Друг Президента

«Рыба. Именно рыба! – вспомнил Виктор. – Я же с соседом собрался завтра на рыбалку пойти, а кто мотыля купит – мы не договорились, не уточнили. Жалко, если сорвется. На льду никто своей наживкой делиться не станет. Надо сразу же после Таньки Климу Бондареву позвонить, пусть он о наживке думает. Прошлый раз я приносил. Хрен с ним – с французским Новым годом, пусть будет, как она хочет, с вином и фруктами, а я в туалете в шкафчик бутылку водки спрячу и сало порезанное с хлебом, буду ходить, отпивать понемногу. Если по глоточку, Танька и не учует».

– …А завтра мы встретимся? – вернула Виктора к менее отдаленному времени Танька.

– Не могу – работа. Специально с напарником меняюсь, чтобы на Новый год освободиться. Придется два дежурства вместо одного отбыть, – соврал Виктор, но угрызений совести не почувствовал, ради рыбалки он мог и любимую девушку обмануть. – Надо же день заработать, чтобы потом по-французски с тобой отпраздновать!

Он уже всю прошедшую неделю видел себя сидящим на льду Москвы-реки с удочкой в руке, слышал, как переливается вода в лунке, как бьется об лед только что вытащенная рыба. Чувствовал вкус коньяка, который непременно приносил на рыбалку его сосед по улице Клим Бондарев. Ну не сравнишь же красное сухое вино с обжигающим, согревающим сорокаградусным напитком, особенно если пьешь его на морозе и губы прихватывает к горлышку металлической фляжки. А потом они вернутся и покатят с Бондаревым еще бутылочку «беленькой».

– Дорогой, запоминай, что тебе придется купить, а что мне…

«Бондареву, надо позвонить Бондареву, чтобы мотыля купил. А может, у него мотыль уже есть? Он мужик запасливый и предусмотрительный».

Глава 3

Вечерние улицы столицы нарядны в любой день. Реклама, светящиеся вывески, подсвеченные билдбординги – огромные щиты, вознесшиеся над запруженными машинами улицами, создают праздничную атмосферу. Но особенно торжественен город накануне праздников. Даже лица водителей, обычно угрюмые и недовольные, проясняются. Даже если у светофора пробка, можно постоять, есть на что посмотреть.

Молодые нарядные девчонки в коротких шубках пьют пиво прямо на улице. Тут же может вспыхнуть бенгальский огонь в руке у солидного мужчины, и он преподносит его, как цветок, тем самым смеющимся, давящимся пивом девчонкам. Зажигает еще и еще, огней хватает на всех. И делает это не потому, что хочет «снять» одну из них, а просто так, от переполняющих его чувств, потому что скоро праздник.

Тут же в переулке раздается хлопок. Московская публика немного нервная, кому-то уже мерещится очередной выстрел киллера, но тут же над домами взмывает и рассыпается цветными искрами ракета…

У светофора замер один из тысяч, колесящих по Москве, микроавтобусов. На приборной панели поблескивала огнями, переливаясь мишурой, маленькая искусственная елочка. Мужчина, сидевший за рулем, нервно барабанил пальцами по баранке. У него были коротко подстриженные жесткие черные волосы, аккуратная бородка и нездоровый блеск в темных, как ночная вода, глазах.

– Рамзан, если волнуешься, можем поменяться, я поведу машину, – произнес по-русски с сильным кавказским акцентом сорокалетний мужчина, сидевший рядом с ним.

– Я не волнуюсь, – зло ответил Рамзан, – если бы волновался, не сел бы за руль.

– Всего пять километров по городу, а столько светофоров, – молодая женщина, выросшая в горной Чечне, огромными карими глазами первый раз смотрела на вечернюю Москву.

– Бихлис, тебе здесь нравится? – посмотрел на нее в зеркальце заднего вида Рамзан.

– Жаль, мы не увидим, как изменятся их лица. Хоть на пару дней они перестанут улыбаться, – сказала Бихлис и слегка улыбнулась сама.

– Ты возвращаешься к жизни, – засмеялся Рамзан.

– Я по-прежнему каменная.

– Ты первый раз улыбнулась после того, как убили твоего мужа.

– Я перестала улыбаться, когда погиб мой брат.

– Все мы кого-нибудь потеряли. И я напомню им об этом, – обернувшись в салон, произнес мужчина, сидевший рядом с шофером.

– Мы еще не приехали на место, Умар, – напомнил ему Рамзан.

