Самая длинная ночь в году

Осень пролетела незаметно, и белоснежная зима торжественно вступала в свои права. На каникулы Андрей Николаевич убывал в командировку, на все праздники – он недовольно морщился, сообщая мне об этом.

Я огорчилась, но постаралась не подать виду. Отправилась к заведующей и собрала себе все возможные и невозможные дежурства на праздники. А что? У меня всё равно эти дни свободны – зачем людям, у кого есть с кем праздновать, портить настроение?

Глава 8

Столица. Почти год назад. Январь. Он

Великий князь Радомиров Андрей Николаевич наблюдал за яркими парами, порхающими под звуки вальса.

Снежный бал! Снежный бал! Снежный бал во дворце! Всё блестит, всё сияет, мерцает, горит, переливается…

Он смотрел вокруг и думал только об одном: понравилось бы ей всё это? Наверное, да. Еловые гирлянды, украшенные вырезанными из искусственного льда зачарованными мерцающими снежинками, создавали сказочное настроение. Снегири на них сидели не настоящие, всего лишь трёхмерная иллюзия, сделанная лучшими магами. Настоящие птицы могли испортить дамам платья. Но его целительница наверняка бы поверила! Вряд ли она когда-нибудь видела трёхмерные иллюзии. А вот хвойный аромат был настоящим. Ей наверняка бы понравилось, как и белоснежные волки, запряжённые в сани для катаний по шесть, а то и по восемь в упряжке. Ради увеселительных прогулок их специально пригласили. И цыган выписали. Интересно, ей бы понравились цыгане?

Он вспомнил, как сказал Ире, что убывает в командировку. В позолоченной массивной раме огромного зеркала гримасой боли исказилось его собственное бледное лицо. Пришлось сосредоточиться на том, чтобы сжавшиеся пальцы не переломили тонкую ножку бокала с шампанским.

Он солгал.

Конечно, великий князь понимал, что это всё – его обязанности, как родственника императора. Но видеть всех этих людей было как-то особенно невыносимо. Он не любил придворных, считая их бездельниками и нахлебниками. Они же не любили его, считая грубияном и самодуром.

Этот вечер и эту ночь ему хотелось провести с Ирой.

Ира… Моя гордая и нежная девочка… Что же нам с тобой делать?

Она с такой радостью улыбалась, когда его видела, что великий князь по-чёрному завидовал Мирову Андрею Николаевичу, которого сам же и выдумал. Если бы он был этим персонажем… Как бы всё было просто. У него уже была бы невеста. Месяц – и жена…

Как совместить эту девочку с высшим светом? С лицемерием и ненавистью, которыми она будет встречена? С его настоящей жизнью? С его ложью о том, кто он есть? Как совместить эти две разные плоскости бытия? Два противоположных течения озера Зоркого?

Если бы можно было оставить всё как есть…

– А не выпить ли нам по коньяку? – обратился к нему старый друг покойного родителя, граф Морозов, военный министр. – В конце концов, мы с вами лица высокопоставленные и не обязаны терпеть эту шипучку.

Князь Радомиров посмотрел на него с благодарностью. Вот это человек, настоящий военный! Понимает.

Как по волшебству появились бокалы с правильным напитком. И они поспешили отойти в угол бальной залы, чтобы постараться найти в этом вечере хоть что-то хорошее.

– Трезвым терпеть всё это увеселение было бы невыносимо, – пожаловался ему военный министр. – К тому же хочется залить уши воском, чтобы не слышать весь этот бессмысленный треск, который здешние люди считают разговорами.

Музыка на мгновение стихла, и до них долетели слова:

– Посмотрите, как князь Варейский смотрит на графиню Дубовицкую…

– Его что, вернули ко двору?

– Да, бедный мальчик пострадал – кто же знал, что глупышка, которую он похитил, не понимает, что такое романтика и хороший тон?

– Да, жаловаться великому князю – это просто бестактно!

Военные скривились одновременно.

– Зачем вы позволили этому юноше возвратиться в свиту наследника? – Небрежный кивок военного министра в сторону молодого князя Варейского, который кружил в вальсе очаровательную графиню. – Не думаю, что он может оказать благотворное влияние на Александра Александровича.

– Приказ императора.

Великий князь допил коньяк. И кивнул, подзывая слугу.

– Будь моя воля, никто бы из этих бездельников и близко не подошёл бы к наследнику, – проворчал граф Морозов. – Один – поэт. Восторженный мистик! Кто знает, какие у него мысли в голове!

