Капкан для германского короля

И вот к этой-то старой иве и направлялся сейчас Йохан. Передохнув немного, он отправился вверх по улице. Вот он миновал первый дом, второй. Да, годы брали свое. Раньше он мог преодолеть этот отрезок пути быстрее чем за минуту, а теперь он едва миновал дом Юргенсов! Эх, Франц, Франц! Ах ты, сорванец! Правильно говорит фрау Шнайдер – и когда ж ты будешь взрослеть? Ну, зачем тебе понадобилось прятаться, да еще в такой день? Не время сейчас мечтать, не время фантазировать. Ты ведь уже не маленький. Через месяц-другой у тебя будет семья! Ну, ничего. Вот я тебя сейчас поучу уму-разуму!

Очутившись у озера, Йохан еще раз остановился, чтобы справиться с одышкой. Заветная ива была в нескольких шагах. Дыхание старика становилось все реже и спокойнее. Вот он уже мог слышать легкий плеск воды, шуршание деревьев и… Йезус Мария, это что еще такое? Садовник навострил уши. Так и есть. Из-под ивы доносились голоса. Высокий, женский, и чуть пониже, мужской. Старик весь обратился в слух.

– Франци, прошу тебя, поговори с матушкой, у нее есть связи. Ты ведь не хочешь повторить участь своего несчастного отца? Фронт, война – это так ужасно!

До слуха Йохана донеслось легкое всхлипывание.

– Ах, Адель, глупышка, тебе не о чем беспокоиться! Уверяю тебя, мне ровным счетом ничего не угрожает.

Йохан узнал этот голос. Это был его молодой господин. А девушка была его невеста, Адель Циммерман. Он с жаром пытался утешать ее, и в его интонации сквозила добродушная улыбка.

– Сегодня к вам приглашен группенфюрер Вольф, – продолжала Адель. – если твоя матушка попросит его, он не сможет ей отказать. Он может устроить тебя в Мюнхене, и нам не придется расставаться!

– Адель, любовь моя, ты не понимаешь: сейчас, когда наша армия победоносно идет на Восток, я не могу отсиживаться в Мюнхене. И говорю тебе, никакой опасности на фронте нет. Посмотри, что творится в Европе! Гений фюрера за считанные месяцы, да что там месяцы – недели, дни! – покорил Данию, Норвегию, Францию, Польшу! Война закончится, не успев начаться. И я вернусь к тебе героем. Адель… – Франц вдруг на секунду умолк. – Ты что, не веришь фюреру? – Франц произнес это так, словно это было самое нелепое предположение в мире.

В ответ старый садовник услышал только новые всхлипывания.

– Адель!

– Мой дядя вернулся с прошлой войны инвалидом. Он наступил на русскую мину и потерял ногу! Франци, я не хочу, чтобы ты потерял ногу. – и девушка зарыдала пуще прежнего.

Однако Франц как будто не услышал ее плача. Он произнес твердо и серьезно:

– Все мои друзья – и Ганс, и Алоис, и даже Фриц, – все они ушли на Восточный фронт. Через два месяца они с Парадом победы пройдут по улицам Москвы. А я в это время буду просиживать штаны в мюнхенских канцеляриях?! Неужели ты согласишься с таким позором твоего будущего мужа? Адель, неужели ты этого хочешь?

Девушка молчала, лишь изредка всхлипывая. Франц тоже не проронил больше ни слова. Йохан решил, что ему пора вмешаться. Грузно переступая с ноги на ногу и нарочно хрустя ветками, которые он отодвигал рукой, чтобы пройти, садовник показался из-за кустов.

– Та-ак, вот вы где, шалопаи вы эдакие… – сказал он, нарочито хмуря брови.

Франц и Адель сидели на толстом стволе старой ивы прямо у воды. От испуга они сперва прижались друг к другу, а увидев Йохана, Адель вскочила на ноги и бросилась бежать вдоль по берегу к своему дому. Через несколько секунд Франц и Йохан остались вдвоем. Франц смотрел на садовника и не мог вымолвить ни слова.

