Двойное проникновение (double penetration). Или записки юного негодяя

Извилистая кишка коридора приводит прямо в китовое чрево машинного зала, посреди которого возвышается чудовищный кокон реактора, оплетенный трубами и разноцветными проводами. Все вокруг двигается и грохочет, из труб вырываются струи горячего пара, влажно, как в бане. Запах беглеца уже неразличим, но я его вижу: он впереди меня, бежит по второму уровню к резервуарам, где держат тяжелую воду. Через них он пытается выскользнуть в свой сектор, словно это ему поможет.

С ловкостью обезьяны я карабкаюсь наверх по проводам и наконец-то ловлю другого, с силой прижимаю к перилам ограды. А он мне с какой-то похабной смелостью: «Я хочу тебе сказать только одно слово – Любовь. Вот ты, охотник, думаешь, Норме служишь? Нет. Нет. Мы оба с тобой – жертвы Нормы. Хочешь убить меня – за что, за Любовь? За Слово? За то, что я хочу любить и быть любимым». А я даже не знаю, что ответить: убивать за слово и правда глупо, – но мне обидно, что он не боится – ни моей силы, ни статуса. Спрашиваю: «Какой твой номер?» – а он продолжает скороговоркой: «Вначале было Слово от Бога, а не Фюрера, и слово это – Любовь. Все через Любовь, и без нее нет никакой жизни. Возлюби меня, и я тебя тоже полюблю…»

Заткнул ему рот. И слова такие убедительные, что мне себя жалко становится, на глаза слезы наворачиваются. И уже думаю его отпустить, как чувствую удавку на шее, кто-то меня наверх выдергивает, словно рыбу из воды.

Последнее, что вижу, – двух беглых уголовников в арестантских робах, которые меня заарканили с верхних мостков: пока громила с лицом Аполлона держит меня на весу, коротышка с кровожадным оскалом гиены отрезает мою правую руку с печатью лазерным ножом. Веревку отпускают, и я лечу вниз – с петлей на шее и без руки. Боль и тьма. И последняя яркая вспышка сознания в кромешном мраке – «Убиенный за Слово Божие», а я-то в него не верующий… после чего – лишь пустота.

– 2-

Когда я очнулся, звезды мерцали на ночном небе и где-то в отдалении выла собака. От холода все тело затекло. Подробности, случившиеся в параллельной вселенной, были так ярки, что я не мог их забыть. Теперь я ясно понял, как технически происходит посещение параллельного мира: мой ментальный паразит на время становится частью другого сознания, все воспринимая будто наяву. Единственное, что меня тревожило: почему тот, в кого я переселился, умер? Есть ли связь между его смертью и моей жизнью? Вот это вопрос. Чертовски страшно.

Испуг был так силен, что я даже не помнил, как добрался до дома и оказался в постели. Проснувшись, обнаружил, что с начала трипа прошло три дня, а телефон показывал дату гибели отца – пятое сентября. Я не люблю совпадений, по теории заговора все совпадения не случайны: отца убили уголовники, и они же убили моего аватара, причем ровно год спустя. Я решил перестраховаться. Купил годовую шенгенскую визу и выехал в Европу: сначала в Берлин, затем в Мюнхен, через два месяца перебрался в Вену, по пути осматривая мемориальные места жизнедеятельности фюрера; посетил город Линц, постоял на горе, где на него снизошел германский гений, а затем выехал в Италию. И все это время записывал, записывал, записывал: хотел освободиться от воспоминаний о мире номер один.

Уже в Риме, в уцелевшей столице античной цивилизации, где, по общему мнению, гнездится заговор иллюминатов, во мне вновь проснулся зуд к исследованию параллельной вселенной. Тем более что по карте, которую я прихватил с собой в путешествие, именно здесь располагался один из пяти порталов Западной Европы. Да и о бандитах можно было на время забыть, хотя это наследие отца невольно внушало беспокойство.

Я разыскал портал в окрестностях Рима. Среди зеленых оград из плюща и дикого винограда загородных домов затерялась неприглядная постройка: аккуратный куб, оштукатуренный и окрашенный охрой изнутри и снаружи, с идеально круглым входом, обрамленным волютами, и без крыши. Земля внутри – словно выжженная, покрытая слоем пепла и углей. И все та же тишина вокруг и ни единой живой твари поблизости: я провел полдня внутри, выжидая, но мимо никто не прошел.

