Нельзя (не) любить

– Думаю, ты сможешь создать не просто праздник, а сказку.

– Думаешь, я принц?

Глава 4. Настя

– Мне хочется в это верить, – беру его за лацканы пиджака и тяну на себя, целую, сама толкаясь языком ему в рот, ощущая, как меня затягивает все глубже. Он не идеальный. Он такой, какой есть. И даже циничность будоражит, ведь это значит, что он сможет научить этому и меня.

Может быть, я тогда дам понять родителям, что давно уже не ребенок.

– Я, скорее, дракон, который хочет сжечь тебя.

– Тогда мне остается только сгорать и получать удовольствие.

– Хорошая девочка. – Он садится за руль, и мы выезжаем на проезжую часть. Я снова и снова задаю ему вопросы.

– А в каком городе? А кто твои родители? А есть браться и сестры? А в чем заключается твой бизнес.

– Можно подумать, ты решила взять у меня интервью.

– Мне же интересно.

– Не сомневаюсь. Но давай сначала пообедаем. С утра крошки не держал во рту.

– А я думала, что сегодня твой обед я. – И откуда во мне это желание пофлиртовать. Но мне так нравится, когда он улыбается, когда его глаза блестят, загораются жаждой, которая поглощает и меня.

– Ты десерт. – Его рука случайно задевает мое бедро, а взгляд скользит по груди, перетянутой ремнем.

– Как пироженка? Знаешь, такая воздушная.

– Не-ет. – Теперь он даже не стесняется. Его пальцы поглаживают бедро, и я невольно раздвигаю их в стороны, словно пытаясь остудить тот жар, что меня охватывает. – Ты как мороженое в кляре.

– Что? – задыхаюсь от его голоса, от его рук, что смело сжимают коленку.

– Есть такой десерт. Шарик мороженого обворачивают сладким тестом и кидают в фритюр. Сначала ты пробуешь корочку, хрустящую, чуть солоноватую, но стоит надкусить, как мороженое буквально тает на языке.

Я отворачиваюсь, не в силах больше смотреть на то, как двигаются его губы, как звучит его голос. Если таким голосом змей соблазнял Еву, тогда понятно, почему она лишилась рая. Любая бы лишилась.

Машину вдруг тормозит, и я не успеваю отстегнуться, как его рука сжимает мою косу, потянув назад, а губы шепчут в самый рот:

– Уже полчаса мечтаю это сделать.

Его горячие твердые губы уносят меня в другую реальность, где плещутся волны и я на них. И чем настойчивее его язык, тем сильнее волны. И стоит второй руке коснуться моей груди, как я тону, захлебываясь в ранее неизвестном ощущении полной окрыленности. Желания принадлежать ему одному. Прямо сейчас. Может быть, поэтому я и не сопротивляюсь, когда с груди рука скользит ниже, когда задирает пуловер и касается обнаженного живота. Где-то на уровне подсознания голос шепчет мне, что я слишком доступна для одного дня знакомства, но в момент оказавшись на его коленях, обхватываю его ногами и отмахиваюсь от этой глупой мысли.

Зачем терять время? Я не ребенок, я женщина, а он мой мужчина.

– Господи, да ты как бенгальский огонек, чуть подожги и взрываешься, – шепчет Ник, поглаживая мне спину, задирая кофту все выше, вжимаясь в промежность стальной плотью, сдавливая грудную клетку своей. – Так, хватит. Я еще сексом в машине не занимался.

Он усаживает меня обратно в кресло и сжимает руль пальцами. А я не понимаю, что произошло.

Сексом в машине. Это получается, я чуть не отдалась ему в машине?

– Так, мы вроде поесть хотели?

– Да. – Что я творю? Что он за дьявол, способный так просто взять то, что я никому никогда не обещала?

– Пошли. – Он выходит из машины, а я за ним, как пьяная. Пытаюсь понять, как так вышло, что я иду с ним в отель.

