Светлолесье

И я спала и не знала, что в ночь Калинового Моста Минт предстал перед главами родов и отвечал за колдунов под своим кровом. Старый обычай защитил его перед Старейшинами, но наложил тяжелый зарок: быть в изгнании и не возвращаться, пока не вернет славу своему роду. Не знала я и того, что на щеки красавицы Лады падали слезы. Откуда мне это было знать? Старейшины дали время покинуть Сиирелл до полудня, а сам Минт еще нескоро рассказал мне о себе…

В ту ночь я вновь видела сон, и в нем на полу плясали блики мертвенного сияния. Холодный ветер с кристалликами льда царапал щеки, сыпал в глаза снег.

Завывания ветра напоминали плач.

– Я найду тебя, слышишь?

«Час настал», – вторил нежный голос внутри.

5

Стрела веры

До залива шли быстро.

Солнце всходило над морем; носились, погружая в воду клювы, белопузые чайки, и даже ветер, такой неспокойный минувшие дни, стих. Я порадовалась: не каждый день природа пребывала в подобном согласии.

Но на этом везение кончилось. Ночные штормы и слухи о колдунах увеличили поток желающих уехать из Сиирелл, и в ранний час в порту столпились торговцы. Городская стража выдергивала путников для досмотра, от пришвартованного судна в Сиирелл спешили темнокожие асканийцы. Торговцы заполонили мостки и, проверяя крепления на телегах, покрикивали на помощников.

Мы встали в очередь на переправу, но Минту наскучило топтаться на месте, и он попер в самую гущу.

– Что ты делаешь? – зашипела я.

– Расступитесь, хапуги, дайте божьему человеку пройти! – Минт толкнул купцов перед нами и обернулся ко мне. – Раз жрецы такие могущественные, надо этим пользоваться.

– Лес-с-сёна, давай за ним, – подхватил Фед.

Но оценить придумку не удалось, потому что плотная (и потная!) стена торговцев не дрогнула и отбросила нас к складам.

– Держитесь. – Фед что есть силы вцепился мне в волосы.

Кое-как претерпев тесноту и близкое знакомство с чужими животами, мы, очумелые, вылезли-таки в конце пристани. Но на крыше склада показался приземистый управитель порта и громогласно объявил, что переправы сегодня не будет.

Толпа разразилась криками.

– Приказ мечевластителя – никого не выпускать, – добавил управитель слабеющим голосом и поспешил скрыться.

Купцы возмущались недолго, на пристани за считаные мгновения стало больше стражи, и волнения, едва зародившись, унялись в самом начале.

– Нельзя плыть? А это тогда что? – Один из купцов указал на две покидающие залив ладьи. – Если они уплыли, значит…

– Глаза разуй, – перебил его другой. – Какой на парусах знак?

Минт прищурился. Я украдкой подняла сетчатое покрывало и тоже всмотрелась вдаль, туда, где к краю моря двигались два судна. На развевающихся парусах угадывалось червенское око.

– Похоже, уплыть могут только жрецы, – с досадой сказал Минт.

– Спрячьтесь, а я осмотрю причалы, – велел Фед. – Кто-нибудь точно нарушит приказ.

– Согласен. Мы устроимся на во-о-он тех ступенях за складами.

Мы с Минтом направились к ступенькам, и наемник по-прежнему не стеснялся пользоваться преимуществом в росте и силе, чтобы расталкивать прохожих.

– Эй, пошел вон! – Минт на ходу дал подзатыльник вихрастому парнишке. – Жулья развелось!

– Ты что, забрал у него монетку? – возмутилась я.

– Я забрал ее у вора, она моя. Хочешь, куплю тебе пирожок?

– Давай и его тоже тогда украдем, чего уж!

– Посмотри-ка, какая честная, – Минт со смехом повысил голос. – Будто не знаю, откуда твой наряд!

