bannerbanner
Заклинатели. Первый том
Заклинатели. Первый том

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 9

– Выпустить силу может любой дурак, – говорила знахарка, – а вот удержать в полном подчинении, только Мастер. И помни, огонь несет в себе не одно разрушение. Он способен подарить тепло в мороз и разогнать кромешную тьму. Никогда не растрачивай дар попусту! Дыхание стихий – это основа и душа каждого заклинателя.

Правда, не смотря на всю осторожность, без неприятностей не обходилось. Как-то, в разгар лета, я случайно подожгла высохшую от солнца траву. Вокруг меня стеной вспыхнуло кольцо. Оранжевые языки взметнулись к небу, распугав всех окрестных птиц. Они с тревожными криками разлетелись во все стороны, а вот мне некуда было деться.

Это стало еще одним упражнением.

Мара абсолютно спокойным тоном, объясняла, что следует делать.

Ее голос не давал мне запаниковать.

Тем временем кольцо быстро расползалось.

– Если будешь себя бояться, ты сделаешь только хуже! – сказала она, – нужно принять свой дар, как часть себя. Полюбить его.

Превозмогая страх, я совершила действие, казавшееся невозможным, и впитала огонь всем телом. Когда все закончилось, было уже трудно вспомнить, как такое получилось. Только Мара довольно прищурившись, похвалила меня.


За все проведенное вместе время, мы с Марой успели крепко сдружиться.

Она оказалась очень доброй и открытой старушкой.

У нее тоже был дар, не такой как у меня, но свой, особенный.

Мара могла лечить людей и распознавать других заклинателей, но только при близком контакте. Она всегда работала руками.

Для исцеления было необходимо касаться человека.

Мне очень нравилось наблюдать за ее плавными движениями, когда старушка заживляла мои ожоги, получаемые по неопытности. Казалось, что кожа на старческих ладонях молодеет, когда из-под них лился теплый золотистый свет.

Но, еще больше я любила слушать ее рассказы. Казалось, что наставница знает все на свете, но Мара всегда уверяла меня в обратном.

– Чем дольше живешь, тем больше понимаешь, что совсем ничего не смыслишь в этом мире, – улыбаясь, говорила она.

Оказалось, что Мара объездила, чуть ли не всю страну.

Даже, некоторое время, жила в столице королевства, Фаленхаде.

Особенно мне запомнилось описание королевского дворца: выбеленный фасад, ажурная лепнина вокруг окон, роскошная позолота и высокие колонны, подпирающие своды крыши. Вокруг огромный парк, в котором все деревья и кусты были фигурно подстрижены, а в прудах скользили по воде белоснежные лебеди.

– Только бы выбраться из этой проклятой деревни! – думала я, желая увидеть собственными глазами тот другой удивительный мир.

Между тем время летело.

Мара успела меня многому научить, но все-таки, видимо, я была не таким уж сильным заклинателем. Самое простое, получалось весьма неплохо, а вот что-то посложнее, удавалось далеко не всегда. Поначалу, я злилась сама на себя, потом, успокаивалась и продолжала биться над одним и тем же.

Пожилая женщина учила меня упорству и трудолюбию.

Так или иначе, главная цель – контроль огня, была достигнута.

Теперь, даже если бы я что-то нечаянно подпалила, то могла мгновенно потушить, а большего и не требовалось.

Отец постоянно твердил, чтобы я вела себя аккуратней и держала рот на замке. Он боялся, что кто-нибудь узнает о моих способностях и за мной пришлют комиссию по боевым заклятиям из ближайшего города. Те быстро прибрали бы к рукам юную заклинательницу, и нашли применение, которого отец не желал для меня.

Однажды я стала замечать, что Мара сокращает наши занятия и периодически пропадает по нескольку дней. Я сочла, что просто ей больше нечему меня учить, ведь знахарка итак вложила немало своих сил и знаний.

Отец же, как и обещал, дал наставнице достойную награду.

По ее словам, этого было даже более, чем достаточно.

Иногда я просто навещала старушку и приносила выпечку. Мы подолгу пили чай и разговаривали на разные темы.

Она узнавала, тренируюсь ли я самостоятельно. Я кивала и что-нибудь показывала. Например, касалась свечи, и пламя, которое загоралось, принимало форму животного или растения. Тогда она улыбалась, и ее серые глаза светились, какой-то своей, теплой радостью.

