Душа дворянки

Екатерина Богданова

Душа дворянки

Любовь сильнее смерти, сильнее страха смерти.

И. С. Тургенев

Глава 1. Забытый Богом город

Я не успела оглянуться, как отсинели звенящей чистотой высокие небеса, как откружила в по-летнему тёплом воздухе и отшуршала под ногами золотая листва, как отцвели игольчатые астры и бесхитростные хризантемы.

Солнце всегда было неласково к нашему позабытому Богом и людьми северному краю. Лето редко выдавалось жарким, а осень пролетала так быстро, что никто не успевал и заметить её. Пёстрые осенние краски стремительно блёкли и гасли, уступая место предзимней однотонности и мрачности. Только алые гроздья рябины разгорались с каждым днём всё ярче, радуя глаз и обещая морозную и вьюжную зиму. Небо уже в начале октября опускалось на самые крыши домов и словно застывало, и затяжные проливные дожди не давали просохнуть земле до той поры, пока её не укутывал снежный саван.

Слякотным, промозглым и неуютным запоминался Вяземск своим нечастым гостям. Дома в густом тумане были похожи на дикие отвесные скалы, старые голые деревья с узловатыми корявыми ветвями – на зловещих великанов, а люди – на бледных и угрюмых призраков. А в ближнем пригороде, в заброшенном поместье происходило что-то поистине необъяснимое. Об этой усадьбе часто судачили старушки около подъездов пятиэтажек, из которых в основном и состоял наш маленький мрачный городок.

При свете дня, в весёлой шумной компании страшные истории казались глупой выдумкой суеверных предков. Но, когда на город опускались сумерки, многие поневоле убеждались в обратном. Особенно беспокойно спали по ночам те, кто жили неподалёку от поместья, в частных деревянных домиках. Одни слышали непонятные шорохи и голоса, у других передвигались и падали предметы. Кто-то чувствовал холодное покалывание вдоль позвоночника и чьи-то прикосновения в пустой комнате, а некоторые даже утверждали, что своими глазами видели призрака.

Людей, которые пытались пробраться в заброшенное здание, находили без сознания в соседнем сосновом лесу. Некоторые из них сходили с ума. Усадьба привлекала в Вяземск телевидение и прессу, а также эзотериков, чёрных магов, колдунов и ведьм. Однако и эти люди, которых в большинстве своём бросало в дрожь от одного лишь вида развалин и от доносившихся оттуда звуков, спешили покинуть наш странный городок навсегда.

Шли годы, но никто так и не мог проникнуть в проклятый дом, где согласно поверьям уже несколько веков обитала сама Смерть.

К счастью, дорога в школу пролегала далеко от этого таинственного и страшного места. Спеша по утрам с лучшей подругой Лариской на первый урок, я даже издали не видела высокого чёрного леса, окружавшего заброшенное поместье.

В школьных классах было холодно. В старые окна стучался грязный, скупой на тёплые деньки ноябрь. К счастью, наша классная руководительница Любовь Александровна разрешила сидеть на уроках в верхней одежде.

Первого ноября посыпался мокрый снег, а следующий день был ознаменован неожиданным событием, которое в корне изменило мою жизнь.

Ночь накануне я провела на редкость плохо. В окно светила огромная полная луна. Прежде, чем лечь спать, я закрыла форточку, однако в комнате стало только холоднее. Мои плечи задрожали, и в какой-то миг мне показалось, что в комнате я не одна.

– Кто здесь? – сорвалось с моих губ, но квартира ответила мне пугающей тишиной: мама и бабушка, по всей видимости, уже крепко спали.

Я обернулась, но никого не увидела. Темнота, выползающая из прихожей, ещё никогда так не настораживала и не пугала меня. Я вскочила с постели. Мне захотелось поскорее зажечь лампу, развеять страшные миражи отрезвляющим потоком электрического света, но не тут-то было! Не успела я дотянуться до выключателя, как на кухне мелькнул чей-то высокий и размытый силуэт.

– Мама, это ты? Кто здесь? – изменившимся от страха голосом крикнула я, однако таинственная фигура испарилась, как только мой пристальный взгляд остановился на ней.

В коридоре послышались шаги маминых ног.

– Юль, ну что ты кричишь? Я только уснула! – зевнув, упрекнула меня мама. – Ой, ты что-то бледная какая-то.