Я вспыхнула. Минт остановил лоточницу и купил мне пряник, а себе – ватрушку с ревеневым повидлом.

– Ну, Сёнка, не время быть ханжой.

Голод взял свое, поэтому я протянула руку за угощением, и Минт довольно хмыкнул.

Мы уселись на каменные ступени и какое-то время ели молча, изредка бросая друг на друга косые взгляды. Есть приходилось медленно, отщипывая кусочек за кусочком и просовывая их под сетку.

– Что с ним произошло? – Минт отряхнул руки от крошек и утер рот ладонью. – Фед так изменился…

– Может, ты не заметил, но он стал ящерицей.

– Да я не про это. – Наемник смерил меня строгим взглядом. – А про то, что произошло. Почему он надломился?

– Надломился?

Минт кивнул. Я покосилась по сторонам.

– Елар… Он был учеником Феда еще до меня и так же, как он, странствовал. Елар был лекарем с Пути Созидания и не хотел сидеть в Обители. Он считал, что мы должны делиться знаниями. Помогать. Исцелять.

Я остановилась, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. Минт молчал.

– Совет не хотел его отпускать, но Фед настоял. И Елар лечил людей в Дубравре, пока две зимы назад его не схватили червенцы. Фед бросился к нему на помощь, но опоздал. Елара казнил Алый Ворон. – Я проглотила вставший в горле комок. – Ты слышал о нем?

– Да, – с горечью сказал Минт. – Червенец, который стал наместником Ардонийского царства.

Я завернула оставшийся кусок пряника в холстину и провела рукой по своим наручам.

– Их подарил мне Елар, – сказала я. – С наружной стороны они расшиты маками, а внутри отделаны чешуей аспида. Видишь?

– Вижу, что вашему народу с каждым годом все опаснее находиться в тех землях.

– Поэтому я и еду, разве не понимаешь?

Минт покосился на меня и сдержал вздох.

– Ты это… Прости тогда за сапоги.

– Ничего. – Я улыбнулась. – Еще сочтемся.

Больше никто из нас не проронил ни слова, так и сидели, глядя на море. Царапина на ладони – словно одна на двоих. Так странно было ощущать что-то, связывающее меня с другим человеком… Нареченным братом? Неспроста я, похоже, помянула Елара. Одного брата в Светлолесье я потеряла, но Сиирелл послал нового, и теперь мы оба возвращались на неприветливые земли.

Я знала, что половину Светлолесья покрывали лесные дебри. Они тянулись от снеговых цепей на севере до пустошей на юге, где обитали воинственные кочевники Екадии. От одного царства к другому через лес шло множество дорог: самая длинная начиналась у хребтов Ардонии, рассекала Светлолесье пополам и упиралась в золотые копи Святобории.

Светлолесье помнило век Полуночи, но и в нынешние времена людям довелось воевать. Пятнадцать зим назад царь Ардонии объединился с всадниками Екадийских пустошей и пошел на Святоборийские земли. Говорят, не так страшна была бы эта война, если бы не тайная тропа Мглистого леса, ведь именно по ней незамеченным прошло вражье войско. Когда неприятель ступил на земли Святобории, было уже поздно созывать знамена верных княжей. Война Трех Царств длилась всю осень и унесла много славных мужей. Сам могучий царь Святобории сложил голову на поле брани, и на царский трон сел его младший брат, но, весь за весью, падали они под напором объединенной рати из Ардонии. И не устоять было бы Злату, стольному святоборийскому городу перед этой волной, если бы не случай. Одна ночь изменила ход всей войны, когда царя Ардонии уличили в колдовстве и казнили в своей же ставке.

Во главе его войска встал жрец-воевода, который пошел на мировую с новым царем Святобории. Воеводу того звали Драург Алый Ворон. Он был одним из самых прославленных червенцев, а после войны стал наместником Ардонии. Его кровавая слава бежала впереди него. Палач колдунов стал палачом царей и дела своего не бросил…

Я очнулась от мыслей, когда Фед ухватился за припасенный остаток пряника.