И вот однажды, когда я снова решила ее навестить и, заодно, спросить совета, я увидела толпу людей около её зеленого, заросшего плющом домика. Казалось, что сбежался весь поселок.

Многих я знала.

Люди стояли почти в тишине, некоторые беспокойно шептались.

У меня в руках была корзинка с пирожками.

Испеченные специально для наставницы, еще теплые, они источали аппетитный аромат.

Я приблизилась к толпе. Меня никто не замечал, лица выражали то скорбь, то удивление, то простое любопытство. В сердце что-то сжалось, невидимая пружина давила на горло. Я уже напридумывала для себя всевозможных объяснений, утверждая, что все в порядке и сама себе не верила.

Дальше все происходило как в тумане.

Просачиваясь через людей, я приблизилась к крыльцу. Мои пальцы легли на ручку, а со лба скатилась капелька пота. Дверь распахнулась и меня обдало духотой и запахом сушеных трав. В комнате царил сумрак. Закопченное окно, итак плохо пропускавшее свет, было зашторено. Здесь тоже были люди: приятельницы и соседи Мары. Я сразу их всех узнала.

Нижняя губа дрогнула. Корзина глухо стукнулась об пол, я метнулась к кровати.

Она лежала совсем белая, будто из воска.

На лице застыла полуулыбка, морщинки разгладились, черты заострились. Еще недавно ее рука была теплой…, сейчас – как лед.

Я все гладила и гладила ее ладонь. Ком в горле превратился в холодный поток слез. Кто-то всхлипывал в углу. Мой взгляд никак не мог оторваться от ее лица. Такое же доброе оно было, даже сейчас.

«Больше я никогда ее не увижу…,» – подумалось мне, и печаль заскреблась черной кошкой.

Кто-то положил мне руку на плечо – я обернулась. Это был мой папа. Я даже не услышала, как он вошел.

– Пойдем доченька, дай и другим попрощаться. Мертвого не воротишь.

Он обнял меня, и я заплакала еще горше.

– Поплачь, поплачь, потом легче станет, – он положил руку мне на плечо, – хорошим человеком она была. Надо будет достойно ее похоронить.

– Да…, хорошим, скольких вылечила, – добавил сосед умершей, – жену, вот, мою спасла!


Ноги несли меня по лесной тропинке.

Глаза застилали слезы.

Среди деревьев виднелся просвет. Вот ели расступились, и я оказалась на нашей поляне. Ручеек, все так же, безмятежно журчал, как будто ничего не случилось. Я умылась прозрачной водой, стирая соленые дорожки слез, и подняла взгляд к синему небу. В одно мгновение вспомнилось всё: эти три года занятий, все эти часы, что мы проводили вместе.

Наставница и ученица.

«Сколько она для меня сделала!»

Вспомнились и пирожки, рассыпавшиеся по полу…

«Мы могли бы сейчас сидеть и пить чай, кусая их румяные бока. Она рассказывала бы новую увлекательную историю, о прекрасных городах и интересных людях. Теперь все это в прошлом». – Такое не укладывалось в голове.

Пока мое сознание было погружено в горькие раздумья, руки, жили своей жизнью. Они перекидывались огоньками, преобразуя их на лету, то в рыбок, то в птиц.

Так прошло примерно два часа.

Я наконец-то, немного, успокоилась, поднялась с травы и медленным шагом двинулась в сторону дома.

На следующий день состоялись похороны, весь поселок пришел попрощаться и отдать дань памяти, доброй старушке.

На реку пустили плот, уложенный хворостом. На нем лежало тело наставницы, накрытое узорчатым льном. Люди несли цветы и складывали их сверху. Кто-то запричитал:

– Какая знахарка была то…! Как же мы теперь без нее будем…!

– Горе-то какое, подруженька моя милая…! – подхватила другая бабка.

– Восемьдесят два года, это вам не шутки! – вставил сосед.

На самом деле Маре было гораздо больше.

Помню, как я спросила, сколько ей лет. Услышав ответ, «почти сто семьдесят», я обомлела! Оказалось, Дыхание стихий способно нешуточно продлить жизнь. И чем большего ты достигнешь, тем дольше сможешь существовать на этой земле.

Всхлипы и вздохи слышались отовсюду.

Мне и самой хотелось расплакаться, но все слезы будто вытекли еще вчера. Только внутри все так же скреблась черная кошка.

В моей руке кололась белая роза, на лепестках которой поблескивали росинки.

Подошла моя очередь попрощаться.

