже без Роба, побежавшего за Мамми.

Наконец Джонатан добрался до Фредди, сосредоточенно вместе с Роландом перебиравшего фургонную упряжь.

– Когда это на соплях, то одни сопли и будут, – Фредди выпрямился, заметив подходившего к ним Джонатана. – Надо всё заново делать.

– У массы Перкинса шорник хороший, я слышал, – выжидающе сказал Роланд.

– Знаю, – кивнул Фредди.

– Заказывай, – Джонатан попробовал на разрыв ремень. – Сгнило всё. В сырости, что ль, лежало?

– Да оно, масса Джонатан, уже и было… – Роланд подобрал обрывки ремня, повертел их в руках и снова бросил, но уже в стоявшую у стены корзину. – Под иглой ползёт, масса, шей не шей…

– Толку не будет, – закончил за него Джонатан. – Заказывай полный комплект.

– Так я сейчас и сбегаю, масса, – предложил Роланд.

– Акацию возьми, – сказал Фредди.

Джонатан кивком согласился, и Роланд радостно зарделся. Съездить к шорнику верхом на хорошей лошади, как… как, скажи, он управляющий, или того больше.

– Я мигом, масса Джонатан.

Подсматривавший за ними из-за угла Джерри только вздохнул. Что его не возьмут – это ж любому ясно.

Роланд побежал седлать и выводить Акацию, Джерри кинулся за ним, чтоб хоть посмотреть, а вдруг и подержать что позволят, и Джонатан сказал Фредди:

– Нам предлагают сделку.

– Выгодно? – так же серьёзно спросил Фредди.

– Какую цену положим. Продать излишки рабской одежды. А то, – Джонатан был очень серьёзен, – лежит и выгоды не даёт.

Фредди ржал так, что был вынужден привалиться к стене. А отсмеявшись, сказал:

– А неплохая головёнка.

Джонатан кивнул.

– И стратег, и тактик. Всё маленькое загнать целиком. И с чужих брать дороже, чем со своих. А то, – он улыбнулся, – зачем своим быть, если платишь столько же.

– И это сообразил, – Фредди даже присвистнул. – Джонни, за идею надо платить.

– Семьдесят пять от выручки мне, – кивнул Джонатан, – двадцать Мамми за работу, ей торговать, и пять Робу за помощь и идею.

– Сквалыга ты, – с чувством сказал Фредди. – Да чего и ждать от лендлорда.

– Лендлорд своего не упустит, – самодовольно хмыкнул Джонатан. – Они такие. Шорник этот, в самом деле, хороший?

– Я его работу видел, – ответил Фредди, возвращаясь к прерванной работе. – Грузовик без меня не трогай.

– Не жадничай. Не всё тебе одному, – засмеялся Джонатан.

– Ладно, – не стал спорить Фредди. – Но у Чака крыша точно съедет.

– А что? Тебя он под грузовиком уже видел. И ничего.

Фредди довольно хмыкнул.

– Я – ковбой на контракте. И другие хозяйственные работы. А ты – лендлорд.

– Резонно, – подчёркнуто неохотно согласился Джонатан.

Работая, Чак напряжённо прислушивался: не войдёт ли кто в гараж. И от этого работа шла неровно, толчками. Хотя, ну, чего он дёргается? Здесь он вполне на уровне. Трейси, во всяком случае, слова ему не сказал. А тоже… не впервые мотор видит. Пришёл тогда и полез под грузовик, будто всю жизнь механиком вкалывал. И гараж этот Фредди явно сам и под себя делал: каждая мелочь на нужном ему месте.

И хотя Фредди даже не посмотрел в его сторону ни разу, Чак был уверен, что тот всё и увидел, и заметил, и запомнил. Чак надеялся, что и оценил. А уж лендлорд-то точно должен заглянуть, посмотреть, что с новенькой дорогой машиной делают. И если он хоть вполовину как Трейси разбирается, то ему мозги не запудришь.

Чак и боялся прихода Бредли, и хотел, чтобы это уже случилось. Чтоб знать. «Послезавтра в девять». Значит, до этого часа его не убьют: машину же надо сделать. А потом? Где он будет потом? В Овраге? Сволочь всё-таки Трейси. Смотрит сквозь тебя и молчит. Ведь ясно, что помнит, и тянет, тянет… пусть бы уж лучше побил.