Вполне возможно, что это строение кому-то принадлежало. Если бы меня в нем застукали, то арестовали бы и наказали. Но соблазн перевесил страх, и двадцать четвертого декабря, в канун католического Рождества, я решился. На этот раз я использовал для открытия портала запись голубиного воркования, слегка изменив частоту колебаний страстных звуков птичьей любви. Как говорится, язык любви есть lingua franca: открывает любые двери.

Ярко светило солнце, в воздухе неуловимо чувствовалась близость моря, зеленели пинии – и с трудом верилось, что дома зима. Я вдохнул сладко-терпкий дым соблазна познания и провалился в небытие: реальность распалась, приоткрыв лик бездны.

Трип №2

Сладковатый дымок сигареты приятно щекочет нос. Я сижу в купе поезда, несущегося по крыше Мира: города-дома, который опоясывает Землю по экватору и вмещает в себя все население планеты. Воля великого Дуче породила это циклопическое сооружение. Слева и справа от дома тянутся, радуя глаз, ухоженные поля сельхозугодий.

Напротив меня мой начальник Р-7—1000—6 (я зову его «шестой»), а я Р-7—6000—1 (он зовет меня «единица»). У нас нет имен, вместо них номера, первая буква название фаланстера, откуда мы родом, наш называется «Puzzolente», вторая цифра – номер фаланги. С помощью номеров нас легко идентифицировать. Каждый из нас – часть организма социума, единой системы, существующей для общих целей: одни (это мы) вырабатывают счастье для человечества, другие занимаются сельским хозяйством, третьи служат инженерами. Каждый отвечает за свою задачу.

В купе еще двое, Р-7—6000—9, мой ровесник, и Р-7—5000—3, старше нас на год. Все дурачатся, предвкушая участие в работе. Мы с девятым едем на нее впервые. У шестого на лбу по последней моде половой имплантат – символ его абсолютного превосходства над нами. Многие взрослые пересаживают себе дополнительные половые органы – кому-то достаточно одного, а другим и десяти мало, – желают подчеркнуть мужественность, а заодно получать еще больше удовольствия на коитусосимулякре. Шестой говорит, что после половой гимнастики голова у него буквально взрывается, вместо нее образуется блаженнейшая пустота, а вместо мыслей – приятный зуд. Со временем, когда разрешат, тоже заведу себе имплантат. Шестой для меня почти что Бог, он этим занимается уже пять лет, я им восхищаюсь.

Мы едем на восток: разведка донесла, что там замечены женщины. Сейчас для размножения они не нужны. Когда-то, до Дуче, люди искали счастье в одиночку, плодились с помощью женщин, жили по всей планете и страдали от собственного несовершенства. Лучшие умы бились над проблемой идеального мироустройства, предлагали отменить собственность и ввести полное равенство, но ни один не знал, как поступать с женщинами: максимум, насколько хватало фантазии, – их обобществить: без женщин не умели обходиться, из-за них все время возникали конфликты, велись войны. За красивейших и соблазнительнейших мужчины были готовы продавать и убивать себе подобных.

Гений Дуче освободил нас от полового рабства, провел самую решительную революцию в истории человечества и отменил равенство полов. С помощью генной инженерии мужчины научились размножаться без помощи женщин: на фабриках-инкубаторах наладили производство донорских яйцеклеток, которые безличностно оплодотворяются спермой. Каждый из нас сдает ее раз в неделю через контакт с коитусосимулякром с индивидуальной матрицей сублимации оргазмонасыщения. Половая гимнастика – так мы называем этот процесс, он заменил утративший всякий смысл половой акт. Мы больше не знаем такого понятия, как любовь. Коитусосимулякр абсорбирует сперму, она отправляется на фабрику-инкубатор, где используется по прямому назначению. Так родился я, так родился шестой, девятый и третий: так родились мы все. Наш отец – Государство, наша цель – всеобщее Счастье. А для этого нам нужны женщины: не правда ли, звучит парадоксально.

Через восемь часов пути поезд наконец останавливается в фаланстере «Devozione», в горах: здесь разводят овец и делают замечательный сыр, нам его дают по пятницам. Шестой впереди, показывает дорогу: он уже успел объехать весь Мир, и не один раз. Мы смеемся над глупыми овцами, которые перебегают нам дорогу. Оборудование, которое несем мы с девятым, довольно громоздкое, но шестой заверяет, что нам бегать не понадобится. Снова смеемся.

