Аналогичный мир. Том третий. Дорога без возврата

– Ну вот, – Алиса снова кувыркнулась. – От мамы джемпер, а от меня галстук. Вот! Тебе нравится?

Женя, видя, что Эркину не по себе и он вот-вот заплачет, сдёрнула Алису с кровати и отправила умываться и наводить порядок в своей комнате, а, когда та вышла, погладила Эркину по плечу.

– Всё хорошо, Эркин. Вставай, и начнём день.

– Да, – смог он выдохнуть. – Да, Женя, я сейчас…

– Пойду завтрак приготовлю.

Оставшись один, Эркин с силой потёр лицо ладонями, проморгался, удержав слёзы. День рождения… двадцать шесть лет… – и заставил себя улыбнуться: опять он не как все. Первый спальник, что до двадцати шести дожил. И дальше жить собирается. Он бережно взял пакет с джемпером, раскрыл его, и на его руки скользнуло мягкое пушистое тепло. Это же… это ж с ума сойти какие деньги… Эркин приложил джемпер к груди и посмотрел в зеркало. А… а ничего-о…

– А трусы ты надевать не будешь?

Эркин вздрогнул и только тут сообразил, что, разглядывая себя, встал во весь рост на кровати.

– Ой, Женя, я сейчас.

Женя счастливо засмеялась.

– Я мигом.

Он бережно положил джемпер на пуф у кровати и побежал к комоду. Мгновенно – Женя и глазам моргнуть не успела – натянул трусы, джинсы, и вот он уже застёгивает и заправляет ковбойку. Женя кивнула.

– А на обед переоденешься, у тебя сегодня праздник. И у меня с Алисой.

– Да, Женя, – Эркин подошёл к ней, обнял, коснулся губами виска. – Спасибо тебе, Женя. Я… я не знаю… у меня не было такого.

Женя ответно поцеловала его в щёку и легонько подтолкнула к двери.

– Понял, – улыбнулся Эркин и повторил: – Я мигом.

А после завтрака из блинчиков и остатков новогоднего пиршества они все вместе пошли гулять. К оврагу и за овраг в берёзовую рощу. Было так тихо, будто деревья тоже праздновали и теперь отсыпались. Сонная тёплая, несмотря на лежащий повсюду снег, тишина. И безлюдье. Они покатались на санках в овраге, а потом ещё Эркин бегом катал их по утоптанной дороге и, к полному удовольствию Алисы, они дважды побывали в сугробе, побродили среди деревьев. Небо было затянуто белой плотной дымкой, солнце даже пятном не просвечивало.

Для праздничного обеда стол опять перетащили в большую комнату к ёлке. Женя переодела Алису в матроску, переоделась сама, и Эркин вышел к столу во всём новом. Но без галстука: завязывать галстук ни он, ни Женя не умели. Обед был вкусный, но… но не то что обычный, а без особых выкрутасов. Зато в конце… Женя с Алисой унесли грязную посуду, велев Эркину за ними не ходить и не подсматривать. Алиса гордо помогла накрыть стол для сладкого и… и Женя внесла большой торт с двадцатью шестью горящими свечками! И Эркин должен был их погасить одним выдохом…

…Эркин шёл и улыбался. Праздничные, сумасшедшие дни…

… А второго января, Загорье проспалось и высыпало на улицы. И по всему городу носились увешанные бубенцами и лентами кони, запряжённые в сани, а люди танцевали, и пели прямо на улицах. А после обеда разбирали ёлку, каждую игрушку заворачивали в тонкую – Женя называла её папиросной – бумагу и укладывали в большую коробку из-под проигрывателя, перекладывая ватой. А в другую коробку – бумажные игрушки, флажки и цепи. Конечно, уже без ваты, но тоже не навалом, а аккуратно, чтоб не мялись и не рвались. Обе коробки и крестовину Эркин убрал в кладовку в дальний угол, до следующего Рождества, а ёлку вынес, накинув куртку, к мусорным бакам и положил к остальным, таким же ободранным и полуобломанным… А запах хвои всё ещё держался в большой комнате.