Йохан покачал головой:

– Негоже, герр Франц, матушка с ног сбилась, ищет вас. Да и девушку, должно быть, хватились? – он кивнул в сторону дома Адель. – И что вам за нужда? Через два часа помолвка. Или уж часу друг без друга не можете? А как же вы на войну собрались?

– Йохан, – начал Франц неуверенно. – Ты ведь не станешь рассказывать матушке, ведь так?

– А на что мне ей рассказывать, у неё и так забот невпроворот. Да только вот что, рассиживаться нам здесь нельзя. Матушка велела срочно вас позвать в дом, очень она волнуется, очень просит. Приведи, говорит, Франца, не то не знаю, что мне и делать.

– А что случилось?

– Пойдемте герр Франц, пойдемте. На разговоры времени нет. Сами все узнаете.

Старый садовник сделал призывный жест рукой и, кряхтя, повернулся назад и стал, тяжело дыша, подниматься вверх по тропинке. Франц соскочил со склонившегося к воде дерева и поспешил за ним.

На улице, когда Йохан чуть отдышался, Франц нарушил их молчание:

– Йохан, ну скажи мне, что за срочность, зачем меня зовет матушка? Ну, Йохан? Ну, будь человеком! Ну, что у тебя за тайна?

Садовник повернул голову чуть назад.

– Да какая тайна? Я только это случайно слышал, самому мне никто об этом не говорил, так что извините, если что навру по-стариковски.

– Ну, Йохан, не тяни!

– Ну, так вот. Матушка ваша будто сказала, что приехал, мол, ваш дядя Карл, ну, полковник, помните, наверное? Ну, вот, дядя ваш непременно хочет вас повидать, а матушка хочет его спровадить, чтоб не попадался он на глаза группенфюреру Вольфу, не то не миновать грозы, группенфюрер, мол, сильно как вашего дядю Карла не жалует.

Садовник остановился перевести дух.

– Вот проклятая старость, совсем уморился, – сказал он, выдыхая через каждое слово. – Вы вот что, – он взял Франца за плечо. – Бегите-ка прямо к матушке, а я уж как-нибудь один доплетусь. Бегите, она ждет.

Франц кивнул, прикрывая глаза в знак согласия, и кинулся вдоль дороги к задней калитке сада.

В голове его одна на другую наскакивали мысли – о несмышленой Адель, о том, как было бы глупо опоздать в армию к взятию Москвы, а еще о дяде Карле. Последний раз они виделись лет пять назад, когда он приезжал к ним в Роттах. Отец Франца принимал своего кузена с большим радушием, много рассказывал сыну о том, какой замечательный человек Карл Вилигут, о том, что он служит в СС у самого рейхсфюрера Гиммлера, о том, что он владеет многими тайнами и за это рейхсфюрер ценит его и уважает. А еще Франц вдруг вспомнил, что, когда два года назад в Польше погиб его отец, мать, стеная от горя, в полубреду повторяла, что во всем виноват кузен Карл, «полковник Вайстор» (Франц понял, что под этим именем он числился в СС), который «вовсе не полковник, а дьявол в человеческом обличье.» Францу было очень жаль отца, но ненависти к дяди он почему-то не испытывал. И вот теперь дядя приехал на его помолвку…

Франц не успел додумать свою мысль, он уже подбегал к дому и почти столкнулся на заднем дворе с экономкой фрау Шнайдер.

– А, вот и вы, мой господин! – экономка оглядела Франца с ног до головы, от бега он слегка запыхался, рубашка выбилась из брюк, волосы были чуть растрепаны ветром. – Приведите себя в порядок и ступайте к вашей матушке, она ждет в столовой.