– Мне там на кухне что-то померещилось, – прошептала я, и вдруг боковое зрение отчётливо выхватило всё тот же беловатый полупрозрачный контур человека. – Мама, там кто-то есть!

Я пронзительно закричала и прижалась к ней как маленький ребёнок. Необъяснимый холод за спиной и прикосновение чьей-то жгуче-ледяной ладони к моему плечу заставило меня содрогнуться. Ещё несколько минут мои пальцы судорожно сжимали махровую ткань маминого халата.

– Ты видишь, кто там? Посмотри! – я с трудом ворочала онемевшим языком и чувствовала, как всё моё тело колотит.

– Ну кто там, кто там! Опять кот, наверно, соседский залез, вот и всё, – попыталась успокоить меня мама, однако спустя один миг и сама застыла в недоумённом оцепенении.

Она запнулась. Её дрожащая рука бессильно вцепилась в моё запястье, но пальцы тотчас разжались.

– Сгинь, нечистая сила! Отче наш, иже еси на небесих… – задыхаясь и сбиваясь от волнения, начала молиться она. – Юля, перекрестись!

Я сложила три пальца и неумело перекрестилась следом за мамой. Руки тряслись от страха и наотрез отказывались слушаться меня.

– Я давно говорила, что квартиру надо освятить, – включив свет в прихожей, сказала сонная бабушка. – Чудны дела Господни. Вот Клава из пятого подъезда квартиру освятила – всё спокойно теперь, никто не тревожит. А ведь целых три года двухголовая девчонка приходила, в углу стояла и плакала всё, плакала. Полнолуние сегодня, вот лукавые и веселятся. Позвоню завтра отцу Олегу. Да, давно надо было квартиру освятить!

Бабушка прошла мимо нас с мамой и включила на кухне свет. Никого постороннего там не оказалось. Только на полу валялся острый нож, на который я едва не наступила босыми ногами.

– Юля, осторожнее! – пожурила меня мама и подняла столовый прибор. – Как же он упал? Я же его сама на середину стола положила. Надо сдуть, а то мужчина придёт.

– Дуй-не дуй – не поможет, если нечисть уронила, – вздохнула бабушка. – Незваного гостя придётся встречать. Мужчину…

– Нет, всё, никаких мужчин больше, – отмахнулась мама.

– Не к тебе, так к Юлечке придёт, – не успокаивалась бабушка. – Хотя и тебе-то, Нина, не помешало бы. Молодая же ещё, красивая! Неужели из-за одного какого-то подлеца на всю жизнь себя похоронишь?

«Одним каким-то подлецом» бабушка называла моего отца. Историю, произошедшую с мамой около восемнадцати лет назад, угадать было нетрудно: любовь, предательство, случайная беременность, расставание, мать-одиночка. Я не знала ни адреса, ни телефона своего отца, не знала даже, жив он сейчас или нет. Но отражение в зеркале позволяло мне примерно представить его портрет. И мама, и бабушка, и покойный дедушка были светловолосыми, а мои волосы имели цвет тёмного шоколада и постоянно завивались, особенно на концах. Глазами я, судя по всему, тоже пошла в отца: они были насыщенно-зелёные, а не серые, как у всех моих родных.

Мама старалась не вспоминать печальную историю, омрачившую её молодость. Она ничего не ответила бабушке, села за стол и отвернулась к окну.

– Юля, тебе в школу завтра, ложись, – негромко сказала мама, занятая какими-то другими мыслями. – Ложись, а то вставать будет тяжело.

Я пожелала родным спокойной ночи и последовала маминому совету. Возвращаться в комнату было страшновато, но усталость взяла своё. Я легла в постель, укуталась с головой одеялом и уснула.

Во сне мне привиделся огромный чёрный ворон на чьей-то могиле с поржавевшим крестом. Странно, но точь-в-точь такую же птицу, как и во сне, я увидела на покосившемся заборе утром, по дороге в школу.

С самого утра меня преследовало странное предчувствие, которым я решила поделиться с Лариской, хотя я редко рассказывала кому-то о своих переживаниях. Общаясь с людьми, я вела себя по возможности сдержанно и осторожно. Между мной и моими одноклассницами всегда была дистанция, сокращать которую я не имела никакого желания. С противоположным полом я, в отличие от Лариски, почти не контактировала.

Однако иногда я всё-таки нарушала свои принципы и позволяла себе быть более откровенной. Ночное происшествие произвело на меня такое ошеломляющее действие, что я просто не смогла не рассказать о нём Лариске.