Чак вздохнул и вылез из ямы. На ленч уже пора. Жрать хочется. Поглядел на часы. Да пора. Но здесь едят не по часам, а когда Мамми позовёт. И только подумал, как в дверях возник негритёнок – его, вроде, Томом зовут – и крикнул, не переступая порога:

– А на ленч зовут!

И улепетнул тут же. Чак невольно улыбнулся. Еда – это всегда хорошо. Ну вот, после ленча и до обеда, а если ещё и вечер прихватить, то завтра после ленча он сможет выехать в пробную, потом помыть и… и всё. Чак вытер руки ветошью и пошёл на кухню. Страшно хотелось есть. Как всегда, когда долго психуешь.

На кухне весёлая шумная толкотня, плеск воды в умывальнике, зычный голос Мамми и горячие сытные запахи. И Чак невольно поддался общему настроению. Да и чего в самом-то деле? Тут даже миску держать, пока ешь, не надо: никто и куска не стащит. И не от того, что Мамми всем вровень с краем миски наливает. У Грина тоже паёк был… даже лучше здешнего, а таскали… только отвернись. И у Старого Хозяина так же. Да везде! А здесь… Чудно. Но здесь всё не по-людски.

Чак взял из общей стопки горячую пухлую лепёшку и придвинул к себе миску с кашей.

– Ну, приятного всем аппетита, – улыбнулся Стеф.

– Чтоб не в последний раз, – весело ответил Роланд.

И даже Чак улыбнулся этой ежедневной шутке.

Роланд с весёлой важностью рассказал о своей поездке к шорнику. Как тот аж глаза вылупил, увидев Рола верхом, не кое-как.

– Ты б ещё на машине прикатил, – фыркнул Чак.

– Раньше предлагать надо было, – улыбнулся Стеф.

А Роланд замотал головой.

– Да ну её, машину. Как на торги в ней. То ли дело верхом!

Джерри завистливо вздохнул, и опять все рассмеялись. Чак пренебрежительно повёл плечом, но промолчал. Конечно, откуда работяге-деревенщине знать, что такое хорошая легковая машина. Его-то и на торги, небось, не в специальном фургоне, а в простом грузовике возили. Так что… чего разоряться перед дураками.

После ленча разбегались, не задерживаясь, по своим местам. Чак – в гараж, Ларри – в мастерскую, Стеф – в котельную, Роланд и Сэмми – на скотную, а Мамми, наскоро перемыв миски и кружки, пошла к вещевой кладовке. Роб, конечно, с ней.

Кладовка была уже открыта, свет включён, и Джонатан, посвистывая, оглядывал аккуратные стопки рабской одежды.

– Вот она я, масса Джонатан, – почтительно сказала от порога Мамми.

– Отлично, – улыбнулся Джонатан. – Ну, давай смотреть, Мамми, чтоб и себя не обидеть, и, – он вдруг подмигнул Робу, – выгоду получить.

– А как считать будем, масса Джонатан? – Мамми решительно скинула на табуретку у двери свой платок и засучила рукава рабской кофты. – Сколько оставить или сколько продать?

– Оставляем нужное, – сказал Джонатан.

– Всё мужское, значит, масса Джонатан?

– Нет, не всё.

Совместно они решили, что надо оставить ещё по два полных набора на каждого взрослого и детского на вырост.

– Может, масса Джонатан, пусть каждый и заберёт своё, ну, что за собой оставляет?

– И записать тогда сразу, – рискнул вылезти Роб.

Мамми погладила его по голове, одновременно отодвигая назад, и обсуждение продолжилось. Одеяла, простыни, тюфячные и подушечные наволочки, полотенца, портянки, мыло, шапки… да мало ли добра… Со всем этим тоже надо решить: что продать, что оставить. Почём со своих брать, и с чужих, чтоб себя не обидеть и чтоб дороговизной не отпугнуть. Когда торговать и как дать знать, что торговля открыта.

– Да, масса Джонатан, Рол сгоняет, шумнёт, кому надо, а там уж налетят.

– Точно? – прищурился Джонатан.

– Точненько, масса Джонатан, – кивнула Мамми. – Что до Свободы получили, так всё то уж сносилось, а городское не по деньгам. Кто и купил, так на работу не надевает, жалко же. Так что налетят, масса Джонатан, не сумлевайтесь.