* * *

Франц на мгновение остановился перед дверью в столовую. Она была неплотно закрыта, из-за нее доносились приглушенные голоса. Франц прислушался. Он узнал голос своей матери: «Карл, я прошу тебя, я заклинаю тебя, не дури мальчику голову. Неужели тебе мало Людвига?» «Магда, Магда! – умоляюще отозвался мужской голос. – К чему эти бесконечные стенания? Что ты опять себе придумала? Я просто хочу поговорить с племянником. Разве я не имею на это права?» «Сжалься хотя бы надо мной! – голос матери был полон отчаяния. – Не отнимай у меня сына. Я знаю, ты снова что-то задумал. Оставь нас в покое. Неужели в тебе нет хоть капли милосердия?» «Ты говоришь вздор, Магда! – твердо отвечал мужской голос. – Я устал повторять тебе: я просто хочу повидаться с племянником.» «Я не верю тебе, Карл.» «Вздор! Вздор! – мужской голос явно терял терпение. – Боже, как же я устал от людской глупости, вы все – где же ваши глаза и уши? Всё! Я не хочу ничего слышать! И прошу тебя мне не мешать!» Ответа не последовало. В следующую секунду Францу показалось, что за дверью раздалось чуть слышное всхлипывание. Мама? Франц занес руку, коротко постучал, и в следующее мгновение он уже стоял на пороге распахнутой двери.

Дядя Карл сидел за столом вполоборота, одетый в серую полевую форму бригадефюрера СС, шинель он не снял, только распахнул ее полы, фражку положил на стол. Мать Франца стояла рядом. Оба устремили на него свои взоры. Глаза его матери едва заметно покраснели и припухли. «Мама! – Франц бросился к ней. – Что случилось?» Фрау Меллендорф постаралась улыбнуться, краем ладони отирая глаза: «Ничего не случилось, Франц! Всё хорошо!»

Вот, – она взяла его за плечи и, словно пытаясь отвлечь его внимание, не дав опомниться повернула его в сторону дяди. – К нам приехал дядя Карл. Ты помнишь его?

Франц медленно кивнул.

Поздоровайся же с ним.

Франц посмотрел на дядю, снова вопросительно взглянул на мать. Та на мгновение прикрыла глаза и слегка кивнула головой. Франц по-прежнему неуверенно перевел взгляд на дядю.

Конечно, он узнал его. Дядя Карл почти не изменился, разве что в волосах, зачесанных как и прежде назад, прибавилось седых прядей, и вид его был каким-то уставшим – лицо казалось одутловатым, щеки чуть обвисли, под глазами мешки. Хотя выглядел он моложе своих семидесяти с лишним лет. И еще у дядя Карла появились усы – совсем как у фюрера, ровный прямоугольник над верхней губой!

Мама отпустила руки и слегка подтолкнула Франца вперед. Дядя Карл раскрыл объятия и широко, простодушно улыбнулся.

Франц, мальчик мой, иди же скорей сюда! – глаза его увлажнились. – Подойди, обними своего старого дядю!

Франц оглянулся на мать. Та коротко кивнула. Франц сделал два шага вперед и в то же мгновенье оказался в объятиях дяди Карла. Тот прижал его к себе, потом взял за плечи и отстранил, словно пытаясь рассмотреть получше.

Вырос. Возмужал… – произнес он радостно. – Стал еще больше похож на своего отца. Я любил его. Мой двоюродный брат был удивительным человеком. Ты можешь гордиться им, мой мальчик..

Я рад видеть вас, дядя Карл, – вежливо ответил Франц. – Как вы поживаете? Как здоровье тетушки и кузин?

А-а… – дядя Карл махнул рукой и поморщился. – Что с ними сделается? Живут себе… А впрочем, я давно их не видел. – Дядя нахмурил брови: вопрос был ему явно неприятен, чему Франц был несказанно удивлен. Видимо, много перемен произошло в жизни дяди с их последней встречи. – Да Бог с ними! – дядя снова повеселел. – Расскажи мне лучше, как поживаешь ты? У тебя сегодня знаменательный день. Я очень рад за тебя. Я все уже знаю и одобряю твой выбор. Я знаю семейство Циммерманов – это честные арийцы, на таких держится нация. У вас с Адель будут прекрасные дети! – Франц смущенно потупил глаза. – Ну же, – укоризненно проговорил дядя Карл, наклонив голову и пытаясь поймать взгляд Франца. – Не надо этого стесняться. Германской Империи нужны солдаты, много солдат чистой арийской крови! Кому же как ни вам, молодым, исполнить эту святую обязанность. – Дядя Карл замолчал. Наступила пауза. Франц поднял глаза. Дядя Карл смотрел на его мать. – Магда! – произнес он ровным голосом. – Ты собиралась дать распоряжения экономке? Иди же, не жди нас. Мы скоро закончим, и я отошлю Франца к тебе.

