Кость со стола

Послышалось сердитое сопение, и майор куда-то повернулся:

– Везите.

Под задницей заскрипело, и её затрясло: похоже, у каталки не смазаны колёса. Но он не стал утруждать себя комментариями – сил не было не то, что на речь, а и на шевеление хотя бы пальцем! Может, ему действительно, нужен покой? И сон.

Поспать, что ли?..

Открыть глаза удалось только с третьей попытки.

Потолок реанимационной палаты порадовал девственной белизной. То, что это – именно он, Джону сказали смутные воспоминания, и матовые плафоны со встроенными видеокамерами наблюдения – такие он видел на крейсере только в реанимационной.

Камеры явно работали: в палату тут же вошла сестра. Круглое личико с весьма миловидными чертами наклонилось над ним, поморгало, улыбнулось:

– Ну вот! Больной Риглон! Поздравляю. Сегодня вы выглядите гораздо лучше!

Он с трудом разлепил запекшиеся губы, которые сестра поспешила тут же смазать неизвестно откуда взявшимся тампоном с тёплой водой. Он попридержал рвущиеся с языка вопросы, и поспешил облизать божественно вкусную влагу. Сестра кивнула, и смазала ещё. А затем улыбнулась, и всунула ему в рот тоненькую прозрачную трубку:

– Тяните потихоньку! Горло должно привыкнуть.

Ого! «Горло должно привыкнуть!». Это что же получается – он несколько дней, что ли, не ел и не пил обычным способом, и его кормили… Внутривенными инъекциями?!

Но вот через минуту он смог разлепить действительно словно пересохшее горло:

– Сестра Митчел! – он прочёл её имя на бейджике, – Анна. Что вы делаете сегодня вечером? – он сам поразился, какой у него слабый и неразборчивый голос. Да и вообще: не голос – а хрип какой-то!

Сестра не придумала ничего лучше, как откинуть со лба пушистые волосы, и весело рассмеяться на всю палату:

– Рядовой Риглон! Вот уж спасибо, рассмешили так рассмешили! Значит, хотя бы с «боевым духом» у нас всё в порядке! – и, изменившимся тоном, – Сегодня вечером я могу поставить вам, хорохорящийся вы кобелино, новую капельницу, – она кивнула на громоздкую конструкцию из хромированных трубок, мониторов и бутылок с жидкостью, нависавшую над изголовьем его ложа, – А ещё в ознаменование нашего более близкого знакомства я могу вставить вам отличный клистир!

Сестра пыталась выглядеть серьёзной и деловой, но от Джона не укрылись лукавые искорки в выразительных карих глазах. Он, любуясь, подумал, что ну её на фиг, доктора Тэйлор! И как это он раньше такую красотку… Да ещё с юмором!

Сестра, похоже, прочла по его глазам появившиеся у пациента неподобающие желания и мысли, и пресекла дальнейшие поползновения:

– Хватит облизываться, как кот, пялящийся на миску сметаны! Я – замужем!

Действительно, теперь Джон обратил внимание на колечко на пухленьком пальчике, не без умысла продемонстрированный ему золотой ободок. Ну – ясное дело! Как же такая обаяшечка останется одна в коллективе «хорохорящихся кобелей»! Но…

Всё равно жаль.

Теперь-то уж поневоле придётся переключиться – ха-ха! – на дока Джоди.

Доктор Тэйлор как раз вошла в комнату, привлечённая, похоже, звуками голоса сестры Митчел. Вот уж у кого «приклеено» настолько ледяное выражение сосредоточенной деловитости на лице, что так не смогла бы сыграть ни одна актриса! А вот походка…

Суперсекси!

Куда там моделям, или актрисам!..

Доктор Тэйлор вначале долго изучала мониторы, имевшиеся на трубчатой конструкции, и лишь затем, поджав пухлые чувственные губы, (Похоже, что-то там, в мониторах, её не слишком-то устроило!) соизволила посмотреть в глаза Джону.

Джон взгляд выдержал. Но от комментариев воздержался. Доктор умела произвести впечатление. И заставить попридержать при себе рвущиеся с языка комплименты и предложения. Поэтому все кадровые военные, да и штатские специалисты-учёные Крейсера предпочитали молча рассматривать её достоинства. Издали. И – преимущественно сзади. И уж тут даже самый придирчивый эстет оказался бы удовлетворён наблюдаемой картиной!