Роб больше не вмешивался, но слушал, не пропуская ни слова. Обсудив всё до деталей, Джонатан кивнул:

– Отлично, Мамми, так и сделаем.

– Вот и ладненько, масса Джонатан, – просияла Мамми.

Был доволен и Роб: его назначили помогать Мамми. Сегодня же он попросит дядю Стефа научить его хорошо считать. А то как же торговать без этого.

Выйдя из кладовки и оставив Мамми её запирать, Джонатан пошёл в гараж. То, что он увидел вчера вечером, было весьма неплохо, но лучше посмотреть Чака за работой. И почему Фредди просил не трогать грузовик? Что он там успел переделать? Грузовик-то был в порядке, нечего там было мудрить?

В первый момент, услышав, что кто-то вошёл в гараж, Чак даже головы не повернул. Потом услышал, как звякнула крышка капота грузовика. Трейси? Больше ведь некому. И не выдержал, вылез, будто за инструментом. И застыл с полуоткрытым ртом. В моторе грузовика копался Бредли.

– Так! – в дверях гаража возник Фредди. – Я же сказал, чтоб без меня грузовик не трогал.

Чак мгновенно нырнул под «ферри». А то ещё посчитают за свидетеля. Психи они, конечно, оба, но и при кольтах тоже оба. Шмальнут как нечего делать. Но, работая, он слышал, как они возятся в моторе грузовика, изредка переругиваясь по делу.

– Ну вот. И больше это дерьмо для заливки не покупай, – Фредди захлопнул крышку.

Чак затаил дыхание, продолжая орудовать ключом. Точно, идут к нему.

– Ну, – весело сказал Джонатан, – показывай, что тут и как.

– Да, сэр, – быстро ответил Чак, вылезая из-под машины.

Джонатан слушал его, вытирая испачканные маслом и смазкой руки. Рукава закатаны, шляпа на затылке, на щеке пятно. Ну, свой брат шоферюга и всё тут! Но Чак понимал: перед ним лендлорд. Это Трейси как ни оденется, а видно, что ковбой. Так и Бредли. Хоть в рванине, а лендлорд.

– Хорошо, – кивнул, выслушав его, Джонатан. – Когда в пробную поедешь?

– Завтра после ленча, сэр.

Джонатан молча кивнул, и Чак перевёл дыхание. Ему хотелось спросить о завтрашнем дне, завтра, если он не сбился в счёте, пятница, день зарплаты, заплатят ли ему хоть малость? Но Джонатан сам ответил на непрозвучавший вопрос.

– И завтра перед обедом зайдёшь за расчётом.

– Слушаюсь, сэр, – улыбнулся Чак. – Завтра перед обедом.

Джонатан кивком отпустил его, и Чак опять нырнул под машину. И уже оттуда видел, как эти двое оттёрли с привычной сноровкой руки и ушли. Чуть помедлив, Чак рискнул выглянуть: грузовик стоял как обычно. Интересно, что они там с ним делали? Снаружи он пока только заметил кольца-держатели для автоматов на потолке кабины, что вполне понятно и объяснимо. А вот в моторе что не так было? Привычным усилием подавив ненужное и даже вредное любопытство, Чак вернулся к работе. Завтра к ленчу «ферри» должен быть готов. Как бы и ночь не пришлось прихватить. Пока Бредли держал слово, честно платил. Но… вычет за жильё, жратву, одежду… тоже ведь немалая сумма набегает. А с Бредли ясно, что долгов не прощает, слупит по полной стоимости.

Чак вылез из ямы и стал собирать инструменты. Пора уже на обед идти. И зова Мамми он ждать не будет, ему ещё и вечером работать.

Но внутренние часы исправно работали у всех, и, когда Чак вошёл в кухню, Мамми решительно отмывала у рукомойника Джерри. Билли и Сэмми уже умылись, и Дилли важно подавала им их собственное полотенце. Вслед за Чаком вошёл Ларри и как всегда следом вбежал Марк, из внутреннего коридора появился Стеф. Ни толкотни, ни спешки: день, считай, завершён, спешить уже незачем. Не спешно расселись за столом, и Мамми подала всем миски с густым мясным супом.

