Кость со стола

– Да, мы знаем, капрал, что вы воспроизвели разговор практически дословно. Не сачковали, стало быть, на занятиях по развитию профессиональной памяти в учебке. Но вы не ответили на вопрос.

– Почему проснулся? Простите сэр, – Джон сглотнул, потому что в горле за три часа предыдущей «беседы» пересохло, – Но я и сам плохо понимаю, что заставляло меня… Выбираться из киселя. И проснуться. Голоса? Думаю, нет. Скорее, перед тем, как очнулся от сна, почувствовал… Что меня… Нет, не так: что мне угрожает опасность! Вот! Так – правильней. И когда она захотела разбить мне горло – я уже лежал с открытыми глазами. И ждал. Как раз – чего-то этакого!

– Хм-м… Чутьё профессионала. Инстинкт настоящего воина-самурая. Внутренний голос. – полковник позволил себе чуть дёрнуть плечом, – Как только это, до сих пор непонятое, свойство мозга прирождённого бойца не называют горячо любимые психологи.

Но в данном случае ничего другого мне тоже просто в голову не приходит.

Да и убить вас она должна была так, чтоб потом представить это как несчастный случай. Вроде: пошёл в ванну помыться, поскользнулся на куске мыла, упал, ударился горлом о край ванны… – Джон, то краснея, то бледнея, подумал, что и правда: в каюте доктора Тэйлор имелась нормальная ванна, в которой можно и полежать, а не как у них в казарме: лоханки для приёма душа! – Думаю, туда-то она дотащила бы ваш труп легко. Разумеется, предварительно вновь заблокировав видеозапись.

Джон уже без отчаяния подумал, что полковник прав на все сто: в маленькой и хрупкой на вид фигурке скрывалось столько силы… Да и страсти, раз уж на то пошло!

Полковник явно не без интереса рассматривал выражения, чередой сменяющиеся на лице Джона. Затем смилостивился:

– Ладно, капрал.

До допроса подозреваемой и выявления новых обстоятельств вы свободны. Никуда не отлучайтесь с корабля. – и, глядя на вытянувшееся лицо Джона, полковник «добил» его, – Шутка.

Джон подумал, что в каждой шутке есть доля шутки.

А всё остальное – чистая правда.

Потому что куда он денется с крейсера?!

Кроме разве что поверхности смертельно опасной планеты…

Полететь на которую добровольно может только совсем уж, вот именно, – спятивший камикадзе.

– Докладывайте, капрал. – несмотря на глубокую ночь по корабельному расписанию, майор Гонсалвиш выглядел хорошо: подтянутая фигура, отлично выбритое лицо. Вот только голубоватые круги под глазами указывали на то, что спокойной и размеренной, «так сказать», уставной, жизни у майора нет. И довольно давно.

– Да, сэр. Собственно, докладывать нечего. Полковник Гетлин приказал о подробностях нашей… э-э… беседы… Никому не разглашать.

– Да я не о вашей беседе, – майор поморщился, – А об обстоятельствах смерти очередного вашего дрона. Думаю, полковник не возражал бы, поскольку это нужно уже для работы. Нормальной дальнейшей работы подразделения доктора Гарибэя. Ведь полковник не отменил графика дальнейших разведок?

– Н-нет, сэр. Насколько я знаю, нет.

– Ну вот и отлично. Поэтому если вы снова, подумав и оценив в свете новых обстоятельств то, что пережили внизу, и расскажете об… Ощущениях, мы сможем лучше настроить рабочий режим следующей миссии.

– Э-э… Да, сэр. Ощущения… – Джон подумал, что и правда: режим работы дрона-аватара можно было бы «настроить» и получше. А то уж как-то слишком больно работать в таком! – Ощущения, сэр, странными показались ещё когда я подошёл к жерлу пещеры. Мне тогда показалось, что на меня смотрят. И я… – Джон, настроившись и собравшись, смог воскресить в памяти то, что пережил, и передумал. И куда больше и подробней (Раз уж майору не лень его выслушивать!) рассказал о том, о чём уже рассказывал по «горячим» следам.

Потому что теперь, в свете случившегося, да и понимания того, что они имеют дело не с абстрактно-непознаваемой психологией каких-то инопланетных тварей-вредите-лей, а просто – с интригами ищущих коммерческой выгоды любой ценой тварей-людей, то то, что он увидел в пещере, выглядело, да и осмысливалось совсем по-другому.