В салоне микроавтобуса сидели еще четверо: трое мужчин и одна молодая женщина. Наконец светофор мигнул и переключился на зеленый свет.

– В средних рядах держись. Менты машины в крайних останавливают. Нам сейчас попадаться не с руки.

Микроавтобус медленно покатил вслед за троллейбусом, улицу хоть и чистили всего час тому назад, но ее густо засыпал снег, и машины носило из стороны в сторону.

– Не бойся, никого не зацеплю. Я автомобиль по горной дороге водил, перевалы преодолевал, и ничего со мной не случилось. Город – не горный серпантин.

На следующем перекрестке Рамзан перестроился в правый ряд и свернул в узкий проезд.

– Правильно едем?

Умар утвердительно кивнул.

– Снегом все засыпало, потому и не узнаешь место. Да еще иллюминация вокруг. Я тут чаще твоего бывал. Правильно выехали.

Лица чеченцев стали напряженными, узкий переезд выходил к оживленной улице, на другой стороне которой виднелась стоянка, а за ней просматривался сквер. Когда микроавтобус съезжал с бордюра, под задним сиденьем звонко звякнуло железо.

– Я же сказал, автоматы завернуть в тряпки, – процедил сквозь зубы Умар, чувствовалось, что он здесь самый старший, не только по возрасту, но и по положению.

Было достаточно одного его взгляда, чтобы другие отводили глаза в сторону. На светофоре микроавтобус развернулся и поехал в обратном направлении. Умар даже стекло опустил, боясь пропустить поворот.

– Может, на стоянке машину оставить, пешком дойдем? – прошептал Рамзан. – С краю место свободное есть. Снег в сквере глубокий, можем застрять. А людей в нем не видно.

– Застрянем, тогда и пойдем пешком, – Умар махнул рукой, – сворачивай!

Микроавтобус проехал в ворота сквера, за ним по аллейке потянулась глубокая колея. На подъем машина взобралась легко и замерла, не доехав ста метров до входа в бывшее бомбоубежище, в котором разместилась студия кабельного телеканала «Око». Мотор замолчал. Умар распахнул дверцу, сидел, прислушивался, пытаясь отделить посторонние звуки от гудения огромного города, вглядывался в ярко освещенное крыльцо студии, увенчанное вывеской.

– Теперь напоминаю, – сказал он, – над крыльцом камера наблюдения. Они вас увидят, когда вы поравняетесь со старым каштаном. До этого вы в тени. – Умар взглянул на часы: – Приехали, как и рассчитывали, минута в минуту. Начали.

В тесном микроавтобусе мужчины сбрасывали куртки, под которыми был камуфляж. Двое чеченцев повязали на головы зеленые повязки с арабской вязью. Женщины, перебравшись к зеркальцу, надели парики, превратившись из жгучих брюнеток в блондинок, и тут же не очень умело принялись подкрашивать губы, глаза. Руки у них дрожали.

– Бихлис, у тебя глаз криво подведен. Дай я подправлю.

В светлых пальто женщины первыми выбрались из машины. Умар протянул Бихлис пистолет с массивным глушителем. Женщина привычно передернула затвор, сунула руку с оружием в разрез пальто.

– Что бы у вас ни спрашивали, говорить будет только она, – напомнил Бихлис Умар, – у нее совсем нет акцента.

– Конечно, пять лет в Москве училась, – ответила чеченка в легкомысленном желто-соломенном парике.

Если еще пять минут назад она выглядела как «черная вдова», то теперь смотрелась немного разгульной, но вполне приличной городской женщиной.

– Охрану уложить в первую очередь, – шепнул Умар, – не подведи. Ждать нельзя.

Женщины, пряча оружие под пальто, неторопливо пошли к освещенному крыльцу. Мужчины уже выбрались из микроавтобуса, разобрали автоматы. Нелепо и в то же время страшно смотрелся этот небольшой отряд в безлюдном московском сквере. Казалось, только что мужчины спустились с гор и сразу же попали в российскую столицу. Автоматные рожки были связаны изолентой навстречу друг другу для того, чтобы, как только кончатся патроны в одном, тут же перевернуть его, присоединить второй и продолжить стрельбу. На Умаре и Рамзане были сшитые из камуфляжной материи жилетки, очень похожие на те, что носят телеоператоры. Только из карманчиков торчали запалы гранат с покачивающимися кольцами, патроны и пара ножей. Рамзан задвинул дверцу микроавтобуса и не заметил, как на снег упал военный подсумок, из которого только что достали автоматные рожки.

