Детская встреча с мечтой

1. Отлет

Третьего августа Сережа, двенадцати лет от роду, окончивший пятый класс и собирающийся переходить в шестой, весь день дико волновался. А то! Завтра рано утром ему предстояло, во-первых, лететь на самолете – а он еще никогда не летал! А во-вторых, лететь в жаркий Крым. А он никогда еще не был в жарких краях и никогда не видел моря. Так чтобы водная гладь уходила далеко-далеко за горизонт и не было видно берега! Ведь у них в Новосибирске нет моря. Есть, конечно, Обское. Но у него только в одном месте не видно противоположного берега – там где ширина водохранилища составляет более двадцати километров. Ну и опять же, в морях водятся дельфины. И дельфинов и море он видел только по телевизору в американском сериале Флиппер. Поэтому и волновался. Впрочем, также волновалась и его мама. Вечером она сходила к соседям и на их адрес заказала такси – телефона у нее в квартире не было, а когда такси подъезжало, диспетчер сообщал о прибытии на телефон заказчика. Заказала на четыре часа утра.

Четвертого августа, в три часа утра, в полной темноте мама разбудила Сережу. Второпях они перекусили печеньем, на которое мазали сливочное масло и которое запивали чаем.

Потом, перетащив все сумки и чемодан поближе к двери и полностью одевшись, они томительно ожидали прихода такси, то и дело выглядывая в окошко. Было сумеречно и прохладно. В домах напротив свет горел только в двух окнах – все еще спали. Пусто было на улице Обьединения.

Сердечко Сережи учащенно билось в нетерпеливом ожидании. Но вот подъехало такси – они загодя увидели свет одиноких фар и проследили, что эти фары свернули именно к ним во двор, быстро принялись обуваться и тут им в дверь постучали соседи, которым диспетчер позвонил о прибытии. Поблагодарив соседей Сережа с мамой, суетясь и беспорядочно толкаясь, подхватили две сумки и чемодан и торопливо побежали по ступенькам вниз на улицу, словно боялись, что такси подождет-подождет, да и уедет.

Заполошные, они выскочили из подъезда. Такси – светло-зеленая волга – стояло прямо напротив подъезда. Увидев пассажиров, основательно упитанный таксист вальяжно вышел из машины, по-барски обошел ее, неспешно открыл багажник и также неспешно отступил в сторонку – мол, вещи грузите сами. Почему-то все еще суетясь, мама с сыном быстро, бестолково и как попало запихали свои вещи в багажник. Сели на заднее сиденье. Вздохнули. Сережа, садясь последним, хлопнул дверцей такси и получил замечание от водителя – сильно очень. А он ведь еще никогда в жизни не садился в легковые автомобили, не закрывал их дверцы, и не знал как вообще это делается!

Наконец волга тронулась с места, проехала вдоль всего тридцать первого дома, выехала на улицу Обьединения и набрала скорость на абсолютно пустой дороге. Сережа с мамой замерли на своих местах – ну наконец-то!

Все также молча и почему-то не шевелясь они ехали в Толмачево по пустым и только-только начинающим пробуждаться от темноты улицам Новосибирска. Светофоры либо еще не работали, либо мигали желтым.

Поездка далась им очень нервно. Они все извелись, панически боясь опоздать.

Но вот, наконец, в темном мареве пустырей показалось ярко освещенное здание – аэропорт. Мама поспешно расплатилась – согласно счетчику, скрупулезно отсчитав мелочь вплоть до копейки – денег на работе она получала мало и на эту поездку копила не один год. А папы у них не было. Они достали вещи из багажника. Волнуясь, направились в здание. Аэропорт был весь в ярких огнях, в мощном гуле самолетных двигателей, в посадочно-встречающейся суете. То и дело диктор приятным, но строгим женским голосом объявлял, что приземлился рейс такой-то, оттуда-то, либо сообщал, что начинается регистрация на рейс такой-то, туда-то. И каждый раз, как только женщина начинала говорить, огромный зал аэропорта, густо наполненный людьми и вещами, сначала замирал, а к концу речи диктора вдруг какая-то его часть начинала резко суетиться – вскакивать с кресел или с чемоданов, хвататься за вещи, суетясь переставлять их, проверять наличие билетов и паспортов, а потом, подхватив все свои узлы, тюки и баулы, поспешно устремляться куда-то в волнующую неизвестность.

