В стремлении – жить!

Немного успокоившись, девочка понемногу стала отходить назад, а затем бросилась изо всех сил бежать в сторону села. Только добежав до первой улицы, она перешла на шаг, улица была почти пуста, только несколько малышей что-то строили из дорожной пыли. Взрослые были на работе, в поле, на ферме. Немного отдышавшись, Нюра направилась в сельсовет, поскольку точно знала, что там обязательно будет кто-нибудь из взрослых. Заскочив в сельсовет, закричала:

– Дядя Никифор! Мальчишки, мальчишки стреляют!

Никифор Андреевич Решетко, мужчина лет сорока пяти, председатель Тряскинского сельсовета, не отрываясь от написания какой-то бумаги, сердито промолвил:

– Хто там стреляет, шо ты кажешь?

– Мальчишки Кныш, Полухин, Полуэктив и ещё их много стреляют из ружьёв на помещичьей усадьбе, правда, из настоящих ружьёв.

Только теперь, оторвавшись от трудно сочиняемой им бумаги, Никифор переспросил:

– Шо, прям-таки из ружей?

– Я не вру, правда! – божилась Нюра.

– Ну ладно, посмотрим, шо там таке.

Председатель неспешно встал, сложил все бумаги, вышел во двор, где был привязан выделенный сельсовету конь, вскочил в седло, сказав в сторону Нюрки: – Ну, смотри, девка, не дай боже брехня!

Девочка обиженно крикнула ему вслед:

– Правда, не брехня!

Председатель рысью направил коня в сторону предполагаемой стрельбы и через несколько минут был уже рядом с развалинами усадьбы. Ещё издалека, на его удивление, он действительно услышал беспорядочную пальбу.

Подъехав поближе, Решетко неожиданно появился за спинами увлечённых боевыми действиями мальчишек.

– Отставить пальбу! – громко крикнул Никифор.

Вся команда пацанов так и замерла от неожиданного появления взрослого.

Но этой задержки Решетко хватило для того, чтобы скомандовать:

– Всем стоять! Федька, ко мне!

Мальчишки, готовые уже бросится врассыпную, поняли, что бежать и тем более прятаться уже поздно.

Председатель сельсовета спрыгнул с лошади и начал с любопытством рассматривать вооруженных ребят:

– От так вояки. И откуда ж вы всё это наробили?

После того как Кныш неохотно объяснил, откуда они взяли оружие, Никифор Андреевич приказал мальчишкам сложить оружие в одном месте, извлёк из каждого магазина имевшиеся там патроны, сбросил их в валявшийся здесь же небольшой ящик из-под боеприпасов. Потом, оставив Стёпку Полухина возле изъятого вооружения, строжайше наказал ему:

– Даже не смей прикасаться к оружию! Все остальные – со мной, показывайте ваш клад.

Когда он осмотрел всё собственными глазами, то очень был удивлён и озадачен:

– Вот это да! Постарались беляки, всё в смазке и как новенькое. Так, надо вызывать участкового. Федька, садись на коня, найди Тимофеича, нашего участкового милиционера, он должен быть дома. Да предупреди его, чтобы взял с собой харчей, придётся охранять до завтра всё это богатство.

На следующий день из районного центра прибыли две бортовые машины с двумя милиционерами. Когда всё вооружение и амуниция были сложены, машины оказались заполнены под завязку. Обоз, пыля, двинулся от места необычной находки и мимо разочарованной ватаги мальчишек, взглядами провожающих уплывающее от них счастье «битв» и «подвигов».

Так окончилось событие, которое оставило незабываемый след в жизни Ивана Семёновича Полуэктива, да и, видимо, других участников приключения.

Ещё долго каждый из них вспоминал о том распирающем душу восторге владения оружием. Часто, собираясь вместе, с сожалением говорили о том, что всё так быстро закончилось, и недоумевали, кто же это мог сказать председателю сельсовета об их тайне и удаче.

4

Но лето продолжалось.

В свободные часы от домашней работы в саду и на огороде хлопцы придумывали разные необычные состязания и развлечения.

Как-то Ванька и Петька долго купались на речке. Река, которая называлась Кривой, причудливо петляла на всём протяжении своего небыстрого течения, огибала село с трёх сторон. Видимо, первые поселенцы и выбрали это место, используя естественную преграду, построенную самой природой. Русло реки с песчаным дном то значительно расширялось в низких местах, то сужалось так, что можно было добросить камень до противоположного берега. Часто заросли кустов покрывали пологие берега реки, местами оставляя пространство для небольших песчаных площадок, которые и использовались под купание.