– Все готовы? – спросил Умар. – Тогда пошли.

Люди двигались гуськом, ступали след в след, так, как привыкли ходить в горах, прячась от преследователей-федералов. У старого каштана Умар остановился и поднял руку. Все пятеро мужчин замерли.

– Сколько там может быть человек? – тихо спросил Рамзан.

– Десять-пятнадцать мужиков и с десяток баб. Если почувствуешь, что мужики настроены зло, решительно, сразу кончай тех, кто нам не будет нужен.

– Мы мигом поставим их на место. Сделают все, что потребуется.

Охранник за стойкой с легким удивлением посмотрел на монитор камеры наружного наблюдения – на крыльце перед входом в студию стояли две молодые, незнакомые ему блондинки. По вечерам посторонние на студию обычно не приходили.

«На машине приехали, – машинально отметил охранник, не увидев на их волосах и пальто снега, – стройные».

Бихлис вдавила кнопку переговорного устройства и тут же отступила в сторону, давая место подруге, прекрасно говорившей по-русски.

– Вы к кому? – достаточно строго спросил охранник, за время работы у него выработался особый стиль разговора с посетителями.

– Мы на конкурс, – потек из динамика взволнованный женский голос, – телеведущих.

– Конкурс проходит днем. Приходите завтра.

– Я понимаю… но так получилось, что мы с подругой только сегодня о нем узнали. Мы хотели бы познакомиться с условиями, чтобы успеть подготовиться. Нам сказали, что условия можно получить прямо у вас, на входе…

Охранник разглядывал женщин на мониторе. На торговых агентов они не походили. Их Балуев велел гнать в три шеи с самого крыльца, чтобы не мешали работе. Насчет тех, кто приходил на конкурс телеведущих, никаких специальных запрещений не поступало. Он порылся в бумагах, среди прочей бесполезной макулатуры – не забранных вовремя писем, газет – оказалось и несколько распечатанных мелким шрифтом анкет для конкурса ведущих.

– Входите после щелчка. Дверь на себя, – охранник вдавил кнопку.

Вошла только одна женщина. Охранник отметил, что глаза и губы накрашены слишком грубо, да и блондинка – крашеная, темные брови выглядывали из-под короткой челки парика.

«Не возьмет ее Балуев к себе на работу. Зря только баба время тратит».

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Вот анкеты, – охранник положил на стойку листки.

– А где ваш напарник? – подходя к стойке и заглядывая за нее, спросила женщина.

– Вышел на минутку, – не задумываясь, произнес охранник заранее приготовленную для начальства фразу, – что же ваша подруга не заходит?

– Стесняется. Сейчас позову.

– Стеснительные в телеведущие не идут.

Бихлис стояла на пороге и держала дверь, не давая ей закрыться.

– Охранник один, иди, – шепнула чеченка.

Бихлис лишь кивнула и прошла в тамбур.

Охранник увидел перед собой зло улыбавшуюся женщину, губы ее нервно кривились. Левой рукой она придерживала полу светлого пальто. И тут глаза его широко открылись. Женщина в криво сидевшем парике выхватила из разреза пистолет с массивным глушителем, и охранник увидел маленькую черную дырочку, нацеленную прямо в его глаз. Он даже не успел вскрикнуть, нажать на кнопку сигнализации, не успел спросить: «Кто вы такие?»

Бихлис без промедления нажала на спусковой крючок. Выстрел оказался почти бесшумным. Пуля вошла точно в глаз охранника и застряла в голове, глушитель сильно уменьшил начальную скорость пули. Охранник осел в кресло, стягивая за собой со стойки бумаги, голова его глухо ударила в стол. Бихлис повернулась и стала с пистолетом на изготовку у выхода в коридор.

До ее слуха долетали обрывки разговоров, она слышала торопливые шаги, звуки открывающихся и закрывающихся дверей.

Женщина, почти не задумываясь, выстрелила бы в каждого, кто показался в проеме, она вздрогнула, напряглась, когда захрустел пластиковый коврик у выхода на улицу, и облегченно вздохнула, увидев Умара. Он вошел – высокий, в камуфляже, с коротким десантным автоматом в руках. За ним, чуть пригнувшись, появился Рамзан. Трое оставшихся чеченцев вошли в натянутых на головы масках с прорезями для глаз.

– Саламбек, закрой железную дверь, – на ходу произнес Умар и подмигнул Бихлис, – ловко ты его уложила.