Осмотрев огромный зал, сплошь заставленный длинными рядами одинаковых пластмассовых кресел и не найдя свободного места, мама Сережи подошла к колонне и составила вещи здесь. Сережа тут же сел на свой чемодан. Сердце его учащенно билось. Ну наконец-то! Наконец-то он что-то повидает! Увидит теплые края, жаркий климат, огромнейшее море, соленую воду, гигантские морские корабли – в Оби ведь всего этого не увидишь!

Блин! Как нестерпимо сильно хотелось ему все это увидеть! Как рвались его думы туда, к самолету! Испытать полет! Смотреть на землю с огромной высоты! Как все это было страшно заманчиво! И он мелко подрагивал, то ли от утренней сибирской прохлады, то ли от сильного возбуждения.

– Граждане пассажиры, начинается регистрация на рейс 4724, вылетающий до Симферополя, – вдруг буднично произнесла диктор.

И Сережа тут же радостно подскочил. С сумок поднялась и его мама.

– Регистрация производится в секции номер два, – закончила диктор и отключилась.

Мама Сережи растерянно посмотрела по сторонам, стараясь сообразить, что же это такое – сектор, и где этот сектор находится, ведь она в аэропорту была также как и ее сын – в первый раз!

Вместе с ними поднялось довольно много народу и все эти люди дружно потянулись в одну сторону. И мама, подхватив тяжелый чемодан и сумку решительно направилась следом за ними. Сережа, схватив вторую сумку, энергично поспешил за ней – так ему не терпелось наконец-то попасть в эту волшебную машину, в которой он никогда-никогда еще не был – в самолет! И очень хотелось лететь над землей и смотреть на нее сверху. Ведь он никогда еще не видел сверху землю – только с балкона пятого этажа!

Суетясь и толкаясь они встали в длиннющую очередь. То и дело пропихивая ногами по полу свои вещи народ медленно продвигался вперед. В основном все сонно молчали – все-таки раннее утро! Только кое-где слышались тихие разговоры.

И чем ближе они подходили к стойке регистрации, тем Сережа волновался все больше и больше. Эта стойка представлялась ему некоей границей, отделяющей серую будничность от волшебного мира. От полетов в облаках, от песчаных побережий, сплошь усеянных ракушками, от лазурного бесконечного моря, от дельфинов, крабов и от других неведомых обитателей. Например, акул. Сережа даже встрепенулся. А интересно, есть ли в Черном море акулы? Ведь должны же быть – море все-таки! И он невольно поежился. Впрочем, как на самом деле выглядит море, и что там плавает под водой он представлял себе довольно смутно, и поэтому лететь ему хотелось еще сильнее.

Но вот подошла их очередь. Его мама, волнуясь не меньше чем он – ведь для нее все это тоже было впервые – и самолет, и море впереди! – она, суетясь и волнуясь, кое-как достала билеты, паспорт и свидетельство о рождении сына. Выложила все это на стойку.

Девица в белой блузке и строгой синей униформе внимательно посмотрела на билет.

– Так ведь вы летите только завтра! – удивилась она.

– Как так?! – искренне растерялась его мама, а у Сережи в душе вкруг все провалилось в какую-то черную дыру, в которой исчезли и радость полета на самолете, и жгучий интерес к тому, как на самом деле выглядят жаркие страны, и гигантская гладь моря.

– Вот же у вас дата! – недовольно ткнула пальцем заспанная девица. – Время же московское на билетах! Внимательней надо смотреть! – выговорила она.

Мама ничего на это не отвечала, растерянная и разбитая. Пристыженная, с поникшей головой, ощущая на себе многочисленные насмешливые взгляды тех счастливчиков, которые вскоре сядут в самолет, она, впрочем, гордо вскинув голову, решительно отошла от стойки, и молча направилась наружу. Сережа, подавленный и растерянный – за ней.

– Такси в город? – тут же, как только они вышли из здания, подскочил к ним какой-то кавказец.

Мама только подавленно кивнула, даже не спросив про цену.

Погрузились. В полном молчании доехали до дома. Расплатились – уже конечно не по счетчику и гораздо дороже – раз в десять больше, чем когда ехали туда. Молча вышли из машины. Молча поднялись по ступенькам. Молча вошли в квартиру. Бросили в коридоре сумки и чемодан. Разделись и молча легли спать. На душе у обоих было паршиво – хоть плачь!

