Птицы перелётные

Вячеслав Ефимович Малежик

Птицы перелётные

© Малежик В., 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

Предисловия

В том, что Вячеслав Малежик, помимо уникального таланта композитора и исполнителя, обладает несомненным литературным даром, я убедился давным-давно, ещё в те годы, когда мы вместе выступали на «вечерах-сборниках», которые на различных сценах щедро устраивал комсомол. Под таинственный, серебряный рокот гитары он своим удивительным голосом пел собственные, настоящие стихи, а другие, порой очень хорошо, исполняли чужие тексты. Могу ошибиться, но, по-моему, как прозаик Малежик дебютировал на широкую аудиторию именно в «Литературной газете», которую я в ту пору возглавлял. А когда он по-дружески показал мне свою оригинальную прозу, я горячо рекомендовал её одному из наших крупнейших издательств. Как и в песенном творчестве, в литературе Малежик чрезвычайно разнообразен, он изящно вводит в повествование элементы фантастики, мистики, детектива, владеет искусством художественной детали, умной иронии, сочетающейся с искренним чувством и щемящей ностальгией по временам, когда «мы так любили “Битлз”».

Я очень рад, что с выходом этой книги взыскующая публика сможет не только слушать, но и читать блистательного Вячеслава Малежика.

Юрий Поляков, писатель, лауреат Бунинской премии

В своей новой книге Вячеслав Малежик подтверждает оригинальность стиля и «чувство пути», без которого, по замечанию Александра Блока, не бывает Поэта. Она, как и предыдущие, в основе своей автобиографична. Поэтому портреты её героев лаконично-зримыми строками нарисованы так объёмно и многогранно. Радует то, что литературный голос Вячеслава окреп и возмужал. Уверен, что его «Птицы перелётные» долетят до чутких сердец наших читателей!

Юрий Ремесник, член Союза писателей России,

соавтор нескольких песен из репертуара Вячеслава Малежика

С первых же строк книги погружаешься в волшебный аромат эпохи. К тому же подготовленный и посвящённый читатель, а на таких можно рассчитывать, без всякого труда расшифрует несколько представленных прототипов медийных персонажей. Чёрт возьми, чем же Графский не Градский, а Эскин не Лерман?! Да и кто скрывается в главной роли – тоже отнюдь не секрет. Пусть это, конечно, и не документальная книга, и представленные события, безусловно, не в полной мере отражают исторические коллизии, но дух прошлых лет, лет зарождения отечественного рок-н-ролла, передан довольно симпатично и дословно. И уж куда более по́лно, чем в некоторых нынешних лубочных киновариациях и пресловутых мемуарах. Без сомнения, получился срез времени и судьбы, срез целого поколения.

Книга – почти готовый сценарий фильма. И дорогой читатель, имея толику воображения, легко представит себе его, выбрав по своему вкусу актёров и актрис, сдобренных проверенным слогом московского биг-бита. Представьте – и вы окунётесь в волшебный мир. Только представьте – и «Птицы перелётные» прилетят к вам и помогут!

Григорий Макаров, соавтор нескольких песен

из репертуара Вячеслава Малежика

Птицы перелётные

(повесть)

Часть 1

Птицы

В последнее время я всё чаще пускаюсь «по волне моей памяти» в те годы, когда мои сверстники делали первые шаги в своей взрослой жизни. Годы, когда увлечения вытачивали остов будущей профессии, а удачи и ошибки формировали мастерство и характер, сиюминутный успех и судьбу.

Я поведаю историю двух друзей – Андрея и Игоря; историю, которую мог бы прожить и кто-то ещё, смертельно влюбившись в гитарную музыку и рок-н-ролл. И начну я с эпизода, когда наши герои в конце сентября 1964 года спустились в подземный переход у метро «Проспект Вернадского», чтобы послушать своего соседа Серёгу Ерохина, который устроил импровизированный концерт для случайных прохожих.