Саламбек вместе с товарищем закрыли тяжеленную входную дверь и завернули маховик засова. Теперь открыть ее можно было только изнутри.

Умар зашел в коридор решительно. Находившиеся в нем трое сотрудников студии даже не сразу шарахнулись от его автомата в сторону. И только негромкий окрик Рамзана: «На пол, руки за голову!» – заставил их упасть, уткнуться лицами в мягкое ковровое покрытие.

Умар бросил взгляд на табличку с фамилией владельца и спокойно вошел в кабинет. Его люди тут же рассыпались по бомбоубежищу, повсюду укладывая сотрудников на пол.

Продюсер сидел с конвертом плотной бумаги в руках, нервно мял его, ощущая тонкую пачку фотографий. Балуев рисовал ему на листе бумаги, как ему видится расстановка камер при новом оформлении студии. Хозяин вскинул голову, недоумевая, кому это могло прийти в голову зайти в его кабинет без вызова и даже без стука. Он медленно положил маркер, которым только что прочертил жирную линию, сжал пальцами край стола.

Продюсер прикипел к стулу. Даже если бы ему крикнули сейчас «пошел вон», он бы не сразу поднялся.

– Вы… – сказал Балуев и замолчал, поняв, что все сказанное им уже не имеет никакого значения, человек с автоматом может диктовать любые условия.

– Да, это мы, – ответил ему в тон Умар. – Не ждали?

– Не ждал.

– Я не один. Нас семеро, и все вооружены.

Умар глянул на офисный коммутатор и, обойдя стол, вырвал из него все провода, швырнул их в корзину. И тут продюсеру показалось, что Балуев просит его о чем-то взглядом.

«Телефон, он намекает на телефон, – как всякий творческий человек, продюсер тут же додумал ситуацию, – чуть сдвигаю трубку на аппарате и набираю 02. В милиции услышат через микрофон громкой связи, что здесь происходит».

Продюсер, глядя в потолок, потянулся к телефону, но тут же рукоятка десантного автомата ударила ему по пальцам.

– Это кто? – спросил Умар у Балуева.

– Продюсер.

– Продюсер мне не нужен. Пока мне нужны вы.

Балуев понял, что если его не пристрелили сразу, да еще назвали на «вы», то есть шанс уцелеть.

– Кто вы такие? – спросил он, переведя дыхание.

– Неважно. Важно только то, что надо мне. Для тебя важно. – Ствол автомата повернулся к Балуеву. – Сейчас ты включишь селектор и объявишь всем, что студия захвачена и что сопротивляться нет смысла. Что все мои указания должны выполняться сразу. Передачи должны идти так, как шли.

Владелец «Ока» нажал клавишу селектора. Пользовался он им редко, обычно лишь поздравлял сотрудников с победой на фестивале или с праздниками.

– Это я, – произнес он в микрофон. – Студия захвачена вооруженными людьми. Не сопротивляйтесь, не пытайтесь убежать или сообщить наружу о случившемся, исполняйте все их требования, эфир продолжается по графику. Никакой самодеятельности. – Балуев отпустил клавишу и поднял глаза: – Я все правильно сделал?

– Абсолютно.

– А теперь поговорим. Что вам надо? Я человек бизнеса, и лишние неприятности мне ни к чему, – Балуев посмотрел на продюсера.

– Он может оставаться. Секретных планов у меня нет. Включив новости, зрители увидят меня и моих парней. Готовьте студию к эфиру. У меня есть обращение к москвичам, которое я зачитаю.

У Балуева хватило ума и осторожности не спорить, не просить текст обращения, свое теперешнее положение он понимал отлично. Надо будет, ему покажут. У Бахира Бахировича в голове мелькнула крамольная мысль: «Студию в Москве захватили террористы – эта новость пройдет по всем каналам в мире. Такую рекламу за деньги не купишь».

– Хорошо, я сделаю все, чтобы вы вышли в эфир со своим сообщением.

– Обращением, – напомнил Умар.

«Несмотря на автомат, камуфляж, он выглядит интеллигентно, – решил Балуев, – наверняка получил хорошее образование. По-русски говорит свободно, хоть и с акцентом, но слов не коверкает. На переговоры зашел один. Почти не угрожает. Мы договоримся».

– Что будет потом, когда вы выйдете в эфир? – напрямую спросил Балуев.