Проснулись они около часу дня. Все еще подавленные и растерянные. Молча позавтракали, оба в сильном ожидании завтрашнего дня. Потом – пообедали. Потом мама снова сходила к соседям и снова заказала такси на четыре утра, сказав им, что они заранее выйдут на улицу, пусть, мол, не беспокоятся. Весь этот день прошел скучно и неинтересно, в полном ожидании – скорее бы он наконец-то закончился!

Вечером мама все также молча завела будильник. Легли. Долго не могли уснуть ворочаясь, и переживая несостоявшееся путешествие. Заснули только под утро, и тут же подскочили от резкого звонка механического будильника.

На этот раз они и позавтракали и собрались без всякой суеты, тем более, что чемодан и две сумки были уже собраны.

Заранее вышли во двор, ежась в сибирской утреней прохладе, пристально вглядываясь туда, откуда должно было появиться такси, и каждый раз вздрагивая и волнуясь, когда в той стороне, в сумерках города вдруг мелькали фары одинокого автомобиля.

Но вот, наконец, мелькнувшие фары направились в их сторону. К поезду подъехала светло-зеленая Волга с шашечками, Остановилась прямо возле них. И мама подхватив тяжеленный чемодан и сумку, тут же направилась к багажнику. И здесь замерла в ожидании. Сонный шофер, кое-как выбравшись из кабины, зевая и потягиваясь, подошел к ней.

– Доброе утро, – вежливо и как-то даже подобострастно поздоровалась мама, но водитель не обратил на это никакого внимания.

Помахивая брелком с ключами, он выбрал нужный, еще более неспешно вставил в замок багажника, открыл крышку и лениво отошел в сторонку, откровенно зевая во весь рот. Как известно, таксисты зарабатывали довольно большие деньги, самих такси было мало и поэтому сесть в такси было не так уж и просто. По-крайней мере не все заказы принимались.

Мама Сережи, снова суетясь и волнуясь, кое-как засунула в багажник волги свои вещи. Сережа все это время стоял рядом в ожидании – вдруг понадобится какая-нибудь помощь? Его снова била мелкая дрожь.

Вот наконец последняя сумка была уложена и мама направилась к задней дверце машины. Шофер неторопливо захлопнул крышку багажника, слегка придавив ее сверху. Мама открыла заднюю дверцу. Поспешно, словно боялась, что такси уйдет без них, села и передвинулась дальше, уступая место своему сыну. Сережа сел рядом и очень-очень аккуратно, двумя руками, прикрыл дверцу машины, с силой надавив ее на себя – до щелчка. Такси тронулось. Снова они ехали по ночному Новосибирску. Кое-где горели фонари, кое-где светофоры мигали желтым, хотя основная часть была еще выключена. Улицы и тротуары были пусты от машин и пешеходов.

Сережа тупо смотрел в окно на проплывающий сонный город и не узнавал его. Впрочем, его это и не волновало. Он с удивлением осознал, что сейчас он уже ничего не хочет! А хочет, чтобы поскорее закончилось вся эта кутерьма с затянувшимся отъездом! Только и всего!

Снова аэропорт – снова весь в огнях, суете и реве самолетных двигателей. Снова – голоса дикторов, объявляющих посадку или регистрацию. Снова – суетливая очередь с обилием сумок и чемоданов. И снова – регистрация. На этот раз (а Сережа вдруг почему-то принялся сомневаться) все прошло благополучно. Мама подала документы (свой паспорт и свидетельство о рождении сына), погрузила сумки на эскалатор. Девушка наклеила на ручки багажа бумажные полоски. Эскалатор задрожал, завибрировал и сумки с чемоданом медленно поплыли к стене и скрылись за резиновой шторкой. Девица молча проштамповала билеты, оторвала от них что-то и подала маме вместе с документами.

Сережа с мамой отошли в сторонку, не зная, что делать дальше. Сережа полностью полагался на взрослых – на свою маму. А она сама была в полной растерянности – и куда теперь идти? А вдруг самолет улетит без них?

Волнуясь, она вернулась к очереди, обратилась к женщине, которая ей понравилась больше всех – в том смысле, что она выглядит вполне доброжелательно и наверняка ответит на ее вопросы, поговорила с ней и, удовлетворенная, вернулась к сыну.

– Должны объявить посадку, – сказала мама. – Будем ждать.