– Отель? В Москве полно хороших ресторанов, – торможу я у самого входа. Ник не выпускает мою руку, поворачивается и поднимает брови.

– Но ни в одном из них нет такого вида, как в моем номере.

Я вытаскиваю свою руку из его, продолжая поглощать образ мужчины, ради которого готова была спокойно предать то, во что верила. В любовь, которая может продлиться всю жизнь. В то, что мужчина будет ради тебя горы сворачивать. Но я прекрасно помню, что если мужчина ведет тебя в отель, то все закончится так же быстро, как началось.

И я смотрю на Ника почти умоляюще.

– Может, все-таки лучше ресторан? Ты так и не рассказал о себе, а в номере мы будем…

– Продолжим то, что начали в машине. – Он шагает ко мне, а я не в силах оторвать взгляд, отойти или не дать себя коснуться, когда его руки берут мое лицо в плен. – Только не лги, что тебе не понравилось, малышка.

– Не лгу. Просто мне кажется, я не готова побывать в твоем номере сегодня. Может быть, завтра?

– Завтра я улетаю. У меня самолет в семь утра.

Резко. Хлестко. Как пощечина. И лицо становится другим. Словно ему надоело возиться с малолеткой. Словно я не оправдала его ожиданий.

– Ты же купил машину.

– Мне так проще. Не люблю, когда меня везут.

– То есть сегодня мы бы занялись любовью, а наутро ты бы меня оставил? – Эта картинка словно на перемотке перед глазами. Я просыпаюсь, а его нет. И я даже не знаю, как с ним связаться. Сколько таких вот дурочек побывало в его постели.

– Настюш, ну что за глупости. – Его губы на моих. Целуют, уговаривают, и я снова почти готова на что угодно. Только чтобы с ним. – Я бы оставил номер телефона, мы бы созванивались, а потом бы я снова приехал. Или ты ко мне.

– Меня вряд ли устроят отношения на расстоянии, – шагая назад, убирая от себя его руки.

– А я вряд ли ради тебя перееду сюда.

– Ну конечно. Конечно. Мы и знакомы-то всего час. Ладно, мне пора. – Хочу поскорее уйти, а он меня тормозит, вжимает в себя спиной, рыча на ухо:

– А на что ты, Настя, рассчитывала? Что, может быть, я сразу сделаю тебя своей любовницей? Сделаю твою жизнь проще? Куплю нормальную машину и буду обеспечивать? Так для этого нужно показать, на что ты способна. Там, в номере. На кровати, широко раздвинув ноги.

– Прекрати! – пытаюсь вырваться, но его руки как стальные тросы, вжимают меня в себя все сильнее, чтобы я ощутила и его гнев, и силу его желания.

– Чтобы что-то поиметь, нужно это заработать. Или ты думала, что твоя девственность все решает. Если она, конечно, есть…

Поднимаю колено и с силой бью его по голени.

Он отпрыгивает, а я еще и успеваю ударить его по щеке.

– Я не хочу быть твоей любовницей и даже видеть тебя не хочу. Уезжай в свою Швейцарию и любуйся на горы один.

Ухожу в сторону, смотря как он выпрямляется.

– И у меня отличная машина, понял? Самая лучшая!

С этим и убегаю в сторону метро, чтобы добраться до своего общежития, где теперь вместе со Светкой могу с полной уверенностью говорить, что все мужики козлы.

Глава 5. Настя

Ну какая же я все- таки дура. Никогда я еще не чувствовала себя так, словно на меня ушат помоев вывалили.

Это он, получается, думал, что я к нему в любовницы напрашиваюсь, что играла в дурочку ради его денег?

Скотина! Урод!

А я тоже.

Повелась на крепкое, мужское тело, словно никогда таких не видела. На тело старика! На речи его завлекательные. Да меня не один парень так не привлекал, таких чувств не вызывал, но все равно, чем думала?