– Сегодня отходит еще одно червенское с-с-судно, – сказал наставник с набитым ртом. – Слыхал, что скоро с Черного мыса поплывут работорговцы. Опасные ребята, но…

– Нет, – резко сказал Минт. – Они тесно дружат с морскими разбойниками с Луч-Поясов, и с каждым годом плыть мимо тех островов все опаснее. В том месяце сгинули сразу три купеческие ладьи. Сказывают, что всех вырезали.

Я подавила дрожь. Морская дорога всегда была опасной. Неспокойные волны того и гляди утянут на дно, но и им не сравниться с лютым разбойничьим племенем, орудующим на островах. Как быть?

Минт вскочил на ноги.

– У меня появилась восхитительная идея. Одно жаль: вам она не понравится.

Он обернулся ко мне и сжал губы, превратившиеся в четкую полосу, взгляд снова потяжелел.

– Нам нужно сесть на червенское судно.

Я решила, что ослышалась.

Это безумие.

Фед, похоже, тоже лишился дара речи.

– Поднимайтесь. – Минт втиснул свою ладонь в мою. Пальцы сомкнулись, опережая шедшую по пятам тошноту. Горло словно сдавило.

– Это же верная гибель, – едва слышно произнесла я. – Фед?

Наставник прожигал глазами наемника, но ничего не предпринимал. Казалось, Фед без слов понял замысел Минта и теперь просчитывал его сам.

– Я думаю, это может сработать.

Корабль червенцев был больше тех, что обычно прибывали в Сиирелл: могучий, четырехмачтовый. Рядом с ним терялись и купеческие лодчонки из Святобории, и торговые, похожие на толстых рыб, двухпалубники из Аскании. Я как в дурмане шла за Минтом, страх уступил место чувству острой безнадежности.

– Держись у врага на виду, – со смешком, будто отвечая на мои мысли, сказал Минт и потянул меня вслед за собой.

– Как… как, чудь тебя раздери, ты себе это представляешь? – наконец выдавила я.

– Тебе ничего не придется делать: просто молчи! – Минт все сильней распалялся, в карих глазах затеяли пляску озорные огни.

– Давай попробуем найти другое судно? – Я освободила руку. Остановилась. Наверное, это был порыв малодушия или, наоборот, здравомыслия, но воин ему не внял. Он обернулся, вместо ответа поправил на мне очелье и с шальной ухмылочкой пошел к червенцам.

– Иди, – коротко сказал Фед, и я сдалась.

На судне красовалась многообещающая резная надпись: «Стрела веры». Трюм зиял провалами черных окон, но ни весел, ни гребцов не наблюдалось, хотя слух тревожило мужское многоголосье. Команда, судя по крикам, готовилась к отплытию.

Перекинутую лестницу охраняли в два ряда – в две красные стены – здоровенные червенцы, по сравнению с которыми даже Орт и Эрт казались детьми.

Все мои силы уходили на одно-единственное – идти ровно. Так мы и подошли к причалу: я на негнущихся ногах, Минт – уверенным прыгучим шагом.

– Кто вы? Назовитесь, – велел чернобородый жрец в кольчуге.

– Куда плывет этот корабль? – огорошил его – да и меня – своей наглостью Минт.

Вопрос был задан с таким напором, что червенец опешил и пробормотал:

– В Святоборию…

Расплата была скорой. Болтливого оттеснили свои же, вперед вышли двое и, надвинув поглубже шлемы, воззрились на Минта с плотоядными усмешками.

– Я охранитель мунисы, – заявил воитель тем же тоном. – Возьмите нас с собой.

– А еще чего, щенок?

– Нам нужно скорее покинуть этот оскверненный остров!

– Дождитесь переправы, как все.

Я было обрадовалась, но у богов, похоже, имелись свои планы.