– Молодой Соколов! – рассмеялся князь Андрей. – На мой взгляд, он самый безвредный из всех. И, кстати, очень талантливый.

– Как маг – пустышка.

– Не соглашусь. Он слабее, чем наследник или Алсапов, но, однако, сильнее, чем многие мои или ваши офицеры.

– Алсапов, – недовольно покачал головой военный министр. – По-моему, верить этому роду – дурной тон.

– Однако Радомировы верят им уже несколько сотен лет. И пока не обманулись.

Подошедший слуга налил им ещё коньяку, и вельможи продолжили разговор.

– А что вы скажете про Волкова? – усмехнулся в густые усы граф Морозов.

– Увы… – развёл руками князь. – К сожалению, ничего хорошего. У него последнее предупреждение от государя императора. Ещё одна попойка с дебошем, и он будет отлучён от двора. В прошлый раз только моё заступничество, каюсь, помогло ему этого избежать.

– Все знают, что вы с его отцом большие приятели.

Князь Андрей кивнул.

– Эх… Вот вы с его величеством в их возрасте… – проворчал военный министр.

– Под вашим руководством войну выигрывали, – поддержал его великий князь, чувствуя себя просто старым.

– Хоть при деле были, – усмехнулся Морозов.

– М-да… Кстати. – Андрей Николаевич вспомнил, что так и не обговорил с военным министром вопрос, который его волновал. – Надо усилить работу с кадетами в военных академиях. Как-то молодые люди разболтались.

– Если вы о покушении, то мы провели тщательную проверку.

– И что она дала?

Граф поморщился:

– Они совсем не понимают слов «завтра» и «будущее». Усмехаются, когда им говорят, что они испортят себе жизнь. Отеческие наставления вызывают лишь насмешку. А физические наказания отменили!

– Понятно, – кивнул великий князь.

– Увеличим нагрузку, чтобы некогда было думы разные выдумывать. Так же посоветуем поступить в гражданских учебных заведениях.

Музыка опять стихла, и до них снова донеслось щебетание придворных:

– Вы знаете, – радостно говорила молоденькая фрейлина из новеньких, – а над женой генерала Лютаева мы всё-таки подшутили!

– И как, розыгрыш удался? – спросила у неё графиня Снегирёва.

– Шутите? Когда он получил грамоту величайшего рогоносца, да ещё и с намёком, чьей любовницей является его обожаемая супруга, то был вне себя…

– А она что… правда с императором?

– Нет, конечно. Она столь провинциальна, что любит своего мужа.

Счастливый, нежный, звонкий смех утонул в беззаботной музыке. И снова закружились пары – юбки, туфельки, причёски, мундиры, усы, бакенбарды, перчатки, эполеты, веера. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз…

– Вы знаете, что мой подчинённый подал рапорт и отбыл в своё поместье? – негромко сказал граф Морозов. – Вот, значит, кому я обязан тому, что толковый человек покинул свой пост.

– Надеюсь, он не поверил во весь этот бред, – тихо сказал князь Радомиров, который был самой первой жертвой подобных увеселений.

– Не знаю, как к студентам, – прорычал военный министр, – а вот к этим бездельникам я бы метод физического воздействия применил!

Великий князь лишь пожал плечами.

Идею подобных розыгрышей подала императрица. Собственной персоной. И для своего первого развлечения она выбрала его, великого князя Радомирова, двоюродного брата её мужа. До этого он относился к её величеству безучастно, хотя и с некоей долей уважения. Но однажды, года три назад, к нему в кабинет в министерстве явилась смущённая и негодующая девица из новых придворных дам её величества. Кстати говоря, девица эта ему как раз нравилась. Она общалась со всеми, умудряясь глупо не хихикать.

И в тот раз она не хихикала. Она была в странном настроении – смеси негодования и смущения. Добилась приёма. Кинула ему на стол официальный бланк министерства.

– И что это значит? – прошипела она.

Князь с интересом взял бумагу и прочитал. Приказ фрейлине её величества, урождённой княжне Льдовой, приступить к обязанностям любовницы великого князя Радомирова.

Он поднял глаза. Его недоумённый взгляд столкнулся с её возмущённым.

– Какая гадость, – неторопливо протянул он. – Надеюсь, вы не решили, что я имею к этому хоть какое-то отношение?