Нет, он конечно, знал, что она – чертовски красива…

Но одно дело – знать, или видеть издали, а другое – когда такая… Такая женщина склоняется над тобой, и от её пристального взгляда по всему телу невольно бегут мурашки… Вот уж – истинная дочь Евы. Что там бедный наивный Адам – такая совратит любого. У которого в штанах есть… Ох. Словом – то, что он сейчас впервые снова ощутил там, внизу. И которое, как ни странно, оказалось на месте!

– Рядовой Риглон. Полагаю, что раз вы уже пытались оказать знаки внимания сержанту Митчел, с вами всё в порядке. Ну, или, как показывают приборы – почти в порядке. Ощущаете слабость?

– Да… Сэр. – вовремя он вспомнил, что доктор – в чине лейтенанта. С другой стороны, ему было стыдно, что голос такой сиплый и трясущийся – словно у него отходняк с особого Курайского…

– Однако, разговаривать она не мешает?

– Нет, сэр. Не мешает.

– Отлично. В таком случае оставлю вас наедине.

Джону представилась возможность снова пронаблюдать спину доктора, туго обтянутую белым, и наверняка не без умысла коротеньким халатиком – на добрую ладонь повыше, чем положено по Уставу. (Невольно подумалось, что у неё там ничего нет! Даже лифчика! Да и зачем он такой… такой…) И только сейчас он заметил, что возле двери, в которую вышла, закрыв её за собой, доктор, стоит майор Гульерме Гонсалвиш, тоже пялящийся в эту самую спину, и переведший глаза на больного лишь после того, как щёлкнул замок.

Как оказалось, майор прибыл даже со своим стулом, который он тут же подтащил к изголовью койки Джона, и присел, буркнув на попытки рядового привстать и отдать честь:

– Вольно! Приказываю лежать!

– Есть лежать, сэр. – Джон с облегчением откинулся на подушку, понимая, что действительно ослаб, да и голову ведёт, словно полчаса крутился в чёртовом «колесе для проверки вестибулярного»…

– Так. Сразу отвечаю на ваш естественный вопрос, рядовой. Это оказался возбудитель проказы. Наши учёные уже обозвали её Суперлепрус Франческуини, или как-то там ещё, но суть от этого не меняется. Не было такой вакцины у нас в арсенале. Да и кто бы мог предположить, что что-то похожее на ту болезнь, что мы успешно искоренили на земле ещё семьсот лет назад, найдётся здесь – на ненаселённой планете за пять тысяч световых лет! Словом, вакцина уже разработана. Благодаря вашему комару в бюксе.

– А что с… дроном?

– С дроном? – майор откинулся на спинку, словно не ждал такого вопроса, – Хм-м… После того, как ваше сознание отключалось от этого бедолаги, (приношу, кстати, ещё раз извинения – уже за технические неполадки с автоматикой!) он помучился ещё пару минут. Агония была… Неприятна. – Джон подумал, что умеет же майор найти подходящее сухое и казённое определение к адским мукам бедолаги-дрона, но промолчал, – После смерти труп покрылся язвами и синюшными пятнами. А через ещё минут десять – вообще расплылся и как бы… сгнил. Превратился в лужицу пузырящейся розово-синими пузырями плоти… Поэтому карантинная капсула, посланная за ним, отобрала образцы, забрала бюксы с собранными вами образцами, и сожгла останки дрона. Там, на этом месте, теперь дыра в почве в добрых полметра. Покрытая шлаком и пеплом.

Всё то, что вы успели отобрать, мы затем, уже на борту, простерилизовали три раза. Снаружи, естественно. А уж в исследовательских боксах теперь стоит усиленная защита!

Как работает карантинная капсула, огнемёты которой просто сняты с боевых эсминцев, Джон знал. Бр-р-р!

– Так вот. Вакцина, говорю, теперь есть, и хотя бы супер-лепра нам больше не страшна. – майор замолчал, но щека дёрнулась.

Джон уже понял, чего там недоговаривает майор:

– Так что, сэр? Клаус… Извините – капрал Шипперс… Тоже облажался?

Майор фыркнул:

– Вы поразительно догадливы, рядовой. Только это ещё очень мягко сказано. От чрезмерного усердия капрал так быстро крутил головой дрона, что не заметил маленькую ящерку на стволе дерева, (Должен признать: маскировка спины под кору у ящерки оказалась выше всяких похвал!) и не прошло и десяти минут после высадки на том самом лужке, где от вашего дрона всё ещё чернеет выжженная яма, как его дрон отключился. Полностью.