Пальцы совсем не слушались, дрожали. Цветок упал на ворох других…, и сразу же, затерялся в этой огромной куче.

– Прощай, я буду помнить о тебе…, – прошептала я. Одна единственная слеза все же скатилась по щеке и упала с подбородка.

Солнце медленно уходило за горизонт.

Когда все наконец-то попрощались, отец и еще несколько уважаемых селян взяли в руки факелы, подожгли и оттолкнули плот. Течение лениво подхватило погребальный костер и потащило вдаль. Пламя вздымалось вверх, языки плясали на ветру. Опоздавшие бросали цветы прямо в воду.

Зрелище было красивым и одновременно печальным. Эти последние минуты, пока, объятый огнем плот не исчез, навсегда остались в душе. После, я долго вспоминала этот момент, оживляя в своем сознании полыхающий хворост, разлетающиеся искры и тянущиеся шлейфом по воде лепестки и бутоны цветов.

Нам так больно терять близких, наверное, потому, что больше никогда не сможем их увидеть и провести вместе те счастливые минуты, что отведены.


***

Прошел целый год после смерти Мары.

По привычке, я решила посидеть на нашей поляне и вдруг меня осенила мысль: «а ведь мы никогда не уходили за ее пределы!»

Недолго думая, я отправилась на разведку.

Я долго бродила, всматриваясь в кроны и слушая птиц. Вдруг, деревья начали редеть, и между ними образовался просвет. Сквозь колючие ветки елей виднелось что-то странное. То ли своеобразная колонна, то ли статуя…, из черного камня.

Несколько шагов вперед и до меня донеслось журчание.

Я вышла на небольшую зеленую полянку и увидела просто чудо!

Трехъярусный фонтан из отполированного черного мрамора.

Вода, казалось, струей подлетала прямо к небу, падала в самую маленькую чашу и перетекала вниз, наполняя до краев остальные. Зрелище поистине завораживало.

В этот момент я решила, что наткнулась на город древних. Но, обыскав все вокруг, убедилась, что кроме фонтана больше ничего не было. Никаких развалин или малейшего намека на них.

Подойдя поближе, я внимательно осмотрела находку.

Чаши, искусно вырезанные из цельной породы, гладкие и блестящие, были покрыты светлыми прожилками, сплетающимися в загадочный узор. Мелкие вкрапления переливались на солнце перламутром.

Зрелище было невероятно красивым!

На мраморе имелось несколько выбоин у кромки нижней чаши, но в целом он был в очень хорошем состоянии. Так, что можно было подумать, что кто-то ухаживает за фонтаном.

На нижней чаше я обнаружила надписи, выведенные золотом.

Хотя отец занимался моим образованием, я не смогла их разобрать. Это был какой-то странный, неизвестный мне язык.

Позже я пересмотрела купленные отцом на ярмарке книги и полазила в небольшой дедовской библиотеке. Но, увы, ничего даже близко похожего не обнаружила.

Тогда, умыкнув из дома кусочек бумаги, перо и чернила, я решила срисовать текст. С мыслью: «вдруг, где-нибудь наткнусь на разгадку».


***

– Где тебя черти носят? – гаркнул папа и стукнул кулаком по столу.

– Не ругайся так, она просто гуляла, – начала успокаивать его мама, – опять кричишь!

– А ты не вмешивайся, займись лучше ужином, – буркнул он и снова гневно посмотрел на меня, – я тебя обыскался, всю деревню оббегал! – это он, конечно же, преувеличивал. – Где ты была!? Неужели опять ходила одна на поляну?

– Ну…, да, – пришлось, признаться.

Совру – только хуже будет.

У отца был суровый нрав, его раздражало, когда нарушали его запреты. Я же шла наперекор, чисто из принципа, а порой и специально делала все наоборот. Так что, между нами часто возникали конфликты.

– Так и знал, за тобою глаз да глаз нужен! А вдруг кто тебя обидит!? Если бы ты хоть старших братьев с собой брала, я бы был спокойнее, – злился отец, – больше ты одна никуда не пойдешь!

– Но, папа…, – я хотела было, возразить, что я уже взрослая, что никого не боюсь и смогу воспользоваться магией, если понадобится. Хотя знала, что он против этого.

Отец же, не дал мне и полслова вставить.

– Ничего не желаю больше слышать, никаких «но», ты меня поняла?

– Да, – я опустила голову и уставилась в пол, создавая иллюзию покорности.