Добежав до метро, я еще и на поезд не успела. И теперь не сидеть мне горевать у окошка, а стоять и ждать следующий под внимательными взглядами окружающих. Ну всем же интересно, чего это девушка плачет. Для них всех моя проблема ерундовая, а мне вперед шагнуть хочется, исчезнуть.

И я ведь отдалась ему почти. Там, в машине, очень явственно ощущала свое желание. Оно кружило меня в вихре, дышать не давало. А теперь стыд душит. Слезы потоком.

Реально повелась, как дурочка.

Приезжает следующий поезд, и я, забежав в вагон, усаживаюсь в дальний угол, натянув на себя скорбную маску. Если бы о моей оплошности узнал отец, упреками бы обсыпал. А дядя бы высмеял. А дед бы только покачал головой, мол ничего другого он не ожидал от меня.

Все они учили меня быть скрытной и сдержанной. Особенно имея такую известную фамилию.

Даже появилось злорадное желание, чтобы этот франт узнал, что я не бедная студентка из общежития, а наследница одной из самых богатых семей России.

Просто меня так достала опека деда и отца, а квартиру они покупать мне отказались, что пришлось отправиться, как все студенты, жить в общагу.

Мама конечно помочь хотела. Она у меня золотая. Но зачем я их сорит буду.

Вот и моя станция. Выхожу и тут же врезаюсь в парня. Сразу внутри боль всколыхнулась. Он тоже пахнет сигаретами. Но дешевыми.

– Простите… – пытаюсь отойти я, дать ему пройти. Но он берет меня за локоть, и я оборачиваюсь.

– Настя? Да? Я тебя помню.

– Точно. Женя из автомастерской. – вспоминаю я развязного парня, отдавшего мне ключи. Сейчас он в обычных спортивках и лонгсливе.

– Скажи, судьба?

Вот уж точно, встретить двух парней из таких разных миров, которых видела в салоне, судьба. Только понятно, что ни к чему хорошему она не приведет.

– Мне надо идти, Женя.

– Так давай провожу.

– Не надо. Мне тут пять минут.

– Так ведь и мне, – увязывается он за мной, а мне настолько пофиг уже, что я просто вперед плетусь.

– А ты плакала? Обидел кто?

– Слушай, ты либо молча идешь, либо на поезд садишься и сваливаешь.

– Все, понял.

Он остается и провожает до самой общаги. Иногда какие-то слова говорит, но я не слушаю, а еще на звонки отвечает, договаривается о ремонте машин. И тут вдруг ругается. У самого входа.

– Бл… Телефон сел. А мне позвонить срочно надо. Можно твой взять?

– Что? А, да. Держи, – достаю свой айфон и протягиваю ему.

Он присвистывает, разглядывая недешевую игрушку и набирает какой-то номер. Долго звонит, но ему так никто и не ответил.

– Эх. Спасибо, Настя. Может быть, еще раз…

– Пока, Женя, – машу рукой…

Ну вот почему с такими хлыщами мне просто разговаривать. Наверное, потому что не о чем. Они считают, что неотразимы и их хочет любая. Но ведь и Николас такой же. Так почему я так просто повелась на его внешность, на его мужественность, забыла заглянуть за резную дверь, остановившись у самого порога. И ведь могла угодить в такую ловушку, обрасти такими проблемами.

Дед бы конечно все решил. Но стыдно…

В общем, главное, чтобы мама не узнала. Мне порой кажется, она меня насквозь видит. Я как-то с подругой поругалась. Из-за парня причем. Он мне даже не нужен был. Просто валентинку подарил в школе, а подруга в волосы вцепилась предательницей обозвала. Это было утром, а вечером за ужином мама уже сканировала меня и требовала объяснений.

Да все меня, как открытую книгу, читают. Вот и Николас прочитал. И переводчик не потребовался.

Зайдя в комнату, плюхаюсь на кровать и почти моментально засыпаю. Будит меня напевающая под нос Светка.