Наконец находим подходящее место: достаточно просторно и гулко, чтобы эхо разносило и усиливало звук; здесь, в горах, таких мест много. Устанавливаем и собираем пыточные кубы. Теперь нужно поймать как можно больше женщин. Через тепловой сканер засекаем стаю из двух десятков, начинаем охоту. У нас приподнятое настроение, шестой шутит, остальные хохочут: нам радостно и тревожно, все-таки мы с третьим по-настоящему охотимся в первый раз.

Женщины ютятся в руинах доисторического городка в ложбине неподалеку. Берем электрошокеры и, ведомые шестым, подкрадываемся к ним как можно ближе, соблюдая тишину. Во главе стаи три старухи, ходячие мертвецы. По словам шестого, им всем далеко за пятьдесят. Старухи охраняют играющих детей – пять странных длинноволосых существ. Чуть дальше остальные члены стаи собрались вокруг двух половозрелых, кормящих младенцев грудью. Через бинокль внимательно разглядываю кожаные мешки с сосками, к которым присосались их малютки. Шестой объясняет, что эти женщины так кормят своих детей. Все они с трудом передвигаются в обуви на очень высоких каблуках, одеты в обтягивающий латекс, отчего хорошо видно, насколько они нелепо сложены: широкие бедра, большие ягодицы, тяжелые мешки грудей спереди. Шестой объясняет: как только женщина становится половозрелой и у нее отрастает задница и грудь, ей вручают туфли на высоких каблуках и латексный костюм, она носит их до старости, пока не превратится в старуху. Те из-за немощи ходят босиком, на изуродованных ношением каблуков ногах, в просторном тряпье, чтобы скрыть ужасные изменения, которые превращают женщин в старух.

Подбираемся поближе и нападаем. Стая бежит врассыпную, но каблуки им мешают. Матерей не трогаем: они нам не нужны; догоняем половозрелых, которые нелепо ковыляют, словно утки, обездвиживаем их электрошокерами. Громкий визг и слезы. Смеемся. Шестой показывает, как их связывать. Как ни странно, у меня хорошо получается. От женщин мерзко пахнет. С непривычки меня тошнит. Шестой дает мне и девятому отхлебнуть немного граппы, чтобы мы не расклеились. Третий все время жует мятную жвачку с эффектом анестезии обоняния.

«Берем только лучших», – снисходительно бросает нам шестой и указывает на самых попастых и сисястых, самых чудовищных и некрасивых: безусловно, это мое личное мнение, я ничего не понимаю в женщинах, поэтому не возражаю. Не без труда перетаскиваем их в пыточную, возвращаем в сознание. Интересно разглядывать лица, искаженные ужасом, большие глаза навыкате, в слезах, растрепанные волосы.

Женщины что-то горячо кричат: их дыхание буквально опаляет мне обоняние, но я совершенно не понимаю их архаического наречия. Когда-то давно и мы говорили на этом языке, но теперь он забыт: Дуче во время революции поменял значения слов, одно и то же слово в их и в нашем языке означает совершенно разное.

Для начала шестой приказывает раздеть женщин, выдает нам ножи срезать латекс. У всех половозрелых под одеждой безволосые, с плохо развитой мускулатурой тела, неприятно упруго-мягкие на ощупь, словно резиновые. Вблизи они еще уродливей. Груди, словно дыни, с огромными ореолами сосков, тяжело свисают, между ног ничего нет, кроме кожаных складок вокруг щели, покрытых у каждой своего цвета шерстью. Девятый говорит: щель им нужна, чтобы мочиться и получать удовольствие; если в нее что-нибудь засовывать, то для женщин это то же, что для нас половая гимнастика на коитусосимулякре.

Он фиксирует первую, заводя ей ноги за голову и связывая руки за спиной. Получается огромная бледно-розовая креветка, которая шевелит нелепыми туфлями с длинными шипами каблуков и испуганно вертит головой. Я старательно фиксирую другую; она пытается сопротивляться – бью ее по лицу и в солнечное сплетение, давая понять, что сопротивление бесполезно. Странно, что при всей нелепости телесной конституции они просто нечеловечески гибкие. Видимо, во всем виноваты слабые мышцы.

Через полчаса все зафиксированы; перед нами вывернутые наизнанку тела существ, с которыми у нас явно нет ничего общего. Даже непонятно, как мы могли в них когда-то нуждаться. Шестой отпускает шуточку по поводу щелей, предлагает нам с девятым засунуть туда руки; мы с возмущением отказываемся, подвешиваем первых двух в кубы и начинаем истязать. Шестой руководит девятым, я помогаю третьему.