Ящерка, разумеется, тоже оказалась плюющаяся. Нервно-парализующий яд. Типа кураре. Но – не кураре. На этот раз не помог даже Универсальный антидот, а не то, что – номер один.

Джон хорошо знал, что такое универсальный антидот. После его приёма (вернее – вкалывания) дрону приходилось полчаса просто лежать: ни на что другое уже ни возможностей, ни сил не оставалось! Вот такая уж реакция. Зато уничтожающая и нейтрализующая все известный в Галактике яды и токсины.

Да вот, оказывается, не все!

– На этот раз труп – тьфу ты! – останки дрона мы забрали. Яд изучается. Результатов пока – ноль. Доктор Тикендо, наш токсиколог, говорит, что такого нейротоксина он никогда прежде не видал. Радуется как ребёнок. Однако вот что мне не понравилось. Он сказал, что ему лично кажется, что этот яд предназначен словно специально – против людей. И это очень странно. Потому что, как вы могли заметить, млекопитающих как класса здесь нет – только насекомые, пресмыкающиеся, да рыбы.

И ещё… Хозяева-носители этого чёртового токсина (Ну, в-смысле, животные, которые им обладают!) разумеется, сами нечувствительны к нему. А вот яд… Словно именно – адаптирован и заточен под нервную систему человека. Можно подумать, что кто-то умный и циничный специально разрабатывал его. Прежде чем снабдить им этих милых крошек. Носителей. Оснастив тех иммунитетом. Поэтому очень жаль, что чёртову ящерицу капрал так и не поймал. Это упростило бы работу доктора Тикендо.

А ещё – эти разработчики токсина словно даже были знакомы с нашей системой антидотов. И смогли её… Как бы – обойти. Это не может не наводить на мысли…

Но все эти сведения пока неофициальны, и даже как улики могут рассматриваться – лишь как косвенные. Потому что, повторяю, пока поймать не удалось ни одного носителя. Чтоб уж наверняка выяснить, какими способами они, эти пока неизвестные нам разработчики, сделали их организмы нечувствительным к такому яду.

Джон сглотнул. Он уже отлично понимал, к чему ведёт майор. И точно:

– Третий дрон, высаженный нами на бескрайних просторах пампасов северного континента скончался через пять минут. Его «застрелила» плюющаяся змея! Поток яда оказался настолько силён, что брызги пробили на накомарнике самую плотную сетку. Естественно, того, что оказалось на коже лица, вполне хватило. Не повезло Саммерсу.

Пита Саммерса Джон знал – единственный парень в их взводе, больше думавший о работе, чем о «карьерном росте». И Джона никогда не подкалывал. Жаль его.

Глаза майора между тем буравили лицо Джона, словно буровой станок – сланцевые нефтеносные пески. Джон спросил:

– Сэр… Простите за дерзость – а что, другие континенты вы не пробовали… Обследовать?

– Нет. Они практически не представляют коммерческой ценности ни с точки зрения полезных ископаемых, ни с точки зрения сельхозугодий. – майор замолчал. Глаза, напоминавшие дула излучателя, продолжали внимательно вглядываться в лицо Джона. Тот уже предчувствовал, чем дело может кончиться для него. И точно. Майор поставил вопрос конкретно (Ну правильно! Чего ж ходить вокруг да около?!):

– Рядовой. Хотите стать капралом? И получить хорошую прибавку к зарплате? А затем – и к пенсии?

– Осмелюсь доложить… Звучит заманчиво, сэр. – Ещё бы! Он сразу сможет пересылать своим вдвое больше денег: матери – на лечение, и деду – на оплату квартиры… – Да сэр. Хочу. Но вначале позвольте спросить… Что всё-таки произошло с Шипперсом?

С самим Шипперсом, а не его дроном.

– Ну… Как бы это получше сформулировать… – майор подвёл глаза к потолку, но быстро вернул их обратно, – Он сильно переволновался по поводу краха своей Миссии. Очень сильно. И расстроился. Как сказал док Кирани, некоторое время его поведение будет неадекватным. Ну, пока не подействует соответствующая терапия. А то расстройство от неудачи и боль от яда оказались столь велики, что у капрала… – майор покрутил кистью со сложенными, словно они обнимали дно миски, пальцами, у своей головы.

Джон понял, что вероятней всего капрал и правда… Излишне перевозбудился от неудачи. Потому что формулировочки доктора Джеймса Кирани, их главного психоаналитика, всегда настолько обтекаемы, что он никогда психа – психом не называет…

Медицинская в целом, и психотерапевтическая в частности, этика!