– Привет. Ну что? Как твой принц на черном тигуане? Блин, он, конечно, отпад. Хочу знать все в мельчайших, самых грязных подробностях.

– Да так… Погуляли, потом он меня в отель повез свой.

– Ого! Так вот сразу, – выпучивает она глаза свои карие. – А ты так просто к нему поехала? Вот уж и тихоня…

И тут она на время смотрит.

– А чего так быстро? Я, если честно, думала, тебя до утра не будет. Леху позвать хотела.

– Давай не сегодня. Я через пару дней все равно из города уезжаю, натрахаетесь вволю.

– Да погоди, ты ж не ответила.

– Да не было ничего у нас. Я что, совсем дура к нему в отель пойти. Вернее…

– Что?

– Ну я, может, и пошла бы. – Уж если говорить, то все как на духу. Светка, чай, не чужая. – Но он начал грязью меня поливать, посчитал, что раз я такая доступная, то повелась на его миллиарды.

– Так че не сказала ему, кто ты?

– Серьезно? Может, еще и брак нужно было предложить по расчету, чтобы капиталы объединить? Да я видеть его больше никогда не хочу.

– Да-а, дела. Хочешь выпить?

– Хочу есть, если честно, – тянусь я, ощущая, как ноет желудок. – Он меня даже в ресторане не покормил, а уже шпехаться повез.

– Почему шпехаться? – рассмеялась Светка.

– Ну так немец он. Лучше бы и дальше врал, а он решил откровенным быть. Мол завтра самолет у него, а потом будем типа видеться. Если хорошо поработаю. Короче, мерзость…

Светка тащит меня в кафе на набережной. Она хоть и ела до этого, все равно не отказывается от большой порции картофеля с мясом. Я же уминаю бифштекс и салат.

После того как желудок набила, легче становится. Господи, это ж надо так убиваться.

Ну познакомилась я с мужчиной, ну поцеловалась. Кстати, поцелуй был действительно замечательный. И я обязательно сохраню в памяти эти ощущения, но без конкретики. Целоваться приятно и точка.

Уже через неделю я забуду этот нелепый эпизод и вспоминать не буду. Ни рук красивых, ни пальцев опытных, ни такой стремительный ответ собственного тела.

Так и происходит. Обида утихает, жизнь возвращается в свою колею. Я закрываю последние дела в универе, чтобы наконец вернуться к родителям и братьям. Их у меня двое. Близнецы и такие шумные, что хоть волком вой. Но умные. Такие вещи в свои девять лет конструируют, что порой рядом с ними тупой себя ощущаешь. Особенно если умничать начинают.

Пару дней мы собиралась и уже на все лето махнули к бабушке с дедушкой в Усть-Горск. Перед отъездом мелькнула вспышкой мысль, что я бы не поехала, уговори Николас меня остаться. Предложи поехать смотреть на горы в его доме. Ублюдок! Не буду о нем больше думать! И установку то я себе дала строгую, но это как на диету сесть. Сорваться можно…

А я и срывалась. Но только по ночам позволяю себе вспоминать.

Словно сама ковыряю только что заросшую корочкой ранку, пуская себе кровь. Зачем? Я и сама ответить на этот вопрос не могу. Просто, оставаясь в тишине, в своей комнате, окунаюсь в мысли с головой, думая о том, что случилось бы, не поведи он себя как мудак. Куда бы занесла меня моя мимолетная страсть. Такая, что стоит вспомнить – и внизу живота сладкое тянет. Тело помнит, тело ждет продолжения. Но я ведь знаю, что его не будет. Можно верить в судьбу, но я вряд ли еще раз его увижу.

Очередная бессонная ночь в думах и фантазия и очередной ранний подъем. И почему я думала, что в Усть-Горске высплюсь как следует?

Глава 6

Глаза разлепляю от солнечного света, который стремительно сменяет приятную мглу спальни.