Мы перевязываем шнурами груди и ягодицы, пока те не становятся фиолетовыми, суем каждой в рот особой формы кляп, через который периодически вливаем граппу, а в остальные отверстия на теле вставляем спецприспособления, вибрирующие, пока женщины не теряют сознание. После этого загружаем в кубы свежий материал и начинаем все сначала. Фиксированных, которые ждут своей очереди, мы с девятым время от времени хлещем плетками, чтобы они дополняли страдания тех, кто сейчас в пыточных кубах. Ужас и крики боли истязаемых впечатляют. Так мы добываем счастье для жителей Мира, а значит, и для себя тоже.

Объяснение очень простое: в Мире существует равновесие, позитивной и негативной энергии поровну. Если где-то что-то убудет, то где-то что-то прибудет. Для счастья одного нужны страдания другого. Это и есть философия великой гендерной революции, навсегда отменившей равенство полов. Великого счастья не бывает без жестокого страдания. Для этого нам и нужны женщины – генераторы счастья для мужчин.

В доме, который построил Дуче, нет места смерти и несчастью. После пятидесяти мы через последний контакт с коитусосимулякром в состоянии высшего экстаза перерабатываемся в консервы (тело прокручивают в фарш и отправляют на продуктовую фабрику), физически сливаемся с народом, становясь для него едой.

Мы уже два часа вырабатываем счастье, и все мое нутро переполняет несказанная радость, с которой не может сравниться даже коитусосимулякр. То, чем мы занимаемся, придает осмысленность моему бытию.

Шестой велит проверить, как там оставшиеся члены стаи в городке. Я возвращаюсь и замечаю, что дети и женщины с младенцами исчезли: у руин сидят лишь три старухи, словно три огромных сизых голубя, втянув головы в плечи, и чего-то ждут. Мое любопытство пересиливает осторожность, и я подхожу к ним вплотную: я еще ни разу в жизни не видел старость. Она ужасна – еще омерзительней, чем женская внешность. Если такие изменения происходят с любым, кто старится, – то хвала Дуче, что он нас от этого избавил: лучше быть съеденным в расцвете сил, чем страдать и заживо разлагаться.

И тут из-под лохмотьев ближайшей старухи выскакивает ловкий ребенок и набрасывает на меня сеть-парализатор. Появляются две половозрелые особи, забракованные шестым (у них были младенцы), старухи и девочки, еще не успевшие стать женщинами. Они затаскивают меня через пролом в полу руин в сводчатое смрадное подземелье, где подвешивают в точно таком же пыточном кубе. Раздевают меня догола, перетягивают половой орган так, что он набухает, как в коитусосимулякре. Голые женщины начинают проделывать со мной то же самое, что делал я с половозрелыми, повторяя: «Ты узнаешь, что значит настоящая любовь», но я их совершенно не понимаю: почему я должен забыть, что такое экспериментальная кулинария? При чем здесь кулинария? Все женщины по очереди соединяются со мной, продолжая меня истязать: дикая смесь боли и удовольствия. Когда же я слышу где-то сверху голоса ребят, готовых меня освободить, женщины выливают на пол ведро какой-то вонючей дряни и поджигают ее.

Нет сил кричать, во рту кляп. Старухи, девочки, женщины – все чертово отродье бесследно исчезает во мраке подземелья, бросая меня поджариваться в пыточном кубе. Теперь-то я, кажется, понимаю, что они имели в виду под словом «кулинария». Или же любовь – это что-то другое? Жертва?

– 3-

Когда я пришел в себя, то обнаружил, что лежу на земле лицом вниз, прижавшись лбом к слегка еще теплому пеплу. Приподняв голову, попытался оглянуться, но не смог: шея затекла и совершенно не двигалась. Слегка подташнивало, особенно когда мысль случайно задевала рецепторы памяти, которые кровоточили свежими воспоминаниями из параллельного мира. Заря уже тронула кромку горизонта, а утренняя звезда ярко сияла в темном небе, напоминая об истории с волхвами, которые на свою беду встретились с окаянным царем Иродом. Звезда лукаво подмигивала мне, словно напоминая, что в моих руках – в отличие от рук наивных халдеев – не золото, мирра и ладан, а только ключ к тайным дверям в соседние измерения. Им я пользовался без спроса, залезая в чужие сознания, как к себе в карман, в надежде найти «то, не знаю что» и кардинально изменить жизнь.