Так как громоздких и тяжелых вещей больше с ними не было и, соответственно, сидеть стало уже не на чем, они более внимательно поискали свободные места среди многочисленных лавочек – так чтобы были два рядом. И, наконец, к своему удовлетворению, нашли такое место. Протиснулись вдоль длинного ряда, перешагивая через разложенные на полу вещи и протянутые ноги. Сели. Слева от них какой-то кавказец, разложив свои вещи на трех сиденьях, лег на них сверху, спал. Справа, разложив на краю лавочки предметы гигиены – платки, марлю для подгузников, пеленки и прочее, какое-то семейство возилось со своими детьми. Грудничок вредно хныкал, явно раздраженный всем этим путешествием, а две девочки лет трех-четырех с усталыми сонными глазами сидели на сумках возле занятых лавочек.

Наконец объявили посадку. Снова суетясь и волнуясь Сережа с мамой побежали в указанный сектор и заняли длиннющую очередь, которая упиралась в закрытую дверь. Долго-долго стояли. Потом, наконец, дверь открылась и всех стали впускать внутрь, проверяя корешки билетов. Наконец и Сережа с мамой прошли сквозь этот кордон и вопреки их ожиданиям, не отправились к долгожданному самолету, а застряли в просторной комнате, в которой к тому же было мало сидений. Они прислонились к стене и долго-долго ждали чего-то. А помещение все наполнялось и наполнялось народом и в конце-концов стало и тесно, и душно. И вообще – сильно дискомфортно. Но делать нечего, и Сережа с мамой молча стояли, переминаясь с ноги на ногу.

Потом появилась какая-то девица в синей униформе – жакет, юбка, пилотка и белая блузка. Сначала она долго с кем-то разговаривала, и все пассажиры с напряжением следили за ней. Но девица, казалось, такое пристальное внимание вообще не замечала и говорила себе и говорила и говорила. А потом, наконец-то наговорившись, она направилась к дверям, открыла их ключом и скучающим голосом позвала всех на посадку.

Народ, подхватившись, плотно столпился у узких дверей. В сильной тесноте Сережа с мамой кое-как выбрались на свежий воздух.

И здесь вся эта толпа снова замерла в ожидании чего-то еще. Чего? – Сережа не знал. Но он полностью доверял своей маме, которая, впрочем, также ничего не знала, и просто следила за всеми остальными пассажирами.

Но вот к ним подъехал двух-вагонный автобус. Открылись двери и народ дружненько потянулся внутрь. Втолкнулись и Сережа с мамой, которая крепко-крепко держала свою сумку с документами и деньгами. Пассажиры стояли довольно плотно – как селедки в бочке.

Автобус, впрочем, стоял еще долго. Шофер то куда-то отходил, с кем-то долго разговаривал, то возвращался на свое место, но теперь уже отходила сопровождающая пассажиров девица и также долго с кем-то разговаривала. Все это время жестко утрамбованный народ, стоял , потел и молча ждал.

Но вот, наконец, шофер в очередной раз занял свое место. Рядом с ним встала девица. Двери, к огромному облегчению всех пасажиров, наконец-то закрылись и автобус неторопливо тронулся с места.

Он медленно ехал по огромаднейшему аэропорту, лениво и как-то даже буднично проезжая мимо больших белых самолетов, и Сережа, вжатый в стенку возле двери, во все глаза с жадностью смотрел на них сквозь окно. Самолеты стояли гордыми ровными рядами – большие и поменьше, с пропеллерами и с турбинами. И все они были покорителями высоты. Все то и дело взмывали ввысь, буднично перевозя пассажиров над землей. И все это воспринималось Сережей как сказка. Но автобус, не останавливаясь, ехал все дальше и дальше, минуя самолеты разных конструкций и не давая возможности их толком рассмотреть, чтобы потом рассказать пацанам во дворе, что он видел.

Проделав несколько замысловатых поворотов, автобус вдруг остановился, открылись двери и пассажиры радостно хлынули наружу, на свежий воздух, так как в салоне стало ужасно душно.

Рядом с автобусом стоял самолет. Ту-104 было написано на белом корпусе. Длинные крылья, в основании которых у самого фюзеляжа располагалось по турбине. И эти турбины громко гудели, так что закладывало уши. Возле самолета суетились какие-то люди – грузили багаж, тянули какие-то толстые шланги, еще что-то. Время от времени подъезжали какие-то машины.

Народ молча стоял, чего-то ждал. Посветлело и от этого почему-то стало прохладнее. Стояли и Сережа с мамой, ежась и плотнее закутываясь в кофточки.