– Что происходит? – Вопрос, требовательно раздавшийся за спиной червенцев, застал врасплох не только нас. Жрецы вытянулись в струнку и разошлись. Сквозь них, волком среди неповоротливых медведей, скользил червенец, при взгляде на которого кровь окончательно застыла в жилах. Колхат! Жив-здоров, даже булавка при нем!

– Стой спокойно, Лесёна! – шепнул Фед.

– Наемник говорит, что муниса должна плыть на «Стреле».

– Срочно плыть, – добавил наемник. Я же мысленно молилась Крылатой.

– Да? – Колхат обернулся и смерил нас взглядом. Но не колючим и цепким, а таким, каким он глядел на меня тогда, за столом. – И к чему такая срочность?

– Дух города отравлен акудным дыханием, и моя госпожа отправляется в путь, чтобы призвать на этот остров своих сестер!

Минт выпятил грудь. Пылкая речь вызвала у Колхата нечто, отдаленно похожее на умиление, поскольку брови его поползли вверх, а лицо таки перекосила улыбка. Остальные жрецы, переглядываясь и не смея рта раскрыть в присутствии своего воеводы, утробно сопели, но руки, все как один, с клинков поубирали.

– Ждите, – сказал Колхат и взошел на судно.

Я отошла в сторону и прикрыла глаза.

«Нам конец, – в ужасе думала я. – Они точно догадаются, кто мы».

В это время Минт с беспечным видом насвистывал «Царевну-бродяжку», испытывая терпение и без того рассерженных жрецов.

Наконец в начале лестницы показался Колхат.

– Единый благосклонен ко всем, кто посвятил свою жизнь борьбе с нечестивыми, – сказал он мягко и пальцем поманил нас к себе.

– Да гореть им в змеином пекле, – отозвался Минт.

Я, шагая за ним, с невольным восхищением отметила, что роль ярого противника колдунов давалась наемнику просто превосходно.

– Мне нравится твой задор, – вдруг обратился Колхат к Минту. – Из тебя может выйти толковый жрец. Не думал?

– Может, и думал, – серьезно ответил парень.

– Ты ведь из Сиирелл, верно? Хочешь, оставайся со мной, а о мунисе позаботятся мои люди на корабле. Признаюсь, я ищу разумного человека с острова.

– Зачем?

– Колдуны долго здесь прятались, но наследили с лихвой. Мы отыщем их, но мне нужна помощь местных.

Минт улыбнулся так, будто ему посулили золотые копи.

– Я дал госпоже слово, – сказал он.

– Славный ты парень. – Колхат коснулся рубиновой булавки на кафтане. – А мне придется, видно, снова переговорить с держателями оскверненной корчмы…

Я вдруг поняла, к чему он ведет. Червенец хотел знать о нас с Федом все подробности, и отвечать ему придется тем, кто был близок к нам. Осе и остальным! Похоже, Любомудр был прав: жрецы добрались и до Сиирелл, раз мечевластитель позволил им такое.

– Что ж, да пошлет вам Единый благословение, – произнес Колхат и обернулся к худому и длинному, как ветка сухостоя, мужчине. – Можете отплывать, кормчий.

Колхат спустился и стоял, наблюдая за тем, как из нижней части «Стрелы веры» появляются весла. Гнусная, жиденькая улыбка не сходила с тонких губ, как бы червенец ее ни прятал.

Кусок стальной глади Моинского моря между кораблем и Сиирелл рос, а я не знала, что делать. От мысли, что Колхат будет пытать бедную Осю и хозяев корчмы, все внутри сжималось от ужаса.

– Мы ничем им сейчас не поможем, – проскрежетал голос Феда.

Минт, сияя, как новенькая монета, подошел к борту и помахал оставшимся на той стороне червенцам. Я поплелась за ним и, хоть качка была несильная, умудрилась запнуться и упасть.