Бедняга капрал. Похоже, его теперь просто спишут. Потому что вполне достаточно одного такого «нервного» срыва, чтоб его признали потенциально опасным для совзводников. Да и для всех окружающих. А уж давать такому в руки боевое оружие…Лучшее, что бедолаге теперь светит – работа по категории «Д». Грузчиком где-нибудь на складе. Да и то – чего-нибудь небьющегося. Типа матрацев и одеял.

Жаль.

Но вот насчёт занять его место…

– Что я должен буду сделать?

Майор энергично кивнул:

– Вот это – деловой подход! Люблю конкретных людей! А сделать вам, капрал, предстоит немного. Всего-навсего прийти в… э-э… рабочую форму. По словам доктора Тэйлор, на это уйдёт не больше двух дней.

Затем – вселиться в очередного дрона. (Он уже готов.) И продержаться на поверхности живым как можно дольше – ну, до тех пор, пока не поймаете хотя бы одного носителя. Желательно живым. Но можно и мёртвым.

Как поняло наше командование – у вас на это наивысшие шансы. Именно ваш психометрический и динамический, так сказать, профиль, позволил вам почуять спиной комара до укуса. А так же весьма успешно – уже уклониться от плевка! Пиявки. А плюются здесь, как нам кажется, все твари – начиная от банальной мухи, кончая самой последней змеёй! Вот такие, мать их, (Пардон, как говорит доктор!) плевучие создания. Эволюционная конвергенция, как любит пояснять ситуацию наш замечательный главный биолог. Позволившая выжить именно таким. И – именно тут. На Франческе.

То, что доктор Максимилиан Ваншайс, их главный биолог и этолог, всегда комментирует все инциденты и приключения дронов-разведчиков, подходящими и не очень, афоризмами, и «сильнонаучными» терминами, Джон, разумеется, слышал. Но в данном случае – док-то, похоже, прав. Иначе с чего бы это на земле (а правильней – под землёй!) не выжило ни одного создания, крупнее бурундука? Да и то – сумчатого!

Так что млекопитающим этого паршивца можно назвать только с большой натяжкой.

– Задача понятна, сэр. Разрешите приступать?

– Разрешаю! Сейчас вас, капрал, задвинут в автопед. Затем доктор Тэйлор введёт вам, или проследит, чтоб автопед ввёл все необходимые медикаменты, и вы будете отсыпаться. И питаться. И набирать мышечную и прочую массу. И через сутки сможете отправиться в тренажёрный зал – чтоб скинуть образовавшееся к тому времени брюшко. Ха-ха. (Очевидно, майор считал это, тоже традиционное, высказывание-прикол – шуткой.)

А послезавтра – снова в распоряжение дока Гарибэя.

Сутки в автопеде Джон не воспринял.

Ещё бы: чёртов ящик как раз и предназначен для полного восстановления всех кондиций – после физических, или, как в случае с Джоном – психосоматических травм. Действовал агрегат во сне. В том числе и гипнозом. Так что пробуждение прошло уже почти стандартно – разве что сигнал Подъёма ему дала не гнусная сирена, и следующий за ней зычный голос сержанта Трибунстона, а приятный голосок сестры Митчел:

– Капрал. Капрал Риглон. Проснитесь. Да проснитесь же… – очевидно, исчерпав терпение в попытках поднять его с помощью тряски за плечо, сестра приблизила губы к его уху, и вдруг заорала, – Подъём, боец!

Автоматика глубоко в подкорке мозга Джона сработала. (Вот! Рефлексы – это вам не сознательные действия, где можно прикидываться спящим или непонимающим!)

Он рывком сел на постели, треснувшись лбом об одну из поперечных стоек капельницы с мониторами. Капельница обязательно грохнулась бы на пол, если б сестра Митчел предусмотрительно не держала её рукой.

– Чёрт возьми, сестра! Нельзя ли повежливей с… Капралом?

– Нельзя, капрал. – милое похлопывание пушистыми ресницами и помаргивание как бы невинными глазками сказало Джону, что сестра довольна произведённым эффектом, – И прошу не забывать, что вы разговариваете с сержантом медицинской службы! Вам ясно, капрал Риглон?

– Так точно… Сэр. – Джон сердито глянул на сразу ставшее вовсе не таким миловидным лицо сержанта. Который к тому же замужем. Или правильней – женат?

– Вот и отлично. А сейчас – подъём, и в процедурную!