Правда, от того, что неизвестная опасность стала известной, почему-то менее страшно не становилось. И в душе образовался странный осадок. Словно это именно он каким-то образом поспособствовал изничтожению всех бедолаг, которые здесь жили.

А ведь они даже не знают, как те выглядели, и до какой стадии Цивилизации дошли!..

Ясно одно. Прибыль, которую можно получить – достаточна, чтоб главари чёртова Ю Эс посчитали варварскую цену геноцида – приемлемой.

Да, враг очень циничен, самоуверен и коварен. И явно рассчитывает на безнаказанность.

А почему – нет?! Пока не найдены конкретные трупы аборигенов – их существование не доказано! Следовательно, хозяева «Синтетикс» никого разумного не убивали. И, следовательно, законов не нарушали!..

– Хорошо. Мы сделаем поправки на, как вы, капрал, изволили это назвать, «чисто земное коварство». У вас – ну, вернее, у дрона! – на борту будут контрглушилки. И куча прочих высокотехнологических биоприбамбасов, как их называет уже доктор Гарибэй.

А сейчас действительно – идите-ка вы спать. Завтра – день отдыха и рекреации, – Джон заметил, что майор и сам скривил рот, произнося глупое и дурацкое словечко, – А послезавтра с утра – прошу сюда. В лабораторию.

Вам предстоит, вероятно, последняя разведка. Финальная, так сказать, Миссия. Наконец-то мы обнаружили то, из-за чего весь сыр-бор. Шахту.

Джон отсалютовал, и дошёл до двери. Но всё же не утерпел:

– Сэр! А что там – в шахте, всё-таки, добывали?

– Думаю, если скажу вам, особого вреда не будет. Наши геологи уже раструбили это по всему кораблю.

Рубидий.

По дороге в казармы Джон думал, что раньше, буквально несколько десятилетий назад, пока на новооткрытых планетах оставались легко доступные запасы радиоактивных типа урана или полония, рубидием и не подумали бы заниматься. Но сейчас… Похоже, кое-кто смог наконец наладить промышленно выгодный процесс добычи и обогащения. Раз не поленился так защитить планету.

Но это уже не его дело. А суда Федерации.

Потому что вероятней всего теперь начнутся разные Комиссии да Комитеты, которые будут долго и упорно перетрясать отчёты и доказательства. А затем последуют длительные и невероятно сложные «разборки» на международном и межправительственном уровне в этом самом суде: признавать ли виновной в геноциде, и в попытках противостоять силам Содружества в освоении Франчески, знаменитой и старейшей, поистине трансгалактической, супер-корпорации.

Финансируемой фактически правительством одной из самых богатых (Вернее, и до сих пор действительно – самой богатой!) стран. Пусть законно и не имеющей статуса Мирового правительства. Но фактически – да.

Именно чёртовы «Ю Эс Эй» до сих пор – открыто или из-за кулис! – направляли туда, куда им было нужно, почти все действия Руководства Федерации Содружества.

И Джон не понимал: какого … они просто не запретили разведочному кораблю Федерации соваться сюда, в этот отдалённый сектор Пространства? Или не запретили уже крейсеру Подразделения Освоения лететь на открытую вновь Франческу.

Или хозяева шахты решили на этот раз не заморачиваться со сложным и дорогостоящим лоббированием, взятками и шантажом, и хотели, чтоб корабль Флота просто провёл стандартную процедуру углубленной разведки, и официально занёс Франческу в каталог «неперспективных»? Списав потерянных дронов и спятивших операторов по графе «непреодолимые форс-мажорные местные обстоятельства»?

Вряд ли он это узнает.

Да это вряд ли узнает даже полковник Гетлин. И даже его начальство. Потому что полевой агент Джоди Тэйлор наверняка знает ровно столько, сколько было необходимо для выполнения её миссии. То есть – максимального осложнения проведения собственно разведки.

И тут Джон должен был признать: у доктора получалось отлично.

И если бы разведку вели штатные и ординарные личности вроде капрала Шипперса или рядового Саммерса, скорее всего всё так и произошло бы.

Франческу признали бы неперспективной и излишне опасной для колонизации, в связи с особо опасными местными организмами, даже не задумываясь особо о «странностях» местного биоценоза, и законсервировали бы до лучших времён.

То есть – практически века на два-три.

Вполне достаточно, чтоб выгрести рубидий весь, сколько бы его тут ни оказалось.