Девица потупилась.

– Единственное, что мне интересно – как эти… шутники раздобыли мой незаполненный министерский бланк.

Потом они с княжной Льдовой и её женихом – пришлось и его посвящать в интригу, – затеяли целое расследование.

– Зачем? – спросил он у императрицы, когда всё узнал. Придворные, которые в этом участвовали, были уже отлучены от двора.

– Скучно, – отвечала она ему.

Ей было скучно. А идиотская идея прижилась.

Он дёрнул щекой, представляя в роли жертвы розыгрыша Иру. Или себя в роли генерала, получившего письмо об измене.

И вот что ему теперь делать? Он привязался. Он, надо наконец признаться самому себе, полюбил.

Соблазнить её и сделать своей любовницей не позволяла совесть. Женой… Да, женой великого князя Радомирова – наверное, здравый смысл. И любовь к ней.

Самое мудрое, что он мог сделать – это оставить девочку в покое.

Тут он представил, что не подойдёт к ней больше, не заговорит. Что в её серых глазах поселится тоска. Или ненависть к нему, если обставить прощание как положено, с привлечением его как бы новой пассии.

– Прошу прощения, ваша светлость, – обратился он к графу Морозову, который тоже задумался о чём-то своём. – Но мне придётся вас покинуть.

И князь Радомиров сбежал с бала. Ничего, несколько часов они тут точно без него обойдутся. В свой дворец, переодеться – он же не сможет появиться перед ней в белоснежной парадной форме с золотыми аксельбантами и россыпью орденов. Придётся переодевать. А ещё надо отнести поесть – наверняка она забыла.

Так он и появился в госпитале – в обычном чёрном кителе без знаков отличия и с корзинкой, полной еды.

– Чем мы можем вам помочь? – привстала навстречу целительница, увидев форму. – У вас что-то случилось?

– Понимаете, – обратился он к ней, – я бы хотел увидеть Ирину Алексеевну Иевлеву. Она сегодня дежурит.

– Вам её вызвать?

– Не нужно. Я не болен. Просто осенью… Она мне спасла жизнь. Я бы хотел поздравить её с праздником.

– Вообще-то не положено.

– Пожалуйста.

– Ладно, проходите, – во взгляде читалось и одобрение, и интерес, – только тихонько. Вас проводить?

– Я знаю, куда идти, – отрицательно покачал он головой. Действительно, сразу как узнал, где работает Ира, тщательно изучил план здания. Пути подхода, отхода. Эвакуации… И, где находится ординаторская отделения травматологии, ему тоже было известно.

Он тихонько постучал.

– Открыто, – раздался её голос.

– Ирина Алексеевна! Добрый вечер.

На мгновение ему показалось, что она бросится ему в объятия. Но Ира смешалась, остановилась. Завела руки себе за спину, словно опасалась, что они ей не подчинятся. Только глаза горели таким счастьем…

– Как вы? Откуда вы?

– Сбежал, – признался он. – Буквально на час. Решил вас поздравить. И покормить заодно.

– Я скучала, – призналась она.

– Я тоже, – вздохнул он. – Ужинать?

Быстро распаковали корзинку, достали всё. Он разлил по бокалам её любимый вишнёвый сок.

– С праздником.

– У меня есть для вас подарок.

– Странное совпадение, – улыбнулся он. – У меня для вас тоже.

Глава 9

Столица. Почти год назад. Январь. Она

А ещё я не любила праздники. Детство, конечно, не в счёт. Тогда была вера во что-то чудесное. Грёзы. Надежды. Искрящаяся радость.

Потом я смогла устроить свою жизнь. Только праздники по-прежнему не любила.

Эти, зимние, не были исключением. До того момента, когда Андрей Николаевич постучал в дверь ординаторской. До того, как я подарила ему на зимние праздники самый мощный артефакт, останавливающий кровотечение. А он мне – защитный амулет, выполненный в том же стиле, что и артефакт энергии, который отдал мне за своё спасение.

Уходя, он попросил разрешения пригласить меня на завтрак.

– Я, конечно, понимаю, насколько вы будете вымотаны, но так хочется встретить это утро с вами…

Ответила согласием.

В последнее время мне казалось, что между нами есть какая-то недоговорённость. Что-то он мне пытался то ли сказать, то ли, наоборот, не говорить. Это всё рождало странную печаль в глазах, когда он смотрел на меня.