Озарение пришло в тот же миг. Колхат забудет о допросе, если поймет, что сам посадил меня на судно.

Когда поймет, что враг не в Сиирелл!

И я подняла свое покрывало.

Когда Колхат разглядел мое лицо, его собственное перекосилось от негодования. Он понял, кого посадил на судно. Но было поздно. Ветер глушил голоса, и его предостерегающий крик не долетал до червенцев на судне. Колхат бросился в воду, явно надеясь догнать нас.

– Что произошло? Как он понял? – прошептал Фед.

– Кол… дун… – услышала я. Но к счастью, червенцы на берегу тоже завопили, и голос Колхата и вовсе потонул в общем крике.

Жрецы на судне прильнули к бортам.

– Какого чудня они вытворяют?! – Кормчий нахмурился и велел одному из своих людей: – Ступай, спроси дозволения развернуть «Стрелу».

Минт положил руку на клинок и загородил меня собой, но внимание на нас никто не обращал. Червенцы с берега прыгали в воду, и все как один плыли к кораблю. Это вызвало такой переполох на судне, что на верхнюю палубу высыпало не меньше двух дюжин ардонийцев вперемешку со жрецами. Я в отчаянии оглядывалась по сторонам, не зная, что делать. Если судно развернут, мы окажемся в смертельной западне.

– Лесёна, – Минт повернул ко мне бледное лицо, – можешь… ну… отвлечь их?

– Ты про колдовство?

– Да! Я-то слышу, что он кричит, но если и другие прислушаются…

– Нет! – отчаяние в голосе Феда, казалось, было осязаемым. Ящерица повисла на одной из моих прядей и больно тянула голову к плечу.

Минт смерил наставника безумным взглядом. В нем ясно читалось, что если мы не подчинимся, случится кое-что похуже. Причем «похуже» устроит лично он сам, Минт.

– Подожги мачту, – процедил Фед, отпуская мои волосы.

Но это был сущий мрак. Такого я не могла себе представить: колдовать в окружении червенцев! Я бросилась к мачте. Минт снова прикрыл меня собой. Переполошенная команда толпилась у бортов и решала, что делать с кораблем.

Я прижала ладони к дереву и зажмурилась.

В этот раз колдовство хлебало мой чистый ужас жадными глотками. Пока чары оплетали волокна мачты, я оседала все ниже на пол. Огонь, зародившийся внутри, словно имел свою волю. Он был слишком силен.

– Хватит! – заорал Фед.

Я не сумела отнять ладони, они будто срослись с деревом. Минт рывком оттащил меня в сторону, и все померкло. По пальцам тек холод, но, добравшись до груди, наткнулся на тепло обережного камня и затих.

– Пожа-а-а-ар!

Я приоткрыла глаза.

Команда бросилась тушить занимавшуюся пламенем мачту.

Колхат не сдавался, но волны усилились, и он не мог одолеть их. Послышался полный ненависти и отчаяния звериный рык.

– Хоть какая-то польза от колдовства, – удовлетворенно протянул Минт, так же, как и я, следивший за Колхатом. – Теперь судно не обгонит даже маара-кобылица. Это был тот хрен, из корчмы?

Я кивнула.

Ардонийцы многократно и истово освящали себя знамениями Единого.

– Что здесь происходит? – спросил надтреснутый голос.

За спинами было не разглядеть, кто это. Я встала на цыпочки и увидела подбитый соболиным мехом ворот. Все на судне притихли, а кормчий, опустив глаза, произнес:

– Господин Колхат прыгнул в воду. Потом загорелась мачта, но мы потушили пожар.

По команде прошел шепоток про женщин и дурные знаки, а потом все, кто был рядом, оглянулись на нас.

– Разворачиваемся, господин наместник? – спросил кормчий, явно стараясь не обращать внимания на вновь нарастающий гул вокруг.