1

Серёга Ерохин взял ми-минорный аккорд и прислушался, как звуки гитары, отразившись от стен перехода, наполнили их незатейливую концертную площадку. Милиционер и женщина-дворник остановились в некотором отдалении от Ерохина и сопровождавших его парней и девчонок, чтобы проследить за развитием событий. У парней тоже были гитары, они готовились вступить, чтобы поддержать своего лидера. И он, дождавшись момента, когда стихнет последний отзвук его инструмента, запел. Это была песня Жана Татляна «Фонари». Ребята рядом с Ерохой постепенно поймали его ритм и начали играть вместе с ним. Мощная звуковая лавина, которую создавали три пацана с гитарами, невольно заставила поздних прохожих замедлить свой шаг, а кого-то и просто остановиться, чтобы послушать этот импровизированный концерт в подземном переходе, что был на выходе со станции «Проспект Вернадского». Ероха уверенно солировал в запеве, а затем вместе со своей «бандой» грянул припев. Девчонки, сопровождавшие мальчишек, тоже встроились в этот хор, и получилось очень даже неплохо…

– «И не дают они людям сбиться с пути…»

Ребята пели довольно складно, а кто-то даже построил в вокальной партитуре терцию, и получилось почти как у Татляна. Всё это делалось с каким-то, не побоюсь этого слова, отчаянием. После второго припева один из гитаристов, долговязый носатый блондин, начал на тонких струнах играть мелодию; другой, полный парень в пёстрой кепке, принялся что-то там дергать в басовом регистре. А девчонки хлопками добавили ритма. Потом Серёга снова вступил и, сделав в конце песни замедление, которое музыканты назвали бы раллентандо, эффектно закончил «Фонари». Невольные зрители зааплодировали, и Серёга театрально раскланялся перед своими нежданными поклонниками.

Андрей и Игорь стояли чуть в стороне и наблюдали за происходящим. Ещё утром Ерохин пригласил их на своё «выступление». Серёга, с их точки зрения, уже был практически взрослым парнем, работал то ли на заводе, то ли ещё где-то, и гитару прикупил на свои кровные, не прибегая к помощи родителей. К своим новым друзьям, Андрею и Игоряхе, он относился снисходительно, хотя был старше их всего на год. Но обладание непустым кошельком и покровительство авторитетных ребят, которых он называл мужиками, давало ему основание вести себя с ними этак снисходительно-участливо. В глубине души он понимал, что ребята владеют чем-то таким, что не даёт ему возможности чувствовать себя полноценным вожаком стаи, но он гнал от себя эти мысли. И невольно искал их дружбы… Дружбы этих одиннадцатиклассников, которые тоже играют на гитарах, но вдобавок умеют петь по-английски – непонятно о чём, однако было в этих песнях что-то такое, от чего у Серёги иногда опускались руки… Он не понимал, как они играют эту музыку, какие аккорды берут и как поют на голоса, почему их песни звучат так лирически проникновенно и так лихо, что хочется под их заводное пение начать танцевать. Он эти записи слышал уже на магнитофоне у своих друганов, вот только когда Игорь с Андреем пели живьём, они проникали в душу Серёги значительно глубже.

– Это потому, что они играют на шестиструнных гитарах, а у меня семь струн, – сам себе объяснял он.

Душа болела, но подойти к ним и спросить, как и почему, не позволяла дурацкая гордость. Вообще-то Серёга узнавал звучание аккордов в игре ребят, и он знал, что тоже их использует; но как их собрать вместе и расположить в нужном порядке… Не получалось, хоть ты тресни! Не один вечер он посвятил себя попытке разобраться в секретах Игоря и Дрона, но где-то что-то не срасталось, а попросить ребят объяснить он никак не мог себя заставить. А потом он оказывался в компании своих взрослых дружков, и умение спеть «Серебрится серенький дымок…», «По тундре…», «Я помню тот Ванинский порт» возвращало Серёге комфортное настроение, и мысли о рок-н-ролле уходили куда-то в сторону.

2

– А он неплох, – сказал Игорь, повернувшись к Дрону.

– А я тебе о чём говорил! – откликнулся Андрюха. – Он даже не понимает, как здорово поёт.

– Ты говоришь, он живёт в твоём доме?

– М-м-м, ну да, в первом подъезде. Он узнал, что я играю на гитаре, и позвал послушать себя и свою «банду». Конечно, они играют всякую туфту, а так… Кстати, обрати внимание, они даже гитары подстроили, а это уже хороший знак. Он мне говорил, что однажды слышал, как мы с тобой пели в моей квартире. Это мы с тобой так орали, что было слышно на улице! А меня одного он слышал несколько раз. Мы часто играли в подъезде, там так звучит… э-э-э… говорят, в церкви такое же звучание.