Но вопрос, который лично ему сейчас куда интересней – не о рубидии. И даже не о том, как на этот раз выкрутятся хозяева «Синтетикс».

Вопрос в том, что помогло ему проснуться, продрав сознание сквозь чёрные пучины лошадиной дозы снотворного. Что-то в подсознании, что подобно встроенному датчику опасности, смогло вытянуть уже сознание из болота небытия…

Что-то, получается, имеющееся в нём самом, такое… Такое? Этакое.

Вот уж действительно – «хм-м», как говорит майор Гонсалвиш.

В казарме имелось присутствие всего положенного контингента.

Только вот все спали, благополучно восполняя все те пробелы полноценного отдыха и здорового сна, что вело за собой пребывание на гаупвахте.

Поэтому Джон и сам быстро разделся, и завалился на койку. Закинул руки за голову. Обдумывать найдётся много чего. Начать хотя бы с их с Джоди взаимоотношений.

То, что она его нагло использовала – понятно. То, что он от неё без ума – в свете применения коварной роковой «шпиёнкой» недозволенных методов вроде особых духов с афродизиаками – тоже ясно.

Но только ли от этих духов он был от неё без ума?!

Ведь – и во время, да и после первой бурной ночи, он буквально всеми фибрами души наслаждался их близостью – и не только в постели! И дело было не только в том, что его – вчерашнего салагу и юнца! – «взяла в оборот» красивейшая женщина их корабля. Что престижно и «круто». Ему импонировало и то, что у неё отличное чувство юмора. И интеллект – куда там его Ай Кью «сто двадцать восемь»!

Да и во взглядах, которые она бросала на него, когда думала, что он не видит – читалась, как он теперь отлично понимал, не только жалость и ирония.

Но и любопытство, и благодарность, и… Любовь?

Вряд ли. Скорее – приязнь.

Потому что то, что она действительно была благожелательна к нему он – чуял.

Это потом, со временем, да и то – возможно, эта приязнь и переросла бы в нечто большее.

Если б не миссия доктора Джоди.

Спецагента Тэйлор.

Ах, Джоди, Джоди…

Что ты сделала с его нарождавшимся чувством!..

А со своим?

Мог ли он надеяться, что и правда, со временем, она полюбит его? Что они создадут семью – вон, как у сестры Митчел? Родят детей? Выйдут в отставку, и будут тихо и счастливо доживать свой век где-нибудь на тихой аграрной планетке – вроде Дайаниры-2?

Будь прокляты её хозяева! Превратившие умницу и красавицу в, в…

Убийцу и пособницу убийц.

Что же заставило её, такую, вроде, самостоятельную, пойти на такое? Да и вообще – оказаться втянутой в проклятую Игру под названием «передел собственности в Галактике»?

Может, её шантажировали судьбой близких? Родственников? Или срочно нужны были большие деньги – на какую-нибудь операцию матери или отцу?

Всё это скоро выяснит полковник Гетлин.

Но он-то вряд ли поделится этой информацией с Джоном. Да и вообще – с кем-нибудь кроме своего начальства.

Но как бы ему хотя бы раз снова увидеться с Джоди?..

Гудок сирены подъёма разбудил его буквально на середине мысли.

Оказывается, он всё же умудрился заснуть!

Гул и целеустремлённая суета растревоженного осиного гнезда, в который во время побудки превращались казармы, не мешал сыпаться удивлённым и ехидным возгласам типа:

– А-а, старина Джонни? Ну, как там туземочки? Или ты переключился теперь полностью на наш медперсонал?

– Ух ты! Ты чего тут делаешь, Джон? Неужели не удовлетворил?! И тебя попёрли из тёплого гнёздышка?

Джон, пытаясь криво улыбаться, не торопился отвечать на подколки и тычки – знал, что совзводники наверняка ещё не в курсе того, как окончились их с доктором Тэйлор взаимоотношения.

Ну так вот и надо, чтоб и дальше не узнали.

Он не расскажет. А уж «старина» Гетлин и подавно!

На завтрак оказалась стандартная яичница, тосты и джем. Малиновый.

Поэтому когда работал на тренажёрах положенные два часа, потел даже сильнее обычного. Через эту самую пару часов, видя, что он на подколки не реагирует, иссяк и интерес к нему со стороны коллег по подразделению. Душ он принимал уже одним из последних: все остальные торопились на «уход за оружием».