Без ёлки большая комната стала очень просторной.

– Ничего, – решительно сказала Женя. – Будем делать гостиную. И столовую сразу. Ты как, Эркин?

– Конечно, – сразу согласился он.

И Женя рассмеялась.

– Ты всегда на всё согласен.

– Что ты скажешь, да, – он даже пожал плечами, настолько это само собой разумелось…

…А третьего января утром в темноте Эркин шёл в общей толпе, перекликаясь и перешучиваясь с новыми и старыми знакомыми. Оставленная на праздники в шкафчике рабочая одежда показалась чужой и непривычной.

– Что? – понимающе хмыкнул переодевавшийся рядом Миняй. – Отвык от работы?

– Работа не смерть, привыкнуть недолго, – улыбнулся Эркин.

– Да уж, человек ко всему привыкает, – кивнул Тихон.

– И к смерти? – ухмыльнулся Петря.

– А что?! – сразу подал голос Колька. – Помирать, братцы, только в первый раз тяжело, а потом… как по-писаному.

– На себе пробовал? – поинтересовался Геныч.

– А то! Три раза! – но бравада в голосе Кольки была невесёлой.

– Кончай трёп, мужики, – Медведев запер свой шкафчик и пошёл к двери. – Пора. Ряхов! – и выразительным кивком показал направление. – На выход.

Бледный до голубизны и словно ещё уменьшившийся за праздники Ряха не огрызнулся, а молча побрёл со всеми.

Двор был просторен, как комната, откуда вынесли ёлку, но Эркин уже видел подталкиваемые паровозом к складам вагоны. Ну, правильно: перед праздниками всё вывезли, так теперь завозят.

Мешки, ящики, коробки… контейнеров не было. Уже ничего. На ящиках было что-то написано, но Эркин, узнавая отдельные буквы, сложить их в слова не успевал. Работали не цепью, а каждый сам за себя. Болтать и глазеть по сторонам было некогда, да и после праздников же, кто с похмелья, кто с роздыха, надо ещё разгон набрать. Так что до обеда вагоны не закончили, и злой как чёрт Медведев отпустил бригаду на обед.

В столовой Эркин сел за стол с Колькой, и Миняем, а потом к ним пристроился и Ряха. Вместо обеда у Ряхи была только тарелка щей. Жижи много – заметил Эркин – как на двойную, а мяса, считай, что нет. И тут же сообразил, что значит заплатил Ряха за одну порцию, а это ему уже из жалости столько налили. Как шакалу. Сообразил и тут же забыл о Ряхе, и головы не повернул, когда Ряха стащил у него кусок хлеба из тарелки со вторым. Не до Ряхи ему. Да и остальным тоже.

– Гульнули как следует, – Миняй ест быстро, а говорит степенно. – Да денег теперь…

– Ни хрена не осталось, – кивает Колька.

– Зато отпраздновали, – улыбается Эркин.

– Да уж. И катанье, и гулянье.

Ряха хлебал щи, не вмешиваясь, что уж совсем на него не походило. И, выхлебав, сразу ушёл. Его ухода не заметили, как не замечали и присутствия.

– Дров мало осталось, – Колька тщательно, чуть ли не выскребая, доедал кашу. – А они дорогие, стервы.

– Дрова надо не колотые покупать, они дешёвые, – деловитым тоном сказал Эркин. – А не пиленые ещё дешевле. По Джексонвиллу помню.

– Оно так, – Колька наконец справился с кашей и перешёл к компоту. – Да пилить… – и остановился, столкнувшись взглядом с Эркином. И медленно кивнул.

– Покупай не пиленые, – Эркин встал, собирая посуду.

Колька снова кивнул и тоже встал.

После обеда работа пошла веселее. Всё ж таки привычка – великое дело. Главное – не останавливаться, лишних перекуров не устраивать. Тогда и заминок не будет.

Опустевшие вагоны паровоз оттащил за ворота, и Медведев крикнул:

– Шабашим, мужики, остальное второй.

– Во! – заржал Колька. – Это дело!

– Что, головушка кружится? – заботливо спросил Геныч?