– Настюш, уже восемь, сколько спать можно. Я ж соскучилась.

– Бабуль, – отворачиваюсь я и накрываюсь подушкой. – Ты хотела сказать, еще восемь. Я поспать хотела.

– Ну мало ли чего ты хотела.

Ну конечно… О чем я вообще.

В этом доме с чужим мнением не особо считаются. Есть некая иерархия, и дети там в самом низу. Причем возраст не важен. Есть дедушка. Борис Александрович Распутин. Владелец металлургического комбината, расположенного слева от города и по сути кормящего всю страну. Грозный дядька, но смешить даже умеет. Так вот ему никто никогда не перечит. Есть бабушка Нина.

Чудесная женщина, но мнение мужа для нее главное, и эта слепая преданность бесит. Нельзя же такой быть. Двадцать первый век на дворе. А здесь как будто время застыло. Не движется совсем. Вон даже обстановка, далека от современной.

Вот у родителей все иначе. Они на равных. Я тоже так хочу, чтобы никто никому не указывал, что делать, как жить, во что одеваться.

Но они весьма отлично отыгрывались на мне и братьях. Наверное, за все те годы, когда над ними верховодил дед. Впрочем, продолжаем с переменным успехом.

– На пенсии выспишься. Вставай. Ты же помнишь, пока вы все здесь, завтракаем и ужинаем вместе.

Я выглядываю из-под подушки. Бабушка с улыбкой склоняется ко мне и ударяет по заднице. Вот тебе и пенсионерка.

На самом деле гены у меня что надо. Что бабушка, что мама очень красивые. Небольшие носы, раскосые голубые глаза и красивые русые волосы. Да и с фигурой повезло, что уж тут говорить. Хотя мы с мамой спортом занимаемся, а бабушка походы любит.

А вот по мужской стороне… Ну не могу я объективно назвать отца и деда красавцами. Дядя и братья тоже. Нет, в них есть стержень, озорство, особая магия. Но не красавцы, чего таить.

Остается радоваться, что хоть в этом я всем им выигрываю. А то все такие умные, что тошно.

– Настя, – доносится из-за двери, и еле-еле поднимаю себя, чтобы хотя бы откинуть одеяло.

– Да иду я, иду.

Завтрак в восемь тридцать. Можно еще поспать.

– Настя!

Я поднимаю себя еще через пять минут, быстро принимаю душ и надеваю простой спортивный костюм голубого цвета на молнии. Прогуляюсь потом. Погода-то отличная.

– Всем доброе утро! – здороваюсь я, спускаясь по лестнице.

Меня все приветствуют. Каждый в своем духе. Дед отвлекается от газеты на мгновение, отец машет, а мать улыбается. Братья кивают, продолжая о чем-то горячо спорить. Мой дядя, почти мой ровесник, весело хмыкает. Он сын бабушки и дедушки. Родился на два года раньше меня. Но считает, что уже познал все тайны этого мира. Не зря же имя ему дали такое дебильное. Платон. Плат, если коротко.

– Привет, племяшка.

Да-да. Наверное, именно общение с ним сделало меня закаленной по части парней. Особенно тех, кто глаз на меня положил. Нет, Плат никогда ни словом, ни действием не оскорбил меня, но издевался знатно, демонстрируя мне и всему миру, что именно он его король. Наверное, тяжело жить с бременем, что ты единственный родной сын такого человека, как Распутин. Но если бы его хоть немного держали в узде. А то такое ощущение, что дед всю строгость растерял на старших детях.

Моих родителях. Да, я сама была не в восторге, когда узнала, что они брат и сестра. И пусть отец Ярослав не родной, но все равно они вместе росли. Дикость полная. Когда они сбежали и поженились, дед отказался с ними общаться. Простил только год спустя, когда меня привезли и скандал замяли.

Зато маме фамилию менять не пришлось.

– Привет, Настюш.