Наконец подъехал трап – машина с лестницей наверху. Народ покорно уплотнился тесным полукругом и замер в ожидании чего-то, о чем ни Сережа ни его мама еще не знали. Стояли минут десять. Наконец на трап поднялись две девицы в синей униформе. Здесь они долго разговаривали с другими девицами, спустившимися из самолета. Потом – еще более долго – с работниками, которые суетились вокруг. А потом – наконец-то! – народ вдруг потянулся по ступенькам наверх, в самолет, и сильно уставшее от ожидания сердце Сережи наконец-то бешено забилось. Вот он, в толпе, упираясь в чью-то спину, в утренних прохладных сумерках медленно продвигается вперед, крепко держа руку мамы, чтобы не потеряться. Продвигались на один-два шага и останавливались. Вот они, наконец-то, добрались до трапа. Девица в униформе, стоявшая на второй ступеньке, жестом всех остановила, глядя вверх, на очередь, столпившуюся перед дверью самолета. Сережа посмотрел на свою маму. Она пожала плечами. Девица в униформе, выждав, пока трап очистится, повернулась к пассажирам.

– Посадочный талон, – лениво процедила она.

И мама тут же принялась суетливо рыться в своей сумке, в бумажках и документах. Пассажиры, у которых посадочные талоны были наготове, недовольно протискивались мимо них, оттесняя в сторонку. Наконец мама нашла. Волнуясь подала – вместе с документами. Девица, даже не посмотрев, равнодушно кивнула и мама, крепко взяв за руку своего сына, решительно ступила на качнувшийся трап, и сердечко Сережи тут же томительно сжалось – что ждет его впереди?! Явно что-то волнующее, захватывающее, неизведанное?!

Они неуверенно поднимались по шатким ступенькам, и то, что трап слегка покачивался с непривычки их пугало. Вот они подошли к овальной двери самолета. Нагнулись, входя.

– Доброе утро, – вежливо приветствовала их стюардесса, стоявшая в тесном чистеньком тамбуре.

– Доброе утро, – тут же поспешно ответила мама, останавливаясь и выпрямляясь в ожидании дальнейшего.

– Доброе утро, – вторил маме Сережа, замирая рядом, отчаянно волнуясь и тоже не зная, что же делать дальше!

– Покажите ваш посадочный билет, – попросила стюардесса абсолютно нормальным, человеческим голосом – не то что девица на трапе.

Талоны были крепко зажаты у мамы в руках и она тут же их протянула. Девушка быстро взглянула, слегка наклонившись.

– Двенадцатый ряд направо. Сверху вы увидите бирки с номерами мест. Ваши места – у иллюминатора, – произнесла она, ободряюще им улыбнувшись, и Сережа и его мама вдруг как-то сразу расслабились и наконец-то перестали напрягаться.

– Спасибо, – искренне поблагодарила мама и свернула направо – в салон самолета.

Сережа – за ней. Они оказались в узком проходе. Высокие мягкие кресла – три слева и два справа. Белые накидки под головами. Круглые иллюминаторы. Все поражало белизной, чистотой и чем-то неземным, нереальным. Что-то тихо гудело. Впереди народ шумно рассаживался, убирая ручную кладь в специальные отделы, расположенные над креслами.

Мама первой направилась по узкому проходу – вдвоем здесь уже не пройти. Смотрела направо, лихорадочно ища, где же указаны номера кресел, и, не находя их, принялась считать ряды, загибая пальцы. Потом наконец-то разглядела белые бирки вверху – там где ручная кладь. Остановилась.

– Вот эти вроде бы наши, – произнесла она, но будучи наученная горьким опытом, тщательно сверила то, что написано в их талонах, с тем, что было отпечатано на белых бирках.

Потом удовлетворенно кивнула и Сережа тут же быстренько уселся у иллюминатора, радостно уставившись наружу. Впрочем, иллюминатор располагался несколько неудобно – не сразу у сиденья, а немного дальше, и поэтому, чтобы посмотреть в него, приходилось наклоняться вперед. Впрочем, все эти мелочи нисколько не задевали Сережу. Он с интересом осматривал пульт вверху: Надо же – вентиляция! Надо же, вызов стюардессы. И надо же – индивидуальная лампочка! Он был безмерно счастлив, что уже сидит в самолете и скоро оторвется от земли и взлетит. И Сережа наконец-то узнает, что это такое – полет, когда земля далеко-далеко у тебя под ногами! А потом узнает, что же это такое – жаркие страны! А потом увидит загадочное море. Будет в нем плавать! Увидит дельфинов! Увидит крабов, бегающих по песку! Водоросли, рыбки! И все эти видения сильно волновали ребенка. Волновали так, что ради них он готов был сносить любые невзгоды и неприятности.