Мама медлила. Руки ее теребили пуговицу на платье. Дядя Карл пристально смотрел на нее. «Да, конечно,» – проговорила она наконец, опуская глаза. Она повернулась и, не поднимая взора, пошла к выходу. В дверях она обернулась. «Карл…» – начала она неуверенно. Дядя Карл продолжал смотреть на нее молча, не отводя взгляда. Франц ничего не понимал. Тогда его мать резко отвернулась, быстрым движением распахнула дверь и метнулась прочь, прикрывая ее за собой. Франц остался наедине с дядей Карлом.

Мальчик мой, – услышал он голос дяди и оторвал взгляд от двери. – Франц! Мне так много нужно сказать тебе, – в голосе дяди звучали тревожные нотки, он говорил быстро и уверенно. – Сказать о чем-то очень важном, о том, от чего зависит судьба Империи и фюрера! Сядь же. Сядь и слушай. У нас с тобой очень мало времени.

Дядя Карл выдвинул из-за стола соседний стул и похлопал рукой по сиденью, приглашая Франца садиться. Франц снова насторожился и в груди его пробежал легкий холодок.

Слушай меня, мой мальчик. Слушай внимательно! – начал дядя, когда Франц опустился на стул и весь превратился в слух. – Но сначала ответь мне на один вопрос: что ты знаешь о рунах?

О рунах?! – Франц сделал недоуменное лицо.

Да, о рунах.

Хм, – пожал плечами Франц. – Руны – это древний алфавит викингов. – Франц на секунду задумался. – Они начертаны на камнях в Скандинавии.

Ну, ну, дальше!

Франц подумал еще, вопросительно подняв брови и недоуменно скривив губу.

Это все, дядя Карл, – он слегка развел руками. Вопрос казался ему странным, он безуспешно пытался понять, куда дядя клонит.

Карл Вилигут откинулся на спинке стула и расстегнул верхнюю пуговицу кителя.

Это все… – задумчиво повторил он, кивнув головой. – Хорошо, – он подался вперед, облокотившись правой рукой на стол и заглядывая Францу в глаза. – Может быть, так даже лучше. Ты молод. Твой мозг не загажен сказками, которыми ошельмованы все вокруг. Тебе легче будет понять смысл того тайного знаяния наших предков, о котором я хочу говорить с тобой.

Дядя Карл на мгновение умолк, как бы собираясь с мыслями.

Руны, – промолвил он наконец, – это алфавит Бога! Это материальное выражение его власти над миром и оружие, дающее эту власть людям, постигшим рунный смысл. Я, Карл Мария Вилиготис, Верховный жрец Истинной веры, архиепископ ирминов-ариев, потомок Тевта и король германцев, – постиг этот смысл и хочу обратить его на благо Германии и фюрера!

* * *

Франц замер в оцепенении. Господи, дядя Карл сошел с ума! Жрец какой-то там веры! Архиепископ! Король германцев!!! Йезус Мария! Франц почувствовал, как к горлу подступает комок. Бедный дядя Карл! Францу сейчас хотелось только одного: чтобы дверь в столовую открылась и кто-нибудь вошел. Он машинально обернулся в сторону двери.

В ту же секунду он почувствовал, как дядя Карл наклонился вперед и взял его за плечи.