Колька в ответ завернул такое, что хохот грохнул с силой ружейного залпа.

– Это малый морской загиб, – ухмыльнулся Колька.

– Больно частишь, Колька, – подал голос Ряха. – Вождь, небось, и не запомнил.

– А мне и не надо, – улыбнулся Эркин.

– И чего так?

Ряха явно что-то приготовил, но подыгрывать ему Эркин не собирался.

– Я другой знаю, – спокойно ответил он.

– Загибов много, – задумчиво кивнул Геныч.

– Мороз, а у тебя какой? – жадно спросил Петря.

Эркин помедлил.

– Ну, – Петря нетерпеливо заглядывал ему в лицо. – Ну, ты чего? Давай, а!

– Да не с чего ругаться, – пожал плечами Эркин.

– А без сердца не ругань, – понимающе кивнул Антип.

– Да не знает он ни хрена, – презрительно скривил губы Ряха. – Он же во-ождь! Перья воткнул и повыл-поскакал – всё его уменье.

Эркин понимал, что подначивают и заводят, но слова Ряхи о перьях довели его до нужного для ругани состояния.

– А пошёл ты!..

Андрей, бывало, выражался и похлеще, да и не было всё-таки у Эркина нужной злобы, но и сказанное привело остальных в уважительное замешательство.

– Да-а, – первым пришёл в тебя Колька. – Да, Ряха, тебе до такого расти и расти.

– Да уж, куда тебе до Мороза.

– По всем параметрам, – хмыкнул Саныч.

За разговором дошли до бытовки и стали переодеваться. Ни о каком пиве сегодня и речи не было. Какое пиво, когда после праздников?!

Эркин шёл домой вместе с Миняем под неспешный разговор о житейских делах. Что за праздники запасы подъелись, и теперь надо бы картошки прикупить.

– Вот всем дом хорош, а погреба стоящего нет. Ты где картошку держишь?

– В кладовке.

– Тепло там, – вздохнул Миняй. – А на лоджии этой замёрзнет она. А мороженную её куда? На тошнотики только.

– А это что? – удивился Эркин.

– Не знаешь? – удивился его удивлению Миняй. – Ну… ну, как оладьи, что ли. Из хорошей когда, так это драники, моя их делает, так мисками улетают, за уши никого не оттащишь. А из промёрзлой… – он даже рукой махнул. – Ну, да чего поминать. Вот голову всё ломаю, как бы на лоджии погреб соорудить.

– На кухонной? Мы там мясо держим, хорошо лежит.

– Так это морозно пока, а летом?

– Д-да, – согласился Эркин. – У нас и сторона солнечная.

– Ну вот. А надо с умом делать, – Миняй вздохнул.

Вздохнул и Эркин. С какого бока приступиться к такому делу, он даже не представлял.

– Дед Мороз приходил? – после недолгого молчания спросил Миняй.

– Приходил, – сразу улыбнулся Эркин.

– Визгу небось было! Твоя-то боевая, а мои сначала за мамку попрятались, уж потом, мяч когда увидели, вылезли, – смеялся Миняй.

Рассмеялся и Эркин. Он уже знал, что Дед Мороз и Снегурочка были от профсоюза, что Женя тогда заплатила и за их приход, и за подарок, что подарок выбирали по каталогу… И было очень приятно, по-странному приятно услышать от Миняя про Алису: «Твоя». Да, Алиса – его. И что боевая она, тоже приятно. Тихого да слабого везде затолкают, пройдут по нему и под ноги не посмотрят.

С завода выходили в сумерках, а к дому пришли в полной темноте. Уютный свет в окнах, приветствия встречных… Вытирая ноги о коврик перед дверью и доставая ключи, Эркин с особой силой вдруг ощутил: это и в самом деле его дом. У него теперь есть дом.

– Эрик пришёл! – радостно зазвенел голос Алисы. – Эрик, а я…

И она торопливо выкладывала ему свои новости, пока он раздевался в прихожей и мыл руки. На кухне в кастрюлях и на сковородке обед. Ему надо доварить и разогреть. И… и на столе листок с крупными, чётко выписанными буквами.