– Нет, – произнес человек в мехах. – Задерживаться нельзя. Разместите наших гостей должным образом, а потом передайте, что Драург Алый Ворон ждет мунису у себя.

6

Алый Ворон

– Отчего ты живешь здесь, Елар?

Дубравр соседствовал с горными кряжами, каменисто-песочная земля была скудна на дары, но в степях жизнь текла еще хуже: кочевой народ пустошей отличался норовистым нравом и силой, и их беспрестанная внутриплеменная вражда выливалась в набеги на пограничные царства. В Дубравре жили те, кто не приспособился к новой Ардонии и не решился пересечь пустоши, чтобы начать все заново в Святобории.

Но и назвать этот город добрым язык не поворачивался. Многие дома были брошены: голодная зима и болезни терзали Дубравр несколько лет.

Елар, высокий, загорелый, изрядно похудевший, обнимал Феда и трепал мои короткие вихры в нашу встречу.

– Всю красу погубили, – вздыхал он. – Куда же девке без кос?

– В степях пусть лучше побудет мальчишкой, – ворчал Фед.

– Ничего, что-нибудь придумаем. – Елар улыбнулся мне и отворил дверь в дом, приглашая. – Я тебе такой отвар сделаю, Лесёна, пуще прежнего разрастутся. Хочешь, будут еще и кудрявыми?

Совет из Обители позволил послать ученика Феда сюда больше года назад, чтобы выяснить, какие вести идут из Ардонии, но Елар остался, чтобы помочь местным пережить зиму, и мы с Федом впервые навестили его.

В Дубравре все было хрупким, точно сделанным из песка, и казалось, будто малого набега и еще одной голодной зимы будет достаточно, чтобы окончательно стереть его в пыль.

Но город выстоял зиму. И еще одну. Елар варил настои из степных трав, принимал людей, и жизнь текла рядом с ним, упорно пробиваясь сквозь невзгоды, как молодая трава.

Позже, вечером, когда мы сидели в маленьком лекарском доме, Елар молча слушал наставления Феда и лишь один раз задал вопрос, но этого хватило, чтобы мы остались при нем на долгие месяцы.

– Ты будешь дураком, если обменяешь свою жизнь на пыль и камни, – сказал тогда Фед.

– Разве ты не знаешь, учитель, что огонь нужней там, где тьма?

– На твой огонь слетится беда, – со вздохом отозвался Фед, и больше они в тот вечер не разговаривали.

Когда мы с наставником появились в Дубравре, слава Елара была уже велика. В его бедный дом с раннего утра тянулась очередь.

Фед следил за работой ученика, оставив свои гусли покрываться желтой пылью в углу. Я же была при Еларе, помогала. Мне нравилось следить за сосредоточенным лицом лекаря, за тонкими, сухими руками, и нравился запах трав – то был запах надежды. Никогда я прежде не видела, чтобы на колдуна смотрели так. Никогда.

Фед мрачнел с каждым днем все сильнее и по вечерам долго спорил со своим учеником, когда думал, что я уже сплю.

Нутром мы все знали, что правда стояла за Еларом.

Шли дни. Когда оканчивалась дневная работа, я ходила учиться танцам у соседки, бывшей невольницы, чья причудливая судьба привела ее сначала из Аскании в Екадию, а затем и в Дубравр. Женщину звали Аса, и ее тело могло рассказывать истории – такие же интересные, как и ее собственная, – лучше слов. Она учила меня диким степным пляскам екадийцев и чарующим змееподобным танцам асканийцев. Мои успехи отвлекали Феда, но не меня саму. Людей вокруг нас становилось все больше, и страх следовал вместе с ними, поэтому я прикрывала длинными рукавами запястья, обматывая их полотном. Казалось, любое неосторожное движение выдаст нашу тайну.

– Говорят, летающих змиев видели в последний раз в этих горах. – Елар колдовством сращивал нить за нитью, чешую за чешуей на моих новеньких наручах с маками. – Ты знаешь, Лесёна, что прочней чешуи аспида ничего нет? Вот и ты ничего не бойся.