Чак ел быстро и угрюмо, не участвуя в общем разговоре, и даже не слушая общую трепотню. Им-то что, а ему ещё корячиться под машиной до ужина, а то и дольше. Иначе он точно к завтрашнему ленчу не успеет. И если б его сейчас кто хоть словом задел, он бы уж отвёл душу. Не кулаком, так руганью. Но его молчания не замечали, будто его и не было за общим столом. Мамми рассказала о сегодняшнем решении массы Джонатана продать лишнюю одежду.

– Так что завтра же отберёте, кто чего за собой оставит, – закончила Мамми.

Начался шум. Раньше куртку да сапоги на три года давали, а теперь-то… оно, конечно, городскую одёжу в церковь или, когда в город если, а для работы… оно хоть и рабское, да замарать не страшно… так что куртку ещё, да сапоги точно надо… ну, и всего остального… и малышне на вырост набрать… и ещё будут…

Молли покраснела, и Роланд покровительственно обняв её за плечи, кивнул:

– Да уж, малышового про запас набрать надо.

Все закивали, но Стеф возразил:

– А чего им в рабском расти? Свободными ведь родятся.

Его слова поразили так, что наступила тишина, а Стеф продолжил:

– Для работы сменку иметь надо. И огольцам нечего ботинки по лужам трепать. А эти-то, кто народятся… Им уже другая жизнь будет.

– Д-да, – пробормотал Роланд.

Задумчиво кивнул Ларри. Сэмми сопел, переваривая новую для него мысль. Мамми гордо посмотрела на Стефа и налила всем кофе. Чак залпом выпил свою кружку и встал. Болваны, ни один не думает, сколько с них слупят за это шмотьё. Так этой деревенщине и деньги ни к чему, им и тратить их негде и незачем.

Его ухода не заметили, продолжая спор. На полдороге к гаражу Чак поскользнулся на замёрзшей луже, едва не упал и с наслаждением в полный голос выругался. Стоявших у конюшни Джонатана и Фредди он не заметил. Они молча переглянулись и, когда в гараже вспыхнул свет, ушли к себе.

Живой огонь в камине, пятна тени и отблески на стенах, потрескивание поленьев. И согласное нетяжёлое молчание. Фредди покачал стакан, разглядывая сквозь него пламя.

– Ларри ты предупредил?

– Что ещё я забыл, Джонни? – флегматично ответил вопросом Фредди и негромко засмеялся. – Не трепыхайся. Я в Ларри уверен.

– А он?

Фредди кивнул.

– Соображаешь. Этого он тогда ни разу видел. Но не трепыхайся, Джонни, подстрахуем.

Джонатан неопределённо хмыкнул.

– Ему придётся потом это делать самому.

– Потом, Джонни. Каждого ковбоя в первый раз подсадили на лошадь. Материал её?

Джонатан кивнул.

– Брошь я помню. Камни не ах, но металла много. А серьги… не видел.

– Не хватит, добавим своего, Джонни. Ты банку смотрел?

– Да, жемчуг тот самый. Но нужно переделать. В нитке могут и опознать.

– И в чём проблема?

– Жемчуг должен жить, Фредди.

– В чём проблема? – терпеливо повторил Фредди.

Джонатан засмеялся и кивнул.

– Ну то-то, – хмыкнул Фредди.

Теперь они опять сидели молча. Да, они начинают новое дело, совсем новое. Им нельзя сейчас ошибиться.

Фредди прислушался и улыбнулся.

– Я думал, он всю ночь провозится.

Джонатан кивнул.

– Работать он умеет. А остальное…

– Понадобится, так и оно будет, – Фредди допил стакан и встал. – Ладно, Джонни. Завтра после обеда сгоняем кой-куда.

– И «ферри» заодно проверим, – согласился Джонатан.

Как всегда, они быстро и согласованно навели порядок в баре, и Фредди ушёл к себе. Завтра с утра опять закрутится обычная рабочая карусель, когда всё привычно и всё заново.

АлабамаГрафство ДурбанОкруг СпрингфилдСпрингфилдЦентральный военный госпиталь

Погода стояла пакостная и меняться явно не собиралась. Найти себе место, чтобы не дуло, не заливало и не морозило, они не могли. А в общежитии… это же у всех на глазах, об этом и речи быть не может.

Крис обнял Люсю, прикрывая её собой от ветра.

– Тебе холодно?

– Нет, Кирочка, – Люся поправила ему воротник куртки. – Вот так, а то продует тебя.