Умар засмеялся:

– Я бы хотел после этого забрать своих людей и уехать домой. Но это уже зависит не от вас и не от меня. Как только я появлюсь на экранах телевизоров, сюда пригонят и ОМОН, и спецназ. А я не могу позволить, чтобы в следующем выпуске новостей показали, как меня выводят из вашего бомбоубежища в наручниках с мешком на голове. Вторая часть моего плана – секретна.

«Он даже маски не надел – смертник, – решил Балуев, – тут уж не до рекламы. Одна надежда, что он отпустит заложников до начала штурма. Сам штурм не страшен, имущество и оборудование студии застрахованы. Главное – выжить».

– Кто у вас готовит выпуск?

– Собрать их? – Балуев хотел подняться из-за стола, но Умар остановил его.

– Вы оставайтесь. Он справится? – террорист показал на продюсера.

– Он моя правая рука. Я только хозяин. Производство на нем.

– Вот и отлично, – Умар приоткрыл дверь и махнул рукой Бихлис.

Чеченка зашла, сорвала с головы парик и бросила его на пол, пистолет она продолжала держать в правой руке.

– Только что она пристрелила вашего охранника. Ей пришлось это сделать. Посторожи его и никого, кроме меня, сюда не впускай.

– Я помню, Умар.

– Какого охранника? Виктора?

– Я не стала спрашивать, как его зовут.

Бихлис положила руку с пистолетом на стол. От тяжести оружия уже занемели пальцы, но ствол пистолета смотрел на Балуева. Владелец студии заглянул женщине в глаза и понял, что Умар не блефует. Но что случилось со вторым охранником?

– Пошли. И не вздумай дурить, – Умар повернулся к Балуеву, – мои люди уже минируют твою студию. Если пойдет не по плану, мы все взлетим на воздух.

Бихлис и владелец «Ока» остались наедине. Балуев нервно поежился. Спокойствие террористов убеждало его в том, что действуют они расчетливо и хладнокровно, а значит, вряд ли совершат ошибку.

– Нервничаешь? – спросила женщина.

– Немного, – Балуев почувствовал, как страшно хочется закурить, хотя он и бросил два года назад.

– Делай, что тебе велят, и будешь жить.

Владелец кабельного канала натужно улыбнулся:

– Стараюсь.

Бихлис, не выпуская пистолета из руки, вытащила пачку сигарет, бросила ее на стол.

Очень ловко – одной рукой, извлекла сигарету, щелкнула зажигалкой, посмотрев в этот момент не на свои пальцы, а на табличку, запрещающую курить.

– Здоровье бережешь? Жить долго собрался?

– Разрешите возьму? – Балуев приподнял руку.

– Кури, – безразлично разрешила Бихлис и глушителем подвинула пачку, – на оставшееся время здесь курева на двоих хватит и еще останется.

Дрожащими руками Балуев прикурил и затянулся. С того дня, как он бросил курить, почти каждую ночь ему снилось, что он курит, курит, курит… Понимал, что это происходит во сне, и потому пытался накуриться вдоволь до того времени, когда проснется.

«Вот и сейчас я как во сне, – глядя на извивы дыма, подумал Балуев, – можно курить сколько влезет. Интересно, когда все окончится, я смогу снова бросить?»

– У тебя что, дел нет? – взорвалась Бихлис. – Бумаги посмотри, книжку почитай, только не смотри на меня. Мужчина бояться не должен.

– Пистолет можно убрать? – робко поинтересовался Балуев.

– Нельзя, – Бихлис слегка повернула голову, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора, там раздавался женский плач.

Умар уже не беспокоился насчет Балуева. Хватило и нескольких фраз, чтобы понять: хозяин студии сделает все, что от него требуется. Главарь террористов стоял в студии, осматривая декорации. Старый оператор замер возле камеры. За стеклом аппаратной видеоинженер с каменным лицом смотрел на монитор, на котором мелькали кадры рекламы.

– Что тебе надо? – не слишком определенно спросил Умар у оператора.

– Я хоть сейчас готов работать.

– Сейчас не надо, выйдем точно по времени. Ты хороший оператор?

– Плохих здесь не держат.

– Руки не задрожат?

Оператор вытянул руки – пальцы оставались неподвижными.

– Это профессиональное. Я даже во время землетрясения снимал.

– Жди здесь, – Умар покинул эфирную студию.

Его люди уже выстроили у стен коридора сотрудников студии. Мужчины стояли отдельно – напротив женщин. Умар шел между ними.

– Где второй охранник? – он заглядывал в глаза.

– У нас только один, – попыталась соврать бухгалтер.