– Юль, ну что за чушь! Птица и птица, подумаешь! – не разделила моих опасений она. – И в темноте что угодно может привидеться!

– Нет, Лара. Мне кажется, это был какой-то знак. И мама тоже видела: на кухне кто-то был! Вороны эти ещё…. К чему бы? – возразила я и вдруг заметила, что меня снова преследует уже знакомая мне таинственная птица.

– Всё мерещатся тебе какие-то знаки! Помойка близко, вот вороны и летают, в мусоре копаются. Ты видела призрака? Ладно, я тебе верю. Но если так на всём этом зацикливаться, вообще с ума можно сойти! Давно говорила тебе: заведи парня! Тогда голова в нужную сторону думать начнёт! И вообще меняться тебе надо. В «Жанне» кстати распродажа, скидки сумасшедшие. И вещи вроде неплохие, можно выбрать. Мама тут на днях ко мне нового папочку привела, и он мне тысячу дал! Представляешь? Щедрый такой, хороший дядька, директор супермаркета. Может, пойдём после уроков в «Жанну»? Посмотрим тебе заодно что-нибудь!

– Прости, но не сегодня, Лара. Нехорошо мне что-то. Заболеваю, наверно, – мягко отказалась я. – К тому же, важное дело есть после уроков.

– Ну, как знаешь. Я одна тогда схожу. Вдруг Стасик погулять позовёт, а мне надеть нечего. Всё он сто раз уже на мне в школе видел.

Я не солгала подруге, сославшись на плохое самочувствие. Недомогание, действительно, было. Я традиционно схватывала то бронхит, то ангину каждую осень и понимала, что этот год не будет исключением.

Здание нашей школы представляло собой кирпичный трёхэтажный дом, который когда-то давно принадлежал духовной семинарии. Однако к началу двадцать первого века от былой духовности, как ни прискорбно, не осталось и следа. Стены со стороны двора постоянно разрисовывали цветными баллончиками: завхоз просто не успевал замазывать краской неприличные надписи и рисунки.

Ни спортзала, ни столовой в школе не было. Физкультурой в хорошую погоду мы занимались на улице, а в плохую этот урок просто не ставили в расписании. Поскольку хорошая погода случалась в Вяземске довольно редко, за учебный год проводили не больше десяти физкультурных занятий, да и те в старших классах мало кто посещал. В итоге физрукам ничего не оставалось, кроме как смотреть маленький пузатый телевизор в тесной тренерской, где много лет назад была, по словам историков, молельная комната.

Директриса смотрела сквозь пальцы на все беспорядки в школе и думала только о том, как поскорее уйти на пенсию. Проверки никто не боялся. Она никогда не доезжала до Вяземска, хотя и постоянно обещала объявиться.

Перекусывали мы обычно тем, что приносили из дома: бутербродами, шоколадными батончиками, фруктами, соками. Парни пили энергетики и курили в туалетах, куда я старалась лишний раз не заходить. Учащиеся давно забыли, какой из туалетов мужской, а какой женский: табличек на постоянно распахнутых дверях давно куда-то исчезли. К тому же, шпингалеты почти во всех кабинках были сломаны.

Школе требовался капитальный ремонт: штукатурка сыпалась, стены и потолки трескались, выцветшая краска кусками отваливалась от стен. Пришедшая в полную негодность крыша каждую осень и весну протекала так, что учеников просили приносить из дома тазы и вёдра. То же самое делали и учителя. В вестибюле на стене висело большое треснувшее зеркало. Оно было таким уже лет двадцать, так что никто не считал скверной приметой смотреться в него.

– Что у нас сейчас? – раздеваясь, спросила Лара.

Ей как всегда было лень посмотреть расписание.

– Геометрия, потом алгебра, – не задумываясь, ответила я.

– Геометрия? Блин, я теоремы не выучила. Как думаешь, спросит? – тщательно расчесывая перед треснувшим зеркалом пушистые, золотисто-русые волосы длиной до плеч, спросила Лариска.

– Не должна. Ты вроде только позавчера ей у доски отвечала, – попыталась я успокоить подругу.

– У тебя волосы как змеи, расчешись! – сунув мне в руки расчёску, велела Лариска. – Как ты справляешься с такими длинными? Неудобно же очень!

– Не знаю, мне нормально, привыкла, – пожала плечами я и принялась с удовольствием расчёсывать густые и длинные волосы, которыми с детства очень дорожила. – Заплетёшь колосок?