– Скажешь тоже – в церкви…

– А что? Ты же слышал вокал на пластинках Пресли? Как будто его записывали в храме…

– Ага, или в твоём подъезде… Дрон, вот ты говоришь, создадим группу – а где мы возьмём гитары со звукоснимателями? Как мы их озвучим? Ты же понимаешь, что контрабас не будет звучать, как бас-гитара.

– Игорёк, завтра я тебя веду на экскурсию в магазин «Лейпциг», и ты увидишь настоящую бас-гитару, а ещё соло и ритм. Погоди, давай ещё послушаем. Они какой-то инструментал затеяли.

Ерохин и товарищи начали неспешно играть популярную песню «Рыжик» из репертуара Тамары Миансаровой. Прохожие со всё возрастающим интересом слушали ребят, но потом кто-то сказал, что появились милиционеры, и ерохинская компания в темпе покинула «сцену», причём каждый гитарист ушёл в свой выход, дабы сбить блюстителей порядка со следа. Но никто их след брать не собирался, и представитель власти неспешно ушёл в сторону кинотеатра, а жизнь подземного перехода вернулась к своему обычному режиму.

– Ну что, пошли? Я всё понял. Да, твой Ероха хорош. Но у него своя группа, и вряд ли он захочет играть с нами, тем более наших Shadows. Зачем ему, умеющему петь, нужны мы? – начал нудить Игорь.

– А мы его научим нашей музыке. Она значительно интересней его бесконечной «цыганочки». И потом – он же должен… м-м-м… расти!

– А он об этом знает?

– Так мы его спросим. А ещё мы предложим ему петь в нашем ансамбле, а мы будем у него на подпевках.

– Да петь «битлов» у нас и без него неплохо получается!

– Неплохо, – оптимизм Дрона зашкаливал, – а надо, чтобы мы были лучше всех. Короче, завтра я зову тебя и Ероху в «Лейпциг» и попробую его уговорить поиграть с нами на басу…

– Только где его взять?

– А мы… м-м-м… сделаем этот бас!

– Дрон, не дури. Какой из тебя Страдивари?

– Никто из нас с тобой и не будет делать басовку. Я знаю Серёгу. Когда я, добыв дерево и инструменты для производства этого баса, скажу, что решил его смастерить… Да он меня тут же «уволит» и доделает всё сам! А он, к слову, большой мастер – что брюки сшить, что электричество починить, что гитару сделать. Вот увидишь…

– Да зачем мы ему? Он и так герой для своих бандюганов.

– Вот посмотришь, он сделает бас, и ему захочется на нём сыграть. У него-то усилков нет, и никакая гитара такого низа не даст, как наша будущая басовка через аппарат.

– Ну, Дрон, ты даёшь… У нас нет баса, нет усилителей, а ты говоришь об этом, как будто всё это в фабричной упаковке ждёт нас и мечтает, чтобы мы на этом сыграли.

– Игорёк, у нас этого нет, зато у нас… м-м-м… есть мечта на этом сыграть, а это даже более мощный аргумент, чем все твои дурацкие сомнения. Кстати, ты в курсе, что у нас в актовом зале есть кинопроектор и усилитель «Кинап»? Так вот я с киномехаником уже обо всём договорился.

– О чём?

– О том, что он поможет наши электрические гитары, которые мы обязательно приобретём, подключить к акустической системе актового зала. Вот так!

– Класс… Ну что, ко мне? Поиграем и попоём что-нибудь, пока родители не легли спать?

– А-а-а… не, – наконец выкатил свою фразу Дрон, – мне ещё надо сочинение дописать, а то меня предки сожрут.

– Что ж, привет предкам. У тебя мамашка просто чумовая! Она со мной общается, как подружка… Тебе с ней повезло.

– Ладно, не тяни на своих, они у тебя тоже очень даже ничего. А моя матушка… Так она на «Мосфильме» работает – волей-неволей должна соответствовать. Всё, пока!

– Пока.

3

Родители Игоря получили квартиру в новом московском районе, и его семья теперь соседствовала с журналистами и дипломатами, работниками органов и профессурой московских вузов. Он начал невольно сравнивать и анализировать жизнь, а ещё принялся читать нужные книги, которые ему подкидывала старшая сестра, учившаяся в продвинутом архитектурном институте. Фамилию Игорь носил Кулик, и в старой школе его никто не звал по имени – все величали его Куликом, правда, кто-то пытался назвать его Птицей, однако это прозвище к нему не прилипло, и в новую школу он пришёл просто Игорем Куликом. Но как-то раз кто-то назвал его Болотом, и это прозвище приросло, точно родное, и вскоре он уже отзывался на него, и это никак не напрягало парня.