– Я знаю, что их должно быть два. Где второй?

– Не знаю… Не видел… – звучало в ответ.

Глава 4

Тем временем ни о чем не подозревавший охранник Виктор уже окончил обсуждать встречу Нового года по-французски. Он слышал какие-то далекие голоса в коридорах студии. Но на студии довольно часто бывало шумно, особенно перед выходом в эфир. Это уж потом, во время новостей, в коридорах наступала мертвая тишина. Даже хозяин в своем кабинете говорил тогда полушепотом.

«Так. Хорошо, что Танька про рыбу напомнила, – подумал Виктор, проходясь по клавишам мобильника. Номер своего соседа Клима Бондарева он помнил наизусть. – Дома, он дома, даже если долго трубку не берет. Телефон ищет».

– Привет, Виктор, – раздалось в наушнике.

– Клим, рыбалка не отменяется?

– Пока – нет.

– Вы мотылем запаслись? А то я перед работой на «пятачок» ходил, так у Петровича мотыль уже кончился, а у Федьки мелкий был… – врал Виктор, пытаясь оправдаться перед соседом, которого безмерно уважал за обязательность.

Несмотря на то, что Бондарев называл Виктора на «ты», охранник неизменно обращался к нему на «вы».

Умар остановился напротив ассистентки режиссера, молодая женщина дрожала. Не выдержав взгляда, закрыла лицо руками. Главарь террористов взял ее за волосы, развернул лицом к себе.

– Руки убери. В глаза мне смотри. И ты, Тася, не знаешь, где он?

Стоявшая рядом редактор смотрела на заплаканную ассистентку, с ужасом ожидая, что вот-вот придет и ее очередь.

– Умар, я не знаю, не знаю, где он.

И тут за поворотом коридора чуть слышно скрипнула дверь. Рамзан тут же развернул автомат на звук.

– Ты сказал, что всех собрал? – прошептал Умар Рамзану.

– Всех, кого нашел.

Из-за поворота всего на мгновение выглянула девушка, занимавшаяся набором текстов и титров передач на компьютере. Последние десять минут она провела, держась изнутри за ручку двери в женском туалете, не решаясь оттуда выйти. Она слышала только, как ойкнула ее подруга, выходя в коридор, как кто-то схватил ее, и подруга торопливо выкрикнула: «Там больше никого нет». Выйти после этого стало боязно. Но проходили минуты, и все это стало казаться девушке каким-то дурацким розыгрышем. Не сидеть же весь вечер в туалете! Может, показалось или не так поняла.

Она выглянула в коридор – пусто. Стараясь ступать осторожно, подобралась к самому углу. Она, конечно же, слышала, как кто-то с кавказским акцентом допытывался, где второй охранник, но работала она недавно, начальство по голосам еще не узнавала. Такой вопрос мог интересовать и Балуева. Девушка выглянула, и почти тут же прозвучал выстрел. Пуля, выпущенная из автомата Рамзаном, вспорола панель над самой ее головой.

– Схватить! – крикнул Умар, даже не успев толком рассмотреть, кто выглядывал из-за угла.

Тут же двое его людей в черных масках исчезли за поворотом. Они били прикладами в дверь туалета, за которой спряталась и заперлась девушка.

Заслышав выстрел, Виктор тут же вскочил со стула.

– Погодите, Клим, – торопливо сказал он в трубку, – у нас на студии что-то происходит, кажется, стреляли.

Виктор чуть приоткрыл дверь силовой электроподстанции и выглянул в щелку. Двое мужчин в камуфляже, в масках, выбивали прикладами дверь женского туалета. Но тут же пришлось отпрянуть от двери, по коридору кто-то бежал на помощь ломившимся.

Виктор поплотнее прикрыл дверь и просунул в дверную ручку ножку стула.

– Тут какие-то маски-шоу понаехали. Камуфляж, оружие. Дверь ломают, – сказал он, вновь поднося трубку к уху.

– ОМОН? – спросил Бондарев.

– Не знаю, может, и ОМОН. А может… кажется, кавказцы по говору… – он говорил, прижавшись ухом к двери.

– ОМОН стрелять не стал бы, – уверенно сказал Бондарев, – да и кавказцев туда практически не берут.

– Даже не знаю, что и делать.

– Позвони, вызови милицию. Если это ОМОН, то они будут в курсе. И тут же перезвони мне.

– Я сейчас.

Виктор не сразу сообразил, как с мобильника звонить в милицию.