Он хотел подарить мне кусочек смелости, будто бы она могла стать оберегом. Но ни правда, ни смелость не сумели уберечь самого Елара. К середине лета его взяли червенцы во главе с Алым Вороном.

Вряд ли горожане не догадывались, кто такой Елар на самом деле, но и слуха было достаточно, чтобы однажды ночью в лекарский дом нагрянули червенцы. И когда Елара не стало, город тоже ненадолго задержался в Срединном мире: зимой от мора пал скот, а по весне проказа взялась за людей. Дубравр сожгли червенцы, а оставшихся людей забрали кочевники.

К тому времени мы с наставником были уже в Святобории. Фед оставил меня в Обители и исчез почти на год, а когда явился, это был не тот колдун, которого я знала раньше.

– Наглость – второе счастье. – Минт заглянул в общую комнату и, удостоверившись, что рядом никого нет, вернулся в отведенную нам каморку. «Должный образ» в понимании червенцев оказался скромным. Если мне спальное место подготовили, то охранителю полагалось спать в проходе, на полу. Но Минт не жаловался.

– Пить хочешь?

Воин стащил со стола кувшин, щедро плеснул воды в кружку и протянул мне, но я отказалась. Сиирелл исчезал вдали, а у меня все еще подводило нутро. Фед молчал, также пребывая в подавленном настроении. Ардониец-провожатый сказал, что перед встречей с наместником меня осмотрит другая муниса. Для нас это означало, что с Алым Вороном я столкнусь одна.

Столкнусь с убийцей Елара…

– Не бойся. – Минт плюхнулся рядом со мной. – Трапеза даже на руку, если он чтит обычаи. А завтра мы уже будем в Святобории.

– Алый Ворон – червенец. – Я пыталась унять дрожь. – Лишь во время войны Трех Царств он стал наместником.

– Фед. – Минт поискал глазами ящерицу. – Что скажешь?

С наставником что-то творилось. Когда он узнал, что рядом Драург, то не проронил ни слова. Теперь же Фед застыл на моем плече, как деревянный идольчик.

– Все, что я скажу, – медленно проговорил он, – молчи, Лесёна.

– Они решат, что я не в себе. – Я покачала головой.

– Главное, не трястись. – Осушив кружку, Минт вытащил из-за пояса заговор-клинок и показал чистое, без единой ржавчинки, лезвие. – Видишь, тебе ничто не угрожает… Погодите-ка!

Наемник вернул клинок в ножны, опустился на колени и прильнул к полу ухом.

– Кто-то идет.

Я схватила кувшин и в считаное мгновение осушила его. Фед, снова притихший, переполз на стол и спрятался за сумой.

– Не трясись. – Минт коснулся заговор-клинка. – Это очередное представление. Тебе не привыкать, да и мы рядом.

– Я проберусь в трапезную, – сказал наставник.

В каморку постучались. Наемник, подмигнув, отворил дверь.

– Крылатая, помоги, – прошептала я и коснулась гладкого теплого камня, подаренного наставником.

Меня отвели в тесную комнатку, где, кроме высокой худой женщины в серой рубахе, находились еще две девушки-прислужницы. От всех резко пахло мыльным корнем и полынной горечью, будто они только что покинули лавку травника.

Мне пригодились напутствия старого просветителя из Сиирелл. Те, кто носит серое, должны быть кроткими и добродетельными.

Я скомканно поклонилась жрице. Ее сетчатый покров был таким коротким, что едва прикрывал глаза и выставлял напоказ розовые рубцы – полосы от шрамов – вдоль носа.

– Сними с себя одежду, сестра, – велела одна из девиц.

Меня осмотрели и ощупали, даже в зубы заглянули. Я старалась не дрожать, но стыд взял свое.