Весь путь до отеля меня преследовало ощущение, что за мной кто-то наблюдает. Ни сон, ни переезд вначале в Равенну, а затем в Римини ничего не изменили. Нахлынувшая паранойя не позволяла мне расслабиться, лишила сна, к тому же я мучился ночными поллюциями.

В конечном счете голос плоти заставил меня вернуться на родину, к мокрому снегу и невероятной грязи: под действием лужковских химреактивов снег плавился в ядовитую жижу, которая заливала дороги и разъедала обувь. Отсутствие солнца после Италии угнетало, как и обилие русского языка вокруг.

В канун старого Нового года я решил организовать приватный праздник: договорился с проституткой Анжелой родом из Харькова, что она проведет со мной ночь за восемь тысяч рублей, и отправился к ней на квартиру, не обременяя себя приготовлениями. Исключением стала лишь бутылка шампанского и коробка конфет, купленные по дороге как проявление излишней сентиментальности. Жесткий секс в канун Нового года хорошо встряхнул психику, заставил вернуться на землю и трезво взглянуть на окружающие вещи.

Дальнейший вязкий разговор с Анжелой, перемежаемый вялыми половыми актами, мало походил на разговор двух родственных душ: она многословно-монотонно уговаривала меня снизить ей арендную плату и рассуждала о женском счастье – причем оно измерялось квадратными метрами. Ее счастье легко счислимо: собственная однушка в хрущевке, двадцать семь квадратов – просто счастье; двухкомнатная квартира в любом районе – невообразимое счастье; трехкомнатная квартира на Ленинском проспекте – предел счастья. Можно выписать к себе маму с сыном Аленом – она назвала его в честь Алена Делона – и зажить, как человек: завести богатого любовника и торговать телом не ежедневно, а только иногда, когда подвернется удобный случай, как, например, я. Мне хватило пары часов, чтобы ясно осознать: дальнейшие разговоры по душам с Анжелой равнозначны попыткам добиться искренности от неодушевленного предмета. Она и была предметом, который я пользовал для получения плотского удовольствия: формально – живой человек, но для меня – бесхитростная говорящая секс-игрушка, умеющая только подмахивать и сосать. В конечном счете мне стало так грустно, что я расплакался, а затем уснул прямо на груди у Анжелы, а она гладила меня по голове и пела украинскую колыбельную. Лишь позже я осознал, что мы не могли найти общего языка, ведь она старше меня почти вдвое и, наверно, испытывала ко мне скорее материнские, нежели иные чувства. Вполне возможно, подумал я тогда, что и ридна мати моя ничем не отличается от нее; она такая же, как и Анжела, – доставшее отца тупое злоебучее существо.

Наутро я вернулся домой и заперся там на целый месяц. Я выдавливал из себя поистине ужасные воспоминания о последнем посещении параллельной реальности. Единственное, что я себе позволял, – смотреть по Интернету новости и посещать форумы секс-извращенцев, пытаясь понять, зачем люди практикуют БДСМ. Если честно, ничего не понял, даже в свете опыта мира номер два: там хотя бы получали удовольствие, но здесь-то что двигает людьми? И все время боялся, словно ждал, что со мной произойдет то же самое, что и с моими двойниками. Даже сейчас, выводя эти слова, я чувствую себя неловко, словно выбалтываю тайну. А знаете почему? Ничего просто так не случается. Я написал эту фразу и даже обвел ее в рамку: если мне на почту стали приходить загадочные письма – значит, мое дело было швах. Кто-то затеял со мной игру, правила которой я не знал.

Через месяц после возвращения домой я обнаружил в почте первое письмо, с заголовком «Тебе»: «Люди заканчивают жизнь самоубийством… знаешь почему?» И фотография распятого голубя, прибитого тремя гвоздями к пятиконечной звезде. Мое возбужденное воображение тут же усмотрело в комбинации цифр три и пять намек на восемь параллельных миров в гиперкубе. Затем каждый день я начал получать текстовые послания, набранные латиницей, но с учетом кириллической раскладки, так что абракадабра легко расшифровывалась, но не становилась понятней и чем-то неуловимо напоминала переписку Бендера с Корейко. Например: «Миниатюрная женщина, ВНИМАНИЕ!!! С ОЧЕНЬ УЗКОЙ КИСКОЙ!!! Великолепная любовница, все виды интим-отношений, легкое доминирование, игрушки. В квартире есть хороший кондиционер. P. S. Дорогие мужчины, просьба звонить с полудня до девяти вечера». Телефона или адреса не указывалось. Иногда встречались связные сообщения вроде «Завтра на втором канале в 14.30 будет передано важное сообщение, не пропустите», но ничего подобного не происходило. Я записывал программы и тщательно просматривал их, искал двадцать пятый кадр или второе дно в тексте, но впустую: все было лишено смысла.