Наверное, лишние квадратные метры повлияли и на родителей нашего героя, и однажды отец подарил ему приёмник «Сакта», и Болото все вечера рыскал по коротким волнам, разыскивая забугорные песни. Он к тому времени окончил музыкалку по классу баяна, и его просто не могла не заинтересовать эта мелодичная, с красивыми гармониями, сыгранная на необычных инструментах музыка. Энергия, с которой пелись эти песни, увлекала и подчиняла Игоря. И он, вникнув в суть новой для него культуры, начал её примерять на себя. Сначала он попробовал сыграть полюбившиеся мотивчики на баяне. Получалось похоже, но как-то не так… Как – не так, он ещё для себя не решил, но не так. И Игорь никому не показывал, как звучит «Twist again» на трёхрядной гармошке. Но однажды его школьный сосед по парте Юрка Давыдов сыграл тот же твист на гитаре – и Болото понял: «Вот оно! Гитара, гитара и ещё раз гитара».

Вы помните, что сердобольный Никита Сергеевич Хрущёв ввёл в те годы в школах производственное обучение, и Болото, как и все его сверстники, учился 11 лет, параллельно получая профессию авторемонтника. Практику класс Игоря проходил на автобазе, и за год он научился притирать клапана в распределительном блоке автомобиля и мыть в мороз в солярке грязные детали движка машины. И была первая зарплата, и на неё Болото купил себе недорогую, впрочем, и не самую дешевую гитару. Какое-то время он откладывал момент освоения инструмента, зато после «выступления» Юрки Давыдова он решил, что время пришло. Кстати, Игорь, наверное, исходя из эстетических соображений, купил себе шестиструнную гитару, не хотел быть похожим на всех дворовых музыкантов, которые играли на семиструнках. Он обратился к своему приятелю Вите Кондакову, который целый месяц ходил в гитарный кружок при заводе, прежде чем бросить почему-то опостылевшие занятия, и тот показал, как настроить шестиструнку, как взять основные аккорды, чтобы подыграть себе популярные во дворе песни. В тот же вечер Игорь вытащил баян и подстроил струны под ноты: ми, си, соль, ре, ля, ми. Это было легче всего… Потом предстояло освоить аккорды. Кондак не заморачивался на постановке руки, и поэтому будущему музыканту пришлось самому искать правильное положение пальцев и кисти, чтобы струны в аккорде звучали. Он помнил свои первые уроки игры на баяне и быстро сообразил, что пальцы должны ставиться на гриф практически перпендикулярно ему, чтобы не демпфировать другие струны. Собрав воедино ля-минорный аккорд, Болото почувствовал, что гитарный строй разъехался, и он неспешно подстроил струны. Имея определённую усидчивость, приобретённую ещё во времена музыкалки, Игорь с достойным упрямством начал осваивать новый инструмент.

Сказать, что получалось быстро, не скажу, но, наверное, быстрее, чем у просто новичка. Часа по четыре в день Болото мучил свою гитару, и под таким любовным натиском она не устояла. Игорь знал песни из репертуара своей сестры, которые она и её одногруппники по институту пели в компании. Он даже подыгрывал им эти песни на баяне. И у него получилось… Никто не показывал ему, когда надо менять гармонию, он это чувствовал. Болото подсмотрел, как ребята во дворе ритмически оформляют свой аккомпанемент, и, придя домой, сумел – конечно, не сразу – повторить пару-тройку «боев» из арсенала дворовых музыкантов. Короче, через две недели Игорь закатился на школьную вечеринку и ко всеобщему удивлению спел несколько песен из репертуара сестры и даже подыграл ещё ребятам, которым тоже хотелось поучаствовать в импровизированном концерте.