– Алиса, что это?

– Это мама тебе написала. Вот.

Эркин кивнул, сел к столу и начал читать. Алиса залезла к нему на колени и стала помогать. Вдвоём они не сразу, но осилили текст. И приступили к выполнению инструкции. Алисе хотелось в коридор, где уже наверняка гуляют её приятели, но и помогать было тоже интересно. И к К приходу Жени у них всё было готово. Они даже поиграли немного.

И когда Женя открыла дверь, её встретили Эркин, Алиса и запахи готового обеда.

Обычный будничный, но такой… лёгкий, приятный вечер. Они пообедали, и Алиса отправилась в коридор, а Эркин и Женя сели за денежные подсчёты. В самом деле, на праздниках деньги тратили не считая, как бы теперь не сесть… ну, положим, всё не так уж страшно, есть ссуда, но опять же…

– Не хочется ссуду по мелочам растратить.

Эркин кивнул.

– До получки нам чего осталось хватит?

– Должно хватить, – решительно сказала Женя. – Как у нас с продуктами?

– Мясо ещё есть, – начал Эркин.

Вдвоём они прикинули, что если спокойно доедать оставшееся от праздников, например, те же конфеты и не роскошествовать, то они укладываются. Попытка Эркина отказаться от обедов в столовой или хотя бы сократить их до одного блюда была Женей пресечена самым решительным образом.

Женя собрала пачки обёрнутых бумажными полосками рублей и сложила в памятную по Джексонвиллу шкатулку. Погладила крышку.

– Перекрутимся, Эркин. На еде нельзя экономить.

– Слушаюсь, мэм, – улыбнулся Эркин. – Женя, а сегодня учиться будем?

– Ты же уже хорошо все буквы знаешь, – Женя ласково улыбнулась ему.

– А читаю плохо, – вздохнул Эркин. – Медленно и… ну, плохо.

– Тебе надо просто читать побольше. И… и знаешь, давай и писать заодно.

– Давай, – радостно согласился Эркин.

– Тогда я завтра прописи куплю, – решила Женя. – И… и, ну, посмотрю.

– Ага, – Эркин встал. – Звать Алису?

– Да, хватит ей носиться. Сейчас я ужин сделаю.

Вечер катился своим обычным порядком, ужинали, читали, играли в мозаику, потом Женя уложила Алису… И Эркин не мог сказать, что ему нравится больше: будничный размеренный порядок или праздничные сумасшедшие дни. И уже в постели Женя сказала об этом же.

– Знаешь, а я даже рада, что праздники кончились.

– Ага, – сразу согласился Эркин.

Женя тихо засмеялась над его готовностью. Эркин счастливо улыбнулся, обнимая Женю и утыкаясь лицом в её волосы.

АлабамаКолумбия – «Лесная поляна Бредли»

Как часто уже бывало, после Нового года похолодало, снег, правда, не выпал, но холодный резкий ветер разогнал тучи и дожди прекратились. Но зато дороги обледенели. И, отправив Чака с машиной в имение, Джонатан решил добираться до Краунвилля на поезде…

…Камин, кресла, стакан в руке. Расслабляющая, но не усыпляющая атмосфера.

– Я не понял, – Фредди сидит, вернее, полулежит в кресле перед камином со стаканом в руке. – Так он нормальный или псих? Что тебе сказал Юри?

– Я говорил с другим врачом. И-ван Джа-ри-кофф. Психолог.

– Не психиатр? Уже легче, – хмыкает Фредди. – Так И как, крыша у парня на месте или сдвинута?

Джонатан отхлёбывает из стакана, разглядывая искусную имитацию пламенеющих дров в электрокамине.

– Как я понял, крышу ему свернул Грин. И работа у Ротбуса даром не проходит.

– С Крысой пообщаешься – свихнёшься, – кивает Фредди.

– А в госпитале ему крышу залатали, подправили, ну и… – Джонатан усмехается: – Реакции адекватны. Тебя это устраивает?

– Адекватны чему? В Аризоне за неудачную шутку шлёпали на месте. Тоже… адекватно.

– Твой вариант?