Франц, мальчик мой, – голос дяди звучал умоляюще, – Господи, мне надо было тебя подготовить. Но у нас так мало времени! – от досады дядя Карл чуть не плакал. Франц повернул голову. – Ты решил, что я сошел с ума? Хм, – лицо дяди скривила горькая улыбка. – Ты не одинок в этом. Но поверь мне, поверь. Все, что я говорю – сущая правда.

Он откинулся назад и озирался по сторонам. словно пытаясь найти что-то.

Чем? Чем мне доказать тебе?.. Боже, почему я сразу не подумал об этом?..

Вдруг лицо его просияло:

Господи, как же я забыл?

Он просунул руку во внутренний карман кителя и через секунду извлек оттуда чуть помятый почтовый конверт. Резкими движениями он вскрыл его и извлек его содержимое – сложенный пополам лист бумаги.

Вот, прочти это! Я не должен тебе этого показывать, это личное письмо, но у меня нет другого выхода. К тому же, ты все равно – хочешь ты этого, или нет – будешь посвящен в тайну…

Продолжая смотреть на дядю, Франц медленно развернул листок, который тот протянул ему. Наконец, он перевел взгляд на письмо. То, что он увидел, заставило его сердце забиться чаще. Это был отпечатанный типографским способом бланк: в левом верхнем углу распростерший крылья орел сжимал в лапах дубовый венок со свастикой, ниже стандартным полууставом была выведена надпись «РЕЙХСФЮРЕР ОХРАННЫХ ОТРЯДОВ (СС). ГЛАВНОЕ УПРАВЛЕНИЕ ИМПЕРСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ. Принц-Альбрехт-Штрассе 8, Берлин»

Само письмо было отпечатано на машинке.

«Бригадефюреру СС в отставке

Карлу Мария Вилигуту (Вайстору)

пансионат «Элефант»

Лорберштайг 14

Крумпендорф, Каринтия

Восточная марка1

15 августа 1941 г.,

Берлин

Милый Карл!

Позволь обратиться к тебе с личной просьбой. Ты помнишь Фалька Ципперера? В пятницу 29 августа в замке Вевельсбург будет проходить церемония наречения имени его сына по ирминистскому обряду. Мне хочется сделать ему подарок и попросить тебя как наследника германских королей и верховного жреца Истинной веры возглавить эту церемонию. Надеюсь, ты не откажешь мне. Фальк свято верит в наследственную силу рода Вилигутов и будет счастлив получить твое благословение. Жду тебя в Вевельсбурге 28 августа с. г. Мой адъютант Брандт позаботится о твоей поездке и размещении.

И еще. Увы, я не смогу в официальном порядке содействовать тебе в исполнении твоей просьбы. Генералы уверяют фюрера в успехе, и даже мой голос не будет сейчас услышан. Но меня глубоко тревожат твои рунные пророчества, и я готов обсудить их при встрече.

Крепко обнимаю тебя.

Хайль Гитлер!

Твой Генрих Гиммлер»

Франц замер с листком в руках.

Дядя Карл заговорил ровным, почти бесстрастным голосом.

«Мы живем в удивительное время, мой мальчик. Нам и нашим потомкам даровано счастье нового обретения истинных богов, нового познания истинной картины мира, нового просветления утраченным истинным знанием! Подумать только, какое бесчисленное множество поколений немцев были лишены всего этого, были слепы и глухи, и порабощены чуждыми богами и народами! Две тысячи лет мы молчали и терпели, пока гений фюрера не освободил нас от этого порабощения!» В глазах дяди Карла заблестел огонь.

«Я расскажу тебе о великой тайне нашего рода, к которому и ты, – он посмотрел на Франца, – мой мальчик, принадлежишь по праву своего рождения.»