Этот период времени Игорь впоследствии вспоминал с нежностью, потому что успехи в деле освоения инструмента и разучивания песен приходили ежедневно. Он практически всё своё время посвятил гитаре и новой музыке, часами сидел около «Сакты» и рыскал по разнообразным волнам, выуживая эту самую новую музыку. Многие песни он узнавал и даже помнил ключевые слова… И Игорь начал подбирать полюбившиеся композиции, распевая откровенную тарабарщину вместо истинных слов… А однажды всё тот же Юра Давыдов принёс в школу фотографии английской группы The Beatles, и пару уроков Болото с Давыдом рассматривали фотки, обратив внимание на причёски музыкантов и на необычного вида гитары. Удивляла их форма и то, что инструменты были практически плоскими: тогда ещё не вошло в обиход словечко «доска», которое довольно точно обозначало их «духовную» и «физическую» суть. Это уже потом ребята поняли, что плоская гитара не резонирует, отражая громкий звук во время концерта, и поэтому её использовали во время выступлений на сцене, где играли бит-музыку. А тогда… А тогда ребята любовались дивом дивным на фотографиях и мечтали хотя бы подержать подобный инструмент в руках.

Вообще в новую школу, где Игорь уже освоился и даже успел пару раз подраться, информация о заграничной жизни проникала значительно интенсивнее, нежели в сто сорок вторую школу у Белорусского вокзала, где он учился в младших классах. Однажды кто-то принёс сорокапятку The Beatles. Там были «P.S. I Love You» и «Money». Все долго рассматривали обложку, читали, что на ней написано, а потом хозяин миньона Рома Сергиенко сказал:

– Её невозможно разбить.

– Врёшь?!

– Не веришь? – спросил Рома и, вытащив с этими словами пластинку из конверта, пустил её, словно летающую тарелку, в противоположную стенку.

Пластинка сначала летела параллельно полу, затем резко набрала высоту и со всей дури врезалась в застеклённый портрет В. И. Ленина. Грохот разбитого стекла… Сорокапятка, нужно отдать ей должное, осталась цела, зато портрет… Но кто-то быстро принёс из туалета ведро и швабру, и к началу урока следов вандализма на полу не осталось. На протяжении пяти дней никто из учителей не замечал разбитого портрета, а потом, придя в школу, все увидели, что вождь революции снова застеклён, а учителя… А учителя не показывали виду, будто что-то случилось. Видно, наставники сами боялись получить взбучку за плохую воспитательную работу среди учеников. Вот такие дела…

Однажды вечером Игорь услышал, как во дворе под окнами его квартиры какой-то парень поёт битловскую песню. Пел неплохо, правда, верхние ноты у него не брались, и он их как-то сознательно смазывал. Но в целом пение и игра на гитаре впечатляли… Болото как по тревоге оделся и выскочил во двор. В окружении нескольких ребят играл на гитаре и пел парень в клетчатой рубахе и светлых брюках. На ногах у него были надеты кеды, и это почему-то особенно отпечаталось в мозгу Игоря. Певец доброжелательно и одновременно снисходительно оглядел нового зрителя и продолжил своё повествование под гитару. Он закончил песню и неожиданно представился Игорю.

– Меня, кстати, зовут Андрей, но я откликаюсь, когда меня величают Дроном.

– А я – Игорь, и в школе меня часто называют Болото.

– Клёво! Болото!.. Ты любишь «битлов»?

– Да, они мне нравятся. Я их песни даже подобрал…

– Можешь нам сыграть? – спросил Дрон, протягивая гитару.

– Могу и спеть, только слова я не знаю, пою незнамо что…

– Это неважно, просто спой.

Игорь взял инструмент, проверил строй; подтянул третью струну и приготовился…

– Уважаю, – пробормотал Дрон, – подстроил гитару. Это наводит на интересные размышления.

Игорь решил не исполнять ничего из дворового репертуара и сразу запел битловскую «All My Loving». Он знал, что она неплохо получается у него, во всяком случае, девчонки постоянно просили спеть эту песню, когда одноклассники собирались на вечеринку.

– Очень… м-м-м… неплохо! – сказал Андрюха, едва Болото поставил точку, взяв ми-мажорный аккорд.

– Спасибо, – ответил Игорь, не обижаясь, что кто-то безапелляционно ставит оценку его игре. В конце концов, он прибежал послушать, как играет этот парень в кедах.

– Вот только в запеве перед си-мажорным аккордом есть ре-мажорный, давай покажу.

С этими словами Дрон взял гитару и сыграл место, в котором Игорь неправильно снял гармонию.