Процедурная представляла из себя небольшой кабинет, который зато оказался щедро уставлен по периметру всеми возможными и невозможными диагностически-профилактическими аппаратами. Джона заставили надеть маску с кишкой воздуховода, присоединили к телу около десяти электродов с помощью эластичных бинтов, и загнали на беговую дорожку.

Затем – на тренажёр со штангой. И рычагами. Затем снова пришлось лечь на ложе автодиагноста – для получения кривой его «резистентности», или чего-то там ещё…

«Мучения» закончились примерно через полчаса. После чего сержант Анна смилостивилась:

– Можете одеваться, капрал. Ваша одежда вон там.

– Есть, одеваться, сэр. – хотя к концу процедур Джон уже чувствовал к Анне почти те же чувства, что и при самом первом пробуждении, от заигрываний он воздержался. С другой стороны – как такое не почувствовать! Как плавно, и, словно специально возбуждающе под чуть более длинным, но всё обтягивающим ничуть не хуже, чем у дока Тэйлор, халатиком, движутся, как бы переваливаясь под белой материей, эти чудесно упругие полушария над стройными ножками! А уж грудь! Вау! Она словно случайно (Впрочем, почему – словно? Наверняка – специально!) полувыставлена в разрезе, который пара расстёгнутых не по Уставу пуговиц делает почти штатским.

Н-да. Сестра умеет себя подать. Похоже, учится у своей шефессы. Недаром же самая распространённая у них на крейсере «ролевая» игра – как раз когда с медсестрой!..

Джон подумал, что шок и психологическая травма явно позади. И он и правда – приходит в норму. Недвусмысленные сигналы из трусов чётко дали ему понять это.

В стандартном шкафчике действительно оказалась его одежда – похоже, запасной комплект принёс кто-то из его взвода. Он оделся. Сержант, выходившая, пока он натягивал на майку и трусы форменные брюки и китель, вернулась:

– Капрал! Вас хотел видеть доктор Даррел Хилл. Выдвигайтесь.

– Есть, сэр. – Джон однако вначале всё же присел на колено, и вправил штанины в форменные полусапоги, прекрасно понимая, что при этом гораздо лучше и ближе видно пикантно полненькие ножки сержанта Анны.

Сержант, без сомнения, его «хитрые» маневры заметила, но не отошла. Даже не хмыкнула. Может, ей-таки приятно ощущать его неподдельный «интерес»?

Неплохо, туды его в качель.

А вдруг то, что сержант – замужем – неправда? Предназначенная лишь для того, чтоб отшивать излишне назойливых… Или просто – не понравившихся кобелей?!

В лабораторию дока Хилла, заведующего отделом бодиформации, Джон шёл не спеша. Крейсер у них большой, от лазарета до лаборатории добрых десять минут хода.

По дороге, автоматически вскидывая руки в приветствиях идущим навстречу сослуживцам и офицерам, он ещё раз взвешивал все за и против.

То, что его сразу, без выслуги положенных пяти минимальных лет, повысили до капрала, с соответствующими выплатами и льготами, безусловно хорошо.

А вот то, что придётся теперь отрабатывать на совесть – не очень.

Впрочем, кого он пытается обмануть: он всегда именно так и работает: словно не за страх, а за совесть. Дурацкое воспитание? Или – влияние Наставника?

Вот это – вероятней. Наставник ему попался умный. Терпеливый. И – знающий. Психологию «сложных» подростков. Во всяком случаен, с «немотивированной подростковой агрессией» пожилой ветеран Космоса разобрался быстро.

И вот результат: Джон с одиннадцати лет не представлял себе, что будет горбатиться где-нибудь на фабрике удобрений, или гидропонных Станциях, или Комбинатах по переработке руды.

Нет! Только – Флот!

Но службу наставник описал реально – со всеми тяготами, проблемами и занудством субординации.

Зато Джон хоть знает, за что терпит: за высокую зарплату и затем – пенсию.

И после выхода в отставку в сорок лет – казённая квартира и полная независимость от кого бы то ни было! Освобождение от налогов. Бесплатные коммунальные услуги. И т.д. Дожить бы. Ведь шансы весьма неплохи. До запаса доживают более семидесяти процентов рядовых. И, как он потрудился посмотреть – более девяноста процентов сержантского и офицерского состава!

Дослужиться бы вот только. Теперь уже – до сержанта.

Хотя первый шаг по карьерной лестнице он, получается, уже сделал. И даже – тогда, когда и сам не ждал. Вот уж спасибо капралу Шипперсу, и несчастному Саммерсу. Наглядно показали, так сказать, начальству, что выжить-то на Франческе… Непросто.