– Садитесь за стол, все остынет, пока вы ругаетесь, – позвала мама и добавила себе под нос, – каждый раз одно и то же…

Подтянув к себе стул, я уселась и все так же, потупив взгляд, стала размышлять, как же теперь выкручиваться.

«Неужели придется брать с собой кого-то из братьев? Но показывать фонтан нельзя – сразу доложат родителям. Нет, придется что-нибудь придумать. Пусть папа держит меня хоть под семью замками! Все равно сделаю по-своему!» – уголки моего рта от этих мыслей немного поползли вверх и тут же опустились, снова приняв обиженное выражение.

– Не обижайся на отца, – сказала мама, накрывая на стол, – он только добра тебе желает, как и я.

Запах еды моментально пробудил аппетит.

Когда сытно поешь, вся обида быстро улетучивается и настроение значительно улучшается. Отодвинув опустошенную тарелку, я принялась наблюдать, кто, чем занят.

Папа, кажется, уже не злился.

Он рассказывал маме о прошедшем дне: как после работы на поле, рыбачил с сыновьями у реки.

– А где же улов? – осведомилась мама.

– Совсем про него позабыл! Вон там, в ведре плещутся, – он махнул большой загорелой ладонью в сторону порога.

«Всего чуть-чуть задержалась, а столько шума!» – вздохнула про себя я.

– Самая большая моя! – похвастался Ким, и все засмеялись.

Мой взгляд упал на старшего брата.

Он очень походил характером на отца, сидел сдержанный и молчаливый.

Средний брат опять задирал Кима, и я отвлеклась на их вопли.

– Отдай, это моя котлета! – кричал Ким, тыкая брата вилкой и порываясь схватить его за волосы, – мама скажи ему…!

– Мерик, сейчас же отдай брату котлету, это что еще такое?! – ее брови-дуги сердито изогнулись.

– Да я же пошутил, – он поднес наколотый на вилку трофей к тарелке Кима, – на, забирай, жмот! Обожрись!

Ким посмотрел на него с детским презрением.

– Такое ощущение, что я вас совсем не кормлю…, – начала мама, – ведете себя, как дикари!

«Вот за это я и люблю свою семью!» – усмехнулась я.


Раздумывая над тем, как можно продолжить посещать фонтан, в попытках разгадать его секрет, я подошла к открытому окну и села на подоконник.

Воздух был каким-то душным, словно перед дождем, но небо, на удивление, оказалось чистым.

Одна из двух лун, Элейн – та, что поменьше, уже взошла высоко над горизонтом. Другая – Ио, показалась из-за крыши лишь наполовину.

Несколько звезд зажглись на небосводе и ехидно подмигивали.

Где-то внизу застрекотали цикады.

Подумав, что лучше решать проблемы на свежую голову я вернулась в кровать. Подобрала, лежавшую на ней, книгу легенд и открыла страницу, заложенную листком с заметками о фонтане.

Задрожали свечи на сквозняке, а глаза скользнули по строчкам:

«Элейн была прекрасной юной девушкой и о красоте ее знала вся округа. Люди любовались золотыми локонами, синими, как море глазами. Восхищались нежной персиковой кожей и алыми, как бутоны роз устами.

Родилась Элейн в семье богатого купца, и был у нее старший брат Ио, такой же прекрасный, как и она сама.

Жили они еще во времена древних королей, таких древних, что никто уже не помнит их имен. Тогда еще заклинателей совсем не жаловали. Их называли приспешниками Дьявола, жгли на кострах, пытали или изгоняли жить в леса.

Как-то под осень, приехал в деревню, где жили сестра с братом, местный князь Орен.

Слыл он сильным и умелым воином. Русые волосы его спадали до плеч, карие очи светились смелостью льва.

Измучила молодого князя жажда, и решил он заехать в ближайший дом. Сошел с коня и постучал в дверь. Вышла к нему девушка невиданной красоты: глаза – топазы, волосы – золотые реки. Улыбнулась и молвила:

– Здоровья тебе княже! Заходи в наш дом, добрым гостем будешь.

Орен зашел внутрь, и свита за ним.

– Как же тебя звать, милая девица?

– Элейн.

– Элейн…, – только и прошептал он, пораженный её красотой.

Когда все спешились и привязали коней, стол был уже накрыт, отец вышел, приглашая гостей утолить голод. Все были рады князю, кроме Ио.

Он сидел молча, ни на кого не глядя.