– Клёво, а я не услышал. У меня нет магнитофона, и я снимал песню по памяти. Из слов запомнил только «All my loving I will sent to you…»

– Если ты всё это снял по памяти, то ты просто орёл! – вынес свой вердикт Андрюха. – А правильный текст я тебе напишу. Кстати, я мечтаю собрать группу и имею честь пригласить тебя в ней поучаствовать. У тебя есть гитара?

– Конечно, есть…

– Тащи её сюда, попробуем сыграть что-нибудь вместе.

Болото сорвался и через пару минут уже вновь сидел рядом с Дроном и подстраивал свой инструмент.

– Что сыграем? – спросил Андрей, когда они разобрались со строем.

– Ты начинай, а я, если знаю, подхвачу.

Дрон взял аккорд-вступление из «Hard Day’s Night» и запел первую часть песни. Игорь запомнил, какой аккорд и как именно его взял Андрюха, и начал довольно уверенно подыгрывать. Во втором куплете, поняв, что Андрей поёт нижний голос, Игорь негромко подстроил сверху терцию, и ребята, сидевшие с ними и вживую услышавшие битловское двухголосье, невольно зааплодировали. В припеве Дрон, который не доставал верхние ноты, замолчал и дал спеть мелодию Болоту. Может, Андрюха был тактичен, а может, хотел посмотреть, что там наверху сумеет достать его новый партнёр, не знаю, но получилось это, как у Леннона с Маккартни: вторую часть поёт Пол, а Джон умненько молчит. Когда ребята дошли до проигрыша, уже Игорю было интересно, что сыграет Андрюха. И Дрон довольно уверенно сыграл триоли, которые ну никак не получались у Игоря Кулика.

– Я не верю своим ушам! Ты сыграл это соло!

– А что, у тебя не выходит? Ну-ка, покажи, как ты его играешь.

Игорь попытался исполнить, но у него, как и обычно, триоли не вытанцовывались.

– А, вот в чем твоя ошибка – тут одну ноту надо играть, лишь ударяя пальцем левой руки по струне, не используя медиатор.

Они расстались практически друзьями, решив встретиться на следующий день в школе. Утром на первой перемене Дрон вручил Болоту слова «All My Loving».

4

В отличие от Болота, который жил в рабоче-крестьянской среде (даже несмотря на то, что мать его была учительницей), Андрей Брунов, или попросту Дрон, был мальчиком из московской аристократии, ну, если не нравится аристократия, то из интеллигенции. Его матушка работала на «Мосфильме» и могла гордиться тем, что была близка к съёмочной группе Ивана Пырьева. И для Дрона он был просто дядя Ваня. К ним в гости часто приходили киношники, и вольница так и витала в квартире: свобода сквозила в разговорах, которые велись в доме Бруновых. Это невольно проникало в его сущность, и к десятому классу в нём можно было заметить черты, которые впоследствии назывались инакомыслием. Отец в воспитании Андрея принимал условное участие, и всё равно Андрей невольно впитывал в себя ауру, которую распространяли картины отца, весьма приличного художника, и они, эти самые картины, нечасто, но всё же продавались, и за неплохие деньги. Вот так…

Кто показал и дал распробовать тлетворную «собачью» музыку Андрюхе, сейчас и не вспомнить. Но, послушав её, он погиб – погиб сразу и бесповоротно. И не было сомнений – идти заниматься к педагогу или нет. Выбор был сделан, и Дрон, у которого голова всё равно была впереди всего его существа, дисциплинированно играл этюды, понимая, что базис – прежде всего, и поспешать нужно неторопливо. Он мечтал собрать ансамбль, как у «битлов», но никто из тех, кто занимался с ним, не врубался в эту музыку, без которой Андрюха уже не мог жить. Был ещё Ерохин, вот только его надо перенастраивать, а пока на это не было сил. Да и уверенности, что это надо сделать именно сейчас, тоже не было. Конечно, Серёга играет не то, однако в нём был виден какой-то животный магнетизм, и Дрон понимал, что Ероха – это не просто так…

– Вот найду гитариста – и тогда уж пообщаюсь с Ерохиным, – решил для себя Андрей Брунов, откладывая разговор в долгий ящик.

Серёга Ерохин устраивал Дрона как певец, как самородок и, что уж совсем неожиданно, как артист. Но Андрей боялся получить отказ. Он не был уверен, что рок-н-ролл увлечет Ероху. Он и так король – пусть подворотни, но король… Захочет ли он поменять ориентацию на короля рок-н-ролла?