Чаще всего я не помнила об этом, но иногда…

Иногда – но не сегодня.

– Море? – с изумлением выдохнула я, оглядевшись по сторонам.

– Море! – весело ответили мне. – В этой бухте оно никогда не замерзает. Это юг Поморья.

Я огляделась. Большой деревянный дом, терраса нависает прямо над волнами. От перспективы у меня захватило дух.

– Где мы? – спросила я.

– Это мой дом. На юге.

– Ещё одно любимое место?

– Самое любимое.

Мысль о том, что, наверное, не совсем прилично оставаться наедине в его доме, мне в голову как-то не пришла. В моём же мы оставались…

– А как спуститься вниз? – Мне стало весело.

– А как же завтрак? – передразнил он.

Я жадно смотрела на волны.

– Хорошо, – смирился Андрей Николаевич. – Море так море. Только ступеньки крутые. Осторожнее.

Я сидела на камне, опустив пальцы в воду. Отогнать меня от воды у Андрея Николаевича не получилось. Зажмурившись, вдыхала солоноватый запах, слушала рокот набегающих на берег волн.

– Море мне снилось, – вырвалось у меня. – Родители и сестра – нет. А вот море… Каждый раз, когда я вспоминала, как когда-то была счастлива, мне снилось море. Только не северное, не то, что в столице. Оно другое. И запах. И ощущение от него. Я, когда уже стала работать, в выходные как-то поехала на залив. И… сказки не получилось. А это… Это чудо!

Открыв глаза, я посмотрела на Андрея Николаевича. У него было какое-то странное выражение лица.

Я торопливо стала подниматься с камня:

– Я вас задерживаю… Простите.

Мне подали руку:

– Вы? – удивился он. – Нет. Просто я задумался.

– Пойдёмте завтракать…

А потом мы поднимались вверх по ступенькам, и он меня почти обнимал. И я не протестовала, потому что мне было настолько хорошо, что я боялась верить в происходящее.

* * *

Я проснулась на диване в гостиной. Помню, мы сидели в креслах у камина, разговаривали, о чём-то, смеялись…

Андрей Николаевич остался спать рядом. Он сидел на полу, откинувшись спиной на диван. Наши головы практически соприкасались. Я пригладила свои распущенные волосы. Надо же, он даже расплёл косы.

«И что мне со всем этим делать?» – подумала я. Хотела подняться и выйти на террасу, к морю. Но мужчина оказался так близко. Дыхание ровное, спокойное. Длинные ресницы, на которые я обратила внимание ещё в нашу первую встречу… Неожиданно для себя, дотронулась кончиками пальцев до его щеки.

– Ира, – улыбнулся он сквозь сон.

Я смутилась – и убежала на террасу.

– Как вы ощутили, что можете лечить людей? – Он подошёл неслышно, встал у меня за спиной в своей привычной манере, на полшага позади. Вроде бы и рядом, но и не со мной. Поймала себя на том, что хочется чуть податься назад, чтобы коснуться, словно бы невзначай.

Солнце алым полукругом собиралось погрузиться в море. День промелькнул так незаметно, что хотелось просить каждую минуту – не уходи…

– Дом, в котором мы жили, был весь облеплен ласточкиными гнёздами. Каждый год кто-нибудь выпадал из гнезда. Знаете, ласточки избавляются от слабых – их просто выталкивают. Сколько мы с сестрой рыдали над каждым птенцом – не передать. А однажды, мне только-только исполнилось пять, я подняла испуганного птенчика, поделилась с ним теплом, добавила силы в крылья. И приказала – лети! А вы? Как вы стали военным?

Он неожиданно поморщился.

– Военное училище в нашей семье – традиция. Это не обсуждается. А чрезвычайные ситуации – куда ж без них в нашей стране. Надо же кому-то всё разгребать. Простите…

– А чем бы вы хотели заниматься?

Он задумался, потом ответил:

– Наверное, тем же самым. Только иной раз хочется, чтобы это был мой выбор. Хотя бы иллюзия выбора.

– Надо отправляться домой, – проговорила я едва слышно.

– Вы замёрзли? Я принесу вам плед.

И он действительно вернулся с огромным серым пледом.

– Позволите?

Я развернулась к нему спиной и сделала этот самый маленький шажок назад, о котором мечтала. Замерла, почувствовав его руки на своих плечах. Стала заворачиваться в плед, постаравшись коснуться его ладоней. Словно бы невзначай.