Пассажиры кое-как расселись, распихав свои дорожные сумки по отделениям вверху и под своими сиденьями. Наконец все притихли. Сережа в нетерпении ждал продолжения – ну когда же взлет?! Но ничего не происходило. В иллюминаторе он видел, как по трапу то спускались, то поднимались люди. Но вот наконец трап медленно отъехал и Сережа заволновался – ну вот, наконец-то! Сейчас – ввысь!

Но… Сначала стюардесса закрыла двери. Потом энергичнее взревел двигатель и долго так работал. Потом над входом загорелась надпись -'Пристегните ремни' и все пассажиры принялись дружно щелкать ремнями. И Сережа с мамой сначала суетливо искали эти ремни, которые, как оказалось, просто свисали на пол с боков кресел, потом они перепутали их между собой, и поэтому не могли застегнуть, а потом долго и растерянно разбирались, как их надо правильно застегивать, пока подошедшая стюардесса вежливо и корректно не показала им, как все это делается. А потом – наконец-то! – громада самолета неторопливо сдвинулась с места. Но вопреки ожиданиям, он не взлетел сразу же, а медленно поехал куда-то по бетону. Ехал он долго, то и дело сворачивая в разные стороны, и Сережу откровенно утомила эта езда.

Между тем мама достала из сумочки два леденца. Один подала Сереже.

– Уши будет закладывать, – пояснила она. – И укачивать. Тошнить будет. Конфеты помогут.

И Сережа понял назначение бумажного пакета, заткнутого в сетку, прикрепленную к спинке впереди стоявшего кресла.

Он торопливо развернул леденец, сунул его в рот, поискал, куда бы сунуть фантик, по картинке на рукоятке кресла вроде бы разобрался, выдвинул коробочку из подлокотника, запихал туда скомканный фантик и снова с жадностью уткнулся в иллюминатор.

В какой-то момент самолет вдруг замер и его двигатели взревели гораздо сильнее. Он весь страшно затрясся. И Сережа снова заволновался в ожидании чуда. Двигатели все ревели и ревели, самолет все трясся и трясся, и было видно как сильно трясутся его крылья, и Сережа даже испугался – а вдруг они отвалятся? Но в салоне никто не волновался, не бегал в панике по проходу, и значит все было в порядке, значит так было и надо. Вдруг самолет, словно сорвавшись с цепи, резко устремился вперед, вжимая пассажиров в спинки кресел. Он разгонялся и разгонялся, трясясь гораздо сильнее, и Сережа, глядя в иллюминатор на виднеющееся крыло, все-таки снова принялся сильно бояться, что крыло сейчас треснет и отвалится. Вон оно какое тонкое на конце, и вон как оно сильно раскачивается!

Вдруг нос самолета приподнялся, тряска мгновенно прекратилась, и земля в иллюминаторе принялась стремительно уходить вниз. Сердечко мальчика сжалось в комочек от абсолютно новых, доселе неизведанных ощущений! Замерев, он, сильно наклонившись вперед к иллюминатору (что в таком положении было совсем уж неудобно) в восторге смотрел за тем, как стремительно удаляется земля, и как все вдруг там, внизу, становится игрушечно маленьким. Его мама в это время закрыла глаза и замерла в ожидании наступления тех проблем, про которые ей рассказывали знающие люди, торопливо рассасывая леденец.

Уши у Сережи вдруг заболели, но он заметил, что как только начинал глотать слюну, выделяемую из-за леденца, все эти ощущения тут же проходили.

Нос самолете существенно задрался вверх и это тоже очень сильно волновало ребенка.

И он, все также стремительно подавшись вперед и немного вверх, неотрывно смотрел в иллюминатор, вниз на землю, то и дело глотая слюну.

Вот внизу промелькнули дома. Вот – дачные поселки, которые становились все меньше и меньше. Вот промелькнули первые мелкие облачка – совсем рядом, перед самыми глазами – что уже было чудом. Вот облаков вдруг стало больше. А вот вообще ничего не стало видно в иллюминаторе – сплошная белая пелена. А вот вдруг небо прояснилось, но внизу, под крылом самолета – сплошные облака, словно небрежно разбросанная вата. И почему-то очень сильно захотелось спрыгнуть на нее и от души побегать по этим огромным ватным горкам.