Июльское солнце припекало так, что поначалу даже не хотелось вылезать из воды. Друзья долго дурачились в реке, подныривая друг под друга, дёргая то за ногу, то за трусы, то с воплем, высоко выскакивая из воды и потом стремглав улепётывая от товарища. Ванька стал брызгать водой в лицо Петьке, используя свою ладонь почти как поршень в насосе, на что тот, захлё-бываясь струями воды, мог ответить только фонтанами брызг, бешено работая обеими руками. В конце концов они все же выдохлись, выскочили на берег и бухнулись в горячий песок, отдаваясь блаженству тепла и внутренней необъяснимой радости бытия. Но длилось это недолго. Почему-то сегодня больше никто не подходил, и становилось скучновато без вечных придумщиков Федьки Кныша и Стёпки Полухина.

– Что будем дальше делать? – спросил Ванька и Петьку, и самого себя.

– Не знаю, – лениво ответил Петька, – давай подумаем.

Но ничего интересного в голову не приходило. Прошло ещё какое-то время. Петька уже ёрзал на песке и уже давно поглядывал в сторону ближних кустов, вставать не хотелось.

Но организм всё настойчивее требовал освобождения от отработанной жидкости. И тут Петьке показалось, что ему пришла отличная развлекательная идея.

– Слышь, Ваньша! А давай поспорим, что я тебя дальше писну.

Немного стеснительный Ваня удивлённо ответил:

– Ты чо, Петьша? А если кто-нибудь увидит?

– Никого же нет, ты чо, боишься проиграть?

– Да ничего я не боюсь. А на что спорим?

Петька, немного призадумавшись, быстро придумал:

– Кто проиграет, тот пять саженей протащит на горбу победителя до речки.

– Ладно, давай. Вот отсюда, – согласился Ванька, проводя ногой черту на песке.

– Я первый! – крикнул Петька. Терпеть ему было уже невмочь.

Выставив своё главное мужское отличие, он так запустил струю, что она пролетела метра два, а то и больше. Петька, обрадованный наступившим облегчением, хвастливо воскликнул:

– Ха, ну чо, давай попробуй!

Неискушённый в таких делах Ванька встал у черты, напыжился и попытался сделать то же самое, что и его дружок, но неожиданно для него брызги мочи полетели в разные стороны.

– Ой, умора! Чо, дрансбой-то не работает? – засмеялся Петька.

Ванька поперхнулся и только хотел сделать вторую попытку, как из-за дальних кустов тальника показались несколько девчонок.

Лицо Ванюшки моментально окрасилось почти в пурпурный цвет. Он очумело рванулся в сторону речки и с ходу нырнул под воду.

В это время на берегу Петька, схватившись за живот, заливался истерическим смехом и голосил:

– Ой, не могу! Ой, сейчас помру, спасите Христа ради.

Девчонки подошли ближе и с недоумением смотрели на катающегося и задыхающегося от смеха Петьку, занятые своими разговорами, они даже и не обратили внимания на бесстыжее соревнование мальчишек и не поняли, почему Ванька задал такого стрекача к реке.

– Ты что, очумел, Петька? Что случилось? – как всегда спросила самая первая и вездесущая Нюрка Ветрова.

– Ничего, пескарь заскочил в трусы, – нагло ответил приглушённым голосом Петька, продолжая смеяться.

– Ну ты ж и козёл бессовестный, – выпалила Нюрка, хотя и усмехнулась, нагоняя на себя взрослость. В это время её подружки прыснули разом заливистым девчачьим смешком.

Только когда девчонки полезли всей гурьбой купаться и при этом не обращали на Ваньку внимания, он быстро вышел из воды и облегчённо плюхнулся рядом со всё ещё смеющимся Петькой.

– Ну, хватит ржать, не так уж это и смешно, – промолвил Ванька и добавил, – поди ещё кому-нибудь ляпнешь об этом?

– Ладно, не дрейфь, никому не скажу, – поклялся с напускной серьёзностью Петька, но тут же опять зашёлся хохотом. Ванька, заражаясь от друга смехом, прыгнул на него, и они дурашливо начали бороться и кататься по песку.

В конце концов, устав, они блаженно растянулись на тёплом песке и начали рассматривать причудливые формы облаков, наперебой фантазируя о схожести того или иного облака то с головой собаки, то с фигурой человека, то ещё с чем-нибудь.