За каким …м его, универсальное и тщательно продуманное, нужно каждую неделю по нескольку раз разбирать и чистить, Джон до сих пор не понимал. Да и для всех этот загадочный аспект их жизни оставался тайной за семью печатями. Разве что верно было высказывание ветерана Трибунстона о том, что всё обстоит как в древнем анекдоте, рассказываемом, похоже, ещё гоплитами древнеримской армии о своём начальстве: «мне всё равно, нужно это или нет, мне главное – чтоб вы зае…ались!»

Обед Джон не запомнил: он что-то ел, но даже не чувствовал вкуса пищи. А чувствовал он одно: желание побольше узнать о корпорации, которая…

В «личное» время он двинул в корму крейсера.

В так называемой библиотеке перерыл весь каталожный ящик. Но конкретно о корпорации «Ю Эс Синтетикс» информации оказалось до обидного мало. Практически всю её Джону выдал флэш-блок энциклопедии Паркинсона, изданной целых пятьдесят лет назад: «Создана в 2… году под патронажем Смитсоновского и Массачуссетского технологического… Головной офис – Нью-Йорк… Заводы и лаборатории в Силиконовой долине и Филадельфии… Вторая по годовому обороту после «Джинандроникс», а его объём – столько-то миллиардов кредитов…». «Новейшие разработки…». «Опытный персонал, под руководством ведущих специалистов…»

Основная мысль понятна. Смитсоновский – значит, финансировало проект (Ну, первоначально!) ЦРУ. А в остальном…

Общие фразы. Но и это – вот именно! – уже что-то. Потому что в более свежих выпусках справочников имелась только маленькая сноска: «Информация закрыта. Допуск только для персонала категории «А».

Такие анонсы говорят о многом.

Мило.

Вернее – предсказуемо.

Разумеется, ни слова о том, кто реальный Хозяин Корпорации.

И достать гадов никак не удастся! А уж он бы им!..

А потом пусть хоть любой суд впаял бы ему – хоть рудники на Иллирии-4!..

Сеанс положенной ему раз в год бесплатной связи с матерью Джон провёл уже после ужина – знал, что мать должна уже быть дома.

– Привет, ма!

– Ой, здравствуй, Джонни! – мать явно не ждала. Руки, которые она спешно вытирала о передник, оказались в чём-то белом.

А, ну правильно: завтра же Пасха, которую она истово празднует, (как и Рождество!) каждый раз на что-то лучшее в жизни наивно надеясь. И регулярно на Пасху печёт: вон и формы для куличей на столе… И занавески на окнах выстираны и тщательно поглажены. Наверняка и пыль везде тщательно вытерта, а посуда надраена до блеска…

Всё как всегда. Мать у него – истая приверженница Традиций Предков.

Джон отлично помнил всё, что пережил там, дома, в крохотной казённой комнатёнке улья-общежития для работников категории «Д», до тех пор, пока ему не исполнилось десять. И его не отправили в Лагерь.

Затем – в Интернат. А затем – в Учебку.

– Ну, как ты?

– Да нормально, нормально, сынок!

– А дед?

– Тоже нормально. – она скосила глаза куда-то за экран: в тот угол, где, как он помнил, стояла дедовская койка.

Знает он это «нормально»: наверняка дед не подойдёт, так как уже не ходячий, а только, как он с недавних пор про себя говорит, «скрипящий». А кровать, к которой он прикован последние четыре года, узкая и неудобная: казённая. И стоит тут же, в комнате, но – позади камеры, и мать и раньше во время их «бесед» часто бросала туда тревожные взгляды.

– Ты-то сам как?..

– Хорошо, ма. Вот, звоню, чтоб порадовать вас с дедом: мне присвоили внеочередное. Я теперь капрал! Значит, смогу побольше вам высылать!

– Ой, поздравляю, милый! Но… Ты лучше не думай об этом: нам с дедом уже ничего-то и не надо! Лучше сам побольше откладывай в пенсионный! В фонд. Чтоб на старости-то лет было чего…

Да, она и раньше говорила ему, что им с дедом вполне хватает на «поесть»…

Знал Джон и как это – «хватает!»

А теперь, когда дед не ходит, всё навалилось на мать с её варикозом.

Очереди после полуночи в дешёвые супермаркеты: в ожидании, когда работники выдвинут за двери складов контейнеры с просроченными, и потому бесплатными, продуктами. За которыми часами готовы стоять те, кому пособие не позволяет купить свежие или натуральные.