– У вас руки совсем замёрзли… – Его ладони накрыли мои. Глаза закрылись сами собой. И я замерла, только сердце бешено колотилось. Но унимать его почему-то не хотелось.

Крикнула какая-то неугомонная птица. Я вздрогнула.

– Мне всё-таки пора, – прошептала я.

– Хотите, я сварю вам кофе?

Я хихикнула, вспоминая нашу беседу о приготовлении ужина.

– Вот зря вы так! Я готовить не умею. А кофе варить – вполне! – обиженно проговорили у меня над головой.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Кофе, и по домам. Завтра на работу. А я ещё и дежурю.

– А вы уснёте? После кофе? Он крепкий.

– Целитель – это такой человек, который засыпает, как только тело приобретает устойчивое положение в пространстве.

– Тогда пойдёмте в дом.

И Андрей Николаевич выпустил меня.

– Так вот откуда в доме появилась джезва, зёрна кофе и кофемолка. – Я внимательно наблюдала, как он священнодействовал.

Он лишь улыбнулся:

– Не хотел вас оставлять, но дел было много. А без кофе я очень плохо соображаю.

– То покушение, – проговорила я. – Их поймали?

– Одного – нет. – Он как раз разливал кофе по небольшим белоснежным чашечкам костяного фарфора. – Но не сказать, чтобы мы плохо старались. Пойдёмте к столу? Может, вам молока подать? Только я не уверен, что оно тут есть.

– Не беспокойтесь.

– Вам не нравится кофе? – спросил он через какое-то время.

– Я не знаю, нравится он мне или нет. Очень горячий. Я не могу такой пить.

Андрей Николаевич хотел, видимо, что-то спросить, но я поднялась с кресла. Он тоже немедленно поднялся.

– Зачем вы это делаете? – спросила я.

– Что именно?

– Вскакиваете, когда я встаю.

– Не знаю…

Он удивлённо посмотрел на меня.

* * *

– Это был один из лучших дней в моей жизни, – тихонько сказала я, когда мы прощались около моего дома.

– И в моей… тоже, – отозвался он и протянул мне руку. Я подала свою. Он галантно, как-то по-придворному склонился и поцеловал мою ладошку.

Глава 10

Столица. Почти год назад. Конец января. Он

Настроение было ужасным – уже трое суток Андрей Николаевич был в командировке. В очередной раз убедился – как ни проверяй, всё ли готово к зиме, она обязательно придёт неожиданно. Как будто наместники никак не могут привыкнуть, что Поморье – северная страна. И ведь так искренне каждый раз удивляются и метелям, и заносам, и тому, что дома надо отапливать. И чем севернее губерния, тем искреннее удивление капризам погоды. Может, чиновников надо целительницам показывать, а то всё забывают, что зима придёт. Что будет суровой, как и положено в данном регионе, если вспомнить простейший курс школьной географии. Что снег всё равно выпадет. И что его необходимо будет убирать.

Так что трое суток он носился по региону и пугал. Проверял. Гневался. Потом на заключительном совещании уже спокойно сообщил, что его императорское величество разрешил ему, своему доверенному лицу, оформлять конфискацию имущества в пользу казны.

– Так что, господа, если вы не изыщете средств, чтобы нормально пережить эту зиму без очередных бедствий и чрезвычайных ситуаций, то я изыщу их лично.

Они как бы клялись, он как бы верил. Казалось бы, театральное действо. Однако действовало же! С тех пор как он взял за практику методично объезжать и пугать, количество экстренных мероприятий стремительно сократилось. Но только небеса знают, как же ему всё это надоело.

В столицу пришли снегопады. В этот раз какие-то особенно снежные.

Ирина задерживалась. Князь давно выдал ей амулет связи, чтобы они общались, когда он уезжал. Договаривались о встречах, о времени, когда она выходит с работы. Он всегда ждал её на другой стороне улицы, подальше от любопытных глаз.

Радомиров посмотрел на здание госпиталя – яркая, тёплого оттенка подсветка, горят окна.

– Где же ты, девочка моя?

И насмешливо улыбнулся – слышал бы его кто-нибудь из знакомых. Хотя бы один из генерал-губернаторов. Хотя нет, не дай небеса. Его позиция при дворе, как доверенного лица его императорского величества, была незыблема ещё и потому, что у него не было слабостей. А значит, не было болевых точек.