И вздохнула. Вздохнул и Крис. Они думали об одном. И ничего не могли придумать.

И… и вдруг как осенило! Какие же они дураки оба. И началось всё с пустяка.

Со слов Люси, что она, наверное, завтра задержится, надо картотеку разобрать, а то там карточки… И Крис, ещё ни о чём таком не думая, сказал:

– И что, до ужина не успеешь?

– Нет, Кирочка, они Юрию Анатольевичу нужны, – стала объяснять Люся. – А он до вечера работать будет, так что… – она снова вздохнула. – Он на ужин уйдёт, а я после ужина пойду.

– Это когда ж там полы мыть? – просто так, без задней мысли, спросил Крис.

И, не договорив, замер, ошеломлённо глядя на Люсю.

– Люся… я… я ведь могу прийти туда, ну, пол мыть, никто и не подумает!

И Люся, сообразив, охнула и, обхватив его за шею, поцеловала.

– Ой, Кирочка, вот хорошо!

Перебивая друг друга, они продумали на завтра всё до мелочей. Что и кому скажут, кто и когда приходит, каким стуком оповещают о себе. Хотя особо такие меры предосторожности и ни к чему: после ужина да по такой погоде кто не на работе, тот у себя в комнате, как…

– Как сурок в норе, – весело сказала Люся.

Кто такой сурок и почему он сидит в норе, Крис не знал, но с Люсей немедленно согласился. Они ещё немного походили, обсуждая завтрашний вечер, потом Крис, как всегда, проводил её почти до дверей общежития, они поцеловались щека в щёку на прощание – целоваться в губы Люся не хотела, и Крис, разумеется, не спорил – он издали проследил, как она вошла, потом обежал вокруг корпуса и уже совсем с другой стороны, независимо вскинув голову, пошёл к себе.

Люся думала, что девочки уже спят, но те в одних ночнушках сидели на кровати у Гали, грызли орехи и болтали. Люся молча разделась, повесила пальто и верхний платок, чтобы просохли, переобулась.

– Добегаешься ты, Люська, – Галя сплюнула ореховую скорлупу в кулёчек, – до воспаления лёгких. Или придатков.

– Прогулки перед сном, – поддержала Галю Нина, – конечно, дело полезное, но не по такой погоде.

– В город тебя не вытащишь, – продолжала Галя. – Даже на Новый год так и сидела тут, а вот в темень, да под дождём… Ты у меня малину возьми, слышишь, Люсь?

– Спасибо, – Люся быстро переодевалась, спрятавшись за дверцей шкафа.

– Бери-бери, прогрейся.

– И ему бы снесла, – фыркнула Нина. – Тоже, небось, промок.

Люся промолчала, будто не поняла. Но Галя и Нина так засмеялись, что было ясно: всё-то они знают.

– Ох, Люська, – Галя сочувственно вздохнула. – Смотри, перекрутишь.

– Ничего я не кручу, – Люся изо всех сил сдерживала слёзы.

– Крутишь. Водишь парня на верёвочке, а смотри, перекрутишь.

– Мужикам одно нужно, – кивнула Нина. – Вон, посмотри, что в палатах, без рук, без ног, а туда же…

– А как уступишь, – Галя горько покачала головой, – он своё возьмёт и нет его.

– Тоже верно, – согласилась Нина. – Вот только когда откажешь ему, так он ещё раньше смоется. Так что смотри, Люська. Что так, что этак. Но хоть удовольствие получишь.

«Да нет же в этом никакого удовольствия, только боль и грязь», – возразила про себя Люся. Пока Галя с Ниной говорили, она разобрала постель и легла, отвернулась к стене, накрывшись с головой одеялом.

– Смотри, Люсь, – сказала Галя. – Зла мы тебе не посоветуем.

Они что-то ещё говорили, но она уже не слушала. Лежала, зажмурившись и стараясь не зареветь в голос. Господи, что же ей делать, господи, ну, не может она этого. Удовольствие… нет там никакого удовольствия, только боль и грязь. И Кирочка понимает это, не просит, с руками не лезет, а они… Ох, Кирочка, ну, как ни прячься, а всё на глазах, всё равно все всё знают. Даже то, чего не было. И с советами лезут, а ей ничьи советы не нужны. Сердцу не прикажешь. И не посоветуешь. Ведь как увидела она его тогда…