Полицейские кордоны у супермаркетов. С резиновыми дубинками: только и ждут, чтоб забрать ретивых, да не желающих соблюдать очередь. Ну как же! Штрафы!..

Очереди в супермаркеты с одеждой: в редкие дни распродаж. Очереди в медицинские учреждения: чтоб вырвать бесплатно болящий месяцами зуб – в день, который указан в твоей дешёвой страховке…

Джон подумал, что это – всего третий раз, когда он звонит матери уже из подразделения Освоения. Да и то: если б не насущная потребность – и не звонил бы. Хотя…

Хотя спрашивать такое по межзвёздному всё равно нельзя.

Прослушка. Тщательное изучение записи сотрудниками СВБ – как крейсерской, так и земной. Компьютерная проработка интонаций – для выявления «упаднических и пораженческих настроений». И прочее в этом же духе.

Планета перенаселена. Сто пять миллиардов буквально задыхаются в тесноте тысячелетия назад освоенных пространств. Нужны новые Колонии. Значит, каждая новооткрытая планета с подходящими условиями – на вес золота.

А в условиях перенаселённости Правительство только и ищет поводов, чтоб сильнее прижать к ногтю тех, кто хоть словом!.. И в ход идут любые предлоги, чтоб сократить и без того маленькие зарплаты и пособия, или переселить недовольных в общие бараки…

Но то, что ему было действительно нужно, он узнал, не задав ни единого вопроса. А просто сравнивая. Так, как научили: жёстко, профессионально и объективно. Лицо, которое видел на огромном экране, с тем, что видел каждое утро в зеркале.

Абсолютно не похож.

Ну вот и всё.

Поэтому он просто сжал рукой, засунутой под китель то, что мать повесила ему перед тем, как распрощаться навсегда: крохотную матерчатую ладанку с волосами.

Якобы отца.

От разговора с матерью остался тяжёлый осадок.

Не на то, что она систематически разыгрывала перед ним комедию типа «мы с дедом отлично живём»… И не на её смешные попытки следовать традициям, и делать всё «как положено». И не на её реакцию на его юношеские наскоки на её наивные и консервативные привычки, что дебилы-психологи называли «мальчишеским максимализмом», «подростковой нетерпимостью», или ещё как… Но всё равно – некая натянутость в их отношениях ощущалась всегда.

Джон понимал, что это – другая сторона того самого чувства, что спасло его пару дней назад.

Внутренний голос?

Нет, скорее – чутьё.

Он с детства чувствовал, что не то, чтобы совсем уж нелюбим, но…

Но сестрёнке Дженни явно тепла и материнской ласки доставалось больше. И во всех её шалостях и проказах неизменно виноват оказывался Джон! Особенно, если случалось что-то во время их детских игр разбить, или испортить… Дженни плакала, тыкала в него тоненьким пальчиком, а Джон…

Молчал, и терпел.

Правда, наказывали его обычно несильно. Да и как наказать: проявишь «жестокость и некоммуникабельность», и ребёнка тут же отберут органы опеки, да сдадут в интернат для малолетних. Потому что камеры и микрофоны точно такие же, как и на крейсере: то есть – натыканы в каждом углу.

Сестрёнку Джон, скорее, жалел. Ещё бы: такая маленькая, тощенькая, с полупрозрачными хилыми ручками и ножками. Она казалась сказочным созданием, как его изображали детские комиксы и мультфильмы. И он действительно ощущал ответственность за неё – лупил в начальном всех, кто осмеливался прикалываться над его сестрёнкой, лупил обидчиков, даже если это стоило ему разбитого носа, и даже – однажды! – сломанного ребра… Но от судьбы не уйдёшь: он жутко рыдал, когда Дженни умерла от неизлечимой тогда Таити-оспы, завезённой с пшеницей с Нью-Таити.

Нет, воспоминания о детстве никак нельзя назвать слишком уж приятными. Или тёплыми.

Но Джон понимал: его всё-таки родили и вырастили, несмотря на все сопутствующие этому проблемы и материальные потери.

Стало быть – спасибо, мать. И дед.

А вот как разобраться с отцом…

Но он, вроде, придумал кое-что и для этого.

Браслет на запястье разбудил в половину третьего ночи, уколов точно дозированной иглой электрического разряда.