Так что на его привязанности к этой девочке, если б узнали, обязательно попытались бы поиграть…

Он уже собрался, послав к небесам свою конспирацию, отправиться в госпиталь и узнать, что произошло, как вдруг увидел её.

– Ира! – Он бросился туда, на свет, обнял её, уже ни о чём не думая – настолько потерянной она выглядела. – Что? Что случилось?

– Он умер, – выговорили её губы. – Я ничего не смогла сделать.

– Бедная моя девочка… – Прижать её к себе крепко-крепко, жалея, что невозможно забрать хотя бы часть её боли.

– Ирина Алексеевна, – раздался знакомый голос княгини Снеговой. – Нельзя так реагировать. Смерть – это неотделимая часть жизни. А мы можем исцелять, но никак не воскрешать. Смиритесь с этим. Вы и так сделали всё возможное. Вам не в чем себя упрекнуть.

Девушка дёрнулась, чтобы высвободиться из объятий. Но он не собирался её отпускать. Поэтому она развернулась, а князь, стоя за спиной Ирины, продолжил её обнимать. В конце концов, он практически всесилен в этой стране. Уж высший свет он как-нибудь построит, а её общение с этой клоакой можно свести к минимуму, и пусть себе она лечит людей по-прежнему. Только надо будет охрану усилить.

– Отправляйтесь домой. Вон молодой человек ждёт…

Тут супруга князя Снегова его узнала.

– Добрый вечер, – произнёс он, отрицательно качая головой и приказывая этим жестом ей молчать.

– Вам придётся объясниться, – холодно сказала княгиня, но вняла безмолвному приказу. И не стала раскрывать его инкогнито.

– Я могу нанести визит завтра? Перед тем как вы отправитесь на службу?

– Безусловно, – склонила голову целительница. – В семь пятнадцать. Хорошего вам вечера.

И она удалилась.

Хлопок, и Радомиров перенёс Ирину в своё поместье у моря.

– Я что-то сделала не так? – напряжённо спросила девушка. Она высвободилась из его объятий, подошла к огромному, во всю стену, окну и уставилась в кромешную темень, пытаясь разглядеть за ней море и небо. – Наталья Николаевна гневалась.

– На меня, как я понял, – улыбнулся он, подходя и обнимая. И почему он не принял решения жениться раньше? Мучился почти месяц? Придумывал себе глупости всякие.

– Вы что-то сделали не так? – продолжила между тем выспрашивать Ира.

– Княгиня Снегова переживает за вас. – Он легонько поцеловал волосы любимой. – И хочет узнать мои намерения.

– Ваши намерения…

Она обернулась, посмотрела на него, оглядела огромную гостиную его дома. Распахнула глаза, будто просыпаясь. И князь словно прочёл её мысли, которые понеслись вскачь, как подковами по брусчатке мостовой – неприлично, недостойно, недопустимо… Он понял – ей стало стыдно. Она с такой лёгкостью, даже не задумываясь, откинула все нормы поведения, приличия, не раздумывая, оставалась с ним наедине. И ей было так хорошо, так спокойно, что она даже позволила себе мечтать. Он был уверен в этом.

Ирина решительно высвободилась из его объятий.

– Андрей Николаевич, перенесите меня домой. – Голос не дрожит, хоть с этим она могла себя поздравить.

– Я бы не хотел оставлять вас одну в таком состоянии.

– Мне надо это пережить, вот и всё, – холодно сказала она. – Как мне объяснили сегодня, винить мне себя не в чем.

Он тяжело вздохнул.

– Но необязательно же переживать это в одиночку…

Ирина подняла на него безжизненный взгляд:

– Мне не привыкать.

– Ира, не надо…

– Я хочу остаться одна. Пожалуйста.

– Нет. Вам надо поесть. Я бы рекомендовал выпить коньяку. Потом выйти к морю и покричать. Лучше всего поплакать. И к утру смириться с тем, что вы не всесильны. Это очень больно, по себе знаю. Но одной это пережить можно. Но, безусловно, не нужно.

– Да что вы обо всём этом знаете? – прошипела она злобно.

– Может быть, больше, чем мне бы хотелось. – Князь отошёл от неё, открыл шкафчик, достал пузатую бутылку, снял со стойки два бокала, наполнил их. – Я лишился родителей, когда мне было восемнадцать лет. Акция бомбистов. Экипаж так нашпиговали ледовыми бомбами, что хоронить было уже практически некого.