– Заплету. Куда деваться, если твоя лучшая подруга – такая Рапунцель! – не стала возражать Лариса и немедленно принялась за дело.

– Рапунцель была блондинкой, насколько я помню. Ты почему опять без формы кстати? – спросила я, уже заранее зная ответ на свой вопрос.

– Ты что забыла что ли? Стас! – заговорщическим тоном ответила Лариска и закатила глаза.

– Понятно, – усмехнулась я и внимательнее рассмотрела наряд подруги: симпатичную кофточку в стиле флага США и короткую джинсовую юбочку, купленную на недавней распродаже.

Тонкие ажурные колготки подчёркивали красоту стройных Ларискиных ног, но никак не подходили для такой холодной погоды. Я бы ни за что не оделась так легко, как она, и не только потому, что всё время простужалась. Мне не нравилось выглядеть вызывающе и привлекать к себе слишком много внимания, особенно в школе.

– Неужели ты не замерзаешь? – уже в который раз спросила я, искренне беспокоясь за здоровье подруги.

– Красота и любовь требуют жертв! – продолжая туго заплетать мне косу своими ловкими и длинными, украшенными ярким маникюром пальцами, торжественно заявила Лариска.

Моя подруга уже давно испытывала к однокласснику Стасу Ветрову сильную симпатию, которую, однако, предпочитала называть любовью. В нашей школе вообще считалось странным и даже неприличным никого не «любить».

– Форма! Подумаешь, форма! В одиннадцатом классе! Кто у нас сейчас в форме ходит? – начала защищать себя она.

– Вот! – улыбнулась я и показала на себя в зеркало.

– И не надоело тебе? Каждый день одно и то же, скукотища! Над твоей одеждой все смеются!

– Ну и пусть. Мне учиться-то с ними осталось полгода всего….

– Только попробуй уехать отсюда без меня! Вот только попробуй куда-нибудь без меня поступить! – смеясь, пригрозила мне Лариска. – Я дверь твою забаррикадирую и ни в какой Питер тебя не пущу! Ты поняла меня?

– Ну что ты, куда я без тебя? Мы же с тобой с садика дружим, – ответила я. – Я помогу тебе подготовиться к экзаменам, и мы вместе поедем учиться в Петербург.

– Всё, Хозяйка Медной горы, ваша причёска готова, – наконец, объявила подруга.

– А почему я Хозяйка Медной горы? – не сообразив сразу, спросила я.

– Красивая ты, а как ледышка, не любишь никого, – ответила Лариска.

– А кого я должна любить?

– Да кого угодно, Юль! Хотя бы Стасика! Вот посмотри на него. Какой он красавчик! – Лариска повернула меня за плечи лицом к компании парней, столпившихся вокруг Стаса Ветрова – холёного сына главы нашего города.

Стас был довольно симпатичным, но бестолковым сероглазым шатеном с искусственной улыбкой ловеласа. Брендовая одежда, ремни, цепочки, часы, приукрашенные рассказы о заграничных путешествиях, подкреплённые красочными фотографиями, – всё это за короткое время сделало Ветрова местной знаменитостью. Он был не столько красив, сколько самовлюблён. Единственный ребёнок в обеспеченной семье, он привык получать всё, что запрашивал, и ненавидел делиться с другими.

Больше всего на свете Стас любил деньги. Эту черту Ветров полностью унаследовал от отца. Наш мэр открыто воровал из бюджета. Он без зазрения совести покупал себе очередную безделушку на сумму, собранную в аптеках и супермаркетах якобы для помощи бездомным детям или ремонта в доме престарелых.

– Значит так, слушайте сюда. Все приносят по пятьсот рублей на реставрацию имения Вяземских, – надменно заложив руки за спину, объявил Ветров, когда все зашли в кабинет математики и расселись по местам. – Крайний срок завтра, но лучше сегодня. Все меня услышали?

Очередные поборы никого не обрадовали, но большая часть класса оставила негативное мнение при себе. Каждый знал, что Стас способен устроить массу неприятностей не только злостному неплательщику, но и его родителям, ибо у его отца были очень длинные руки.

– Какого ещё имения? Той развалюхи в лесу, где вороны гнездятся? – смеясь, уточнил Паша Карташов, один из верных телохранителей Стаса, которым он разрешал иметь своё мнение.