«В начале времен была Великая Божественная Сила. Совершая круг познания самой себя, Она раскрывалась, исторгая из Себя духовные сущности „аса“ и создавая мир духовный и планеты как сгустки энергии. Прошло семь эпох перевоплощений духовного мира, прежде чем Великая Божественная Сила преобразовала мир духовный в мир физический и утвердила Землю, положив в основу ее Мировое древо Иггдрасиль, а на ней – по образу и подобию „асов“ – создала „уана“ – первых совершенных людей. Асы стали почитаться уанами как боги. Асы обитали в кроне Иггдрасиля, в Асгарде. Уаны же обитали в Мидгарде, на стволе Иггдрасиля. И стали асы нисходить в Мидгард, познавая дочерей земных, и рождая на Земле великанов. И становились потомки асов и уанов королями и правителями земными.»

Франц вдруг почувствовал, что не может пошевелиться. Словно какая-то неведомая сила пригвоздила его к стулу. Ему казалось, что дядины слова будто клубы густого дыма заволакивают его разум.

«Воплощением Великой Божественной Силы на Земле стал Один – отец богов и повелитель асов. Имя ему – Легион, ибо не счесть имен его, и повсюду суть дети его. И вот, в седьмую эпоху посеялась вражда между детьми Одина. Первый сын его, именем Ирмин, призывал богов сойти к людям и приобщить их к божественным законам, ибо в то время потомки уанов стали вырождаться в низших людей, теряя совершенство и высокоразвитые умственные способности и тем самым посрамляя своих творцов асов. А другой сын его, именем Вотан, призывал Одина запретить богам нисходить к людям и брать себе в жены дочерей человеческих, дабы самих богов не низвести до состояния простых смертных, ибо в те времена и асы стали терять свои божественные силы.»

Францу захотелось отереть со лба несуществующий пот, но рука его одеревенела.

«Один молчал, не отвечая ни Ирмину, ни Вотану. И тогда разгорелась вражда их. Ирмин послал к людям сына своего, Бальдра Крестоса, чтобы тот даровал людям божественный закон и был с ними, избавляя их от земных пут и приобщая к миру богов. Вотан же, видя, что проигрывает, пошел на хитрость: он присвоил себе имя Одина, заставив асов и людей поверить, что он и есть Отец богов, и этой властью запретил асам нисходить к людям, а людям повелел чтить только себя как Бога. Многих поймал коварный Вотан в свои сети. И те, кто пошел за ним – вотанисты – ополчились на тех, кто встал с сыном Ирмина Бальдром, – ирминистов. И пойман был Бальдр хитростью, и привели его к вотанистам, которые распяли его на Древе Иггдрасиль. Но Бальдр сошел с Древа и тем победил смерть. Ту, которую несет людям культ Вотана, ибо только с Ирмином и Бальдром Крестосом могут и люди победить смерть!»

«И вот, ирминисты сохранили между собой в чистоте завет истинных богов. И потомки Ирмина, гермионы, стали поклоняться истинным богам, среди которых Бальдр Крестос и прочие асы, сторонники Ирмина, и главные среди них – Бафомет, Белиал, Гог и Магог. И поставили святилище Ирмина на севере, в земле саксов, в городе Госларе, где оно и доныне, а потомками гермионов стали мы, немцы, наследники вождя гермионов, любимого воина Бальдра – Тевта, по имени которого и нас стали звать тевтонами!»

Дядя Карл медленно опустил на стол сжатый кулак и торжествующе поднял глаза в потолок.

«Вотанисты оказались очень сильны, – продолжил он, понизив голос и нахмурившись, – Сильнее сторонников истинной веры. Многие народы увлекли они за собой: и кельтов, и англов, и франков, и норманнов, и многих других. Все они стали ополчаться против ирминистов-тевтонов, оболгав их историю, наследие, традиции, заменив их истинный культ ложным поклонением Вотану-Одину. А вскоре и вообще уничтожив всякие культы истинных богов, ибо Вотан, будучи отцом лжи и господином коварства, попустил христианству завладеть миром, извратив правду о богах и нагромоздив новую ложь поверх старой! Вотан ликовал, когда франкский король Карл, прозванный вотанистами Великим, своими руками разрушил святилище ирминистов в Госларе и поставил на его месте христианскую церковь. Но ирминизм не погиб. Он жил, из века в век готовясь снова вернуться в мир. Он выжил благодаря рунной магии – дару, который Один-отец преподнес Бальдру через Ирмина.»