В это время появился Федька Кныш со своей обычной командой хулиганистых парней. Они все хрустели откусываемыми яблоками, которыми были набиты их карманы и пазухи рубах. Все оживлённо обсуждали удачный набег на колхозный сад и смеялись над сторожем дедом Нечипором, который проспал их налёт, прикорнув в тенёчке развесистого дерева.

– Эй, мелюзга, – сказал Стёпка Полухин, обращаясь к Ваньке с Петькой, – яблочка не хотите?

– Хотим, – быстро ответил Петька, ему уже давно хотелось есть, и яблоки были очень кстати.

– А этого не хочешь, – Стёпка сделал неприличный жест и засмеялся. Вся ватага дружно начала смеяться и подначивать младших.

Петька с Ванькой, не выдержав этого, хоть и шутливого, но достаточно обидного напора со стороны своих постоянных партнёров по играм, схватили одежду и побежали прочь от улюлюкающих пацанов. Кто-то вслед даже кинул огрызок яблока.

Отбежав немного от ватаги, мальчишки оделись и пошли по направлению к селу.

Обида и злость обуревали их обоих. Но больше всего негодовал Петька:

– Вот гады, чтоб им пусто было.

– Жмоты проклятые, подавитесь вы своими яблоками, – продолжал ворчать Петька, обращаясь к уже невидимым обидчикам.

Окончательно успокоившись, Петька вдруг предложил:

– А чо, Ваньша, давай тоже слазим за яблоками в колхозный сад.

– Петьша, у нас же своих полно, да они же ещё и не очень спелые, – слабо возразил Ванька.

– Скажи, что боишься. Эх, ты, трус несчастный! – продолжал гнуть свою линию Петька.

Ванюшке не очень хотелось идти воровать яблоки, но он не мог принять Петькиных обвинений в трусости и сдался:

– Ну, пошли, мозоль ты приставучий, посмотрим, кто трус.

И друзья, немного поменяв направление, двинулись в сторону колхозного сада.

Дорога от места купания до сада, который раньше принадлежал помещику, а теперь был колхозным, занимала немного времени; сначала надо было по тропинке подняться на взгорок, а затем, опустившись вниз, оказаться почти у плетня, а левее находилась пологая балка, идущая мимо всего сада.

Мальчишки решили сразу же опуститься в балку, чтобы оказаться никем не замеченными и выйти к какой-нибудь из дырок в плетне, которых со временем становилось всё больше и больше. Дойдя до ближайшего лаза, они нырнули в него и притаились за первой раскидистой яблоней, надо было осмотреться, нет ли где-нибудь поблизости сторожа деда Нечипора и где яблоки поспелей и покрупней.

Не обнаружив поблизости сторожа, они решили немного углубиться, выбрали, на их взгляд, подходящую яблоню и начали лихорадочно набивать яблоки за пазуху. Увлечённые своим занятием, они поздно заметили появившегося метрах в пятнадцати деда Нечипора, который хоть и был подслеповат, но на таком расстоянии увидел воришек и крикнул:

– Ах вы, бисовы дети, шо ж вы робите!

От неожиданности ребятишки на мгновенье замерли, а затем как по команде бросились, улепётывая со всех ног.

Старик, скорее для острастки, а может, для отчёта перед начальством, пальнул вдогонку мальчишкам зарядом соли. И надо ж было тому случиться, попал именно туда, куда и надо было: как раз немного пониже спины.

Но если Ваньке досталось чуть-чуть, со скользом, то Петька получил в мягкое место достаточно много мелкой соляной «дроби». Почувствовав нестерпимое жжение и боль, Петька взвыл и так понёсся вперёд, что Ванька едва поспевал за ним. Выскочив за пределы сада, мальчишки пробежали ещё несколько сотен метров.

– Стой, Петька! Остановись! – крикнул Ваня, переходя на шаг. И тотчас же с большей силой ощутил жжение в ноге. Ему было и досадно, и смешно, и тревожно за своего друга, который, остановившись, пытался пощупать горевшие ягодицы.

Но это принесло ему только дополнительную, просто невыносимую боль. Петька взвыл, завертелся на месте:

– Уй! Уй! А-а-а! Ванька, больно-о-о, что дела-ать?

Это был сложный вопрос. Кому-то выдавать свои проделки было нельзя. Дома ведь ещё и попадёт за воровство. Хлопцы, а тем более девчата, засмеют.