– Смысл его ремонтировать? – поддержал Карташова Лёша Леготин, второй не менее преданный телохранитель Ветрова. – Его уж сто лет назад, поди, разворовали.

– Там же привидения живут! Твой отец не боится привидений? – спросила Лариска, и на её губах засияла кокетливая влюблённая улыбка.

– Аниканова, тебе самой не смешно? Мой отец никого не боится. Я тоже, – с пренебрежением ответил Стас.

– Стасик бесстрашный. Юль! Ну посмотри, какой красивый! – восхищённо шепнула мне Лариска, и я принялась покорно смотреть на Ветрова, не понимая, что может так восхищать подругу в этом поверхностном павлине-материалисте.

Одноклассники в это время тоже оживлённо шептались, кое-кто даже признавался, что ему просто неоткуда взять необходимую сумму.

– Короче говоря, кто не сдаст, понесёт ответственность, – не желая выслушивать возражения, припугнул Стас, и все оппозиционеры испуганно замолчали. – Карташов и Леготин собирают. Деньги приносим красивые, новые, не мятые. Никакого ржавого железа! Есть ещё вопросы?

Словосочетание «ржавое железо» вновь напомнило мне приснившийся накануне жутковатый сон. В эту минуту мимо окна, едва не ударившись о стекло, пролетела чёрная ворона. Птица промелькнула и бесследно растаяла вдали, в густом тумане.

– А можно сдать прямо сейчас? – достав из сумки кошелёк, вкрадчиво спросила Лариска.

– Можно, – сухо ответил Стас и, торжествуя, сунул Ларискину купюру в карман. – Благодарность тебе, Аниканова! В следующий раз можешь не сдавать! Вы живёте в бедном государстве. А всё почему? Да потому, что сами за копейку удавитесь! Чего смеётесь? Деньги когда сдавать будем, а?

Последние слова были адресованы Каролине и Русланочке – девушкам, добившимся особого успеха у сыночка главы администрации.

Тем временем, за окном снова показалась знакомая мне птица. Чёрная ворона возвращалась. За ней летела целая туча других ворон. Их карканье слышалось даже через стекло закрытого окна.

– Без новой кофты я теперь, а в «Жанне» распродажа, – с сожалением вздохнула Лариска. – Зато Стасик обрадовался. Ты видела, как он на меня посмотрел?

– Лара, он любит только деньги. Неужели ты не понимаешь? – в очередной раз попыталась втолковать ей я, но ослеплённая предметом своего обожания подруга уже ничего не слышала.

Наша классная руководительница опоздала на пятнадцать минут и появилась на уроке в каком-то неестественно взволнованном состоянии.

– Здравствуйте, ребята. У меня есть для вас интересная новость. В вашем классе появился новый ученик, – рассеянно улыбнулась Любовь Александровна, и все моментально затихли.

– Ну и где же он? – усмехнулся Стас.

– Одну минуточку. Сейчас я приглашу его.

Сказать, что все мы были очень удивлены, – ничего не сказать. Новеньких у нас не было с первого класса. Да и кому понадобится переезжать в наш маленький захолустный городишко? Взгляды всех присутствующих одновременно обратились на дверь. И мой взгляд тоже.

Вскоре на пороге появился высокий и худощавый молодой человек с огромными и застывшими, как два оледеневших озера, глазами чернильно-фиолетового цвета. С любопытством разглядывала я его тонкие и благородные черты: выразительные брови, чуть крупнее и длиннее обычного нос, бледные, без единой кровинки губы, густые тёмные волосы длиною до лопаток. Одетый в тёмный плащ наподобие старинной шинели, он казался сошедшим со старинного парадного портрета какого-нибудь молодого барона или герцога.

– Вот чудик, – шепнула мне Лариска и неслышно засмеялась. – Вытаращился-то как! И не моргает! Ммм…. Вампирчик прямо какой-то! Пришёл, наверно, нашей кровушки попить.

Я не совсем расслышала то, что сказала подруга. Холодное оцепенение сковало всё тело, когда незнакомец зашёл и, внимательно осмотрев галдящий класс, остановил на мне спокойный изучающий взгляд. Я знала, что нет никого талантливее природы. Но я и представить себе не могла, что она способна нарисовать тёмно-фиолетовое, словно бархатное, звёздное небо в глазах обыкновенного человека.