– Маша, привет, родная. – Домработница этого дома, почти еще одна бабушка, тепло улыбается. Вчера я увидела ее мельком, поздно прилетели, а сегодня улыбаюсь в ответ. Обнимаю, чувствуя привычный запах меда. – Можно мне блинчиков?

– Конечно, детка. Как твоя учеба? Все получается?

– А чего там не получаться? Ты бы еще на менеджера учиться пошла. А то чет высоко замахнулась, ин яз. Педагог!

– Платон, за языком следи.

– Не затыкай мне рот. Ты сам говорил, что это ее преподавание недостойно семьи Распутиных. Так че, я в собственном доме сдерживаться буду?

Бабуля пытается смягчить обстановку, вступаются отец, мать. Спорят, как обычно. А я? А мне все равно. Я всегда была не такой, как все они.

Мне никогда не хотелось успеха, признания, побед больших. Вообще быть частью этой элитной семьи довольно сложно. Порой кажется, что дед считает себя чуть ли не дворянином, а мы должны соответствовать этому высокому званию.

Только вот я не хочу. И когда меня в фигурное запихнули, я отпахала положенное на мастера спорта и уже на следующий день коньки выбросила. Потом эта экономика. Цифры. Никогда не любила считать деньги, может, потому что не нуждалась. В общем, отец-то меня поддерживал, но главным в семье все равно был дед, и именно с ним были конфликты.

А мать… Мама защищала меня как могла. Наверное, только благодаря ей я и смогла противостоять ему. Вырваться и поступить куда хочу. Если уж честно, она единственная никогда не сдерживала моих бунтарских порывов.

– Кстати, если я не заслуживаю такой высокой чести завтракать за одним столом с королем, могу уехать. Прямо сейчас, – смотрю в глаза деду, на что он фыркает только.

– Ерунду не говори. И так вижу тебя раз в год. Никто тебя не осуждает.

– Ну-ну, в семье не без урода, – усмехаюсь и принимаюсь за блинчики. Шикарные. Тонкие. Нигде таких нет. Но аппетит здесь способны испортить в два счета.

– Да ладно прибедняться. Ты же симпатичная. Целибат когда снимешь?

Эта издевка. Она становится последней каплей. И не было бы истории с Николасом, я бы как обычно спустила все на тормозах. А тут выходит я почти сняла целибат. По своей дурости. Дура может и я, а пришибить хочется дядю.

И что я делаю. Бросаю в Платона яблоком. Тот уворачивается, хоккеист как никак, и оно попадает в вазу. Звон оглушительный, и я невольно смотрю на мать.

А все на меня. Такая тишина вокруг, словно я разделась и стриптиз начала танцевать. И кожа горит от стыда.

Но мама и бабуля смеются, смягчая тяжелый, густой воздух.

– Думаю, папа с мамой будут мечтать, чтобы эти три месяца закончились побыстрее.

– Ну вот еще, – говорит бабушка, поднимаясь и целуя меня в макушку. – У нас давно не было так весело. Ну что, Насть. Пробежимся по лесу?

– С удовольствием. Только девчонкам убраться помогу.

Приходят горничные, и я с ним болтаю и убираю осколки. Хорошие девчонки. Лиза, Надя, Катя. Чуть старше меня и всю жизнь в Усть-Горске провели. Вот уж тут я сочувствую. Я бы с удовольствием весь мир объездила. Но кто меня отпустит. А я конечно бунтарка. Но историй про одиноких девушек в Европе мне рассказали не мало. Словно вынуждая понимать, как будет мне хреново, если семью предам.

– Мам? – захожу я к ней в комнату уже после обеда. Пробежка с бабушкой прошла в мимолетной болтовне о том, что изменилось в городе. И конечно ничего.

Мама только с Ледового пришла. Девчонок там тренирует. Она и меня тренировала. Но нечасто. Не могла на меня давить, а я без этого каталась со скоростью улитки. – Давай волосы расчешу?