– Петьша, я от кого-то слышал, что в воду скорее надо. Побежали на речку, в наше укромное место.

И мальчишки рванули к спасительной реке.

В этом тихом месте реки они часто ловили рыбу самодельными удочками, прятали под изогнутым стволом дерева снасти и разные «драгоценные» для мальчишек штучки.

Почти с ходу сбросив с себя одежду, пареньки голышом заскочили в воду.

Через некоторое время, когда боль стала отпускать, Ванька незлобливо стал подшучивать над своим другом:

– Ну что, Петьша, как твой пердомёт, готов ответить ответной стрельбой по деду Нечипору или патроны все вышли?

Но Петька был пока ещё не склонен отвечать тем же, мягкое место ныло и саднило:

– Отстань, Ваньша, не до тебя! – сопел и кривился подстреленный дружок.

Ещё очень часто и долго вспоминали друзья этот злосчастный день, подтрунивая друг над другом, но секрет своего конфуза не поведали никому.

5

Года через два, когда Петька Козаченко в очередной раз получил по рукам линейкой от зловреднейшей (по его мнению) учительницы математики Анны Сидоровны, он вдруг подумал: «Как бы хорошо было влепить ей заряд соли в мягкое место». Он даже расплылся в мечтательной злорадной улыбке, представив Анну Ивановну вопящей и крутящейся вокруг своей оси. И сразу же услышал окрик:

– Козаченко, ты опять витаешь в облаках? Слушай! Нерадивое дитя времени.

Анна Сидоровна была ещё старой царской закваски, и несмотря на то, что уже почти два десятилетия была советская власть, отменившая телесные наказания, она частенько применяла довольно-таки увесистую линейку к особенно хулиганистым и нерадивым ученикам. Никто из детей никогда не жаловался, в принципе, понимая свои грешки, да и боясь получить от родителей куда более жёсткое наказание.

Петька был вертлявым и очень невнимательным учеником. Ваня Полуэктив, сидевший с ним за одной партой, часто помогал ему справиться с нелюбимой математикой, периодически пихал в бок вечно ёрзавшего друга, как бы предупреждая и призывая сосредоточиться на учёбе. В этот раз, получив тычок от товарища, Петька в ответ двинул его локтем так сильно, что Ванька, не сдержавшись, ещё раз подтолкнул друга. Анна Сидоровна, увидев эту возню, громогласно выдохнула:

– Руки на парту, паршивцы! И влепила обоим по послушно вытянутым кистям рук.

Было больно и обидно, особенно Ване, который до этого никогда не отличался плохим поведением в школе и учился хорошо.

Когда они шли после уроков домой, Петька вовсю ругал Анну Сидоровну, пытаясь привлечь на свою сторону Ваньку, который, насупившись, пыхтел и до поры не высказывал своего мнения. Когда Петька озвучил свою мечту о заряде соли для учительницы, Ванька расплылся в улыбке, вспомнив Петьку и себя, отмокающих в реке. Но всё же сказал:

– Петыпа, ты чо, взбрендил? Это же учительница!

Петька не сдавался:

– Всё равно надо отмстить этой злюке!

На следующий день Петька предложил план мести, от которого у Ваньки расширились глаза. Дружок предлагал набить в стул учительницы патефонные иголки.

– Петьша, это же больно. Да и как ты набьёшь, девчонки же увидят и сразу сдадут.

– Ваньша, я всё продумал, завтра мы с тобой дежурные по классу, поэтому придём пораньше, я возьму дома молоток, а ты иголки.

– Какие иголки? Нету у меня ничего, – отнекивался Ваня.

– Не бреши, я видел у тебя старые иголки от патефона, – настаивал Петька.

Действительно, однажды Ваня увидел и попросил эти использованные иголки у секретаря комсомольской ячейки села Миши Селезнёва, который в клубе по выходным заводил для селян чудо того времени: патефон, заработанный комсомольцами в неурочное время на зернотоке местного колхоза.

Иголок было четыре, и они лежали в потёртой коробочке из-под спичек, как редкость, пока ещё не нашедшая применения в мальчишеских делах.

Деваться было некуда, но сомнения и постыдность Петькиного плана заставили вяло сопротивляться:

– А если услышат или увидят? Да и больно же! – с надеждой промямлил Ваня.

Но Петька, воодушевлённый планом мести, ничего не хотел слушать.