Появление новенького никого не оставило равнодушным. Малинововолосая Василиса выдернула из ушей наушники, Карташов и Леготин забыли о мобильных телефонах, даже двоечник Даниленко пробудился от своей вечной спячки. Только Ветров изо всех сил пытался продемонстрировать своё безразличие:

– Ничего особенного я тут не вижу. Обычный нищеброд!

– Если он нищий, то зачем ему цветные линзы? – спросил то ли Леготин, то ли Карташов: различить их голоса было трудно.

Они и сами были похожи друг на друга: оба полные, темноволосые, коротко остриженные, с носами пятачком и узким разрезом карих глаз.

– Повыпендриваться, – таков был смысл нецензурного ответа Ветрова на вопрос Леготина.

Понаблюдав за бурной реакцией класса, Любовь Александровна решила познакомить нас с новым учеником.

– Нестор Вяземский, – представила его она. – Проходи, Нестор, присаживайся, где тебе удобнее.

Нестор…. Это имя всегда ассоциировалось у меня с монахом – автором Повести временных лет. Оно казалось мне давно ушедшим в прошлое. Я и представить не могла, что где-то кого-то до сих пор так называют. В то же время имя Нестор идеально подходило новенькому. Было бы очень смешно, если бы его назвали каким-нибудь Денисом или Максом.

Новенький решительными твёрдыми шагами прошёл между вторым и третьим рядом. Когда он поравнялся со мной, я на мгновение почувствовала исходящий от него музейный запах истлевших старинных книг, расплавленного воска и подвальной сырости. Нестор занял место в третьем ряду, за четвёртой партой.

– За тобой как раз уселся, – шепнула Лариска, и я почему-то улыбнулась. – Понравилась, значит. Не упусти шанса, Юлька! Может, он твоя судьба?

– Аниканова, к доске! – раздался строгий голос математички.

– Что я-то сразу, Любовь Александровна? – закапризничала моя подруга. – Народу что ли в классе больше нет?

– Болтаешь много, – охотно объяснила учительница. – Юлю постоянно отвлекаешь. Не садись с ней больше. Вам ЕГЭ через полгода сдавать! Как вы сдадите? Боже мой! В «Б» классе и то качество знаний выше, чем у вас! В глухих деревнях дети лучше учатся! Вон девочка из села Староникольского первое место на областной олимпиаде по математике заняла. А вы живёте в городе и такую пассивность проявляете!

– Ага, в городе! – перебил Любовь Александровну Лёша Леготин. – Вот Москва – это город, Питер – это город. А у нас большая захолустная деревня, вот и всё!

– Свалка на юге и древняя развалюшка на севере – наши главные достопримечательности, – накручивая на палец волнистый тёмный локон, расслабленным голосом промурлыкала Русланочка.

Русланочка Алоян обожала сидеть, положив ногу на ногу, и болтать при этом той ногой, которая оказывалась сверху. Ещё она любила крутить на пальце перстень с крупным тёмно-бордовым камнем, который выдавала за настоящий рубин. Мать Русланочки Жанна была владелицей самого крупного магазина женской одежды во всём нашем городке.

Уменьшительно-ласкательная форма имени приклеилась к Алоян ещё в начальной школе. Девушки, используя обращение «Русланочка», часто просили её отложить или продать со скидкой кофточку или платье, приглянувшееся в «Жанне». Парни начали называть Алоян Русланочкой значительно позже, когда между ней и Стасом завязались «серьёзные» отношения. Эти отношения, как выражался сам Ветров, давно «перестали носить регулярный и стабильный характер». Но уменьшительно-ласкательная форма имени осталась, будто старый ценник на акционном товаре.

– Дом Стаса – наша главная достопримечательность, – не согласилась с незаменимой соседкой по парте Каролина Самсонова.

– Тоже мне достопримечательность, – негромко, но неожиданно для всего класса подал голос дворницкий сын Семён Чугунов.

Мне всегда было жаль Чугунова. Общения с Семёном все избегали. Никто не хотел сидеть с ним за одной партой. Жил он в крошечной коморке за продуктовым магазином, где не было никаких удобств. Его отец пропивал всю маленькую зарплату. Семён пытался подрабатывать то почтальоном, то грузчиком, то автомойщиком, но его отовсюду прогоняли из-за неопрятного внешнего вида. У Чугунова часто заводились вши, а ещё он постоянно чесался, из-за чего обзавёлся прозвищем Блохастый. Его давно грозились выгнать из школы, но директриса любила откладывать свои намерения в долгий ящик, и эти бесчисленные ящики почти всегда запирались ключами вечности.