Откушав и утолив жажду, князь распрощался с услужливыми хозяевами и поехал дальше по своим делам. Но, не смог он позабыть прекрасных глаз Элейн и нежный голос. Так и видел он ее лицо перед собой.

Только князь за порог, Ио встал из-за стола и позвал отца с собой. Уединившись в комнате, Ио начал разговор:

– Вернется князь, заберет Элейн с собой, нельзя этого допускать. Рано или поздно прознает он, что Элейн заклинатель ветра. Узнает и не пожалеет ее, быть беде, отец!

– С чего ты так решил? – спросил старый купец, так будто сын говорил ерунду.

– Как же с чего?! Смотрел он на нее…, словно тигр на лань, того и гляди, съест.

Но не послушал купец Ио, корысть взыграла в нем. Решил он, если выдаст дочь за князя, то будет золото горстями грести.


Элейн и Ио были заклинателями воздуха.

Проснулась в них сила еще в раннем детстве. Теперь же Ио было двадцать три года, а Элейн девятнадцать. Достигли они вдвоем в магическом искусстве уже многого. Кроме родителей, никто не знал об их даре, иначе грозила бы им смертельная опасность.

А отец с матерью так их обоих любили, что не побоялись скрыть ото всех эту страшную тайну.

И вот прошло несколько дней с появления князя Орена, как в дверь раздался стук.

Подскочил Ио, словно ужаленный змеей, почувствовав беду и сказал матери:

– Давай притворимся, будто нет нас дома!?

Хотела, было, мать согласиться, но тут вышел из комнаты отец и отворил дверь.

Впустил он князя в дом.

На этот раз был Орен при полном параде: красная рубаха с вышивкой вокруг воротника, черные штаны из тончайшей шерсти, начищенные красные сапоги, и плащ из темно синего сукна.

– Пришел я посватать дочь вашу Элейн! – выпятил грудь колесом князь, красуясь, – хочу взять ее в жены. Обещаю вам, что буду ей хорошим мужем, ни в чем нужды не увидит. Все ради нее сделаю!

– Не против я, княже, но по старинному обычаю должен ты нам выкуп заплатить.

– Готов и выкуп у меня.

Вышли тогда они на крыльцо, и ахнул старый купец.

Стояли перед домом два белых жеребца, такие ухоженные да лоснящиеся. На базаре за них невиданных денег можно было выручить, на всю жизнь бы вдоволь хватило. Окликнул Орен слуг своих, поднесли те большой ларец. Открыли. Золото и драгоценности засверкали на солнце. Совсем ослеп купец от жадности и дал согласие на свадьбу.


Свадьбу сыграли пышную.

Элейн по нраву пришелся Орен, и была она краше и счастливее всех. В белом платье своем, будто лебедушка плыла она в танце. Фата словно облако накрывало ее локоны, и взлетала вслед за каждым шагом. Все веселились и пили за счастье и здоровье молодых.

Лишь Ио был печален.

Почти ничего не ел, не пил.

После шумного пира, уехали молодые в позолоченной карете в замок княжеский. Остался Ио совсем один. Мать с отцом пошли считать монеты, а он надел седло на свою старую кобылу и помчался, куда глаза глядят.

Прискакал Ио в чисто поле, спешился, упал на мягкую травушку и впервые за много лет заплакал. Вспоминались ему их с Элейн детские игры, когда они вдвоем на этом самом поле, убедившись, что одни, вызывали ветер. Соревновались, у кого он получится сильнее. Сдували друг друга и смеялись.

Везде они были вдвоем.

Ближе сестры не было у него никого.

Отец постоянно торговал на базаре, да был в разъездах за диковинным товаром. Мать же хлопотала с утра до позднего вечера по хозяйству.

Вернулся Ио домой поздно, и никто не заметил его пропажи. Сразу же упал он обессиленный на кровать и уснул.


Прошло несколько недель, и Элейн приехала навестить своих родителей и брата. Теперь была она похожа на настоящую княжну. Белые жемчужины покрывали ее голову витиеватыми узорами. Заморскими ароматами веяло от ее нежной кожи. Шелковое синее платье струилось до пола. Длинные рукава были расшиты серебряными нитями. Кольца с драгоценными камнями обнимали тонкие пальцы, а на груди поблескивал кулон с изумрудом.

Мать чуть в обморок не упала, но сын тут же подхватил ее под руку.

Элейн вошла, постукивая каблучками, обняла свою мать, поцеловала в щеку брата.

Отец отсутствовал в тот день.