– Не дрейфь, Ваньша, придём пораньше. Ты будешь сторожить дверь, чтобы кто-нибудь вдруг не зашёл. Я буду вбивать иголки. Да и уборщица тётя Мотя немного глуховата. Кончики иголок оставлю не очень длинными. Будет больно, но не смертельно, – сказал Петька и злорадно гоготнул.

Козаченко был упрям в своем желании отомстить Анне Сидоровне и смог убедить своего сильно сомневающегося друга.

Утром, войдя в школу, они увидели тётю Мотю, обходящую свои владения с влажной тряпкой:

– Хлопцы, а вы шо ж так рано? – удивлённо спросила она.

– Мы дежурные, нам надо приготовить класс к первому уроку, – сразу же выпалил Петька.

– Вытирайте ноги, а потом проходите, – строго сказала она и как бы про себя добавила, – а я пойду пока крылечко подмету.

Петька чуть не запрыгал от такой удачи, на самом деле он побаивался, что уборщица услышит стук молотка.

Войдя в класс, мальчишки начали поспешно действовать. Ванька быстро прикрыл дверь и на всякий случай воткнул в дверную ручку довольно толстую деревянную указку.

Петька перевернул учительский стул и начал вбивать первую иголку. От волнения руки его тряслись, и он сначала выронил иголку, потом она пошла у него вкось, и несмотря на то, что сиденье было из не очень толстой фанеры, иголка только сделала бугорок, приподняв кончиком слой фанеры. Вторая иголка была вбита нормально, её острый кончик выглядывал миллиметра на три-четыре из сиденья стула. Петька начал уже вбивать третью иголку, но в этот момент входная дверь зашевелилась, и из-за неё донёсся голос тёти Моти:

– Шо вы там стучите? Эй, дежурные. А ну-ка открывайте, кому говорю!

От неожиданности Петька выронил спичечный коробок с оставшейся иголкой. А Ванька прошипел:

– Молоток прячь! Стул подними!

И уже громким, но дрожащим от нервного напряжения голосом сказал:

– Открываем, тётя Мотя! – вытащил указку из ручки и быстро спрятал за спину.

Ввалившись в класс, уборщица грозно вымолвила:

– Шо тут робите, бесенята, шо за стук?

– Ничего, просто я стул уронил, – промолвил ни живой ни мёртвый Петька, одновременно, ногой пытаясь задвинуть упавший коробок под учительский стол.

Это движение не осталось без внимания тёти Моти.

– А ну-ка давай, шо там це таке под ногами?

Это было началом провала их плана мести.

– Да так, ничего, коробочка пустая, – мямлил Петька.

Не дождавшись, когда мальчишка отдаст коробок, тётка наклонилась за ним, для удобства присаживаясь на стоявший рядом стул.

– Это же спички, шо школу задума… Ой, маты моя, шо це таке! Ой!..

В мгновенье покраснев, уборщица вскочила, как ошпаренная, со стула и, оглянувшись на сиденье, заголосила:

– Ах вы, ироды проклятущие! Та шоб вам пусто было. Это надо ж такое придумать! Фулиганы несчастные!

Петька отшатнулся от неё, готовясь дать стрекача, но услышал:

– Стойте, поганцы! – И преградила ему путь к отступлению. А ошарашенный Ванька даже и не подумал бежать, понимая бесполезность этой затеи.

Немного успокоившись, тётя Мотя начала допрос, как она выразилась, «фулиганов». Под напором Мотиных вопросов парнишки сдались, открыв весь секрет своего поступка.

– Вот дурни! Вас же за это из школы могут турнуть. Это ж надо ж, это ж надо ж… – повторяла она и вспоминала, как ей хотелось учиться, но такой возможности у неё не было из-a глубокой бедности её многочисленной семьи.

Потом, видимо, пожалев, решительно сказала:

– А ну давай, Петро, вытаскивай свои гвозди из стула. А ты, Иван, выйди из класса и смотри, скажешь, ежели шо.

Петька долго возился с вбитыми иголками, молотком подбивая их то в одну, то в другую сторону. Видя, что одну иголку, ту самую, которая прошла наискось, не удаётся вытащить, уборщица сказала:

– Ладно, прихлопай её к днищу, а то уже скоро народ пойдёт. И пошли отсюда.

Потом взяла злополучный стул, зашла в учительскую, заменила его на другой, точно такой же. Ещё раз глянула на стул, немного подпорченный, но не очень. Для непосвящённых в эту историю немного выпирающий бугорок означал не более чем маленькое коробление материала.