– Я не собираюсь ничего менять, психа лучше держать под присмотром. Не психа – тем более. Просто присмотр разный. Вот я и хочу знать, какой присмотр нужен.

Джонатан пожимает плечами.

– В имении и присмотришь.

– Мг-м, – Фредди залпом допивает стакан. – Тогда я с утра поеду. Его отправишь с машиной вечером.

– А я на поезде, – кивает Джонатан.

– Встретить тебя в Краунвилле?

– Возьму такси. И полежим с месяц.

Фредди понимающе улыбнулся, но промолчал. Конечно, Джонни рвётся в имение, да и он сам, если честно, соскучился. Игры прошли очень удачно, квартиру они сделали, а с офисом… здесь главное – секретарша. Пока нет надёжного человека, с офисом завязываться нельзя. А он нужен. Старая контора не годится. Пока фирма была только прикрытием, сходило, а им-то нужна реальная работа. И реальная прибыль.

– А если съездить в Крейгеровский колледж, Фредди? Присмотрим сразу на месте.

– Здесь я пас, – качнул головой Фредди. – Никого и ничего не знаю. Но не лучше ли найти опытного человека?

– Смотря какой у него опыт.

– Тоже верно, – кивнул Фредди и встал. – Ладно, я пошёл.

Джонатан кивнул, прощаясь. Завтра большой день. Закончить в Колумбии, Чака с машиной отправить вечером, значит, в полдень отпустить его, чтобы успел собраться и подготовить машину к перегону. Выехать он должен… да, в шесть. В «Лесной Поляне» тогда будет на следующий день к ленчу. Фредди его встретит. За месяц машину надо сделать. И окончательно решить с Чаком. Джонатан усмехнулся: окончательное решение опасно своей окончательностью. Но оно необходимо…

…Внимательные карие с янтарными крапинками глаза, могучие, обтянутые белым халатом плечи, большие сильные руки.

– Я понимаю ваше беспокойство, мистер Бредли. Как врач говорю уверенно и однозначно. Чарльз Нортон практически здоров.

Он кивает…

…Джонатан не спеша встал, взял стаканы – свой и Фредди – и пошёл на кухню. «Практически здоров». Ну, что ж, с доктора взять нечего. Врачебная тайна, чёрт побери! Но врать доктор тоже не должен. Если Чак в самом деле здоров, уже легче. С психом трудно.

Он убрал стаканы в бар, выключил люстру и камин и прошёл в свою спальню. Не включая света, разделся и лёг.

А интересный всё-таки мужик этот… Жа-ри-кофф. И силы много, и мозги на месте. И чем-то он Юри держит. Но… но это их проблемы, и пока Юри не попросил о помощи, влезать туда нельзя и незачем. Если с Чаком получится, то можно делать точку для Ларри. Если нет… придётся брать ещё кого-то, а вот это уже нежелательно. Но здесь надежда на Фредди, он Чака размотает, разберёт по деталям и соберёт снова уже в нужной комплектации. Если Фредди сумел тогда парней взять, то здесь уже никаких проблем. Что такое Грин, мы знаем. И Ротбус тоже… известен. Так что с Чаком разберёмся. Не самая большая сложность в нашей жизни.

Распоряжение ехать в «Лесную Поляну» Чак выслушал, не моргнув глазом. И все дальнейшие распоряжения Джонатана так же слушал с неподвижным лицом. И, как его учили, повторил чётко по пунктам всё, что он должен сделать.

– Хорошо, – кивнул Джонатан и, попрощавшись, вышел из машины.

Захлопнув за ним дверцу, Чак сразу поехал в гараж. До шести надо ещё массу дел провернуть. Слежки он не боялся: не будут такие… персоны, как Бредли и Трейси, за ним следить и каждый его шаг выверять, но и выдаваемых ему инструкций он не нарушал. Во всяком случае, до сих пор. Правда, инструкции были разумны. Хотя не сказать, что просты. Каким трудом ему достались удостоверения и права… тридцать первого до ленча и второго весь день – полтора дня на всё про всё. Словом, первого все отсыпались и гуляли, а он лежал под машиной: другого времени ему Бредли не оставил. Зато третьего он в назначенное время подал машину к подъезду «Чейз-отеля» с новенькими документами в кармане. Но Бредли не спросил про них, а только кивнул удовлетворённо, будто насквозь видел.