Францу казалось, что стены комнаты ушли куда-то вдаль, что есть только восседающая на стуле фигура дяди Карла, которая вдруг стала как-то выше ростом и величественнее, и дальше – размытые очертания какого-то пространства. Умом он понимал, что так быть не должно, но оцепенение, охватившее его, почему-то не отпускало.

В этот момент Франц почувствовал прикосновение руки. Дядя Карл протянул к нему руку, коснулся его плеча и вот, Франц снова ощутил себя самим собой: оцепенение исчезло, комната вернулась в свои очертания, ничто не удерживало его на стуле, он мог вот прямо сейчас встать и уйти. Он посмотрел на дядю Карла. Тот добродушно улыбнулся в ответ. Как странно. Франц поймал себя на мысли, что хочет дослушать дядю до конца.

«Теперь я расскажу тебе о рунах и о том, зачем я сегодня приехал в ваш дом, где меня не ждут и не хотят видеть.»

«Давным-давно, еще в начале времен, Великая Божественная Сила даровала асам особые знаки для записи звуков и составления их в слова. Эти знаки назывались „рунами“, т.е. „мудрыми“, ибо позволяли сохранить мудрость асов в виде надписей навечно.»

«Господин асов Один-отец почувствовал, однако, что руны – это не просто письмена, ибо у Великой Силы ничего не может быть простого. И захотел понять, что же еще в них заключено. Для этого он пригвоздил сам себя копьем к Древу Иггдрасиль, и, слившись на девять дней и ночей с Основой мира, получил то, чего хотел: через Древо Иггдрасиль ему было ниспослано Рунное знание. А с ним и рунная магия.»

«Один… – дядя Карл поёрзал на стуле взад-вперед, – Запомни: когда я говорю „Один“, я всегда говорю об Одине-отце. Вотанисты, те, кто поверил коварному Вотану, присвоившему имя Одина, стали отождествлять одного с другим и встали на путь ложного поклонения, ибо Один и Вотан – суть различные боги. Вотанисты умножились и многих уловили в свои сети, но они никогда не одержат верх, ибо только в истинной религии, в исконном германском ирминизме – сила! – дядя оперся правой рукой о стол и устремил взор вверх. Франц вдруг заметил его поразительное сходство с фюрером, каким он был на кадрах кинохроники в кинотеатре – такая же пламенная речь, такие же неистовые глаза, твердая, несгибаемая поза. Выдержав паузу, дядя продолжал, – Один передал рунное знание своему любимому сыну Ирмину, а от другого сына, Вотана, решил его утаить, потому что не мог быть уверен, что тот использует великое могущество рун на доброе дело. Но Вотан оказался коварным, он подслушал наставления Одина, когда тот раскрывал законы рун Ирмину, и хитростью завладел магическими заклинаниями рун, за исключением одной руны – под названием Ман, – при этих словах дядя сбавил тон и улыбнулся, – объясняя магическую силу этой руны, соединяющей божественное и земное, Один говорил так тихо, что Вотан, даже напрягая слух, ничего не смог разобрать.»

Дядя Карл продолжил ровным голосом и напомнил Францу учителя физики герра Либица, который объяснял скучные формулы так, словно рассказывал увлекательную приключенческую повесть.

«Рунный алфавит называется „футарком“ – по названиям первых шести рун – фейу, ур, тур, арс, рит, кар. Многие народы получили от Отца руны, но только Ирмин получил в придачу истинное знание, а всем остальным его попытался передать Вотан, но знание Вотана ложное. Вот почему только мы, германцы, тевтоны, храним знание футарка, который называется „старшим футарком“. Все остальные футарки – младшие. Руны можно использовать как буквы. Сохранилось много рунных надписей, где они выступают именно в этом качестве. Но главное назначение рун – это то, которое открылось Одину, принесшему себя в жертву на Дереве Иггдрасиль: знаки силы, энергия богов, магические заклинания.»