Поставив другой стул в класс, она вышла на крыльцо и сказала стоявшим недалеко мальчишкам:

– Но не думайте, шо это вам так с рук сойдёт!

Весь день пареньки ждали предстоящих разборок. Но уроки закончились, а их никто никуда не вызвал и ничего никто не сказал.

Проказники покинули класс, на всякий случай быстро проскочив мимо учительской, и вышли на улицу. Они облегчённо вздохнули, поверив в счастливый конец их вылазки.

Наказанье ждало их дома. Но если Ване от родной тёти Марии достались только назидания с просьбами сделать клятвенное обещание, что такое больше никогда не повторится, и племянник от чистого сердца, совершенно не лукавя, дал это обещание, зная, что он постарается именно так и сделать, то вот Петьке, несмотря на все его заверения и обещания, сурово досталось отцовским ремнём по тому самому месту, которое должно было болеть у Анны Сидоровны, но в который уже раз болело и горело у неудачливого составителя каверзных планов.

6

Конец лета 1937 года запомнился Ивану Семёновичу Полуэктиву непонятными и странными для него событиями.

Почти все мальчишки гордились тем, что у них в клубе висели несколько портретов видных военачальников, героев Гражданской войны, раздобытых где-то Мишей Селезнёвым, который просто бредил армией и старался в своей комсомольской ячейке наладить армейскую дисциплину. Но однажды, проходя мимо клуба, Ванька и Петька увидели, как комсомольский секретарь вытаскивает из клуба портреты Блюхера, Якира и Гамарника.

– Миша, ты их куда-то собираешься перевесить? – спросил Ваня у Селезнёва.

На что тот угрюмо ответил:

– Нет, собираюсь выкинуть или сломать!

И добавил:

– Это, хлопцы, враги народа!

– Как так, это же красные командиры? – воскликнул Ванька.

– Вот так, оказались предателями, замаскированными шпионами, в общем, врагами народа. Пришло указание из райкома комсомола – разъяснить вражескую сущность этих людей и убрать, чтобы и памяти о них не осталось, – сказал с досадой Селезнёв. – Да и по радио передают о различных группах врагов народа.

Ванька с Петькой стояли, ошарашенные этой новостью. В это время подошли Федька Кныш и Стёпка Полухин, которые, узнав, в чём дело, предложили комсоргу:

– А давай, Михаил, устроим этим врагам позорную казнь.

На что Селезнёв, махнув рукой, ответил:

– Да забирайте портреты и делайте с ними, что хотите. Но только уничтожьте, чтобы и следа не осталось.

При слове «уничтожить» Кныш злорадно улыбнулся:

– Будь спок, секретарь, это мы с удовольствием!

Забрав портреты, мальчишки двинулись на край села, попутно собирая орудия «возмездия». Федька был мастак придумывать различные каверзные и показательные экзекуции хоть для провинившихся (по его мнению) мальчишек, хоть для «заслуживающих» наказания животных или птиц, а хоть для таких вот неожиданно подвернувшихся портретов «врагов народа».

Примерно через полчаса для публичной «казни» портретов было всё готово.

Сначала в расставленные под кустарником портреты полетели тухлые яйца.

Одно точно брошенное яйцо попало маршалу Блюхеру прямо в глаз и потекло жёлто-серой массой, как будто полководец заплакал от бессилия перед таким издевательством. По крайней мере, так показалось Ване. Ему как-то стало не по себе, но всё-таки он продолжал швырять теперь уже гнилыми яблоками, как и все остальные парни. Потом они по очереди стреляли из рогатки, превращая в месиво толстые листы бумаги, на которых были напечатаны портреты. Дело закончилось «штыковой» атакой и рубкой палками остатков «врагов народа».

Через несколько дней после этого Ваня, войдя в хату, увидел тётю Марию, как-то странно и отрешённо смотрящую на лист бумаги, лежащий на столе.

– Ванечка, твоего брата Федю арестовали. Олена пишет, что предъявляют обвинения во вредительстве на электростанции.

Это было для подростка как гром среди ясного неба. Хотя после того, как брат уехал учиться в Киев, а Ваня больше жил у тёти Марии, они виделись нечасто, но Федя был примером для Ваньки: закончил институт и уже работал главным инженером на электростанции.

– Как же так, тётя? – спросил тихо Ваня. – Этого же не может быть, Федя – вредитель, а?