Тогда я решил обратиться за помощью к бывшим однокурсникам, заодно восстановить с ними контакты. Каково же было мое удивление и разочарование, когда я обнаружил, что большинство занимались информационными ресурсами спецслужб, куда устроились на работу. Неприятно поражало и то, что однокурсники еще и гордились принадлежностью к этим учреждениям, нисколько не принимая во внимание их ужасную репутацию. Более того, все вдруг перестали стыдиться партийного или КГБ-шного прошлого семей, охотно апеллируя к памяти (это называлось заслугами) своих кровожадных предков. Я с большим удивлением, например, узнал, что два завзятых, ангажированных «демократа» с нашего курса теперь работают в государственном агентстве по развитию молодежи над патриотической программой, насаждающей «истинные ценности», слегка модернизированную уваровскую триаду, только самодержавие теперь звалось государственностью, а народность заменили оголтелым шовинизмом с элементами уголовного фольклора. Но услуги, как говорится, не пахнут, тем более что сам я чувствовал полную отчужденность от политической жизни страны, поэтому принялся водить бывших сокурсников по ночным клубам, оплачивая их коктейли, до тех пор пока у одного из них не возникла неловкость передо мной, которой я воспользовался, чтобы объяснить свою проблему с загадочными посланиями на почту, благоразумно умолчав об исследованиях в глубокой сети и путешествиях в параллельные миры.

На счастье, мой собеседник оказался в теме: он занимался кибершпионажем в соцсетях. Установил мне определитель скрытых IP-адресов и дешифратор сигналов с блокировкой всех известных троянов. Так я и выяснил, что все послания отправлялись с одного и того же скрытого адреса, который, скорее всего, находился в Праге; попытка зайти на него через удаленный доступ у моего приятеля не удалась: не получилось взломать код доступа. Кстати, адрес принадлежал масонской ложе «Роза и крест», относящейся к приорату госпитальеров Мальтийского ордена.

После взгляда на восьмиконечный крест их эмблемы меня вдруг осенило: это же развертка гиперкуба на плоскости, где показаны все восемь параллельных миров в единой связи между собой. Неужели это и есть создатели сайта Key, который я расшифровал? Но даже если я его и расшифровал, по сути, я это сделал по их инициативе: они сами открыли общий доступ к сайту, вызвав к нему интерес, – иначе они просто спрятали бы его на темной стороне Сети, чтобы избежать огласки. Очевидно, это неслучайно. Наверное, они зачем-то играли со мной в кошки-мышки, вместо того чтобы выйти со мной на контакт и прямо заявить, что им нужно, а если же я для них опасен – без излишней огласки ликвидировать меня. Но если это игра, то с какой целью? Единственное, что внушало мне надежду, – меня приняли в игру, а в каком качестве – неважно. Мной пытались манипулировать (или, еще хуже, уже манипулировали) на расстоянии, из-за границы, так как мой мобильный телефон был им неизвестен, иначе они наверняка бы этим воспользовались. Но мобильный молчал. Можно было заняться личной жизнью.

После новогодней ночи я чувствовал неловкость – стыд, что ли – перед Анжелой: я уже не мог с ней встречаться, невольно ассоциируя ее со своей безымянной матерью, поэтому решил завести настоящую девушку, подходящую мне по социальному статусу. Зарегистрировался на сайте знакомств и погрузился в безуспешную переписку с остальными пользователями, в качестве аватарки загрузив фотографию отца. Почему, сложно сказать: наверное, стыдился показать настоящее лицо перед другими: это как публично рассказать обо всех сокровенных желаниях; а может, я просто трусил, – но об этом не пожалел. Под маской жить легче: в случае чего ты меняешь надоевшую или скомпрометировавшую тебя личину и живешь дальше как ни в чем не бывало. Это был мой первый серьезный поступок, сделанный самостоятельно, уже без всякого влияния отца, по зову сердца.