Ладно, нужно постараться. Может, как раз за тем, чтоб рассказать, как именно лучше стараться, его и вызвал док Хилл. Человек, под руководством которого и выращивают всех этих «расходуемых» бедолаг – дронов.

Док Хилл выглядел, как бы это сформулировать попроще – банально. Обыденно.

Плоское невыразительное лицо, средний рост, средний вес. Возраст – неопределённый. Джон никогда не смог бы сказать, не заглянув в досье, сколько доку лет – то ли сорок, то ли – шестьдесят. И это несмотря на то, что доктор не прятал своё лицо ни за бородкой с усами, ни за очками. Вот только глаза… Глаза со странным выражением. Словно док сердит на весь мир. Или в молодости пережил неразделённую любовь.

– Здравия желаю, доктор Хилл. Ря… э-э… Капрал Риглон прибыл согласно вашему распоряжению!

– Отлично, капрал. Прошу. – док указал рукой в сторону своего кабинета. Джон прошёл к двери, но смотрел всё равно через стеклянную перегородку, занимавшую всю стену, в Главный зал, где под колпаками с десятками по-хирургически ослепительными софитами высился, как слон среди овец, среди других автоклавов, главный автоклав – предмет гордости всего персонала лаборатории бодиформации. Позволяющий производить в телах дронов любые изменения и модификации.

Красавец, конечно, ничего не скажешь. Размером с добрый железнодорожный вагон. Только приземистый и плоский. Хромированные детали мягко отсвечивают. Белый цвет корпуса: насыщенный, и монументально солидный. На передней панели – старинные аналоговые циферблаты, (со стрелками!) экраны, рукоятки и тумблеры. На табличке из полированной меди, привинченной на самом видном месте полированными же медными винтами, чернённая вытравленная надпись: «Джинандроникс Инк.»

– Вот-вот. Задали вы нам задачку, капрал. – док проследив взглядом, куда смотрит Джон, покачал головой, – Ну, проходите.

В кабинете оказалось не так стерильно чисто, как в медицинском блоке. Да и на столе имелось то, что скорее можно было обозначить как рабочий кавардак. Доктор явно не заморачивался раскладыванием использованных папок с документами и флэшек из архива – по местам. Всё это горой лежало на его рабочем столе, сейчас словно просто сдвинутое рукой в сторону, чтоб освободить место напротив стула доктора.

– Садитесь.

Джон сел на стул у наружной стороны стола, доктор прошёл на своё место, и тоже сел. В глаза Джону кинул только один, с традиционно неопределённым выражением, взгляд. Во время последовавшего не то – разговора, не то – монолога, доктор Хилл глядел на свои руки, сложенные в замок на столе.

– Значит, это вам, капрал, удалось продержаться дольше всех. – голос звучал так, словно доктор не спрашивает, а просто констатирует этот факт. Но Джон всё равно счёл нужным ответить: наверняка доктор в чине не ниже лейтенанта:

– Так точно, сэр.

– Отлично. Я хочу, чтоб вы кое-что узнали, капрал. Собственно, это знают все офицеры, и весь персонал нашего подразделения. Но мало кто из рядового состава в курсе. Не то, чтобы эта информация являлась секретной, но… Мы предпочитаем, чтоб непосредственные исполнители не знали этого. Им такое знание может только помешать, отвлекая от собственно Миссии.

Так вот. Дрон на базе Скрофус Доместикус всё же не является полным подобием человеческого тела. Различия небольшие, и несущественные, но речь сейчас не о них. Мозг существа, используемого нами, пришлось существенно доработать, чтоб он мог принимать в себя человеческое, так сказать, сознание. Ну, вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду? – Джон помотал головой. Вот уж о чём он меньше всего задумывался, так это – о технических сложностях, которые преодолели инженеры и медики древности, подгоняя мозг свиньи под человеческое сознание, – Размеры и внутреннюю архитектонику.

Джону понятней не стало, но он теперь покивал с умным и серьёзным видом.

– Не буду вдаваться в сложные технические проблемы, которые преодолели двести лет назад учёные периода Пионеров. Да и по вашим глазам вижу, что вас, капрал, это не слишком интересует. Вы, кадровые профессионалы-операторы – люди дела. Вам привычно получать к оружию чёткую инструкцию: типа – «нажмите рычаг «А» до упора, и винтовка будет стрелять очередями». Но на этой Франческе мы столкнулись со странным, нигде прежде не наблюдавшимся, феноменом.