Она улыбается, усаживается поудобнее возле зеркала и подает мне расческу. Ох, как я в детстве любила это дело. Особенно, если капризничала сильно. На каток не хотела ходить. Я таким вот образом извинялась.

– Расскажешь, что с тобой?

– А что со мной? – смотрю ей в глаза через зеркало. И словно вижу, какой стану через двадцать лет. Одно ведь лицо. Поразительно.

– Не знаю. Вспылила на Платона. Обычно ты спокойнее принимаешь его тычки. Сама знаешь какой он.

– Кто ж виноват, что он растет таким пустым. Отец не такой, а ведь тоже сын как бы…

– К Ярославу всегда отношение было другим. С ним папа был требовательнее.

– Ну вот и с этим надо было так же. А то устроился на все готовенькое. Даже думать не хочет.

– Ну ты тоже не права. Он заводом управлять будет.

– Да ну тебя. Там уже давно все на автоматике. Это как машинкой стиральной управлять. Только тупой не справится.

– Не согласна с тобой в корне, но ты от ответа ушла.

Я глаза отвожу. Вот же мама. Все знает. Но и отвечать не хочется. Признаваться в своей такой вот беспросветной тупости не хочется. И вдруг замечаю на столике журнал со свадебными платьями и ловлю этот спасательный круг.

– А кто у нас жениться собрался?

– О-о, как же я забыла тебе сказать. Мы с твоим отцом решили свадьбу сыграть. Повенчаться. Снова. Только уже на общее обозрение. Будет настоящий пир на весь мир.

Глава 7. Николас

Мне редко что-то снится. Обычно неясные образы, впечатления пройденного дня. И только последний месяц она. Пусть в тумане, пусть словно на большом расстоянии. Но все равно. И вот с чего бы? Обычная русская девчонка, которая очень хотела ко мне в постель, которую я сам очень хотел. Но я ведь не животное, чтобы не справляться с порывами. Чего-чего, а секса мне всегда хватало.

Я открываю глаза, вперившись в потолок с красивыми цветными лампами. Такими же цветными, как бахрома на сумке Насти. Настя… Я ведь мог ее трахнуть. Если бы не завел тот разговор, она бы точно пошла со мной. Что-что, а в уши лить я умею. Так что же меня смутило? Неясная, но явная схожесть с другой русской девчонкой, которая однажды меня бросила? А может, страх снова влипнуть и зависнуть в любви, от которой я когда-то отказался?

Любви, скажешь тоже.

– Ник, если проснулся, завтрак готов, – заглядывает в спальню соблазнительное видение в моей же рубашке. Но вместо улыбки Ингрид получает упрек.

– Я, кажется, просил мои рубашки не надевать. Они потом пахнут твоими духами так, что не одна химчистка не справляется.

Она поджимает губы и прямо при мне снимает ее, бросая на пол. Но спокойно, без истерики. Она вообще к ним не склонна. В этом Ингрид хороша и как помощница, и как любовница.

И я радоваться должен, но в голове до сих пор гул от крика Насти, и в ноге ноющая фантомная боль, хотя времени прошло немало. Странно.

– Завтрак на столе. А тебе надо сменить химчистку.

– Вот и займись этим, – поднимаюсь я и иду в душ, пока Ингрид ждет в проеме. Ждет, что позову с собой, но ночных утех с нее достаточно. Не хватало, чтобы она еще на работе была уставшей.

В душе мысленно намечаю встречи на день и придумываю заранее вежливую фразу, чтобы остаться в квартире одному. Нет, Ингрид не назойливая, просто порой кажется, ее слишком много в моей жизни. На работе. Здесь. Уже и мать начала интересоваться, поженимся ли мы. Ей Ингрид нравится. Во-первых, из обеспеченной семьи, во-вторых, с хорошим воспитанием. У меня сама мать была такой. Более того, она была секретарем отца, когда забеременела мной.