Первая вахта. А уж Джон-то знает, как «бдительно» они несут службу!

Не засыпаться бы только тут, в казармах. Потому что видеокамеры никто не отключает. Хотя в это время никто почти на них и не смотрит…

Потому что в обычных условиях никому и не приходит в голову нарушать внутренний распорядок.

Да и зачем?!

Чтоб нарваться на очередной внеочередной наряд и штрафы?!

Поэтому он осторожно прополз вдоль ряда коек по полу, стараясь держаться так, чтоб его прикрывали ряды двухэтажных неуклюжих конструкций, к выходу. Остаётся только надеяться, что черная майка-футболка и черное трико скроют очертания его фигуры от полёживающих в креслах и смотрящих футбол, или запрещённые, но от этого ещё более желанные, порнофильмы, дежурных первой вахты в диспетчерской.

Действительно, тусклое дежурное «ночное» (экономное!) освещение позволило ему добраться до ангара без того, чтоб истошно завыли сирены, и патруль ВСБ схватил его, обрушив своё грозное: «вы арестованы за нарушение внутреннего распорядка, и пунктов Устава параграфы пять-дробь-три, пять-дробь-четыре, и преступные намерения по пунктам один-один-шесть и один-один восемь, части первая и вторая!..»

Посадочный модуль стоял, разумеется, закрытым и запертым. Но Джон знал, как открыть служебный люк в днище, не вызывая срабатывания опять-таки – сирены «несанкционированного доступа!» Видел пару раз, как это делают ленивые техники.

В трюме в капсуле сна хранился его отлично «совместимый» – дрон-аватар.

Но сам дрон не был нужен Джону.

Открыв один из бюксов-цилиндров, приготовленных в кармашках штанов одежды, висящей в шкафу, он аккуратно засунул в него то, что предварительно бережно и незаметно для глазков камер казармы вынул из ладанки: русый волос.

Мать хранила эти волосы в старинной шкатулке из потемневшего и растрескавшегося натурального дерева. Половину оставила себе, половину – зашила в ладанку. Наказывала не поминать лихом отца: не его, якобы, вина в том, что не смог остаться…

Отец.

Кто же ты?

Получается, «внутренний голос», да и внешность достались от тебя?

Ладно. Теперь Джону нужно сделать так, чтоб в этот бюкс попал и образец с чем-то «биологическим». Тогда учёные исследуют и волос. Следуя «стандартной процедуре». Однозначно приказывающей проверять всё, что оказалось в контейнере.

И, исследовав, расскажут начальству, чей это волос. А уж как выведать эту информацию у наивноватого и добродушного дока Гарибэя – дело Джона.

Но для этого необходимо вначале вернуться в казарму так, чтоб никто его не…

Это удалось.

– А-а, отлично! Вот и наш храбрый капрал. Доброе утро! – Джон пожимал руку доктора Гарибэя спокойно. Странно: хотя именно этот человек фактически виноват в том, что произошло с ним, никакой обиды за «недосмотр» Джон на доктора не испытывал.

Потому что кто же мог предусмотреть такое?!

И если бы не его «сверхспособности», всё прошло бы «штатно».

То есть – он умер бы. Или спятил.

И ещё три-четыре оператора погибли бы в страшных мучениях.

Планету объявили бы неперспективной и опасной.

И отложили бы освоение до тех времён, когда это стало бы «экономически целесообразно». То есть, до того времени, когда операция по глобальной дезинсекции стала бы дешёвой, и гарантировала бы стопроцентный результат.

Проблема как всегда – в создании эффективных и дешёвых реагентов и дезинсектантов.

– Доброе утро, доктор, сэр. Разрешите приступать?

– Да! Да, приступайте. Линдон, Пьер! Начинайте.

«Одевание» прошло штатно. И никаких «условных рефлексов» по боязни навешиваемого на него медицинского «барахла» Джон не ощущал. Чему и сам немного удивился.

Модуль сел, как ему объяснил нейтрально спокойным тоном майор Гонсалвиш, в двух милях от жерла шахты. Потому что майор хотел проверить, защищена ли эта самая шахта от проникновения посторонних.

Джон понимал, конечно, что проявление каких-либо чувств, или дополнительной заботы, на которую он почему-то с некоторых пор, чувствовал, что мог бы рассчитывать, майор будет скрывать от окружающих. И от него. Да оно и правильно: никаких эмоций, могущих помешать его Миссии.