Чак въехал во двор гаража, кивнул уже знакомому дежурному механику – полуседому негру с тёмными от въевшегося в кожу масла ладонями.

– Заправишься?

– Да, Айра, под завязку. И две канистры в запас.

Айра кивком подозвал одного из своих помощников.

– Слышал? – мулат кивнул. – Тогда действуй.

Чак уступил место за рулём мулату, оглядел пустынный двор.

– Не густо…

– Праздники сейчас, – Айра быстро прошёлся по нему взглядом. – Что, в дальнюю посылают?

Кого другого Чак бы за такое послал, но Айра… тут много понамешано. И ссориться с механиком нельзя, тебе же боком выйдет, и тогда – первого января – в безлюдном гараже Айра не дрых в своей каморке, на что имел полное право, а помогал ему. Сам подошёл и стал работать. Без Айры столько за один день точно не успел бы. И потому Чак кивнул.

– Да, но бокс оставляют.

– Понятно.

Во двор въехал ярко-красный «драбант» – выпендрёжная машинка, как её когда-то называл Тим, с чем Чак был абсолютно согласен – и Айра с улыбкой пошёл к ней.

С заправки и мойки машину подают прямо в бокс, и Чак пошёл собираться. Вчера он назаказывал всякого, и заказанное уже лежало. Отсортировать, проверить, а тут мулат и «ферри» подогнал.

– Ты «акулу» видел когда? – спросил он Чака, вылезая из машины. – Классная, говорят, тарахтелка.

Чак неопределённо повёл плечами. Задираться он ни с кем не мог и от этого уставал больше, чем от чего другого. И злился. На его счастье, мулата отозвали, и он уже спокойно стал собираться, укладывая то, что, по его мнению, могло понадобиться в имении. Инструменты – ему сказали – там есть, так что… В боксе тоже порядок должен быть.

Подготовив машину к выезду, он в уборной для цветных вымыл руки и вернулся в бокс за курткой. Теперь в контору, подписать по карточке все счета, за всю мелочёвку, бензин, масло, а аренду бокса ему оформлять не надо, это дело Бредли, и оттуда домой, собираться. В имении ему жить несколько недель, так что… так что всё надо забрать. И лучше, пожалуй, вообще расплеваться с этой квартирой. Работать за жильё он теперь не может: работа на Бредли всё время съедает. И деньги так экономить ему тоже уже незачем. Когда вернётся из имения, то устроится по новой, уже… соответственно заработку. И, не желая врать самому себе даже в мыслях, добавил: если вернётся. Трейси ему тот разговор и оплеуху ещё припомнит. Если беляк сразу не пристрелил, значит, хочет покуражиться. Тогда Трейси струсил, смолчал, так теперь отыграется. Должен отыграться. И хорошо было бы к Слайдерам заглянуть, взять полный массаж, но у них «цветное время» уже кончилось. Ладно, обойдётся.

По дороге домой Чак зашёл в магазинчик подержанных вещей – здесь продавали цветным, разрешали рыться в разложенном и развешенном, попадались очень даже неплохие вещи и за нормальную цену. Он подозревал, что здесь попросту сбывают краденое, но это совсем не его проблема.

– Тебе чего? – встретил его вечно торчащий в магазине парень неопределённой расы – то ли очень светлый мулат, то ли очень давно не умывавшийся белый – с торчащими вперёд, как у крысы, зубами.

– Сам посмотрю, – буркнул Чак, проходя к куче из всевозможных сумок.

– Ну, смотри, – милостиво разрешил парень.