Он рано утром уехал на ярмарку.

Элейн присела на стул, остальные последовали ее примеру, и начала рассказ, о том, как ей живется.

Все у них с мужем было хорошо, словно в сказке. Любили они друг друга, и не было счастью границ. Элейн была окружена слугами. К ней приставили наставницу, обучаться светским манерам и прочим тонкостям. Было у нее всего вдоволь: украшений, платьев, туфель. Орен выполнял все ее прихоти и пожелания, хотя было их немного. Ездили они по утрам на конные прогулки вокруг озера, и случалось на охоту. Каждый вечер гуляли супруги по парку, сидели в беседке или кормили лебедей.

Теперь Элейн все время навещала своих родных. Приезжала в карете запряженной четверкой смоляных жеребцов, и обязательно с подарками.

Ио немного успокоился и каждый раз, с нетерпением, ждал появления сестры.


Так минуло полгода.

Все шло в привычном русле: должна была на днях приехать в гости Элейн. Но, пролетело уже две недели, а она все не появлялась.

Одолела Ио тревога.

Решил он, на утро отправиться к князю, и узнать, что случилось. Но ночью проснулся от непонятного стука. Встал, подошел к окну и увидел белого голубка на карнизе. Тогда Ио распахнул окна и впустил ночного гостя. К лапке голубя было прикреплено письмо. Ио сразу же узнал подчерк сестры. И принялся читать:

«Дорогой брат, произошла со мной беда. Больше не люба я князю, хочет он судить меня за колдовство. Не пытайся спасти меня, иначе сам в беду попадешь!

Лишь хочу, на прощание, сказать, что безмерно люблю вас всех!

Раскрыла я себя, не по глупости, а из-за любви. Поехали мы на охоту, оторвались вдвоем с Ореном от всех. Кони лихо мчались и заехали мы в чащу. Тут выскочил на нас медведь, огромный, черный, заревел во все горло! Испугался конь Орена, сбросил его под ноги лютому зверю и разодрал бы тот его. Забыв обо всем, я подняла бурю и прогнала медведя обратно в чащу.

Вот и кончилось мое счастье.

Только мы вернулись в замок, приказал князь меня заточить в башне.

Видеть меня не хочет, ведьмой называет.

Думает, что обворожила я его и ничего слышать не хочет.

Прощай мой милый Ио, береги мать с отцом, а если князь приедет, и станет выспрашивать, знали ли вы про меня правду, отрицайте!»


Сжег Ио письмо в печке, чтобы чужие глаза не прочитали, схватился за голову и начал думать, как же быть теперь. И не смотря на запрет сестры, решил ее спасать, во что бы то ни стало!

Весь день он ходил сам не свой, а ночью решил пробраться под стены замка.

Закинул веревку с крюком наверх и стал карабкаться, помогая себе ветром.

Из рассказов сестры, которой очень нравилось гулять по замку, Ио знал, куда нужно попасть.

Он пробрался под окна кухни. Сумел отворить дверь. Внутри оказалось темно и тихо – слуги спали. Тогда Ио зажег лучину.

Осмотревшись, он нашел ход, ведущий в коридор, и не стал больше медлить.

Юноше удалось добраться до башни, где держали Элейн и похитить ключи у спящего тюремщика. Но не успел он подняться по ступенькам вверх, как услышал крики: тюремщик, который проснулся, обнаружил пропажу.

В тот же миг, Ио заспешил наверх.

А в замке, тем временем, начался переполох.

Скрипнула отворяемая дверь. Элейн не спала. Она стояла у открытого окна и смотрела вниз. Тут девушка резко обернулась, отшатнулась назад, думая, что пришел ее палач. Но признав в незнакомце брата, бросилась ему на шею.

Снизу раздался топот ног и злобные голоса. Стражники спешили поймать наглеца и убить на месте. Брат закрыл дверь на ключ. Но, к сожалению, нечем было ее подпереть. Отныне не было надежды на спасение.

Дверь застонала под натиском – по ней колотили с другой стороны. Вот-вот должны были сорваться петли. Тогда Ио взял сестру, поставил на подоконник и влез сам.

– Что ты делаешь? Мы разобьемся! – вскричала Элейн

– Пока тебя не было, я кое-чему научился, слушай меня внимательно…

Ио поведал сестре о секрете полета, который он случайно открыл, заклиная воздух. Вот только, ему еще не доводилось высоко взлетать и парить дольше перышка на ветру.

На страницу:
2 из 9