Чак выбрал кожаную дорожную сумку, с карманами, внутренними отделениями и длинной ручкой. Ручка разрезана и зашита, а с одного из карманов явно срезали именную накладку. Но сама по себе прочна, надёжна и удобна: все его пожитки влезут. Теперь ещё пару рубашек потемнее, чтоб под машиной лежать, носки, трусы, а то у него всего три смены, перчатки хорошо бы, но подходящих по размеру не нашлось, зато обнаружились старые, явно ношеные, но крепкие целые джинсы хорошей фирмы, термос со свинчивающейся крышкой-стаканом и коробка для сэндвичей, а остальное у него есть. Всё вроде?

– Что-то мне твоя личность знакома.

Чак покосился на остановившегося рядом с ним белого и нехотя ответил:

– Не знаю, сэр.

– Где-то я тебя уже видел, парень.

Чак пожал плечами. Мало ли кто и где мог его видеть. И покупали, и в аренду сдавали… по возможности вежливо повторил:

– Не знаю, сэр.

С недоброй насмешкой белый следил, как он расплачивается и укладывает покупки в сумку.

– Свитер возьми, – вдруг сказал белый. – В дороге удобно.

– Спасибо, сэр, – Чак изобразил улыбку. – Мне недалеко, сэр.

Белый задумчиво кивнул и отошёл с неожиданным обещанием:

– При встрече договорим.

Чак бы сразу забыл о нём, если бы парень-крысёныш не спросил:

– А чегой-то этот сыскарь на тебя глаз положил?

Когда беляка назвали сыскарём, Чак вспомнил его. И похолодел. Но удержался, равнодушно пожал плечами.

– А хрен его знает.

И из магазина вышел спокойным деловитым шагом. И по улице шёл по-прежнему быстро, но уверенно. А в голове билось: бежать, бежать из Колумбии. Сволочь, беляк чёртов, как же ты выжил, гад, стоял тогда перед Ротбусом навытяжку, бледный, в поту, аж штаны мокрые, а ты, значит, ещё меня разглядел, сыскарь, полицейский, так, значит, и остался в полиции, ах, сволочь, глаз намётанный, мы ж для белых все на одно лицо, а ты разглядел, запомнил, и ни Бредли, ни Трейси в городе, без прикрытия я, ах, гад, подловил, стерёг, что ли, ну, гад, ну… А что «ну», что он может без оружия? А и было бы оружие, он же теперь…

Но вон уже и дом, хозяйка – сволочь старая, шлюха белёсая – голубей на крыльце кормит, доброе своё сердце демонстрирует. Ладно. Собрать вещи, расплеваться и в гараж. И до шести носа не показывать. А там бы ему только из города выскочить.

Всё прошло легче, чем он рассчитывал. Даже половину месячной платы за январь вернули. Чак забрал из сооружённого им за плинтусом тайника деньги, собрал и уложил в сумку рубашки, бельё, полотенце, мыло, бритвенный прибор. Напоследок вскипятил воды, заварил кофе и перелил его в термос, из остатков хлеба и мяса сделал сэндвичи, доел, что оставалось. Миску с кружкой туда же, в сумку. Ну вот, ничего его не осталось. И зачем-то протёр носовым платком всё, до чего дотрагивался. Хотя почему зачем-то, очень даже ясно – зачем. На всякий случай. Полного его имени хозяйка не знает, у кого он работает – тоже. Так что… так что, может, и обойдётся. Конечно, он и сам виноват. Ведь давно заподозрил, что там краденым приторговывают, да польстился на дешевизну. Вот и налетел. Это ж и дураку-работяге, спальнику-недоумку ясно, что в таком месте должна полиция крутиться, а он… от злобы на самого себя Чак длинно тоскливо выругался.

До гаража он добрался благополучно и, вроде, даже без хвоста за спиной. «Ферри» стоял, готовый к дороге. Чак сразу сел в кабину и достал карту, ещё раз проверить самого себя по маршруту. Карты – Империи и подробный план Колумбии – он купил ещё второго января. И как в воду глядел. Сегодня Бредли так небрежненько карту потребовал. И он – так же небрежно – достал и подал. Чак самодовольно улыбнулся воспоминанию, аккуратно сложил и убрал обе карты. Ничего, ему лишь бы из города выбраться. А там… там пусть его этот сыскарь в задницу поцелует. Быстрый взгляд на часы. Без трёх шесть. Пора!